триадная (не)гармония

Как и предполагал Тэхен, Хосок не уснул до их приезда. Отец, отказав ему в желании перебраться во флигель, в котором раньше жил Тэхен, выделил ему комнату и даже потребовал, чтобы лег спать. Хосок как примерный мальчик переоделся в новый пижамный комплект и даже выключил везде свет, но сон не шел. Беспокойство выжирало изнутри, а горе из-за смерти его коллеги душило. Хосоку было страшно. Ужас от осознания, что он был настолько близок к собственной кончине парализовывало, а мысль, что он не смог не только себя защитить, но и своих коллег… Хосоку снова тошно. Дрожь лихорадкой проносится по телу, а рыдания сотрясают грудь. Ему необходимо успокоиться, взять себя в руки и как-нибудь решить эту проблему, но столько необходимый способ предотвращения катастрофы так и не лезет в голову. Хосоку не хватает опыта, простого жизненного опыта, чтоб справиться со всем этим. Он снова зависим от кого-то другого, и это тоже заставляет чувствовать себя чересчур жалко. Дверь тихо с еле слышимом скрипом отворяется, и Хосок замирает, немедленно прикрыв глаза. Ему не хочется хотя бы в мелочах заставлять волноваться отца своего мужчины, потому притворяется спящим. На его лоб опускается прохладная, слегка шершавая рука, но Хосок по еле ощутимому следу одеколона понимает, что рука принадлежит не Ким Сэчану. Резко распахнув глаза, он видит над собой Тэхена, и по его уставшему, обеспокоенному лицу понимает, что тот все знает. — Не спишь, кроха? — однобоко улыбается, усталый, с тенями под глазами. За его спиной Чонгук без лишних слов скидывает с себя одежду, оставшись лишь в одних боксерах. И лишь потом захлопывает дверь. — Как ты? — Не задавай тупые вопросы, Ким. — Чонгук проскальзывает под одеяло, обхватывает своего хена и крепко вжимает в себя. Хосок тут же чувствует запах алкоголя, но ничего не говорит. Естественно, весь тот ужас нелегко пережить не ему одному. — Захлопнись, Чон. — качает головой Тэхен. Он не в настроении любезничать. — Тебе что-нибудь принести? — снова обращается к своему избранному, но тот лишь отрицательно качает головой. Затем приглашающе приподнимает уголок одеяла, а сам откидывается назад, в надежные объятия Чонгука. Тэхен, помявшись в сомнениях, мягко целует Хосока в лоб и отходит назад. — Поговорю с отцом и потом лягу с тобой. — обещает, затем бесшумно покидает комнату. — Я…люблю тебя. — неожиданно говорит Чонгук в образовавшейся тишине, и Хосок впервые за все это время искренне улыбается: мягко и коротко, словно нежные чувства к своему истинному берут верх над всей этой ситуацией, какой бы она ни была плохой. — Я знаю… — Чонгук чересчур влажно целует его в кончик уха, и это признание, трепетный момент успокаивает получше всяких успокоительных и спиртных. — И у тебя совершенно нет мыслей на этот счет. — Ким Сэчан с сожалением поджимает рот, мол, пока нет идей, и Тэхен еще горше вздыхает. — У меня нет власти на Чеджу, там совершенно другие ребята заправляют. — Но…? — Ким старший качает головой. — Никаких «но». Это не то дело, которое можно решить, совершив пару звонков. Ты знаешь, что я далек от теневого бизнеса, значит, от их составляющих — тоже… И впервые в жизни я так сильно сожалею об этом. — Сэчан действительно выглядит как тот, кто разбит: его глаза потухли, а губы посинели от частых покусываний. Тэхену жаль, что отец вовлечен во все это, но, честное слово, он готов привлечь даже самого президента, если тот в силах хоть что-то поделать. — Я… поищу хоть кого-то полезного. Лицо убийцы не совсем четко видно, но над этим работают нужные люди. Чонгук правильно поступил, что уничтожил телефона Хосока. Будем надеяться, что остальные члены команды поступили также. — Я уверен, что после гибели той девушки никто не захотел рисковать… — Кстати о команде: всем остальным запретили выезжать с острова, Чонгук вовремя подсуетился и увез Хосока…он действительно о нем заботится. — Пожалел бы, если бы сделал меньшее. — жестко отвечает Тэхен, не желающий даже думать, что Хосок все еще находился бы на одном острове с убийцей, который охотится на него. И это без ведома Тэхена. Жуть, которая даже в самом страшном сне не приснится. — Тэхен. — строго одергивает его отец. — Чонгук это делает ради своего истинного, а не потому, что ты завысил планку…не требуй от мальчика слишком многое. — Отец, вот пожалуйста! — не позволяет отцу читать нотации. — Только не сегодня, хорошо? Безопасность Хосока не тот вопрос, в котором я буду шутить и умалять чужие ошибки. Чонгук был обязан защитить Хосока — это самое меньшее, что он смог сделать в этой ситуации. — Сэчан качает головой. — Ты сейчас злость за свою беспомощность направляешь не на того человека…я снова вижу в тебе ребенка. — Тэхен встает со своего места. — Закончим на этом. — требует решительно. — Дай знать, если узнаешь что-то, даже если я сплю. — затем переводит взгляд на антикварные часы на отцовском столе. — И пришли кого-то разбудить меня через два часа, только тихо, чтоб Хосока не потревожить. Тэхену жизненно необходимо выпить, чтобы хоть немножко успокоиться, но боится, что не услышит, когда его позовут. Вместо этого сразу же направляется наверх, в выделенные покои, где на одной кровати лежат Хосок с Чонгуком. Свет от уличных фонарей достаточно освещают комнату, и видно, как Чонгук, бережно закутав Хосока в одеяло, крепко прижимает к себе, а сам лежит полуголый, с мурашками по всему телу. Подушка под головой старшего промокла: тот продолжает тихо лить слезы даже во сне, и Тэхен аккуратно вытаскивает подушку из-под его головы. Медленно, насколько это возможно тихо раздевшись, замирает на некоторое время, смотря на парочку на постели, затем с тяжелым выдохом направляется к встроенному шкафу и достает ещеодно одеяло, которым укрывает Чонгука: отец прав, Тэхен из-за собственного бессилия бесится не на тех людей. Чонгук конечно же полетел спасать их истинного, но он мог поступить как любой другой человек закона, попытаться решить все по кодексу: обратиться к полицейским, сдать видео и дождаться расследования. Но он поступил очень умно и мудро, и Тэхен ему безмерно благодарен. Видя, как Чонгук крепко и надежно обнимает их хена, живого и здорового, Тэхен впервые за долгое время чувствует не ревность или злость, а трепетную благодарность. — Я бы не смог без тебя, кроха… — шепчет в тишину, и сухо целует Хосока в мягкую макушку, а затем ложится ему под бок. — Совсем не смог бы…