Смятение

— Кику! Я слышал в Японии скоро будет весенний фестиваль. Мне бы очень хотелось, чтобы ты посмотрел его вместе со мной! — звучал из трубки голос Америки. — Как скажешь, Америка-кун, — Кику улыбнулся. В последние дни Хонда слишком много работал, поэтому был непрочь расслабиться. — Кстати, у меня к тебе небольшая просьба. — Какая? — Можешь прийти в кимоно? Так ты точно вольëшься в атмосферу. — Ладно. Как раз уберусь в шкафу, — Кику посмотрел на часы. — Тогда до встречи? — До встречи. Япония положил трубку. Они с Альфредом не виделись довольно долгое время. За это время произошло слишком много событий, Хонде было некогда поднять голову из-за всех дел и проблем, которые разом на него навалились. Из-за всего этого Кику совсем забыл о ежегодном фестивале. Но надо отдать должное, среди этих событий произошло и весьма приятное: Кику удалось помириться с Яо. Китай наконец начал пускать младшего брата в дом, а недавно сам попросил у него помощи. Ëн Су, вследствие начавшейся войны, было не до восстановлений отношений с Кику. Однако теперь Корея хотя бы здоровался с Японией при встрече. Это был рекорд. Рабочий день подходил к концу. Хонда встал с рабочего места. Надо было подготовиться. У Кику было много разновидностей кимоно. Он долго выбирал, какое бы ему надеть на фестиваль. То самое синее кимоно, которое было на нём накануне нападения на Пёрл-Харбор, он выбросил. Уж слишком много негативных ассоциаций они вызывали. В конце концов, выбор пал на фиолетовое кимоно, которое Хонда надевал по праздникам. Сегодня день его отдыха — чем не праздник? *** — Кику, какой ты красивый! — это первое, что вырвалось у Альфреда, когда он увидел Японию, на что последний лишь смущëнно улыбнулся. Они вели себя так будто было всë в порядке. Ни Америка, ни Кику ни разу не говорили не об их последней встречи, ни о бабочках, которые прислали друг другу, однако каждый знал, что это значит. Альфред любил… Нет, обожал японские фестивали. Он влюбился в них с первого взгляда, как только впервые попал на один из них. В них ему всегда виделось особая магия. Люди в красивых кимоно, волшебная музыка, необычная атмосфера, которая дарила умиротворение, — всë это Америка любил самой нежной любовью. А ещё он любил Кику. И в этом фиолетовом кимоно он смотрелся просто невероятно. — Америка-кун, почему же ты замер? — Кику усмехнулся. — Пойдём же! — Задумался, — легко ответил Альфред, и последовал за Кику. Для Кику эти фестивали тоже имели большое значение. Он гордился этими фестивалями. Ведь именно здесь была показана вся красота, вся прелесть японской культуры. Однако сейчас, когда времени на подобные фестивали не оставалось, Хонда стал ценить их ещё больше. Ведь теперь эти фестивали заставляли чувствовать тепло, которое распывалось в груди при виде сакур. Всё в порядке. Он дома. Дети шумно пробегали рядом, чуть ли не сбивая с ног. Кику радовался и им тоже. Детский смех ласкал уши не хуже самой лучшей японской музыки, которую могли издавать флейта или кото. После войны Хонда всем сердцем полюбил этот смех. Искренний смех — это жизнь. Жизнь, которая течëт по жилам страны, наполняя её дыханием. Однако из этих рассуждений Хонда был вырван Альфредом, который так внезапно появился за спиной. — Кику, смотри, что купил! — Где ты успел взять маску Кицунэ? — с усмешкой спросил Хонда. — Да они везде тут! Я ещё суверничиков накупил! Тони точно обрадуется, он любит подобное, — Альфред сиял как ребëнок. Даже не скажешь, что перед тобой стоит свердержава. Японии было невдомëк, что именно таким Джонс становился только рядом с ним. — Я видел, там что-то вкусное продают! Пойдём посмотрим! Хонда покачал головой, но последовал за Альфредом. Так, в забытии они провели весь день. Альфред дурачился, пугая некоторых прохожих. Япония делал вид, что его не знает. Хотя это было трудно с учëтом того, что Джонс время от времени выкривал: «Кику, иди сюда! Глянь, что я нашёл!» И всë-таки было до безумия приятно было почувствовать себя человеком, а не страной. Забыть о том, что ты бессмертный и наслаждаться простой человеческой жизнью. Однако Америка ни на секунду не забывал, зачем он приехал. Сейчас или никогда. — Кику, — Альфред резко развернулся и посмотрел на Японию. Кику ответил вопросительным взглядом. Америке достал из кармана свою жемчужиную бабочку. Хонда от изумления чуть приоткрыл рот. И вынул сапфировую бабочку. — Так, значит… Не дав договорить, Япония быстро кивнул. — Они теперь не одиноки, — лицо Кику озарила улыбка. — И мы тоже. Америка накрыл своей рукой ладонь Японии и приблизился к бледному лицо. Но Кику остановил его. — Не здесь, — строго отчеканил Хонда. — Я снял отель неподалёку. Пойдём туда?.. — тихо предложил Альфред. Японию проняла холодная дрожь. Чувство дежавю невольно пронзило мозг. Опять вечер. Опять отель. Опять Альфред. Как тогда. Однако Кику сумел преодолеть неприятное чувство чувство непонятной тревоги и так же тихо ответил: — Да, пойдём. *** В одном из тёмных коридоров отеля, недалеко от номера, Альфред аккуратно подтолкнул Кику к стене и, не успел тот удивиться и возмутиться, выпутав до этого сцепленную с чужими пальцамм руку, другой, скользнув под полы кимоно, вынул из кармана джинсов плотную ленту чёрного кружева. Но Япония не видел этого — всем его вниманием завладели губы, что находились в недопустимой близости и всё ещё имели свободу. Он нетерпеливо облизнулся, гипнотезируя прилекательную часть лица мужчины неприлично долго. Джонс отнюдь не слепой, а потому хватает одного взгляда на притихшего Кику, доброй усмешки, и в тишине коридора растворился судорожный вздох, не успевший стать полноценным. Альфред целовал нежно. Не пытался пробраться в чужой рот, не напирал и не стискивал до синяков талию, лишь ласкал губы Кику поочерёдно, щекотал кончиком языка и не сдерживал улыбку на тихие смешки от щекотки. Это было… Непривычно для них обоих. И как будто заново. Заново учились целоваться. Заново касались друг друга, изучали реакцию тел на те или иные действия. Заново любили. Хонда и не замечает сначала, слишком увлечённый считай эфемерной лаской, как на глаза ложится немного грубая ткань, как руки, поднявшись выше по талии, затягивают на затылке узелок и как слегка давит на переносицу повязка. Он настолько уходит в ощущения, что, когда Джонс отстраняется, выполнив свою миссию и, чмокнув напоследок, берёт вновь за руку, открывает глаза, сначала не совсем понимает, что что-то изменилось. Но Америка тянет за собой, придерживая за талию, хоть Кику и прекрасно ориентируется в пространстве, и тогда в голове, затуманенной и расслабленной, возникают вопросы. Правда, они слишком малы и легко решаемы, чтобы озвучивать их. Поэтому Япония слепо доверяет. Это было бы опрометчиво несколько лет, что пролетают, как дни, назад. Но не сейчас. Сейчас остаются незамеченными многие детали: короткий путь до номера, щелчок замка перед тем, как войти, и после, снятые на пороге гэта и начавшие распускаться узлы на поясах одежд. Кику осторожно опускают на мягкий футон, застеленный нежно-персиковыми простынями. Америка садится рядом, склоняясь над любовником, одной рукой удерживая свой вес, второй поглаживая талию сквозь все слои дорогой ткани. Сегодня Хонда особенно красив, и ему бы очень хотелось запечатлить эту красоту, но Джонс просто запомнит. Чтобы никто и никогда не имел возможности, кроме него, любоваться и таким Японией тоже. Поцелуи, медленные и сладкие, неизвестно когда перешедшие порог той невинности, что была в коридоре, звучат в большом номере звонко и, вопреки всем принципам и убеждениям Кику, возбуждающе. Он давно не испытывал именно этой гаммы чувств. Позабылось всё, что когда-то было особенным и стояло чуть ли не в приоритете. Хотя… Нет, тогда было по-другому. Сейчас совсем иная ступень. И, чувствуя эту перемену, руками по мощной спине ощущая её, губами по лицу, глазами в темноту и сердцем, что видит слепо, но истинно. Хонда ведёт кончиками пальцев по мышцам рук Альфреда и стекает прикосновениями к щекам, невесомо поглаживая их, чувствуя и лёгкую щетину, и рубцы шрамов, и дурацкие очки, которые явно лишние в данный момент. И как он раньше не додумался? Япония, нарушая всю ту волшебную атмосферу, что так старательно наводил Америка, сдёрнул с его лица ненужный атрибут и, не заботясь о безопасности, швырнул за пределы футона, победно ехидненько хихикая. Альфред прыснул, спратав улыбку в шее Кику, и, переведя дыхание, оставил и там поцелуй, постепенно разворачивая кимоно слой за слоем. Зачем придумали такую сложную структуру, он не ведал, да и прямо сейчас выяснять это не горел желанием, потому что Япония, пусть и не видя, пустился губами изучать его щёки, скулы, линию подбородка и нос, оставляя лёгкие маленькие поцелуи по памяти, отмечая и лаская каждый недостаток как особенность. Движения Хонды в какой-то момент стали настолько игривыми, что Джонсу пришлось, глотая смешинки, утянуть его в более жаркий, распаляющий рейд. И Кику с охотой поддался, прогибаясь навстречу, чтобы ощутить тяжесть чужого тела на себе, притянуть поближе, соприкоснуться участками тел. Слой за слоем одежды покинули их маленький мир, границы которого в эту ночь очерчены краями футона. Альфред забрался на постель, на коленях подполз ближе и не успел опуститься, как Хонда сам поднялся наощупь, прошёлся ладонями по его рукам, плечам, шее на спину и прижался неожиданно всем телом, без стеснения целуя и соприкасаясь не только грудью, но и своим возбуждением. Джонс не сдержал тихий восторженный стон, пропуская язык в свой рот и позволяя руководить так, как захочется партнёру. Уже так головокружительно, а всего лишь прилюдии. С ним всегда так и это… Потрясающе. Обнимая обнажённое, тонкое тело, Альфред ощущает в нём сочетание хрупкости и силы, стали характера и нежности, которую некому и страшно было дарить. Всё то, что приходилось скрывать, заглушать или наоборот выставлять напоказ, словно щит, прямо сейчас в руках Джонса, больших и надёжных. Он ведёт ладонями вверх по позвоночнику, пальцами чувствуя худые позвонки, косточки лопаток, и опускается вниз до податливо прогнувшейся поясницы, щекоча кончиками ягодицы. Они будто заново знакомятся с кожей друг друга, прикасаясь чувственно, пробуя снова и снова. Япония не спешит снимать кружево с глаз, пусть руки и свободы. Ах, нет, он ими стискивает сильные плечи, опираясь на них, чтобы дотянуться до всего, чего смотжет, на лице и пройтись губами. Опускается вниз, задевая соски и пресс, перебирая, словно клавиши пианино, по рёбрам, до возбуждённой плоти. Рука, обхватившая оба члена, становится неожиданностью для Альфреда, что увлёкся выцеловыванием тонкой шеи Кику. По телу мурашки забег устроили, кажется. Шумное дыхание на ухо своей силой снесло крышу разом. Хонда разомкнул пересохшие губы, провёл ими по щеке Америки, ища его для ответа. Находит тут же. Не разжимая обоюдных объятий, оба опускаются на подушки. Кику продолжает движения рукой, надрачивая обоим, запрокидывая голову, чтобы дать больше места для засосов, которые точно будут. Альфред языком проводит по острой скуле любовника, опускается ниже и, закусив слегка тонкую кожу, не сдерживает тихий полустон, стискивая талию в своих руках. Наслаждаясь реакцией Джонса и осознанием того, что может возбудить любимого одними незатейливыми прилюдиями, Япония ослабряет хватку на членах и, проведя медленно последний раз, отпускает. Тут же, не давая разуму словить хоть проблеск света, его утягивают в новый, мокрый и несдержанный поцелуй, вылизывают дёсны и нёбо, играются с языком и сводят с ума так легко… — Хочу… сверху, — шепчет он в какой-то момент, положив ладони на мощную грудь. И не успевает Кику сказать или подумать о чём-то ещё, как оказывается сидящим на крепких бёдрах, промежностью прямо на чужом возбуждении. Собственное, тяжёлое и пульсирующее, шлёпнулось о живот, пачкая его предэякулятом. Случайное движение поясницей, чтобы добавить себе удобства, и Альфред запрокидывает голову, сжимая бёдра Хонды немного сильнее, чем хотел бы. Ох… Кику коварно ухмыляется, и последующий его шаг совершенно обдуманный и доводящий до звёзд прямо перед глазами — он начинает плявно ёрзать на члене, прогибаясь в пояснице больше нужного. И его приводят в восторг стоны и рык, которые не сдерживает Джонс, его руки, поднявшиеся выше и прошедшиеся по изгибу, прижимая к себе сильнее, ближе. Дразня и издеваясь, Япония опускается грудью на мужчину под собой и дышит хрипло ему на ухо. Сладостная пытка… Оба вот-вот сорвутся, но продолжают игру. У Кику пот стекает по вискам и лбу, капли бегут к шее по губам, когда он приподнимается, рассматривая зажмурившегося и дышащего через рот Альфреда. Тот глаза приоткрывает, почувствовав взгляд, и губу закусывает. Пусть в глазах туман, но горячую, распалённую красоту своего любимого он видит лучше, чем что-либо до этого. И его прикосновения начинают обжигать с новой силой. Наверное, поэтому контроль теряется где-то среди бесчисленных поцелуев, а пальцы бесстыдно, привычным маршрутом и уверенными движениями, стискивая упругие половинки, пробираются к сфинктеру. — А… — Япония выгибается снова, глядя с вопросом, на что получает успокаивающие поглаживания. — В сумке, в шкафу. Хонду с охрипшего, царапающего голоса ведёт, он встаёт не без помощи, опирается на крепкие руки, заплетаясь в негнущихся от возбуждения ногах, пока слазиет и добирается до указанного места. Небольшая склянка со смазкой американского производства, упаковка презервативов и… Разнообразие всего, чего только можно, из секс-шопа. Америка готовился основательно. Хмыкнув, Кику быстро возвращается и устраивается на своём законном месте, съехав немного на живот, чтобы Альфреду было удобнее. Отвлёкшись на новые поцелуи, Япония упускает момент, когда Джонс, прохладными и влажными от смазки пальцами покружив вокруг дырочки, ввёл первый по фалангу и двинул назад, тут же возвращая поступательное движение. Вторая его рука, словно живя своей живзнью, исследовала по-новой бёдра, спину, ласкала возбуждённые соски. Чувствуя второй палец, Кику промычал в губы Альфреда что-то непонятное даже ему самому и оторвался для глубокого вдоха. Расслабиться получилось не сразу, но его унесло слишком быстро прикосновениями нежно-жгучими, поцелуями и голосом. — Ч-чёрт, — зашипел Джонс, когда Хонда вошёл во вкус и, активно насаживаясь на три пальца, вновь решил подразнить и шаловливой рукой, бессовестно глядя прямо в глаза, скользнул к тяжёлом члену. — Я… Я сейчас взорвусь, Кику… — Ну, — Япония, не отстраняясь, игриво посмотрел на мужчину и слегка выпятил нижнюю губу. — Что прикажешь, господин? Грудная клетка Америки затряслась от сухого кашля — это он подавился слюной, до того будучи слишком расслабленным мозгом и напряжённым телом. Кику засмеялся, принимая нежного резкий толчок и совсем не жгучий шлепок по ягодице. — Так что? — он с весельем склонил голову набок, ведя пальцем по ложбинке между кубиков пресса. Америка судорожно вдохнул, стискивая чужое бедро, и напрягся, переворачиваясь так, чтобы Кику оказался на спине. Тот тут же раздвинул ноги пошире, позволяя любовнику устроиться между. Джонс раскатал по члену презерватив и долгим взглядом утонул в глазах Хонды, замерев. — Ты вдруг забыл, как членом пользоваться? Входи, не стесняйся, — язвительно выдал Япония, получая неподдельное удовольствие от вида такого растерянного Альфреда, зависшего над ним. — Договоришься, — рыкнул Джонс запоздало, закатив глаза. Но улыбается, как дурак. — На бок ложись, — и в отместку легко шлёпает по ляжке, сам перекатывая Японию, как ему хочется, и устраиваясь сзади него. Альфред, нежно проводя ладонью по всей ноге Кику, приподнимает её и удерживает на весу, дразняще потираясь головкой о вход. Но совсем чуть-чуть. — Ох, Боже… — шёпот мешается со стоном, когда Японии чувствует наполненность. Он, плюя на неудобство позы, заводит руку назад и находит шею Альфреда, скользя по ней вверх к волосам. Медленные толчки его лишь раззадоривают, поэтому Кику делает движения навстречу. Головка попадает по простате, и первый несдержанный вскрик отзывается звоном в ушах Альфреда и его стоном. Нежные, но точные и глубокие движения доводят до пика быстро, но Джонс замедляется в самый не подходящий для этого, по мнению Хонды, момент, и переворачивает его на спину, снова входя по основание. — Р-решил романтику устроить? — с дрожью шикнул Кику на его заворожённый взгляд. — Решил закончить вечер красиво, — парировал Альфред, устроив тонкие ноги на своих плечах. Сплетение пальцев, глубокие поцелуи и толчки, медленно и чувственно во всём, наслаждаясь дыханием и голосом, держа взгляд и не позволяя разрушить сказку, они доходят до оргазма. Кику хрипит, не узнавая собственный голос, и изливается первым. Всего пара более рваных движений, и Джонс покидает растянутый вход, заглушив соственный стон искусанными и покрасневшими губами Японии. — Ты, конечно, молодец, — спустя минуту, поглубже вдохнув, начинает Кику. — Но?.. — Альфред на него смотрит настороженно, не понимая ещё затуманенным мозгом, чего ожидать. — Но мог и полегче, — фыркает Хонда, подползая под тёплый бок. — Я, между прочим, не молодею, и так за день устал. Это что за нежность такая? — Тебе второй раунд устроить? — Америка хитро щурится и посмеивается на забавную, смущённую мордашку перед собой.