***
Тащиться в университет, не выспавшись — неприятно. По-особому неприятным сегодня казался и кофе из автомата в холле. Но Анжольрас, как студент с высокой успеваемостью, не чувствовал за собой морального права на прогулы. Даже когда наваливалась смертельная усталость, даже когда тревога заставляла непонятно зачем оглядываться в пустых коридорах, Анжольрас упорно писал конспекты дрожащей рукой, ему был нужен этот проклятый юрфак, быть может, благодаря нему однажды он сможет помочь Патрии законным путем, не пролив ни капли крови Да, утро было определено неприятным. Однако ещё неприятнее был внезапный вызов в учебную часть. «Они знают?— С ужасом промелькнуло в светлой голове Анжольраса, но он тут же сжал кулаки. — Да если и знают, у них нет оснований выгнать меня или даже лишить стипендии.» Что именно администрация должна была знать, он не решался назвать даже мысленно. Помимо заведующей в кабинете его ждал уже немолодой человек в полицейской форме с впечатляющими бакербардами. Заведующая, которая обычно была рада отличнику-Анжольрасу, заносившему все справки вовремя, выглядела обеспокоенной и сконфуженной: — Анжольрас, это инспектор Жавер, он очень хотел с тобой переговорить. — Здравствуйте. — Он обратился к человеку, хмуро стоявшему у окна, тот только кивнул. — Что вам нужно? — Только предупредить. — Строго сказал Жавер. — Пока. В настоящий момент антиправительственные волнения в студенческих кругах все усиливаются. А в революционных слоях молодежи ваше имя больше всего на слуху, поэтому… — Доказательства. — Перебил Анжольрас. Играть с полицией в вежливость было не в его стиле. — Я могу воспринимать ваше «предупреждение» только не иначе как угрозу, поскольку вы решили связаться со мной официально, через университет. А потому я требую доказательств моей причастности к незаконной деятельности, в противном случае, я не намерен выслушивать клевету. Сердце Анжольраса билось учащенно — он знал, что если постараться, то доказательства его причастности (причастности? Ха-ха, да он этим цирком руководил) найти было можно. Однако его голос не дрогнул, и инспектор слегка растерялся, осознавая, что припугнуть студента юрфака было опрометчивым решением. Хотя от неудержимых учеников этого факультета можно было ждать чего угодно, ему вспомнился случай, когда бывший студент совершил убийство «по приколу». В итоге Жавер сухо усмехнулся и смерил Анжольраса стальным взглядом, от которого у того немного похолодело внутри. — Все вы считаете себя самыми умными и выставляетесь чуть ли не святыми, но на деле никто не без греха, верно? — Седеющий инспектор все сверлил его взглядом, и, несмотря на дискомфорт, Анжольрас не позволял себе отвести глаза. — Но раз вы говорите, что не намерены меня слушать, то мне остаётся только посоветовать вам не губить ни свою, ни чужие жизни на баррикадах. — В его голосе отчётливо слышалось превосходство над самоуверенным мальчишкой-студентом, который лез на рожон. — До свидания, Робеспьер. Анжольрас вздрогнул и не на шутку испугался. Он даже не заметил, как зловещий инспектор попрощался с заведующей и удалился. В другое время Анжольрас бы не обратил внимания на такое обращение — его не раз сравнивали с великим французским революционером, но сейчас все могло приобрести совсем другой смысл, как никак, он вел стримы под именем horny_Robespierre, было ли это просто совпадением? Да и к тому же та фраза о том, что «никто не без греха» казалась теперь двусмысленной… Анжольрас чувствовал, как его начинает пробирать дрожь и подступающую мигрень.***
В Мюзене снова было шумно, но редко когда кто-то из посетителей косо смотрел на кучку студентов, расположившуюся поодаль — все уже давно к ним привыкли. — Без причины никто не подойдёт на воровство, — уверял Комбефер, — за любое преступление общество несёт ответственность в той или иной мере. Любое злодеяние имеет за собой причины. Они обсуждали недавнюю кражу в магазине бытовой техники, которая их, в сущности, никак не касалась. — Любое? — Грантер ухмыльнулся, глядя на свое отражение в бокале вина. — Ладно, если бы какой-нибудь бедняга украл буханку хлеба, но они вынесли из магазина двенадцать холодильников. Двенадцать! Друг мой, человек может быть мудаком просто потому, что он мудак, а не от тяжёлой жизни. Преступники были и будут, ничего тут не поделать. — Незаметно глянув в угол, где Анжольрас, глубоко погруженный в свои мысли, тыкал кекс вилкой, Грантер заговорил громче, с издёвкой. — Я считаю, что революция не только не избавит мир от преступности, но и преумножит ее. Во время таких масштабнейших событий, как революция свобода может запросто вскружить голову, да и под шумок гораздо удобнее кого-нибудь ограбить или прирезать. Увидев, что никакого эффекта на Апполона с кексом его речь не произвела, Р разочарованно отхлебнул из бокала. Ему было необходимо узнать, что же стало причиной этого беспредела. От Жоли ответа ожидать явно был напрасно: тот, как порядочный студент медицинского университета, мог себе позволить поспать только пару часов перед рассветом или в Мюзене, прямо на разложенных на столе конспектах по анатомии. Откуда-то слева доносился смех Гавроша, почему-то никого не беспокоило, что пятнадцатилетний школьник в такой поздний час проводит время в кругу подвыпивших студентов, играя в Майнкрафт с Фейи. Сегодня все казались расслабленнее и бесполезнее обычного. Точно, Курфейрак! Он наверняка должен знать, что происходило в жизни Анжольраса, уж он-то все обо всех знает. Но в данный момент он был занят тем, что вгонял в краску бедного Прувера: — Слушай, а не твой ли парень двенадцать морозильников спёр? — Какой ещё парень?! С ума сошел, мы с Монпарнасом просто дру… знакомые. — Жеан, все в курсе, что вы съехались две недели назад. Рассказывай, где был подозреваемый прошлой ночью, в момент совершения преступления? — Роль прокурора ему шла едва ли больше, чем образ Жанны Д'арк маринованному помидору. — Со мной… э, дома в смысле. — Запинаясь ответил Прувер. — Курф, прекращай, не видишь, как он покраснел? Того и гляди — сосуды полопаются… — зевая сказал Жоли, непонятно когда успевший проснуться. Помощи ждать было не от куда — Курфейрак был явно не в том настроении, чтобы с ним можно было что-то нормально обсудить. Да и все революционеры словно не замечали, что с их лидером творилось что-то неладное. Грантер подозвал официанта и хотел уже меланхолично огласить свой заказ, как вдруг работник Мюзена заявил: — Хозяин просил не наливать вам после первого заказа, пока не заплатите вперёд. — Чего? — Заведению доставляет большие неудобства, когда клиент засыпает, перебрав с алкоголем, так, что не может ни сообщить, куда его отправить после закрытия, ни самостоятельно передвигаться. — Официант вздохнул. — Да ещё и все это с огромным неоплаченным счетом. — Ничего себе у вас тут правила теперь, конечно… прямо не кафе, а королевский двор. — Ворчал Грантер, доставая из потаённых карманов жилетки смятые купюры. — Вот! Мне как обычно, милейший. — У вас не хватает… — Молодой человек с плохо скрываемым раздражением объяснил ему, во сколько обойдется вино с учётом недавнего обновления прайс-листа. — Это невозможно просто, второй раз за полгода дорожает, хоть на баррикады поднимайся! — Алкаш… — Донеслось до Грантэра от уже удаляющегося человека. Время уже близость к полуночи, если обычно это означало, что веселье только начинается, то сегодня Грантер чувствовал, что ещё немного и он грохнется прямо за столом — либо от тошноты, либо от мерзкой, сдавливающей боли в районе груди. А потому он решил выйти и немного подышать воздухом. Лавировать между столиками на заплетающихся ногах было непросто, но, благо, путь до выхода был недлинный. Ночная прохлада и относительная тишина по сравнению с шумной атмосферой Мюзена почти сразу оказали свое благоприятное воздействие. В голове понемногу прояснилось. Не успел Грантер прийти в себя, как вдруг кто-то, проходя мимо грубо задел его плечом и что-то проворчал. Тогда он обнаружил, что стоит посреди тротуара. Что ж, это действительно было некрасиво с его стороны преграждать проход, но даже отойдя в сторону он не перестал ловить на себе презрительные взгляды. Грантер посмотрел на свое отражение в витрине, он не то чтобы был удивлен, но то, что он там увидел совсем не обрадовало. Осунувшееся от ужасного образа жизни лицо, мешки под глазами, которые больше напоминали неудачный макияж металлиста, волосы спутаны до состояния новогодней гирлянды, когда ее только достанешь из коробки, а на жилетке расплылось желтоватое пятно. Его происхождение, в глазах прохожих было наверняка нелицеприятным, однако виноват во всем был Боссюэ, опрокинувший на него тарелку супа. За эти несколько минут Грантеру хоть и стало физически немного легче, но это определенно не стоило того… Мало того, что на него не переставали оглядываться с нескрываемым отвращением, одна девушка вообще, косо посмотрев, перешла дорогу, чтобы с ним не пересекаться. Неужели так на него реагировали всегда? Или он только недавно скатился до такого? «Вот, значит, как… — вдруг с самоедской усмешкой подумал он — Жалеешь себя теперь? Что же случилось, Р? Не тебе ли все равно, если ты выглядишь животным в чьих-то глазах? Куда же подевался бесстрастный насмешливый скептик? Неужели ты захотел к себе уважения, захотел стать человеком? Было бы что уважать, нытик. А, впрочем, ладно, прохожие и прохожие, но что насчёт Анжольраса? Он даже не посмотрел. Дальше уже некуда… Если бы он как раньше разозлился или даже попытался выгнать тебя, это было гораздо лучше. Да что угодно лучше абсолютного безразличия. Между тем, быть ли лужей под ногами или пустым местом выбор очевиден, но даже тут ты облажался.» И дальше пошатываясь стоять на улице и привлекать не самое приятное внимание, размышляя о собственном ничтожестве, Грантеру, наконец, надоело. Теперь ему хотелось остаться, насколько это возможно, незамеченным, поэтому он решил вернуться в «Мюзен» через аварийный выход. К общему залу вел узкий коридор, здесь почти никогда никого не было. Тепло помещения заботливо укутало его, понемногу возвращая атмосферу забытия. Он уже слышал приближающийся шум разговоров полуночных гуляк и ритмичной, но безвкусной музыки, как вдруг его внимание привел странный шум и голос: — Да не могу я громче! Это ворчание он мог узнать в каком угодно состоянии, гнев этого человека он старался вызвать на себя чуть ли не ежедневно — Анжольрас. Вот только сейчас что-то было не так, голос был запыхавшийся и как будто дрожал. Он раздавался за ближайшей дверью, недолго думая, Грантер распахнул ее и чуть окончательно не потерял равновесие. Перед ним, среди швабр, вёдер и расставленных на полочках моющих средств, предстал Анжольрас. С телефоном в одной руке, и собственным членом — в другой. В зубах он держал нижний край рубашки, обнажив живот и грудь. Лицо покраснело, став похожим, на скинутый на пол алый пиджак. Анжольрас чуть не выронил телефон и поднял испуганные влажные от слез глаза на того, кто так бесцеремонно к нему вломился. — Вот я и допился… — Не менее шокировано проронил Грантер.***
Они сидели за столиком в самом углу зала. Анжольрас смотрел на свои пальцы, подрагивающие на засаленной поверхности стола. Его глаза припухли, сам он казалось, весь уменьшился, словно боясь занять лишнее пространство. Грантер всё ещё сомневался, что у него не началась белая горячка, а сидящий напротив разбитый Антиной не галлюцинация. Таким Анжольраса не видел никто, куда делась естественная непоколебимость, которой для существования было достаточно самой себя? Кто похитил практически физически ощущавшийся блеск исходивший от него? Как вообще можно было заставить того, кто не поколебался бы перед лицом смерти сгорбиться и стать не больше, чем собственной тенью?.. — Может, тебе чаю выпить? — Невпопад спросил Грантер с тревогой. Все же, с чего-то начинать разговор нужно было. Самого его била мелкая дрожь, да и в голове невыносимо шумело от выпитого. До этого он подозревал, что у Анжольраса в жизни происходит что-то тяжёлое, тот стал молчаливым и совсем закрытым, но ни о чем подобном он и помыслить не мог! — Не нужно. — Послышался тихий глухой голос. Диалог был неизбежен, как никак, Анжольрас должен был объяснить Грантеру, свидетелем чего, черт возьми, он невольно стал. — Я попробую помочь, — запинаясь заверил он, в том, что Анжольрасу помощь была необходима, не было сомнений. — Если ты позволишь… Анжольрас впервые за это время посмотрел на него. То осторожное беспокойство, с которым Грантер говорил с ним удивило его, однако во взгляде Анжольраса также была заметна отравляющая апатия, какая бывает у человека, который уже наверняка знает, что пропал, и детали собственной гибели его не сильно заботят. Тяжко вздохнув и безуспешно попытавшись проглотить ком в горле, он начал свой рассказ. Он говорил кратко и отстраненно, как будто речь шла и не о нем вовсе, взгляд его при этом почти все время был бессмысленно устремлён в одну точку. — И где-то… неделю назад мне стал писать один из зрителей. Ему известно мое имя, адрес и многое другое. Идти в полицию бесполезно, потому что он знает про все мои прегрешения перед законом. С тех пор он требует персональных трансляций обязательно в общественных местах, вроде той, что ты увидел. — Под конец речи он перешёл на осипший шепот и устало спрятал лицо в ладонях. Анжольрас не был тем человеком, который запросто отдаст себя на растерзание ни за что. Но ситуация была действительно безвыходная. Он был готов бороться в одиночку против сильных мира сего, не боялся ни правительства, ни авторитетов, находящихся в тени, однако оказалось, что всего лишь один проворный и одержимый человек способен был довести его до жуткого упадка. Сейчас в его позе, выражении лица и голосе отражались все бессонные ночи, проведенные в тревожных и напряженных размышлениях о том, что же предпринять. Администрация стримингового сервиса, где он работал заблокировала аккаунт сталкера, но тот продолжил писать в соцсетях. Грантер с две минуты пытался осознать услышанное. Анжольрас подрабатывал, ведя стримы для взрослых… Что ж, хорошо, замечательно, чего не сделаешь на благо республики. Он вдруг понял, что молчание уж слишком затянулось, а сломленный Аполлон совсем поник. — Так, ладно, — спохватился он, — мы что-нибудь придумаем, верно? Для начала надо сменить номер телефона, переехать, хотя бы временно, удалиться из всех соцсетей и уволиться, а там что-нибудь решим. — Не выйдет, чтобы уйти раньше окончания контракта нужно заплатить неустойку, а у меня нет таких денег. Озвученная сумма действительно была неподъемной для простого студента. — Если все скинутся, должно набраться достаточно. «А может, и тебе на психолога останется» — подумал Грантер. К Анжольрасу, при виде такой отзывчивости, казалось, вернулось немного уверенности, однако как только он услышал о том, что придется рассказать все Друзьям Азбуки, он тут же пожалел, что попытался принять помощь. Увидев сомнение и тревогу в его глазах, Грантер поспешил добавить: — Хорошо, это мы обсудим позже но с остальным-то ты согласен? Не соглашаться у Анжольраса не было ни сил, ни причин. И, не взирая на то, что к утру все амбиции циника, сидевшего напротив наверняка выветрятся вместе с алкоголем, чувство готовности бороться против всего мира снова теплилось в груди.***
Однако опасения Анжольраса не подтвердились. Грантер не растерял энтузиазма и действительно принялся помогать ему исчезнуть с радаров неизвестного преследователя. Действовал Грантер судорожно и даже как-то отчаянно. Причиной было не только спасение любимого человека — скептичному философу было необходимо себя чем-то занять. В тот вечер, когда вся улица оглядывалась на него как на мерзкого плешивого пса, он решил бросить пить. Хотя бы попробовать. «Грантер в завязке» — оксюморон, ей-богу, он и сам это понимал, но где-то раз в полгода на него что-то нападало, и он предпринимал попытку отказаться от Дионисова нектара. Самым ненавистным в этих попытках было не физическое состояние, которое, казалось, облегчить сможет только прыжок из окна, нет, самым гадким было то, что это всегда заканчивалось одинаково — жесточайшим срывом и возвращением к прежней жизни. Обычно Грантер старался не вспоминать о таких периодах, одна мысль об этом была унизительной насмешкой над собой. И хотя он привык выставлять себя на посмешище, значит все обстояло иначе. Провалившиеся попытки стать человеком были хуже любой пьяной выходки. «Не слишком ли ты много на себя берешь? — Спрашивал ядовитый голос внутри. — Только посмотрите, тот, кто на каждом углу кричит, что ни во что не верит, тот, кто постоянно ужирается в хлам, вдруг захотел исправиться. Может, ты считаешь, что ещё и уважения к себе заслуживаешь?» Вот Грантер и занялся всем, чем только можно, чтобы заткнуть этот мерзкий голосок, даже на пары сходил. Но тревожнее всего нему было от того, что скоро должна была начаться ломка.***
Уже следующим вечером к друзьям Азбуки вышел Анжольрас с крайне серьезным видом и объявил, что ему нужна помощь. Где-то в углу, пошатываясь, стоял Грантер и ободряюще смотрел на него. Было неизвестно, какими ухищрениями и черной магией он смог заставить Анжольраса решиться на этот шаг, да так, что тот со спокойным видом твердо разъяснял ситуацию, единственное, что выдавало его волнение — это оттенок лица, который назывался «кровь рассерженных людей». Видимо, бесконечными пьяными монологами Грантер все же выработал у себя истинный дар убеждения. Студенты-бунтовщики приняли сказанное с большим сочувствием, чем их лидер того ожидал. Правда, Курфейрак хотел было спросить, остались ли какие-нибудь ссылки на трансляции, но чуткий Комбефер вовремя пнул его ногой под столом и заверил Анжольраса, что они помогут ему всем, чем только возможно. — Ты не видел Грантера? — После самообличительной речи сохранять привычное самообладание было куда труднее. — Он, вроде, куда-то убежал. — Исчерпывающе бросил Курфейрак. — С ним что-то странное творится, может, тоже в вебкам подался? Шутка была неудачной. Окажись рядом Комбефер, пострадало бы и второе колено молодого кутилы. Анжольрас задумался. С тех пор, как Грантер взялся за его спасение, он стал смотреть на него под другим углом. Было в этом пьянице что-то благородное, как будто он, отрицающий надобность какой бы то ни было борьбы, все же сам находился в схватке. «Он не такой уж и пустой, — в какой-то момент неожиданно для себя отметил Анжольрас, — а то, как он стремится помочь человеку, который для него ничего не значит, определенно вызывает уважение.» — Да не беспокойся, найдется твой Ромео! — Весело заявил Курфейрак. — Почему Ромео? — Ну так он же… ну… Курфейрак видел, что Анжольрас действительно не понимает, о чем он. Юный Аполлон, конечно, в межличностных отношениях разбирался так себе, но, ради бога, не настолько же! Чистые голубые глаза революционера, вроде, видели исправно, так как он мог не замечать млеющего от одного его присутствия Грантера? И этот горящий взгляд скептика, слушающего революционные речи явно не ради идейной составляющей. Неужели можно было не предать значения тому, как по-детски оживлялся Грантер в те редкие случаи, когда Анжольрас вступал с ним в полемику? В наступившей тишине Курфейрак начинал понимать, почему хотя бы ради разнообразия помалкивать ему советовали все, вплоть до Боссюэ. — Да нет, ничего… — сказал он, наконец, сдерживая смех от мысли, что перед ним стоял, должно быть, самый невинный и наивный порно-стример на свете.