Охота на ведьм

      Спрятанный под сенью многовековых сосен и елей, снег в лесу всегда сходит дольше, чем в поле или в деревне. Уже почти ожила река, треснув льдом, но из леса зима никак не уходила. Чёрные проталины, предвестники весеннего тепла, редко встречались в холодной чаще. Ноги вязли в надоедливом месиве, затрудняющем ходьбу: некогда пышные, лёгкие сугробы превратились в плотные серые кучи острых ледяных крупиц. Даже по утоптанному пространству вокруг дома передвигаться получалось с трудом.       Захар стоял чуть поодаль от Нателлы и с внимательным прищуром смотрел, как та натягивает тетиву лука. С непривычки дело шло тяжко: тетива почти не поддавалась, а сама она никак не могла встать ровно и твёрдо, всё ёрзала и топталась на месте, и снег сухо хрустел под её сапожками. Один раз почти получилось как следует приготовиться к выстрелу, как вдруг стрела выскочила из пальцев. Захару только и оставалось, что тихо усмехаться тому, как она забавно бранится, проигрывая в схватке с оружием, да смотреть в суетливую ведьмину спину.       —Подсобить?       —Нет! Нет! Я сама!..       И продолжалось всё то же самое.       —Вот, вот! Захар, что дальше?! Говори скорее!.. — когда наконец удалось одолеть упрямую тетиву и замереть в готовом для стрельбы положении, воскликнула Нателла. Руки её подрагивали от напряжения.       —Тетиву к кончику носа, глаз прикрой, прицелься, чтобы на мушке цель была, и отпускай.       Через считанные мгновения стрела сорвалась с тетивы, молнией пронзила огораживающие поляну кусты и затерялась где-то в сугробе. Нателла грустно вздохнула.       —Опять мимо…       —А чего ты хотела? И пяти раз ещё не попыталась.       Из плетёной корзинки, где лежала охапка стрел, выскочила одна и легла Нателле точно в руку. Она принялась заново заряжать лук — с тем же вялым успехом. Выстрел вышел такой же смазанный, как и все предыдущие.       —Чего себе не подмогнёшь? Можешь ведь, — спросил Захар, ненароком вспомнив, как в первую их встречу Нателла без особых усилий приподнялась с ним воздух, держа его только одной рукой.       —Не хочу. Хочу сама, — сдавленным голосом отозвалась та, даже не оглянувшись. Выпустив очередную стрелу, она поводила уставшими плечами, покрутила затёкшей шеей, подула на натёртые тетивой пальцы и принялась повторять последовательность действий с самого начала.       —Спиной тяни, не руками.       —М-м… Это как?.. — сквозь зубы процедила Нателла, вовсю сосредоточенная на прицеливании.       Тетива дрогнула, и послышался звук врезания стрелы в снег.       —Вот здесь напрягай, — пояснил подошедший Захар и похлопал по тулупу в том месте, откуда, предположительно, росли руки.       Дельный совет не помог; её перетруженные руки дрожали так, что едва получалось возложить стрелу на тетиву. Оружие вновь пролетело мимо "мишени", ствола толстой сосны.       —Отдохни, утомилась же.       —Ничего подобного!..       Возвращаться к стрельбе она, однако, не спешила, чему Захар мысленно порадовался. Передышку Нателла устроила у него на плече (чему он порадовался ещё больше): подошла вплотную, обвила рукой его руку, положила голову на плечо и застыла, глубоко дыша. Она так просто и без всякого смущения повисла на нём, что Захар не успел смутиться сам. Как-то непринуждённо и ожидаемо у неё это вышло.       —Я даже подумать не могла, что стрелять из лука так тяжело. Тетива почти не тянется…       —Ещё бы. Коли б она болталась, как панталоны на верёвке, с неё невозможно было б стрелять.       —Ну да… А со стороны посмотришь — так легко выходит.       Вскоре она пожелала продолжить. Захар повторил предложение, уже настойчивее.       —Давай-давай, хорош упрямиться. Я просто с натягом помогу, прицеливаться сама будешь.       Нателла отпустила его плечо и вдруг тихонько хихикнула и повернулась — быстро-быстро, так, что Захар опомнился, когда она стояла прямо перед ним и вплотную прижималась спиной к его телу. Лишь пронёсся прямо перед лицом вихрь светлых волос. Для бабы высокая она была, с него почти ростом.       —Ну давай. Помоги.       Иного выхода, кроме как окольцевать её руками, не осталось. Одной ладонью Захар обхватил лук, соприкоснувшись с её гладкой кожей, другой притянул тетиву. Так и стоял, держа оружие в натяге, пока Нателла примерялась к цели…       ...пока ставший вдруг ощутимым даже из-под тулупа запах её тела не превратился в мысль, что вот так близко друг к другу они не находились с того вынужденного момента в драке против медведя.       Пальцы машинально разжались. Вскрикнувшая Нателла поспешила обругать помощника за оплошность.       —А-а!.. Эй! А если бы мне пальцы оторвало?!       —Чёрт, прости! Прости, прости, пожалуйста!       Хмурая Нателла без лишних слов приготовилась к следующему выстрелу. Захар подсобрался, встал, как прежде и про себя порадовался тому, что пока что она не научилась как следует читать его мысли и не ведает о тех срамных помыслах, которые он со стыдом поспешил прогнать из своей головы.       С его подмогой выстрел вышел намного лучше. Нателла обрадовалась, словно дитя, и, полная уверенности в собственных силах, зарядила лук по новой. Спустя пару-тройку попыток стрела со звонким дребезжанием наконец поразила цель.       —Получилось, получилось, Захар, ты видел?!       Она радовалась искренне, легко, бесхитростно, едва не прыгая на месте от счастливого возбуждения, невольно заражая своей радостью Захара. И кинулась ему на шею ну совсем как ребёнок; повисела недолго, но ему хватило времени растеряться.       Интересно, сколько ей лет? Может, линия судьбы привела его к маленькой девочке, умело притворяющейся взрослой женщиной? Мало ли, на что они, ведьмы, способны.       Стрельба выходила складная — ещё несколько стрел подряд врезались в толстый сосновый ствол. Захар думал, колебался, но всё же собрался с духом и спросил:       —Нателла? А… Ты умеешь менять внешность?       —Свою или чужую? — занятая прицеливанием, она даже не обернулась, —Впрочем, какая разница, я ни того, ни другого не умею.       —О-о… А что, ведьмы и чужую внешность менять могут?       —Конечно! Не навсегда, но на время, сильным колдуньям это по плечу. Свою не меняют обычно, зато могут, если научатся, обращаться в животное. Ну или кого-нибудь другого в животное обратить, — со смешком добавила она.       —В какое?       —В любое, в какое им нужно.       Стрела с характерным звуком вонзилась в дерево.       —А ты так умеешь?       —Нет, — с различимой тоской в голосе ответила она и тут же с решимостью продолжила, —Но обязательно научусь! Мне кажется, это ты меня на это сподвигаешь. Да-да. С тех пор, как ты у меня появился, меня охота берёт всем-всем-всем колдовским штучкам научиться!..       Захар беззвучно посмеивался. Нателла, подождав, пока он перестанет трястись вместе с луком, прицелилась снова и снова попала.       —А то что я за ведьма такая? Ничего сама почти не умею.       —Да ну?       —Да, представь себе!.. Хорошо, я тебя хоть вылечить смогла. А то до этого я с помощью магии только что делала, вот что? Убиралась, зелья варила, да по воздуху бегала. Как на духу говорю, я неуч тот ещё!..       —Тш-ш!.. — вдруг шикнул ей в самое ухо Захар, даже сквозь её болтовню уловивший натренированным охотничьим слухом посторонний звук. Звук, который никак не должен раздаваться в этом месте.       Вмиг притихшая Нателла, умница, живо смекнула, что дело неладное, и испуганно замерла в его руках, совсем как статуя.       —Что?.. — спросила она тихо, тише, чем стучало сердце.       —Слышишь? — также тихо ответил он, прижавшись невозможно близко, так, что лица оказались рядом, —Идёт кто-то.       —Где?       —Позади.       —Может, зверь?       —Может. Неважно. Дай мне взяться, — она позволила ему осторожно перехватить лук и опустила дрожащие руки, —На счёт три вместе налево. Поняла? — она кивнула, —Раз… Два… Три!..       Слаженно повернувшись в одну сторону, они так и замерли, проследив за молниеносно сорвавшейся стрелой. Оттуда, куда она улетела, послышался скрип сыпучего снега, хруст голых кустов и визг.       Кричали человеческим голосом.       Нателла взмахнула рукой, и лысые ветви по её велению раздвинулись. На земле, до смерти перепуганная, но целая и невредимая, валялась девка, крестьянка из деревни. Захар её узнал — это была та молодая бабёнка, которая перед его уходом на охоту сказала про большой дуб неподалёку от ведьминого дома. И она, судя по распахнувшемуся взгляду, узнала его тоже. Никак не ожидавшая такого поворота событий девица с тихими поскуливаниями дрожала, как лист на ветру, однако, быстро придя в себя, вскочила на ноги и пустилась наутёк.       Нателла не дала ей сделать и трёх шагов. В просвете между двумя стоящими рядом соснами возникла невидимая преграда, в которую девка влетела, будто муха в оконное стекло — даже слабые чуть светящиеся волны разбежались в разные стороны. Она с криком упала, и Нателле уже ничего не стоило достать её окончательно. Светящаяся магическая верёвка обвила брыкающуюся и орущую дурниной крестьянку и подтащила прямо к ведьминым ногам.       —По-по-по-пощадите, хозяйка!..       —Мало всё вам? Никак не уймётесь, гниды?       —Молю, не губите, не губите!..       Нателла не делала ничего, лишь стояла и глядела на девку сверху вниз. Прямая, статная, грозная, как туча, и опасная, как змея, гнездо которой потревожили, по сравнению с унизительно вымаливающей прощение в её ногах крестьянкой, она казалась богиней, вершащей судьбы людей на суде. Ей и говорить ничего не приходилось, молчание и её величественный вид были более красноречивы, чем любые слова.       —Отпустите, Христа ради!.. — голосила деревенская, хотя волшебные путы давно её не держали, —Никогда больше не заявлюсь, клянусь, госпожа!..       —Само собой, — исступляюще-спокойно ответила Нателла и вскинула руку. Крестьянка взвизгнула, несмотря на то, что никакого вреда ей не случилось, но колдовская сила тут же заставила её смолкнуть. Захар смотрел со стороны на то, что когда-то происходило и с ним, и дивился. Нателлины глаза засветились синим; девка молча смотрела точно в них, не шевелясь — так и застыла с приоткрытым ртом, зачарованная ведьминым взглядом, —Ты сию минуту уйдёшь и навсегда забудешь дорогу сюда. Если тебя спросят о том, что случилось, ты скажешь, что пошла за сбором и заблудилась. Здесь никого никогда не было. Ты никого не знаешь и никого не видела. Убирайся и больше не появляйся.       Как только она закончила говорить, девка поднялась, развернулась и тихо ушла, покорно повинуясь окутавшим её разум чарам. Нателла ещё некоторое время неотрывно смотрела ей вслед, словно взором подгоняла её уходить. И лишь когда глубоко в чаще затихли шаги, она с облегчением выдохнула и тут же мелко задрожала. Захар не проронил ни слова, только наблюдал, не зная, как себя повести.       —Дурной знак.       Он не сразу сообразил, что ответить. Нателла по-прежнему стояла на месте, уставив взгляд в лес, где скрылась непрошенная гостья.       —Она же больше не придёт.       —Плохо, что она тебя видела, — будто не слыша его, произнесла Нателла.       —Но ты же велела ей забыть.       Его слова словно отрезвили её. Она обернулась, всё ещё потрясываясь от нескрываемой непонятной Захару тревоги, и неосознанно попыталась завернуться в тулуп, позабыв, что он уже застёгнут. Он протянул ей руку с луком и кивком предложил продолжить.       —Нет… Не хочу больше. Пойдём в дом. Поможешь мне в другом.       Их первый урок по стрельбе из лука оказался последним. Больше никогда она не просила научить её стрелять.       Захар уже догадался, какой помощи ждёт от него Нателла, и пока они не приступили, он спешно думал, каких бы мыслей нагнать себе в голову, чтобы ведьма их прочитала. Вернее, попробовала прочитать: такое колдовское упражнение он позволял ей проделывать с собой, охотно беря на себя роль спортивной гири, которую слился поднять ещё неумелый, неопытный но очень старательный гимнаст.       Подумать следовало о чём-то пристойном, а не как давеча, но сосредоточиться, как нарочно, ни на чём не получалось, а тени гадких помыслов так и норовили засесть в его голове, хоть он и нещадно гнал их прочь.       —Ну, я готова, — Нателла опустилась на скамью напротив, —Начнём?       —Да, да, сейчас… Обожди чуточку.       Обычно спокойная и собранная, она тщетно старалась унять не проходившую тревогу, но неосознанно забывалась и вновь принималась делать несвойственные ей мелкие суетливые движения: то теребила рукав пурпурного домашнего платья, то без нужды тянулась к завязкам на кожаном подгрудном корсете, то барабанила пальцами по столу, то трогала волосы. Без конца прикусывала губу и хмурила лоб. После боя с медведем она держалась стойко, хоть потом и приболела, а тут — всего лишь трусливая девка нагрянула к ним без спроса, а её как обухом по голове приложили. Неужели Нателла боится людей больше, чем диких зверей? Такого быть не могло!       —Ну так?       —Да, сейчас… просто туго думается чего-то, — усмехнулся он, но как-то неуверенно.       —Подумай о чём-нибудь простом. О чём-нибудь… Чего бы тебе хотелось, например.       О горе! Зря, зря Нателла сказала так, пусть и не нарочно, но склонив к неуместным думам. Хотелось ему слишком многого и слишком непозволительного.       Однако Захар собрался. Многое из того, что ему хотелось, осталось в далёкой прошлой жизни за пределами леса. Хотелось ощутить вкус победы над очередным монстром, но эту мысль он отогнал сразу же. Хотелось услышать звон монет и почувствовать приятную тяжесть набитого кошелька. Хотелось послушать балаганных музыкантов, поглазеть на диковинные фокусы бродячих артистов, побродить по украшенной ярмарочной площади какого-нибудь города, куда его забросило по воле случая. Хотелось просто до отвала пожрать в любом, пусть хоть самом злачном месте. Жаркое с мясом — да чтоб пожирнее, посытнее! — было бы в самый раз… Или хороший подвешенный за кость окорок, бронзово-румяный снаружи и розовый внутри, с которого медленно-медленно, словно дразня, стекают прозрачные капельки жира… И обязательно молодой мягкой картошки к нему, да побольше, со свежим светло-зелёным лучком!.. Или здоровый запечённый петух в броне из золотистой корочки, обложенный овощами: морковью, репой, свеклой, да хоть чем… Или просто свежее белое-белое сальце с тонкой красной прожилкой мясца и жёсткой солёной шкуркой на чёрном-чёрном куске хлеба, да чесночка к нему поострее, да холодную вспотевшую рюмочку браги вприкуску с солёным огурцом! Ежели выдохнуть как следует после такого угощения, то в трактире разом запотевают стёкла.       —О чём ты думаешь? — прервала его мечтания Нателла, —У тебя какая-то каша в голове, я даже понять ничего не могу.       —И что с того? Пусть у меня хоть самые спутанные мысли, разве ты не должна уметь их прочитать и в таком виде?       —Должна, но я же ещё не умею! А учится надо на чём-то простом. Поэтому соберись и подумай о чём-то одном, — с лёгким укором ответила она, будто проблема была в нём. Но Захар не обиделся.       "Что-то одно" после мыслей о яствах пришло на ум легко. Мясо, в каком бы виде оно ни было, всегда отлично запивалось пивом. Шипучее, ароматное, с плотной пенной шапкой, неизменно оседающей на усах — если бы пива не существовало на этом свете, Захар бы самолично его придумал. Какое невероятное сочетание вкусов горьковатого напитка и любой солонины рождалось на языке после добротного глотка из дубовой кружки! А какой приятный хмелёк покруживал голову! Именно приятный, но ещё не лихой — от пива, сколько бы Захар его не выпил, он никогда не пьянел, лишь расслаблялся и веселел.       От мыслей стало так вкусно, что лицо само по себе расплылось в блаженную гримасу. Очень сосредоточенная Нателла, казалось, этого не заметила, настолько была занята погружением в его разум. Она пристально смотрела на него, прищурившись — так было нужно, без этого чужие мысли не прочитать. Смотреть было нужно, прищуриваться не обязательно. Её голос развеял воображаемый дурман, вызванный воображаемым пивом.       —М-м… кружка… и в неё что-то налито? Так?       —Ага.       —Только я не понимаю, что.       —Пиво.       —Пиво? Это что? Выпивка такая?       —Ага. Не слышала что ли никогда?       —Откуда мне!       —И что, не пробовала ни разу?!       —Где я его попробую, говорю тебе!       Захар чуть не разинул рот от изумления. И правда, Нателле же никогда не доводилось пробовать алкоголь… Сколько она потеряла!       —Ничего я не потеряла! От хмельного дуреют. Мне так бабы деревенские говорили, когда на муженьков-пьяниц прибегали жаловаться.       Он на несколько мгновений замер, после чего встрепенулся.       —А? Ты чего, поняла, что я подумал?       Нателла вдруг ахнула, прижала ладони к лицу, оставив на виду только широко раскрытые глаза, и часто-часто заморгала.       —Поняла, — подтвердила она, и тут же заторможенно добавила, не сразу осознав, —Поняла… в самом деле, поняла!..       Она радовалась за десятерых: размахивала руками, улыбалась, хохотала, трясла головой, крутилась из стороны в сторону, отчего становилась похожа на суетливую счастливую птицу. Даже внезапно вскочила с места и через стол кинулась обнимать Захара. Он же радовался за неё, как за себя. Ничего, оказывается, нет страшного и опасного в том, чтобы посодействовать ведьме в её колдовстве, зато вон сколько счастья принесла его маленькая помощь.       —Я будто твой голос у себя в голове услышала, ты представляешь! Ещё, ещё надо, Захар, пожалуйста!..       Он быстро составил простенькую мысль. Нателла снова уставилась на него: прищурила глаза, прикусила губу, наморщила нос; сама поди не заметила, как изменилось её лицо. И с интересом подалась вперёд, почти легла грудью на стол.       Но повторить успех всё никак не выходило. Некоторое время спустя измаявшаяся Нателла заговорила:       —Я слышала, будто читать мысли получается лучше, если до человека дотрагиваешься. Не знаю, правда это или нет, но я бы хотела…       Ещё до того, как она произнесла "попробовать" Захар положил руку перед собой на стол. Нателла накрыла её своей. От касания её ладони, по-женски мягкой, невольно затрепетало сердце. Усилием воли он всё-таки заставил себя думать уже приготовленную мысль, а не ту, что внезапно родилась в его голове.       —Брехня какая-то!.. — горячо воскликнула она, недолго подержав его ладонь, —Не получается ничего. Значит, враки. Ла-адно… — повозмущалась она и продолжила пытаться как прежде.       Холодно сегодня на улице. Весна почти на дворе, а лесу хоть бы хны, не впускает в себя тепло.       —Хо… Хо… не понимаю… Хо...рошо животным на улице?..       —Не совсем, — усмехнулся он.       —Словами не говори!.. — мигом перебила она.       —Не собирался, — усмехнулся он ещё раз.       Вдруг, будто в подтверждение его мысли, в окно обеденной комнаты ударил мощный сквозняк, влетел так сильно, что стукнула деревянная рама и задрожало стекло. Ничего необычного, кроме того, что порыв был неожиданный и громкий; зимой, бывало, ветер разгуливался ещё пуще: шумнее бился в окна вместе со снежной пылью, завывал страшными голосами в печной трубе. Но ни разу не заставлял Нателлу вздрагивать так, как сейчас. Потревоженная шумом, она вскрикнула и едва не подскочила на месте, после чего долго-долго выравнивала дыхание, держа руку на часто вздымающейся груди, там, где беспокойно билось сердце.       —Ты чего? Ветер просто подул.       У Захара чуть не вытянулось лицо, когда он встретил её обращённый к окну испуганный взор. Сверкавшие глаза подёрнулись влажной пеленой, словно она вот-вот заплачет. Впервые он видел Нателлу такой.       —Да… просто ветер… — повернувшись к нему, тихо повторила она, —Просто… Так громко… я не ожидала…       Дом погрузился в тяжёлое молчание. Что-то с ней творилось не то, что-то, о чём вот так не спросишь и не расскажешь. Нателла безучастно и понуро смотрела в его сторону, но не на него, а куда-то ему за плечо, и взгляд её медленно соскальзывал вниз, как капелька дождя по стеклу. Вид у неё был несчастный и печальный, словно она в чём-то провинилась и испытывает стыд: такую странную форму принял её непонятный Захару страх.       Он сроду никого не успокаивал. Тем более женщину! Раньше один только вид обеспокоенного человека доводил его, плюющего на сантименты сухаря, до бешенства; нюни и прочая влажность в области лица вызывали агрессию. Стоит ли говорить, что сам Захар никогда не позволял себе вот так распускаться? Сейчас всё стало по-другому. Сейчас необходимо приободрить хоть как-то, пусть неумело, но только не оставлять пустоту!       "Не бойся. Ничего не бойся".       Услышала?.. Беззвучно вздрогнула, подняла глаза… услышала. Точно услышала!.. Так чётко, так ясно, будто он произнёс это своим голосом. Услышала — и улыбнулась, едва не уронив слезу.       —Не буду.       Такой пугливой и обеспокоенной Нателла побыла всего один необратимо изменивший её раз. С того дня она действительно — как будто — больше не шугалась каждого шороха, но стала внимательнее и настороженнее. В тот вечер, уйдя из дома за хворостом, Захар не утруждал себя долгими размышлениями о случившемся накануне происшествии; причуды ведьмы занимали его несильно, крестьянская девка — и того меньше. Желанное уединение и отдаление от Нателлы давали ему волю думать о чём угодно. Единственная мысль, замыкавшаяся, конечно, на хозяйке лесного дома, волновала не только разум, но грозила ввести в искушение и тело. Нателла бесспорно была прекрасна. Он уже по-всякому оценил её красоту: и глазами, наблюдая за ней и открыто, и украдкой, и ушами, слушая её прекрасный голос и умные речи, и мимолётными прикосновениями, и даже на запах, господи прости!.. Оценил, но по-настоящему никак не... А так хотелось…       У него давно не было женщины.