триадная (не)гармония

Когда Чон Чонгук вошел в кабинет спецгруппы, первое и единственное, что он увидел, был Ким Тэхен. Ким устало откинулся на спинку стула — скорее, его ожидание было долгим, — голова лежала на руке, и весь его вид был поношенным даже без учета белоснежной перевязки на шее. — Оу… — Чонгук удивленно замер, затем поспешно закрыл за собой дверь, предварительно проверив, есть ли кто в коридоре. — Тебя тут уж точно не должно быть. — раньше Чонгук выгнал бы Тэхена, даже не раздумывая. — Как твое самочувствие? — с искренним волнением спрашивает, не на шутку встревоженный болезненным видом, но тут же виновато прикусывает губу. — Мне не сообщали, что тебя выписали. — подтянув к себе листок и истертый карандаш, Ким начинает что-то писать. Взгляд его потухший, словно разочарованный, когда пренебрежительно подталкивает лист к Чону. Чонгук читает, вытянувшись. И тут же меняется в лице. — Принудительное заключение в психбольнице для тебя — мелочи? — искренне не понимает. — У него бессрочное заключение, что равноценно пожизненному в тюрьме! — Тэхен с презрением фыркает. Чонгук ненавидит состояние Кима! Лучше бы он накричал на него, но смог высказаться! — Мы сделали все возможное в этой ситуации, да и прокуратуре тоже было выгодно ускорить процесс, чтобы подробности не были выведены СМИ. Без предварительного расследования…прокурор и судьи были на нашей стороне! — Ким снова что-то пишет, и Чонгук уже может по буквам прочитать следующее слово «Недостаточно». Ха. Всего этого ему недостаточно. — А что ты предлагаешь? — тише спросил. Запал пропал. Он спросил, заранее зная ответ, и сверкнувшие глаза Тэхена подтвердили его предположение. «Убить». Конечно. Все легко и просто. Ким встает и направляется к двери. — Вот в чем твоя особенность. — бросает ему вслед Чонгук. — Ты умудряешься не дать мне забыть, почему я вообще пошел на детектива. — это была жестокая правда. В моменте, когда Чонгук наконец-то расслабляется и начинает терпимее относится к Киму, происходит какой-то переворачивающий все случай. Нет. Не переворачивающий. А расставляющий все по своим местам. — Ты — преступник, а я — детектив. Ким не останавливается, несмотря на ничем неприкрытую обиду в тоне Чона. Уходит, оставляя дверь открытой. Когда все трое возвращаются в Сеул на личном самолете Сэчана, присланного специально для них, отношения ощутимо охлаждаются. Хосок, в панике бегающий по врачам из-за раны Тэхена, сначала не замечает враждебной атмосферы, а потом, когда спустя еще пару недель операция Тэхена проходит успешно, то и вовсе находится в состоянии эйфории. Последние месяцы, продержавшие его в напряжении, потихоньку забываются и стираются под ни с чем несравнимым чувством благодарности: Хосок благодарен, что они остались живы; благодарен, что связки Тэхена благополучно восстановлены; благодарен за то, что Чонгук смог упечь маньяка в психиатрическую клинику. Со всей этой беготней и за всем волнением, Хосок даже забыл, что курит. Напрочь вылетело из головы. Эта привычка появилась и пропала из-за Чеджу. Чонгук же, в отличие от своего истинного, находится в томительном ожидании чего-то плохого. Раз Тэхен заговорит…ссоры между ними снова восстановятся. На работе все отлично — его повысили и даже выделили кабинет. В личной жизни все тоже прекрасно: Хосок, наконец-то, вновь начинает расцветать, следы событий полуторагодичной давности на его лице почти растаяли, вернув на законное место умиротворение и щемящую нежность. Хосок вновь начал отдавать и принимать любовь, всецело, без остатков. Упоминаний Тэхена все также много, что печально, но не критично. Чонгук мог выносить его присутствие даже в те дни, когда эгоистично враждовали и откровенно дрались за внимание Хосока, а теперь — тем более. — У тебя определенно дурная привычка вламываться в кабинеты. — когда Чонгук заходит в свой кабинет и видит в кресле сверкающего и с ниточки разодетого Кима, то почти не удивляется. Чон подбирается: хорошее настроение Кима ничего хорошего не сулит. — Теперь мне ясно, почему у тебя такой дрянной характер: это не кресло, — говорит, крутанувшись и повернувшись вокруг оси. Голос Кима хриплый и тихий, но манера речи заставляет прислушиваться даже к шепоту. — а пыточная. — И ты этому рад. — Тэхен ухмыляется. — В детский сад перестал играть, — Тэхен останавливается и кладет ноги на стол. Складывает их, не отводя взгляда от острого носка дорогих туфель, — когда сжег твои документы вместе с рюкзаком. — и улыбается недобро. — С тех пор я играю лишь в крупную. Чонгук остро чувствует, как нечто ужасное и разрушающее наступает. Ему хочется закричать «Нет!» и заткнуть Кима, чтобы то, что он скажет, окончательно не разрушило все между ними тремя. — Совсем скоро ты получишь новость о том, что небезызвестный господин некрофил покончил с собой, отрубив большие пальцы и заткнув их себе в глотку. — Чонгук морщится. Его выдержке может позавидовать каждый, но то, что Тэхен рассказывает…мутит. — Те самые большие пальцы, которыми он пытался выдавить тебе глаза. И выдавил бы. А затем перешел бы к Хосоку. И добыл бы. — тон Кима становится жестче, а взгляд — холодней. — Если бы не всратые сотрудники отдела, которые случайным образом забрели туда. — Тэхен встает с насиженного кресла. Стряхивает с костюма невидимые соринки. — И именно поэтому, когда я говорю, что мои люди будут защищать Хосока, это означает, что мои люди будут защищать Хосока. — Ты убил его?! — пораженно спрашивает. — Не я. — Тэхен поднимает руку и смотрит на нее, будто впервые видит. — Но эта рука заплатила за убийство. — Чонгук толкает Кима в грудь. — И ты так бесстрашно признаешься детективу о заказном убийстве?! — Осторожнее, малыш. — предупреждает, опасно сверкнув глазами. — После твоего ублюдского выступления в зале суда, я не намерен с тобой церемониться. Впредь за безопасность Хосока буду отвечать лишь я. — И для этого хена надо оградить от тебя! Сукин сын! Убийца! — Тэхен не выслушивает его до конца: коротко бьет в нос, и кровь тут же хлыщет по лицу. — Ублюдок! — пораженно шипит Чон, зажимая нос, за что снова получает удар: теперь хлесткая унизительная пощечина. — Я тебя предупреждал, малыш: будешь отвечать за каждое оскорбление в мой адрес. — Чонгук с открытой ненавистью смотрит на Кима. Он хочет на него наброситься и выбить все самомнение, но тупая жалость не позволяет мстить: перевязка на шее напоминает о том ужасе, что он пережил совсем недавно. — Убирайся отсюда. — Чонгук отворачивается. — И не смей сюда заявляться. Иначе арестую. — Ким жестко усмехается. Кажется ему плевать на недавнюю рану: готов смело броситься в бой с детективом на его же территории. — Рискни. — милостиво разрешает, прежде, чем покинуть кабинет. Чон Хосок заполнял резюме на сайте поиска работ — он решил, все, надо двигаться дальше, — когда тянущая боль прошила бока. Он сначала не обращал внимания, свалив все на переутомление. Так продолжалось некоторое время, пока боль всецело не заняла все его внимание. И только тогда Хосок с нарастающим ужасом вспомнил вкус этой боли. То самой боли, которая на постоянной основе сопутствовала нескончаемым ссорам двух его истинных.