Воспоминания

Я открываю глаза и прищуриваюсь от ужасно яркого света, что пробивается в комнату сквозь окна. Мои глаза медленно фокусируются на мире вокруг меня, и я смотрю, как пылинки танцуют в воздухе. Ночка прошла с легкостью, и я даже не уверен почему. Годы я просыпался от кошмаров или, что похуже, от ночных ужасов. Вот они уж самые ужасные. Это сны, которые затаскивает тебя так далеко и демонстрируют твой самый жуткий страх — и все это настолько реалистично, что у тебя не получается проснуться. Однако мой сегодняшний сон был полон воспоминания ой голубоглазом парне. Джейс. Я поднимаю свою отдающую болью руку и слегка прижимаю ее к губам. Я улыбался вчера. Я даже не могу припомнить, когда в последний раз был настолько счастлив, чтобы улыбнуться. Это было настолько хорошо, но оно не продолжалось долгое время. В данным момент я вернулся в реальность, в мой дом и в мою дерьмовую жизнь. Вчерашний день оказался ничем большим чем чистейшей удачей. Чем-то, что, вероятно, никогда более не повториться; мне следует это отпустить, иначе я позволю себе остановиться и ждать повторения чего-то подобного. Звук хлопанья дверью эхом раздается по всему дому, а далее слышно грозное рычание. Маркус зол — и даже очень. Мое сердце будто останавливается, когда я слышу топот его ног в холле, приближающийся все ближе и ближе к моей комнате. В считанные секунды дверь распахивается и Маркус подбегает ко мне в два шага.       — Ты, говнюк мелкий, мне только что позвонили из школы и сказали, что вчера ты ослушался и убежал от учителя! — кричит он. Мои глаза расширяются в страхе. Я был таким идиотом и не предположил, что школа доложит вчерашний инцидент родителям. Неужели я правда думал, что мне удастся выйти из воды сухим? Наверное, я вообще мозгами нее шевелил: я был настолько покалечен и грустен, да и все, о чем я мог думать, — это о скорейшей кончине всего в моей жизни. Честно говоря, я даже не подозревал, что окажусь в таком дерьме сегодня. — Я-я могу объяснить! — выкраиваю я, как только Маркус берет мои волосы в горсть и резко вытаскивает меня из кровати и из комнаты. Сдавленный крик вырывается из моего горла, когда меня тащат за волосы через весь коридор на кухню, где уже мою голову отпускают, и та ударяется о холодный пол. Прежде чем мне удается собраться, я ощущаю, как рука Маркуса захватывает ткань моей рубашки и поднимает для удара. Я падаю еще разочек, но на сей раз я немедленно пытаюсь перевернуться на живот и уползти. Я считаю, что, возможно, мне удасться убежать и что он уже закончил, однако мои глаза закрываются в страхе, когда я чувствую его руку рядом с лодыжкой, чтобы подтянуть меня назад и болезненно ударить в пах. — Маркус, прекрати! Он освоил урок! Он никогда больше не будет делать это! Правда, Кай? — кричит моя мама как только прибегает на кухню — полуодетая, пытаясь оттащить Маркуса. Я уже собираюсь повернуться, дабы попросить ее постоять в стороне, но уже поздно. Маркус качается, и я со слезами на глазах наблюдаю, как его кулак касается щеки мамы. Она падает на пол, плача и держась за плечо, а я ощущаю внутренний взрыв ярости. Никто не посмеет причинить вред моей матери. Со всей силой, которая еще осталась в теле, я поднимаюсь на ноги и бросаюсь на ничего не подозревающего Маркуса. Он вскрикнул от удивления и упал как-то под мои весом. Я ни секунду не колеблюсь, прежде чем отомстить. — Не смей. Трогать. Ее! — я кричу и начинаю со всей сили бить его по лицу, превращая его рожу в кровавое месиво. Когда я наконец встаю, я обозреваю кашляющего, исступленного Маркуса, лежащего на полу — окровавленного и полубессознательного — и я мгновенно чувствую этот ноющий узел внутри моей груди. Я чувствую, что должен плакать, но я не собираюсь тратить слезы на этого никчемного человека. Я спешу к холодильнику и достаю из морозильника пакет со льдом, который у меня был заложен на экстренные случаи и для себя, и несу это моей плачущей матери. Осторожно потянув ее руки от ее лица, я прижимаю холодный компресс к ее щеке и смахиваю прочь последние слезы, пытаясь посмотреть ей в глаза и увидеть ту самую мать, по которой я так сильно скучаю, но все, что я вижу, — это разбитая оболочка некогда бывшей радостной женщины. — Пожалуйста, ради Бога оставь его! Уходи отсюда и не приходи назад, — мягко говорю я. Она немного покачивается, пытаясь встать, а затем, не говоря ни слова, обнимает, кладет лоб мне на плечо и рыдает: — Мне очень жаль, Кай. Я мгновенно обнимаю хрупкую женщину и целую ее в макушку. — Я буду в порядке, мама. Я не виню тебя, обещаю. Она кивает и отступает, глядя на меня и почти как некогда бывшая моя мама, и говорит: — Но куда ты пойдешь? Я думаю об этом и понимаю, что на самом деле у меня ни единого представления. Да и честно говоря, мне будет все равно, пока Маркуса там нет. — Просто знай, что я буду в безопасности, и ты можешь позвонить мне, если я тебе понадоблюсь. Она смотрит на бессознательное тело Маркуса и снова кивает. Я оставляю ее на мгновение и бегу обратно в свою комнату, где беру спортивную сумку из шкафа и начинаю набивать в нее одежду и все остальное, что мне нравится или нужно, и застегиваю молнию. Мои глаза в последний раз осматривают маленькую комнату, и я, кажется, в восторге. Мне больше никогда не придется возвращаться в эту тесную комнату, в эту помойную дыру, что когда-то была моим домом. Вернувшись на кухню, я вижу, что моя мама убрала остатки крови и переместила Маркуса на диван в гостиной. Я обнимаю ее в последний раз, а затем она говорит мне подождать секунду и исчезает в коридоре, ведущем в ее и Маркуса спальню. Через несколько секунд она возвращается с пачкой денег, говоря, что их должно хватить, пока до меня потихоньку не доходит, что делаю. Я благодарю ее и выхожу через парадную дверь, не собираясь более возвращаться. — Спасибо, Мэтт, ты спасатель, — вздыхаю я с облегчением, когда из-за угла появляется парень в темно-синей толстовке с капюшоном и протягивает мне небольшой мешочек, наполненный моим любимым зелененьким. — Конечно. С тебя двадцатка. Я передаю ему деньги, и мы расстаемся. Не то чтобы я сплошной наркоман, просто мне это действительно нужно прямо сейчас. Со всем стрессом и ухудшением моей депрессии. Что мне может сделать малюсенькое количество травки? Я иду, не задумываясь о каком-нибудь конкретном пункте назначения, и небрежно потягиваю бутылку виски, которую купил в местной Tesco. Как же хорошо быть восемнадцатилетним и иметь возможность покупать выпивку. Черт, как хорошо быть восемнадцатилетним и иметь возможность просто взлететь и исчезнуть и иметь возможность позаботиться о себе. Под моими ногами приятно ощущается дорога, а яркое голубое небо заставляет меня думать, что теперь мне, возможно, станет лучше. Я делаю еще глоток. Если бы мама меня послушала, то ее бы уже не было в этом доме. Маркус исчезнет из наших жизней. А что, если она останется? Довольно ли она глупа, чтобы остаться с ним, несмотря на то что он ударил ее и практически выбил из меня все живое? На самом деле меня это не удивило бы. Мама не умеет меняться, если это означает, что ей приходится контролировать свою жизнь. Еще глоток. Интересно, что же сейчас делает Джейс? Интересно, думал ли он обо мне с прошлой ночи? Может, он полностью забыл обо мне и наслаждается летними каникулами, не думая о мальчике, которого он даже не подозревает, что спас? Да, Джейс спас меня. Вчера ему удалось остановить меня от самоубийства, а даже и не думал, что что-то способно изменить мое мнение. Я стою посреди моста и из любопытства отхожу в сторону и выгляжу через край. Я довольно высоко, и вода внизу мчится: течение сильное, а вода глубокая. Я действительно не знаю, из-за чего мне так хочется, но я подтягиваюсь на теплые металлические перила и закидываю ноги так, что начинаю болтать ими в воздухе. Это опасно и глупо, но мой подвыпивший мозг плохо соображает. Я чувствую себя зомби, безнадежно тащащим свой безжизненный труп. В скором времени времени алкоголь теряет свой вкус. Вытаскиваю мешочек и свою крохотную трубочку. Втирая немного зелени в трубку, я зажигаю ее и глубоко вдыхаю, глядя на ярко-синее небо усталыми глазами. Этот цвет напоминает мне глаза Джейса. Но его синий цвет более сияющий. Его глаза светятся, сверкают и хранят в себе столько жизни. Я бы так хотел знать, каково это чувствовать себя таким счастливым и живым, когда люди думают обо мне таким образом, когда смотрят мне в глаза. Но я видел себя. Все, что кто-либо когда-либо видит, — это уродливого, покрытого шрамами, грустного мальчика с мертвыми глазами. Я меняю бутылку на трубку, глубоко вдыхая. Мой разум сейчас переполнен различными мыслями, и все, что я хочу сделать — это снова поговорить с Джейсом. Я кое-как вынимаю свой телефон, пролистываю все свои контакты и нажимаю на его имя. Я просто очень надеюсь, что он приедет и что предложение позвонить ему было реальным. Что он не был просто вежлив с подавленным мальчиком. Я беспокоюсь, что после первого звонка он не ответит, что, возможно, его раздражает то, что я действительно думал, что смогу ему позвонить. На втором гудке я начинаю бояться и сомневаться в том, что делаю, думая, что мне нужно просто оставить его в покое. Но он отвечает на третьем гудке, прежде чем я успеваю повесить трубку. — Привет? — Это великолепное чувство трепета возвращается при звуке голоса Джейса. Некоторое время я молчу, не зная, что сказать. — Э-э, привет. — Это кто? — неловко спрашивает он. — Эээ… Это я… ээ… Кай», — говорю я тихо. Далее меня он осыпает извинениями за то, как не сразу понял, как вчера он не записал мой номер, поэтому он не узнал звонящего. — Все нормально, — еще один глоток, еще одна затяжка. — Что случилось? Все в порядке? Я обдумываю это. А все ли у меня порядке? Я, может, и счастлив быть вдали от Маркуса, но что мне теперь делать? Страх начинает охватывать меня, когда я понимаю, что мне, возможно, негде будет переночевать сегодня. Что я, возможно, не смогу позволить себе никакой еды спустя пару дней. Что вся моя жизнь может рухнуть, если я не научусь выживанию. — Нет, не совсем. Не мог бы ты подойти ко мне? Я-я на главном мосту неподалеку от города, — я мысленно браню себя за большую часть своих слов. — Думаю, я знаю дорогу. Я уже в городе, так что дай мне пятнадцать минут, — быстро проговаривает Джейс. Затем он сбрасывает трубку, и я снова погружаюсь в свои мрачные мысли. Мои глаза смотрят на воду, текущую подо мной. Забавно думать, что есть вероятность летального исхода, если я прыгну вниз прямо сейчас. Я могу прыгнуть, и никто этого не заметит. Я бы исчез из мира, и это не имело бы ни малейшего значения, потому что жизнь продолжается, а Земля продолжает вращаться. Без меня мир был бы намного лучше. Мне нечего делать, и я не такой уж великий человек. Черт, у меня нет друзей, нет семьи, и теперь я остаюсь с небольшой суммой денег и без дома. В чем смысл чего-либо еще? Однако я думаю об этом и понимаю, что у меня есть одна вещь — Джейс. Он уже идет сюда, и, может быть, очень расстроится, не застав меня здесь. Дойдет ли до него? Пожалуй. Он парень сообразительный. И я вновь решаю отложить самоубийство на потом и дождаться прибытия Джейса. Проходит пятнадцать минут, и Джейс как раз вовремя. — Что ты там наверху делаешь?! — с ноткой раздражения кричит он, быстро прибегая к краю моста. Я ухмыляюсь: — Сижу. А как это выглядит? — Ты пьян? — Ага, — откликаюсь я, протягивая «а». — Что случилось? И связано ли это как-то с тем, что на твоем лице? — набрасывается с расспросами Джейс, становясь все более и более обеспокоенным. — Присаживайся, Джейс. Присоединяйся ко мне — да мы поговорим, — говорю я, похлопывая по перилам рядом со мной. Он просто стоит и думает несколько мгновений. Затем, к моему подлинному удивлению, он взбирается наверх и скользит рядом со мной. Я чувствую на себе его взгляд и знаю, что он видел трубку в моей руке рядом с бутылкой виски. Он, наверное, обдумывает насчет дружбы с таким беспорядочным человеком. По крайней мере, так бы сделал я. — Знаешь, а ведь раньше я был фактически счастливым человеком, — я начинаю с тошнотворной горечью. В ответ он лишь молчит и ждет, когда я соберусь. — Однако жизнь впрямь любит подталкивать меня. Ей нравится подталкивать меня к самому краю, чтобы понаблюдать за моими дальнейшими действиями. Она издевается надо мной. Это, черт возьми, меня не ломает, и она просто продолжает толкать и толкать, пока у меня совсем нету выбора, кроме как покончить со всем. Пока я не настолько сломлен, одинок и жалок, что просто не хочу больше сопротивляться. Я не хочу умирать, но я чертовски устал от боли. — Кай, я знаю, что если я скажу, что понимаю твои чувства, ты мне не поверишь. Даже если бы мне кто-то сказал это, был бы я на твоем месте, я бы не поверил. Но… Позволь мне сказать тебе, насколько бы банально это ни звучало, все станет лучше. Жизнь никому не дает больше, чем они могут выдержать. Все, что случается с тобой, происходит только потому, что ты достаточно силен, чтобы пройти через это. — Нет. Я слабое и жалкое оправдание для человека. Спроси кого угодно! Я уродлив, глуп и бесполезен! — Слезы начинают выступать в моих глазах. Ну вот почему я так всегда чертовски эмоционален рядом с ним? Это хоть приятно, однако я также чувствую себя таким уязвимой и голым. Боль просто не останется закопанной под землей, как бы я ни боролся с этим. Может быть, мне нужно выпустить все наружу. Выпустить все слезы, горе и гнев. — Я не думаю, что ты подходишь под это описание. Вообще-то, ты довольно милый. И я получаю удовольствие от разговоров с тобой, ибо ты образованный. Ты говоришь очень ясно, и меня увлекает и завораживает каждое твое слово. А что до бесполезности и пустой траты места, то я вижу это как ядовитые слова, извергаемые ревнивыми придурками, — Джейс подходит ближе и медленно кладет руку мне на плечи. Мне хочется отодвинуться, но из-за внезапного подобного обращения я чувствую себя наконец-таки в безопасности. Придвигаясь, я обнаруживаю, что облокачиваюсь на темно-зеленый джемпер Джейса, и мои собственные руки обвивают его талию, чтобы крепко обнять. Прошло так много времени с тех пор, как меня заключали в объятия, и в самом деле заставляли ощущать заботу. Всхлипывания просто не остановятся. — У меня ничего нет! Он ударил мою маму, и я выбил из него все! Если я пойду домой, он меня убьет! — я плачу ему в плечо. — У меня нет друзей, к которым можно было бы обратиться, нет семьи, к которой можно было бы сбежать, и все, что у меня есть, — лишь небольшая сумма денег, которую мама смогла мне дать. Что, черт возьми, мне теперь делать?! Джейс вздыхает, и я ощущаю, как он кладет подбородок мне на голову, обнимает меня еще крепче, отчего мои рыдания усиливаются до такой степени, что в груди все болит от боли. Мне не хватает воздуха, и у меня складывается впечатление, что я вскоре задохнусь от собственной же печали. — Это неправда. У тебя есть я, и я сделаю все, что в моих силах, дабы помочь тебе, я обещаю. Возможно, мы не очень хорошо знаем друг друга, но я позабочусь о твоем благополучии, Кай, — шепчет он мне на ухо. — А теперь, почему бы нам не пойти ко мне домой, где мы попробуем разобраться, какие у тебя есть варианты, хорошо? Я думаю об этом и действительно не вижу ничего плохого. Джейс — хотя и ненамного — старше, он мог кое-что знать о том, что я могу делать сейчас, когда у меня нет ни дома, ни работы, ни совершенного образования. Думая обо всем этом, я понимаю, насколько я облажался. Это будет непросто, но я могу попробовать. Нет смысла сидеть и ничего не делать, пока не станет слишком поздно, чтобы вообще что-либо делать. — Х-хорошо, — икаю я, пытаясь успокоиться. Джейс отпускает меня, отводя руку назад, чтобы перелезть через перила. Он приземляется обратно на тротуар и поворачивается, чтобы помочь мне, однако когда я разворачиваюсь и протягиваю ему руку, моя нога соскальзывает — и я падаю назад. Глаза Джейса встречаются с моими, и его лицо застывает от шока, когда он наблюдает за моими падением и исчезновением в глубинах реки.