***
– Пойдёшь? Мы взяли немного еды со стола, чуть того и сего. Не знали, что ему нравилось. Занятия кончились, и Элина выскочила на улицу. После такого представления пересекаться ни с кем не хотелось. То ли ещё будет? Но к ней вдруг подошёл Дима. Они с Авелин хотели устроить поминки. – Никому ведь и дела до него нет. Словно никогда не существовало. Учителя пропускают фамилию, остальные лишь шепчутся. Что б им такое же испытать, как и он. Авелин единственная среди девчонок носила меховую шапку и постоянно поправляла, ведь похоже та на пару размеров была больше. Это лишь прибавляло ей гнева, и слова казались полными бунтарской решимости. – А родители как? – Да что как. У него только мать и бабушка были, но и те, как ты понимаешь, неключи, – Дима сжал губы и был столь бледен, что казалось от того солнечного мальчишки не осталось и следа. – Не представляю, что им сказали. И сказали ли вообще. У меня сердце разрывается, как думаю о них, всё ещё ждущих его домой. Кому нужен этот суперский магический мир, когда отнимают самое дорогое? – Как будто наш лучше, – пробормотала Элина. – Все одинаковы. – Не знаю. Там у меня хотя бы была семья, брат, а здесь лишь одиночество, – жёстко вдруг отозвался Дима. – Ненавижу это место. – А мне нравится, – Авелин хмыкнула. – Хотя бы согреться можно, и еда всегда на столе. – У тебя есть брат? – неуверенно спросила Элина. – Он из неключей? – Брат-близнец, на минуточку, и нет, он тоже был ведающим… – Авелин! – казалось, Дима вот-вот её ударит. – Я не собираюсь о нём говорить! Ни с кем! – Знаю. Я на взводе, не могу уже, совсем не соображаю, – отвернувшись спиной, та с размаха пнула горку снега. – Так ты идёшь? Решай быстрее. – Иду. Наверно похорони Кирилла по его поверьям или останься хотя бы тело, а не горстка пепла, приди она к нему на могилу, он бы и ворота не дал открыть, и дерево повалил прямо на голову. Но Элина всячески хотела загладить вину. Ведь пусть она и не отступила, пусть пошла к Артемию Трофимовичу, пусть попыталась – что изменила? Ненавистно думать о себе, забывшей о справедливости, о Лиле с Вадимом, что оказались правы. И как бы ни было приятно теперь, проходя мимо Демьяна и его друзей здороваться и получать дружеские улыбки, всякий раз это служило напоминанием. Храм скрывался далеко от чужих глаз. Объяснялось это тем, что чем дальше от мирского, тем для Богов лучше. Видно поэтому Элина до сих пор там ни разу не бывала. Для начала пришлось пройти по Багровой роще, повернуть куда-то направо и долго-долго идти в горку. Храм не походил на храм в привычном понимании. Скорее на головку сыра. Это было деревянное круглое сооружение с восьмью дверьми, за каждой из которых поклонялись своему Богу. Двор тоже делился поровну. Во главе его высились излишне современные каменные статуи, должно быть обозначавшие идолов и капища. На ближайших деревьях развивались цветные ленты – незаменимый атрибут мест поклонений. Это невольно напомнило Элине о Везниче и его тоже якобы храме. – Вы здесь уже бывали? – спросила, лишь бы нарушить глухую тишину, поглотившую это место. – А ты разве нет, – заметив её потупившийся взгляд, Авелин воскликнула. – Куда же они смотрят?! Потерянные могут единственное на что надеяться, так на ответ Бога-предка. Случалось такое наверно никогда, но есть какая-никакая надежда на переход в элиту. Почти как лотерейный билет: только вместо чисел набор генов и хромосом. – И вы?.. – Ага. Неудачники. Относились бы к нам так, если б мы вдруг какие внучатые племянники Дажьбога оказались? – Я бы не удивилась. – Не. Ведающие слишком ценят влиятельных дядь и возможность что-то получить взамен. Они прошли мимо нескольких дверей и статуй. Элина могла только догадываться, кто есть кто, если бы не Яромир, принявшийся с энтузиазмом вещать. «Это вот Светослава, по-вашему, Тара. Её всегда узнаешь по звёздам, листьям и цветочным венкам. Вечно юная, вечно прекрасная. Поучала нас, как вести дела благостно. Единственная правдиво желала мира меж двумя силами. Она ушла раньше всех из нас. Не выдержала битвы, захворала и на руках брата своего испустила дух» «А вон рядом и Даждьбог как раз, Светослав. Высок и статен, выглядит как мудрец какой, да на деле тем ещё бедокуром был. Пить с ним нельзя, да и в дозор идти тоже. Зато в бою не было равных. Он-то самый знающий, много видавший. Видно и пережил всех. Такой длинной бороды отродясь не припомню» «Златодан постоянно на всех кидался, и лучше с ним дела было вести на расстоянии. Крикливый и драчливый юнец. Столько кулачных боёв вынес, как с головой целой остался? Далемир постоянно выводил его из себя и озолотился на ставках…Были времена, да. Но красок здесь явно не хватает: эти золотые кудри и глаза стоило видеть. Хорс как-никак. А нос кривой девицам вовсе не мешал увиваться толпами» «Родогор…Он был мне другом. Надёжный как стена, стойкий как скала. За такой спиной любой и правда почувствует себя в безопасности. Я его даже побаивался сначала, но узнаешь ближе – совсем другой человек. Внимательный, всем жертвующий ради других. Боюсь узнать, как гневался он, когда моё тело вернули домой. Знал, что задумал не то, а остановить не получилось» «А это…она. Моя жена, моё небо и звезды. Ведана. Потускнели глаза от потерь и скорби. Я стал ей проклятьем. Когда-то ради меня она оставила свою семью и дом, свой Чёрный Утёс и Польную Марь. Предала. И чем же отплатил я?» Но тут Дима и Авелин, наконец, остановились. Эту богиню Элина узнала и сама. Женщина с властным взглядом, сжимавшая в ладонях человеческий череп. Морена. Конечно, они ведь пришли к мертвецу, а власть над смертью приписывалась ей одной. Яромир сразу замолчал, ненависть полыхала синим пламенем. Интересно, кого он невзлюбил больше: Морену или Чернобога? – Прежде чем зайти в храм, нам нужно принести требу, – предостерёг Дима. – Кровь? На неё посмотрели растерянно. – Мы же не варвары. Такое ушло сотни лет назад. Еду, напитки, – и тут же подошёл к маленькому углублению у подножия статуи. Там стояли посеребренная чаша и блюдце. Авелин полезла в сумку и передала Диме свёрток с сегодняшним обедом. Тот возложил несколько кусочков хлеба с вареньем и пару яблок – не густо, но видно и этого должно хватить. – Повторяй за нами, – шепнула ей на ухо Авелин. – О Владычица холода, О Владычица смерти! Прими дары, тебе данные, позволь ступить в обитель. Дело наше правое: проводить душу в последний путь. Не будь зла к нам. Когда смолкли их голоса, ничего вокруг не поменялось. Казалось, обряд не сработал. Но Дима легко ступил на крыльцо, и дверь отворилась, даже не скрипнув петлями. – Заходите. Дала добро. Прежде чем они переступили порог, Яромир предупредил тихонько: «Я подышу пока, не буду рядом. Ты не теряй. Не вынесу здесь находиться, обитель Морены, чтоб её!..» Элина иного и не ждала. Внутри оказалось намного уютнее чем снаружи. По крайне мере теплее. Они зашли в прихожую. Здесь висели расшитые гобелены с ликом Богини. Видимо так знакомили с хозяйкой: кто такая, какие подвиги совершила, сколько богатства имела. Другая же комната, куда больше и краше, служила молельней. В самом центре, в углу стояла ещё одна статуя Морены, поменьше и проще, но такая же прекрасно-величественная. Возле ног её пряталась жаровня, а у стен тянулись длинные скамьи. Стойко пахло жжёными травами и еловыми ветками, как будто кто-то совсем недавно размахивал благовониями и плескал эфирное масло. – Обычно здесь живут несколько восьмибожников, местных служителей храма, но их уже несколько дней нет из-за общего сбора в Братстве. Видно, случилось нечто важное. Дима прошёл к жаровне и подкинул дров. Затрещало дерево, огонь запылал ярче. Втроём они уселись прямо на полу, подстелив под себя плащи. Из Диминого свертка показались скромные пожитки: остатки тостов, пирог с черёмухой, яблоки и горстка конфет. Авелин хвастливо достала термос с обжигающим язык чаем. Пить им пришлось по очереди, передавая кружку-крышку по кругу. Дима изредка кидал что-нибудь в огонь. – Классную ты речь сегодня толкнула, – нарушила устоявшуюся тишину Авелин. – Григорий Маркович аж растерялся. Только надо было посильнее давить, совсем ты быстро сдалась. Элина моментально зарделась, даже мочки ушей заполыхали. – Давайте не будем об этом, умоляю! Это было так ужасно, я столько наговорила… – Наоборот всё правильно! Вот где что не так сказала? Наступила прямо им на поджатые хвосты! Ставят себя всегда выше, лучше, такими праведными хотят казаться. На деле нет среди нас лучших. Никто даже разбираться не стал, что случилось и почему. Бельской опять сошло с рук! А одноклассники погрустили денёчек и хватит, других дел полно. И Григорий Маркович со своим: «Зачем забивать голову другими; жизнь продолжается»… Ну нет уж, всё верно им напомнила, ткнула носом. – Странно от тебя слышать похвалу. Пришёл черёд Авелин краснеть и тушеваться. – Кому-то же надо, – пробормотала, отводя взгляд. – А то согласишься ещё с этими… – Не соглашусь, – Элина уставилась на дикие языки пламени. – Я знаю, что такое терять близких, и никому не пожелаю… Да, с Кириллом мы скорее собачились, чем дружили, но как мне жаль его родных. Хуже всего знать, что мог повлиять, исправить, не допустить, но в тот момент тебя просто не было рядом. Ребята переглянулись, а она поняла, что опять сболтнула лишнего. Совсем что ли отчаялась? Уже не задумываясь изливает душу. В тишине храма, от атмосферы или ещё свежих событий в голове всплыли воспоминания о Жене. О похоронах. Тогда тоже лежал снег, хотя была уже середина марта – семнадцатое марта. День, когда жизнь перевернулась. Всем занимался его отец, друзья только скинулись и нашли место на городском кладбище. Элина даже не успела попрощаться в последний раз. Мама заперла её в комнате, могла бы – заколотила окна и приковала к батарее. Но Элина всё равно сбежала. Как иначе, если ощущение чужой крови на руках и холод кожи преследовали и не отпускали. Как иначе, если лучший, единственный, друг просил помощи, страдал, а ты не ответила добротой на доброту, не уберегла. Кладбище встретило толпой ребят, горько оплакивающих потерю, знакомых и незнакомых лиц. Когда Элина дошла до калитки, деревянный гроб уже скрылся в земле. Стоя там в разношёрстной толпе и видя, как её солнце, её свет навсегда погас, она не чувствовала ничего. В груди словно бездонная дыра на месте сердца. И она стояла там долго, так долго, что люди разошлись, а пальцы перестали сгибаться, и только тогда… Только тогда она рухнула на колени с криком, со слезами, с ненавистью. Била землю, умоляла, просила прощения. Ничего не соображала и даже не помнила, кто затем привёл домой. – Год назад мой брат пропал, – вдруг признался Дима, и на её удивленный взгляд лишь усмехнулся. – Все об этом знают. Все, кроме тебя. И думаю, мне до последнего хотелось, чтобы хоть один человек в этой проклятой академии не знал и не смотрел с жалостью. – Тогда зачем?.. – Наверно, понял, что мы похожи. Элина не могла поверить, что слова впервые помогли, сблизили её с кем-то. Она же всё рушит, портит и ломает. Тем временем Дима продолжал, и даже Авелин не решалась перебивать. – Во время Осенин мы сбежали в лес. Дэн из нас двоих всегда был самым безбашенным и бесстрашным, стоит чему-то прийти в голову, ему непременно нужно сделать. Мы не собирались заходить далеко, обычная детская шалость, любопытство… Если бы я только мог вернуться в прошлое, если бы мог отговорить, не дать катастрофе случиться. Всё бы отдал, что у меня есть, лишь бы вернуть его. Он низко опустил голову, и, видя сколько боли, до сих пор не заживших ран хранилось внутри, Элина взяла его за руку. – Не рассказывай, если так больно вспоминать. Дима наклонился и устало привалился к её плечу. Это совсем не смутило, хотя должно было бы. Но Элина давно догадывалась, как сильно тот тактилен, а теперь и понимала, что ему просто не хватало родного тепла. Близнецы всегда вместе, всегда рядом, делят жизнь на двоих. А теперь он один, и это наверно до жути страшно. Авелин покосилась поначалу странно, но потом подползла ближе и тоже улеглась Диме прямо на колени. – Вспоминать нужно. Я не хочу забывать, даже если каждый раз придётся разрывать сердце снова и снова…Просто я так давно не говорил о нём. Ни с кем. Иногда мне становится страшно и воздуха не хватает, стоит подумать, что забыл о наших подвигах, разговорах и шутках. Всё, что осталось у меня –его лицо в зеркалах. – Вы никогда не были похожи, – не смогла смолчать Авелин. – Точно, – Дима рассмеялся, – он был ярче. Вечно в синяках, целители уже гнали взашей, стоило пятый раз за день пожаловать к ним на порог. Люди к нему так и тянулись, даже пресловутые «потомки Богов». Но ты, Эля, верно подметила. Они с лёгкостью забывают и живут дальше. В ту ночь лес казался безопасным, и, конечно, ничего похожего на скопища Теней не кружило у костров. Но мы зашли слишком далеко. Хотя даже не перешли барьер, теперь я это знаю. Когда появилась нечисть, Дэн пытался драться, а мне хотелось одного – сбежать. И всё время мы были рядом, плечом к плечу, я отчётливо помню, как сжимал его руку. А потом в один миг тишина и темнота. Один. Сам не вспомню, как добрался до поляны, поднял панику. Севир Илларионович позвал Защитников, но те никого не нашли и предположили, что Дэн либо ушёл за барьер, либо его сцапала нечисть. И всплеснули руками: «Мы здесь не в силах». Не в силах, ха-ха-ха! Смех вышел истерическим. По Диминым щекам текли слёзы, но он будто и не замечал их. Элине самой стало нестерпимо больно. Она понимала, чувствовала, через что ему пришлось пройти. – А ты думаешь…он жив? Поэтому вы тогда тоже оказались на озере, да? Искали? Но разве такое возможно? И опять эти мысленные разговоры на двоих. Дима смог лишь кивнуть, едва ли придя в себя, и Авелин, получив отмашку, поделилась сокровенным. – Дэн обязан быть живым! Ты же наверняка слышала об особой связи близнецов. Если бы он умер, Дима бы почувствовал – это точно! Помню, как им обоим жуть плохо стало, когда Дэну битой челюсть выбило. Там любому, конечно, стало бы плохо от количества кровищи. Но даже целители пока обследовали, ого-го как удивились: «Никогда такого не встречали в своей практике! Нужно связаться с Братством», – передразнила писклявым голоском. – Поэтому он жив! Но…мы же не совсем сошли с ума. Бегать по лесу, ладно бы огромному, но ещё и полному Теней, надеясь найти иголку в стоге сена. Мы знали, что искали и где. Дима знал, чувствовал, как радар. Но кто же мог предвидеть, что барьер рухнет. Нечисть посыпалась скопом, и нам пришлось возвращаться. А там ты и эти два придурка. – Но разве это не опасно? Мы заблудились так, что сами не пойми как оказались у озера, а вы всё это специально? – Я же говорю: твои спутники два придурка. Выбирай нас, и поймёшь, что от нечисти проще бежать, чем драться. – Ладно, ладно, – Элина до конца жизни будет воспевать храбрость и самоотверженность Демьяна с Северианом, потому решила быстро сменить тему. – Что же вы будете делать дальше? Осенины давно прошли, а тот лес сейчас наверно под семью замками, кишит Хранителями Пути. – Это и проблема, – откликнулся Дима, раскрасневшийся и опухший. – Либо Сниж-юза, либо целый Путевик. Пособия ни за что не хватит, даже если копить все пять лет. Но я не собираюсь опять ждать. Не после того как так близко и так чётко услышал Дениса. Мы сами проберёмся туда. – Как? – Я лично видел, как Сильвия Львовна уходит на ту сторону. Она особо не скрывается. Нам надо только понять, как ей удаётся обходить барьер и его защиты. Или же подгадать момент.***
– Кажется, сегодня Вы выглядите веселее. Меня это радует. После для всех столь неожиданной потери, я, честно говоря, начал бояться, что вы нескоро оправитесь. Элина сама забежала к Севиру после ужина. Такое случалось всё чаще и чаще. В этом крохотном кабинете её слушали, с ней говорили и как будто заботились. К хорошему быстро привыкаешь, известный факт, и она сама не заметила, как стала приходить уже не раз в неделю, а три, как чая стало в два раза больше, а на столике появилась её личная чашка. – Я не забыла о Кирилле и не собираюсь, – слова Димы так и звучали в ушах. – Но поговорив с ребятами, мне стало легче. Может и правда, что потерянные к потерянным тянутся? Хотя если бы не задание от Григория Марковича, кто знает, было ли это всё. – Это тот, что у неключимых ещё успевает работать? Шанский, кажется? И чему же он вас учит? Похоже, во всём консервативный, Севир недолюбливал молодого преподавателя с открытыми взглядами и новыми методиками. Элине показалось это забавным – как легко слетал нейтралитет. – Вы ведь знаете эти противные зеркала с «здесь вас слышат»? Нам надо было выйти и поговорить с одним таким. Хотя на деле диалог получался как раз таки с Григорием Марковичем. Она замолчала, абсолютно не желая делиться пережитым позором. Но Севир выжидающе смотрел своим фирменным взглядом, буквально значащим: «Говорите, я жду», и выбора-то особо не оставалось. – Ну, я и поговорила. О Кирилле. О том, как все быстро отпустили и забыли. Как наши миры похожи. Они, в общем, не оценили. – Конечно, не оценили. Кому в радость, когда уличают в грехах, тем более публично, – позволил себе усмехнуться. – Но вы поступили правильно. Иногда людям необходимо получить пощёчину, чтобы заметить последствия собственных деяний. Не представляете, скольких бед могли бы избежать. – Да только боюсь, что теперь я стану врагом номер один. Как бы ни пришли они по мою душу где-нибудь в тёмном уголку академии. – Когда совершается благое дело, разве важно, что думают другие? Уверен, каждому благодетельному человеку в начале пути твердили: «Нужна тебе эта ерунда? Ищи выгоду для себя», – язвительные слова удивительно походили на кредо Григория Марковича. – Но не будем об этом. Вы, кажется, говорили, что ходили в храм? Каюсь, встречи с Богами устраивают первоклассникам в первую же неделю, а с Вами у нас уже который раз всё идёт не так как нужно. Лишь позвольте полюбопытствовать…получили ли ответ? «Ага, от Морены, конечно» – даже Яромир явился от такого заявления. «А ведь правда, если бы зашла к тебе, получилось ли что-то?» «Кто знает» – Мы посетили лишь Морену. И я сильно сомневаюсь, что она бы оказалась моей прародительницей. Всё же я созидательница. Севир откинулся на кресле и скрылся за чайной чашкой. Прежде чем Элина смогла разгадать его молчание, тот вдруг поучительным тоном ответил: – И такое возможно, если в роду смешалось две силы, два благословения. В этом случае уповают на мудрость Богов. Хотя на моей памяти случалось такое нечасто. Всё же Рода стремятся не мешать кровь. Элине вспомнился союз Лили и Севериана. Интересно, что же стало причиной? Если Назар Игнатьевич так, по разговорам, боялся утерять силы и посрамить Бога-предка – зачем идти против многовековых устоев? – Но у Морены мы с Димой и Авелин поминали не только Кирилла, – Элина не знала, зачем делилась и этим тоже. – Да. Не первый год Академия теряет учеников, – помолчав, Севир сцепил руки в замок и заглянул ей в глаза. – Хотел бы я сказать, что так не должно быть. Но люди умирают. И умирают внезапно. Ещё пару десятков лет назад у школ были личные кладбища. У Братств и Гильдий до сих пор они есть – никакой Бог не защитит от глупости и самоуверенности, от болезни и страсти. – Но что с ним случилось? Он ведь не мог выжить. – Не в привычном нам понимании. Он мог заблудиться. А мог стать нечистым. Но те – лишь кривое отражение реальных людей. Мало кто остаётся разумен, а чтобы помнить себя – почти нереально. – Но ведь возможно. Как Мороз, например. Одно упоминание заставило его скривиться. После Осеннин Севир расспрашивал её обо всём на свете: о барьере, о Тенях, о Хранителях Пути. Но только не о недо-проводнике, вдруг подобревшем мертвеце. – А кто знает, каким был при жизни? – Вы не помните? Столь простой, бесхитростный вопрос вызвал смешок. – Если честно, даже моя память подводит. В конце концов он был ещё совсем ребёнком. А меня волновали совсем иные дела. Страшно представить, что стало бы с книгочеями от таких слов. Они ведь молились на Присных Талей, верили всему сказанному. А получалось вот как. – Хотя нельзя не упомянуть его силу, уже тогда поражавшую. Неудивительно, как теперь легко подчиняет себе и полунощь, и скарядие, уничтожает барьеры. Элина встрепенулась. Неужели речь о том самом?.. – Всё-таки это он сломал барьер на озере? Севир отчего-то отвел взгляд, но ответил, понизив голос до шёпота: – Мне не стоит распространяться о таком. Но это не первый рухнувший барьер. После Осеннин будто чума пошла. Один за одним, один за одним. Защита стала ослабевать. А чьих это рук – хотел бы я сам знать. Мороз ли? А вдруг кто более могущественный и опасный? На ум пришёл лишь один «человек». Но возможно ли это?