Смятение

В конференц-зале стояла непривычная тишина. Атмосфера была крайне вялая и даже сонная, и если бы не важность этого предприятия, то, возможно, никто бы и не пришёл. — Итак! Мы собрались здесь, чтобы обсудить послевоенное устройство мира, — объявил Альфред, окинув взглядом присутствующих. — Кто желает высказаться? Ответом ему послужило всеобщее молчание. Никто, кроме Альфреда, не имел охоты говорить. Последние события истрепали изрядно всех. Иван чуть ли не засыпал за столом (после войны босс гонял его изрядно), Франциску, кажется, тоже было не до послевоенного устройства мира, а весь вид Китая так и твердил немой вопрос: «О, боги, зачем я сюда пришёл?» — Ты нашёл время, когда собирать собрания, — фыркнул Артур. — Ты, видать, забыл, что мы не после отпуска сюда пришли? — И что? — в тон ему ответил Альфред. — Меня тоже вон потрепали, но живой же! Кику содрогнулся. Поджав губы, он посмотрел куда-то в сторону часов, делая вид, что это самое интересное, что может быть в конференц-зале. — Иван! — крикнул Альфред. — Ты чего молчишь? Неужели у тебя нет особых пожеланий? — Есть, но я озвучу их позже, — улыбнувшись, ответил Брагинский. — Ладно. Яо, что ты скажешь? — Оставьте меня в покое, ару, — с радражением ответил Китай, даже взглядом не удостоив Америку. — Что это с ним? — шëпотом спросил Италия у Франции, глядя на злого Яо. — А ты не знаешь, mon ami? — удивился Франциск. — У бедняжки до сих пор не всё в порядке. Они прогнали японцев, но у них, кажется, готова вспыхнуть новая гражданская война, если партии не придут к согласию. Ах, не позавидуешь ему сейчас. — Несчастный, — с искренним сочувствием вздохнул Варгас. — Хорошо… — между тем не унимался Джонс. — А что насчёт тебя, Япония? Может, ты что-то хочешь предложить? Кику, молчал царапая колени сквозь строгие бежевые брюки. Он ничего не хотел. Только скрыться подальше ото всех, от этого всего. Хонде было некомфортно. Он старался не смотреть на Китай, у которого до сих красовалась повязка на голове — результат непрекращающихся боёв. Пытался не смотреть в глаза Альфреду. Уж слишком многое произошло, чтобы смотреть на него как прежде. — Америка-сан, — наконец выдохнул Кику, вставая с места, — всё, чего бы я хотел — так это покинуть конференц-зал. С вашего позволения, я ухожу, — Хонда поклонился и направился в сторону двери. — Да, мне тоже пора, — вдруг добавил Яо, также поднимаясь со стула, — решите тут всё без меня как-нибудь. Обо одном прошу — оставьте меня и мои территории в покое. В конце концов, после войны с Японией там действительно нужно многое восстановить, — с этими словами так же покинул конференц-зал. В коридоре были свежо. Кику быстрым шагом направился к уборной, чтобы освежиться. Но по злой иронии судьбы именно в этом злосчастном коридоре он столкнулся лицом к лицу с Яо. Их зрительный контакт продолжался три секунды. Потом оба опустили взгляд и пошли дальше, будто бы не знают друг друга. Китай помнил, что тогда, на конференции, которую посвятили судьбам странам Оси, Людвиг всем принëс свои извинения. Он попросил прощения у всех, кому причинил вред. Кику сидел рядом с ним, но упорно молчал. Китай сидел напротив Японии, между Артуром и Иваном. Его лицо выражало лишь усталость, но про себя он всё же молился. Кому — непонятно. Но суть этой немой молитвы была в одном: «Лишь бы Япония извинился. Лишь бы в нём проснулась совесть. Да неужели я так плохо мог его воспитать?» — на этот вопрос никто ответить не мог. И Япония просидел немым оставшееся собрание. — Хонда, подожди! — бодро прозвучал голос Альфреда, выводя Кику из своих раздумий. — Я хочу поговорить с тобой. Кику вздрогнул. Память сама по себе возвращает его на несколько месяцев тому назад.

***

Это был конец. Япония понимал это. Понимали и император, и все его министры. Однако, то ли из чувства гордости, то ли из банального принципа, никто и говорить не собирался о капитуляции. Наоборот император начал чаще говорить Кику о том чтобы он трудился усерднее и сражался до последнего. Япония безоговорочно исполнял этот приказ. Он слишком много вложил в эту войну. Он не может проиграть. Известие о поражении Людвига и полной капитуляции Германии ничуть не сломило воли Японии. Германия — слабак. Не смог дойти до конца. Но он-то, Кику, сможет. Он — опытный воин, в нём течёт кровь самураев. Корея долго смеялся, когда узнал, что Япония — последняя страна Оси, которая держится на плаву. — Ну, что, помогли тебе твои союзники? — усмехался Ён Су и тут же его лицо принимало серьёзный вид, — то же самое будет и с тобой, вот увидишь. Боги накажут тебя. Япония пропускал эти слова мимо ушей. Мало ли, что ему говорил Корея все эти годы. По мнению Хонды, он просто неблагодарная колония, которая не ценит того, чего Кику для него сделал. И всё равно, что корейский народ страдал всё это время. Они ничего не понимали. Хотя, честно говоря, Кику тоже мало, что начал понимать. Последние дни он почти не спал. А когда в войну вступил Иван, дело усложнилось в двое. Приходилось прилагать максимум усилий. Япония встретил Ивана поле боя. С ним же был Китай. Вообще, Яо не хотели допускать больше к боевым действиям. «Тебя и так знатно потрепали японцы, куда тебе дальше?» — как сговорившись, уверяли его союзники и даже Нанкин вместе Пекином и Шанхаем. Но Яо не слушал. «Это моя война. И я должен её закочнить», — огрызался он на внезапную заботу. Упёртый китаец. Иван был в несколько раз выше и сильнее, но Япония всё же более ловкий. Япония не думал проигрывать. Кику и не думал о том, чтобы сдаться, ровно до тех пор, пока во время боя всë его тело не сковала сильная прожигающая насквозь боль. Он будто горел заживо. От болевого шока Хонда начал терять сознание. Последнее, что он увидел перед собой, так это неудоумевающее лицо Ивана. Хонда очнулся в больнице. Всë тело до сих пор горело. Перед глазами мелькали расплывчатые лица врачей. — Что произошло? — спросил Хонда, тяжело дыша. — Американцы совершили атомную бомбардировку на Хиросиму, — сообщил министр, не поднимая глаз. Кику вновь провалился в небытие. Теперь стало чëтко ясно — и для него война тоже закончилась. Ночью Япония проснулся от такой же страшной боли. Тогда же в кабинет ворвался врач вместе с обезумевшим министром, который почти прокричал: — На Нагасаки сброшена атомная бомба! Тут же в дверях палаты появился император.  — Как бы мне не хотелось этого признавать, но Япония… Капитулирует. Хонда взвыл. Эти слова убивали не хуже «Малыша»*. Хотелось рвать и метать, грызть зубами подушку, броситься на императора и всех его министров, и задушить их сразу. — Я ненавижу вас… — процедил сквозь зубы Кику. — Вы хотели сделать из меня великую нацию… А сделали это. — Хонда приподнял край своей больничной рубашки, под которой сияла отнюдь не белоснежная кожа, а уродливые ожоги, которые постепенно становились больше. А пока Кику был в больнице, в его доме произошли некоторые изменения. И первым эти изменения почувствовал Корея, когда к нему пришли Альфред с Иваном и торжественно объявили: — Отныне ты свободен, Ëн Су. Ты можешь вернуться домой, на свои земли. Корея, который с первого дня колонизации был бодр, шутил над Японией и сохранял свои сарказм и иронию, упал на плечо к Джонсу и расплакался. От столь неожиданной реакции Альфред аккуратно обнял бывшую колонию, а Иван ласково погладил того по плечу. — Ну, успокойся. Всё же хорошо, — Альфред попытался улыбнуться. — Всё закончилось. Ëн Су не знал, что для него ещё совсем ничего не закончилось, а наоборот, всё только начиналось. Ещё не скоро успокоится сердце Кореи, и не одно потрясение придëтся пережить, но это уже дела далëкого пока что будущего. А пока Ëн Су, успокоившись, спросил, где Китай, и, получив ответ, что Яо у себя дома, пытается разобраться с последствиями войны, с молниеносной скоростью побежал к нему. — Сейчас задушит его там в своих объятиях, — по-доброму усмехнулся Альфред, когда они с Иваном вышли из дома. — Да… Кстати, не хочешь навестить Японию в больнице? Говорят, он совсем плох, — как бы невзначай сказал Иван. — Я хотел… Но врачи не пускают, говорят, нельзя к нему ещё. Впрочем, — тише добавил Альфред, — может, ему и не стоит меня сейчас видеть…

***

— Да, Америка-сан? — тяжело вздохнув, спросил Кику. — У вас какое-то дело ко мне?.. — Кику, — Америка взял его за руку, — нам нужно поговорить. — О чëм? — без всякого интереса спросил Хонда. — Меня уже осведомили обо всём, что нужно. — Кику! Да почему ты такой упëртый?! Что тогда, что сейчас! — воскликнул Америка, но тут же успокоился и тихо заговорил, — Япония… Я знаю, сколько разрушений принесла война в твой дом. И я готов помочь тебе. И я помогу тебе. Я не сделаю тебе больно, только верь мне. Япония молчал, глядя на Альфреда отчуждëнным взглядом. И Америку убивал этот взгляд. Кику смотрел так будто не было ничего между ними: не было совместных вечеров, не было японского чая на террасе каждую субботу, не было той злополучной ночи в отеле накануне Пëрл-Харбора. Ничего не было. А возможно, и было. Вот только война перечеркнула это всё жирной тëмной чертой. Альфред в силу молодости простил Японию. Он верил, что всё можно начать заново. Вот только… Простил ли его Япония?.. — Кику, подумай хорошо. Знай, восстанавливаться после войны в одиночку — очень сложно. Япония молчал. И только спустя нескольких минут ожиданий, которые Альфреду показалось не меньше, чем вечностью, ответил: — Я согласен. — Что?.. — переспросил удивлëнный Джонс. — Ты шутишь, да? — Да кто с такими вещами шутит, — тяжело вздохнул Хонда. — Только… Я не знаю, сможем же ли мы восстановить те прежние отношения, что были между нами. Я очень сомне… — Мы всё сможем! — на радостях Альфред обнял Хонду, крепко прижимая его к себе, из-за больное тело напомнило о ещё не заживших ожогах. Альфред остранился. — Кику, я… — Не говори ничего, — резко прервал его Хонда. — И ничего не загадывай. Пожалуйста. Альфред ласково улыбнулся. Наконец-то к нему возвращается его прежний Кику.