Несколько лет после.
Хороший человек из Казуторы вышел. Сказал «ну нахер» и вышел в окно, хлопнув створкой. «Ну нахер этого Ханемию Казутору, — сказал хороший человек, — вы его вообще видели? Он же грёбаное чудовище, тут ни один экзорцист не поможет. Ни один не поможет, ни два, ни три. Тут хоть затрись, такая грязища не оттирается. Он же совсем поехавший. Как стрелочка на капроне — не зашить, только выбросить. Здесь мои полномочия всё, дальше как-нибудь сами». Вот так сказал хороший человек и закрыл окно с наружной стороны. Вышел в небо, ушёл в землю. Там ему, наверно, лучше. Самому Казуторе точно там было бы лучше. Он этот вопрос обдумывал долго, обстоятельно, у него было время. В тюрьме вообще достаточно времени подумать. Это как в детстве «постой в углу, подумай над своим поведением». Это как в исправительной школе «одумайся, пока не поздно». Но херовый из Казуторы мыслитель. Так что, как сказал какой-то древнегреческий философ: «Всё херня, давай по-новой». Или не древнегреческий. Или не философ. Историк из Казуторы тоже так себе. Вот Чифую в этом шарил. Ну тогда. Давно. В те времена, когда у Казуторы было право знать, в чём шарит Чифую. Что ему там интересно. На каких уроках он не залипает в окно. Какие уроки он прогуливает. Какие уроки они прогуливают вместе. Но если начистоту — если откопать эту чистоту из-под слоя грязищи в голове Казуторы — у него никогда не было права. Ни малейшего права на Чифую никогда у него не было. Но Казутора любил брать то, что ему не принадлежит. Только вот ничем хорошим это никогда не кончалось. Ничем хорошим это не кончилось. Хороший человек лежит распластанный на асфальте. Хороший человек умирает у Казуторы на руках.Есть такие вершины,
До которых мне и вовсе не дотянуться.
И если завтра мне не суждено проснуться,
Или я попаду под машину,
Похорони меня на цветочном поле,
Не прикрывая иссохших век,
Чтоб проросло из них хотя бы что-то, коли
Из меня не вырос счастливый человек.
Дарья Виардо «Ангел похоронитель»