Выходя из теней

Время и случай сводили Астора с великим множеством людей, меров, зверолюдей, даэдра и духов. С кем-то он прощался навсегда, кто-то время от времени вновь появлялся в его жизни. С большинством он поддерживал если не тёплые, то достаточно неплохие отношения: как ни крути, а все знакомства бывают выгодны. Даже если это знакомство с Нарсисом Дреном… Астор может назвать не так уж много тех, кого искренне рад видеть: капитана Каллин и Лерису, Нерамо, Квен и Ступает-Мягко, Габриэль Бенел… ещё меньше тех, кому он доверяет: помимо семьи и Рейвенвотчей, сюда он включил бы только троих: непомерно высокого ричмена с изуродованным лицом, странно говорящего "альтмера", использующего слишком сильные ароматические масла, и миниатюрную аргонианку, перья которой украшены черепами ящериц. Все трое принадлежат к той категории личностей, которых никто не подпустил бы ближе, чем на расстояние между Танетом и Орсиниумом, однако Астор — подпускает, зная, что ничем не рискует. *** Искоренять влияние короля насилия в Нирне стало в некотором роде смыслом его существования — схватки с даэдра, разрушение якорей, уничтожение даэдрических культов… но до определённого момента Астор не думал, что будет выкорчёвывать семена и побеги Молага Бала _буквально_. Мало кто решится избавить бывшего даэдрапоклонника от "благословения" Принца, но Астору не к лицу бояться гнева владык Обливиона, и он берётся за дело. Вытащить Ангофа из Хладной Гавани не проблема, а вот вытащить Хладную Гавань из Ангофа — уже задача нетривиальная. Побеги кровавой лозы растут у мёртвого некроманта из позвоночника, затылка и даже рта, и простым скальпелем от них не избавиться. Хорошо, что помимо ножей Астор орудует и тенями, способными разрезать не только плоть, но и невидимые глазу узлы проклятий и падомаических формаций, грубо вшитых в тонкое тело. Смелости и отчаяния Ангофу Певцу Могил не занимать: лечь под нож того, кто уже однажды его убил, мог только полный безумец... или тот, кому больше некуда обратиться… или тот, кто решил довериться, несмотря на прошлое. В конце концов, в их вражде не было ничего личного. Астор уважает его и, пожалуй, ему действительно хочется дать Ангофу второй шанс. — Не тяни. Я ко всему готов. Низкий, басистый голос — под стать мощному телу, лежащему на животе. Ангоф выглядит беззащитным. Вредить ему лишний раз Астор не желает, но иногда боли попросту не избежать. Глупо надеяться, что борьба с творением короля насилия будет лёгкой и ненасильственной… Астор режет плоть и побеги даэдрической лозы твёрдой рукой. От такого останутся шрамы — и не только на спине и лице. Но раны, как всегда, заживут, а Ангоф найдётся в себе силы двигаться дальше. Для Астора хотя бы кого-то вытащить из Хладной Гавани — победа. *** С тех пор, как Астор занял своё место в семье Катарли, ему время от времени встречаются те, кого он забыл — люди и меры, имевшие небольшое место в его жизни, воспоминания о которых так и не вернулись. Знакомые, знакомые знакомых… встречаются даже такие, кто, прознав о его потере памяти, пытаются обмануть и сделать вид, что когда-то их что-то связывало. Полный бред и свинство, но случается это так часто, что Астор почти привык. Когда в городском саду к нему подсаживается небогато одетый альтмер, источающий стойкий запах ароматических масел, Астор приподнимает бровь и выжидающе смотрит на незваного соседа: если это очередной "трагически забытый любовник", то он попробует утопить его в ближайшем фонтане. О, Астор умеет смотреть так, что любой вздрогнет: специфическая мимика и щепотка магии создают иллюзию, что его глаза, совсем чёрные, если не присматриваться — а присматриваться никто не хочет, — попросту затягивают чужой взгляд вглубь зрачков. Но альтмера это ничуть не смущает. Он загадочно улыбается и тихо здоровается — правый уголок губ заметно дёргается, да и мимика в целом какая-то… странная, будто ему трудно использовать мышцы лица. И нервничать начинает уже сам Астор. — Не узнаёшь меня? — насмешливо говорит альтмер на бретике, но даже в такой короткой фразе слышен ужасный акцент, причём, явно не саммерсетский. Астор решается бегло просканировать своего соседа. Из-за необычного поведения он делает вывод, что под маской может скрываться даэдра — они паршиво имитируют смертных, — и желает убедиться наверняка. Он на мгновение заглядывает в тень, на ту сторону, ожидая ощутить знакомую энергию падомаического анимуса, но натыкается на совсем другое: ...разрушенная башня посреди топей, коридоры пыльных книг, трусливое предательство, запертый сундук, амулет-переводчик в виде золотого языка… Астор узнал его, хоть их и связывала всего одна встреча: перед ним сидел призрак, которого он освободил из старого сундука в крепости Дресан. Айлейдский принц, которого собственные братья убили и запечатали в зачарованном ящике в страхе, что он вмешается в войну Диренни и алессианцев. По правде, когда из сундука со стоном вынырнул полупрозрачный силуэт, Астор меньше всего ожидал, что тот заговорит: тихо и растерянно, пусть и на непонятном языке. Повезло, что у Астора был амулет-переводчик, и они смогли поговорить. Айлейдское привидение оказалось дружелюбным и приятным собеседником — даже слишком… нормальным для того, кто сотни лет провёл в заточении в таком крошечном пространстве, проклиная своих братьев и весь мир. Разве такое забудешь? — Надеялся, что вспомнит… вспомнишь, — мгновенно исправляется альтмер… айлейд и морщит нос. В прошлый раз им удалось понять друг друга только с помощью амулета-переводчика, теперь же, спустя пару лет, языковой барьер уже не так ощутим. — Признаюсь, не думал, что мы встретимся вновь! Как так вышло?.. — Астор указывает на, собственно, альтмерское тело перед собой. В крепости Дресан он попрощался с бесплотным духом, но, кажется, призрак с тех пор успешно обзавёлся оболочкой. — Одолжил в могильнике, — айлейд невозмутимо пожимает плечами. — Временно, пока не найду подходящее. Это уже шестое, они быстро разлагаются. Тебя нетрудно было найти, кстати: много говорят и ярко светишь. Астор Катарли. На один неозвученный вопрос он сам ответил, но остался ещё один, пожалуй, самый важный и несколько неловкий. Астор протягивает руку. — Моё имя ты уже знаешь, но я так и не спросил твоё. Айлейд задумчиво смотрит на протянутую ладонь, затем кивает своим мыслям и неестественно широко улыбается. — Тельдаррэ меня назвали. Будем знакомы, так вы говорите? Рукопожатие у него, несмотря на явные проблемы с моторикой — трудно, наверное, управлять чужим телом, — уверенное и крепкое. Дружба, с него начавшаяся, оказалась такой же. Надеяться на айлейда, сыгравшего в ящик несколько сотен лет назад и вселившегося в чужое тело, как минимум, безумно, но когда Астор обращается, Тельдаррэ никогда не отказывает в помощи. *** Тенетопь — место и само по себе недружелюбное. Тенетопь, кишащая солдатами Доминиона, и того хуже. Астор и не помнит, в какой именно момент он ввязался в пакто-доминионский конфликт в этом регионе: вроде только приехал вместе с экспедицией Коллекций Сиродиила в поисках зацепок, связанных с золотым черепом древнего некроманта, а вот уже выслеживает неуловимых каджитских налётчиков посреди болота. Когда же всё пошло не по плану? Когда он вмешался в бойню в Прудах Потомства? Когда согласился передать послание из дреужьих болот в Стормхолд?.. Как и всегда, чужие проблемы липнут к нему, как назойливые коту-гава, но разве может Астор просто отвернуться? Оказывается, не он один лишён покоя. На берегу Солнечной чешуи Астор наблюдает за действиями пиратов-наёмников из Ренриджры Маор: вырезает один небольшой лагерь за другим, плавно продвигаясь в сердце, к древним руинам. Через два-три дня он замечает, что по его следу кто-то идёт, и вскоре преследовательница сама показывается. Небольшого роста аргонианка с ярко-зелёной чешуёй и причудливым посохом, украшенным многочисленными косточками мелких животных, вежливо представляется как Хадж-Вастей. Её отряд, присланный из Альтен-Коримонта, попал в засаду и она осталась одна, однако готова оказать посильную помощь. Меньше всего Хадж-Вастей похожа на разведчицу, не сойдёт она и за тёмного ящера, однако Астор решает, что лучше держать её поближе. Навредить она ему всё равно не сможет. Вместе они проходят около трети пути до руин храма. Хадж-Вастей идеально играет свою роль молодой целительницы, пока во время одной из не самых удачных стычек с пиратами вражеский кортик не вонзается ей меж глаз. Она не спешит оседать в грязь и споро расправляется с противником несколькими пассами: каджита скручивает и выворачивает наизнанку, как чулок. Оставшиеся пираты после такого зрелища ни сражаться, ни бежать уже не способны. Добить их — до смешного легко. Когда с ними покончено, Хадж-Вастей деловито вынимает клинок из своего лба. Крови нет. Ящерица внимательно наблюдает за реакцией Астора, но тот не спешит порадовать её бурным удивлением, хоть и не ожидал… такого. Обычно бывает наоборот: ему приходится объяснять свою "живучесть" другим. — Ты не бежишь и не вопишь, — констатирует Хадж-Вастей, задумчиво приподняв перья на затылке. — А есть отчего? — Астор улыбается, и та качает головой. — Ты некромант, верно? Лич. Она не отрицает. Просто снимает слои иллюзии: под зелёной чешуёй проступает иссохшая блеклая плоть и белые кости; в провалах глазниц тлеют холодные угольки. — Моё имя на ваш язык переводится как "Прячет-Перемены", — фыркает Хадж-Вастей. — Большинство сухошкурых на мою тайну реагируют не так спокойно. Чем ты отличаешься? Лучше вопрос и не сформулировать. Астор ценит чужую искренность и по возможности отвечает взаимностью… потому берёт кортик и, подмигнув ящерке, по рукоять втыкает себе в грудь. У него кровь идёт, в отличие от некроманта, однако рана тут же затягивается, а багрянец быстро впитывается под кожу. На лице Хадж-Вастей мелькает удивление пополам с недоверием, но они быстро сменяются интересом. И после они, устроив привал, говорят. Астор рассказывает о Хладной Гавани и Слиянии Планов, о себе, даже о своей семье, а Хадж-Вастей — о том, как носила другое имя и жила в сердце топей, пока сотню лет назад рейдеры из племени Сул-Ксан, восславляющие хаос самыми насильственными методами, не выжгли её родную деревню вместе с хистом. Тогда она тоже умерла — символическое самоубийство у корней древа нередкое явление среди тех аргониан, кто потерял всех близких, — но уходить окончательно отказалась. Она была очень, очень хорошей целительницей... настолько, что саму себя с того света подняла. После обмена откровениями путешествовать становится легче и приятней — пожалуй, ни с кем из своих частых спутников Астор не чувствовал себя настолько… собой. Лгать и притворяться живым нет нужды. Когда в его руку ложится Клык Ситиса — клинок, способный одним касанием отделить душу от смертного тела, — и не причиняет вреда, Хадж-Вастей долго смотрит на него, вглядывается вглубь: понимая, что он такое, она не боится провалиться. В её когтистой ладони — второй Клык. Стало быть, свою душу она тоже давно отдала Пустоте. Чего ещё ожидать от лича? Когда они вместе доходят до Лориаселя и спасают Мнемическое яйцо аргониан, приходит время прощаться. Астору грустно — кажется, никто до того так хорошо его не понимал, как ящерица-лич, и расставаться после пережитого вместе по-настоящему горько. — Мы встретимся, если течение реки вновь сведёт нас, — говорит Хадж-Вастей. — До тех пор, мы прощаемся. Спасибо, beek-ojel, с тобой было… интересно. Волей изменчивого мира, она оказывается права — встречаются они не единожды. *** Астор Катарли — давно не жилец, и друзья у него под стать: убитый им ричмен-некромант, айлейдский призрак, заимствующий чужие тела, и аргонианка-лич. Все трое слишком заняты для тех, кому положено гнить в земле: Ангоф находит себя в помощи заново отстроенному Орсиниуму, Тельдаррэ консультирует бретонских археологов и историков, интересующихся периодом войны Диренни с Алессианской империей, Хадж-Вастей часто нанимается целительницей к Неустрашимым и подолгу пропадает в их походах… Им нет покоя в посмертии, но они не очень-то его и ищут. И потому, наверное, случай раз за разом сводит их с Астором.