7 days to remember you

- Мне «Восход солнца», а моему… Что ты будешь? – Бэкхён не решается назвать Пака другом. Не потому, что они не являются пока даже приятелями, а потому, что рассчитывает на большее и отступать не собирается. Промокшие пиджаки свисают со спинок высоких барных стульев, оставляя под собой маленький шлейф из дождевых капель, пока их обладатели пытаются просохнуть под тихую фоновую музыку. - Бутылку Карлсберга, - отстраненно бросает Чанёль, постукивая пальцами по поверхности стойки в такт смутно знакомой композиции. Ему нравится здесь, хотя он ни разу не был в этом заведении: уютные диванчики, маленькие столики, укутанные легкой кальянной дымкой, немногочисленные посетители и полумрак, придающий атмосфере каплю интимности. Но Чанёль скорее назвал бы это уютом. Таким, какой он сам представляет себе. – Я думал, мы будем ужинать, - он поворачивается к притихшему Бёну, который неотрывно следит за завихрениями гранатового сиропа, расползающегося в бокале с текилой, и останавливает взгляд на его губах. Родинка… - Я подумал, что аперитив не помешает, - теперь эти губы складываются в неловкую улыбку, а Чанёль все еще не может оторвать от них взгляда. Он думает, почему во всех этих дневниках и блогах ему не попалось ни одного упоминания о… Девушках, к примеру. Ну, или парнях хотя бы. Может, он вообще асексуал? Или просто не способен любить? – Чанёль? – звук собственного имени действует, как хлыст – Пак чуть заметно вздрагивает и поднимает взгляд выше, смотря в солнечно-карие глаза, которые в полумраке заведения кажутся темнее. - Да, я согласен, - быстро и как-то чересчур оживленно кивает он головой, замечая легкую улыбку, и тут же снова скрывается за стеной безразличия. «Просто семи дней мало для того, чтобы влюбиться», возвращается он к насущному вопросу. - Ваш заказ, - бармен оставляет перед посетителями высокий пузатый стакан с бежево-оранжевым напитком, украшенный апельсиновой долькой, и бутылку пива, что заказал Чанёль, скрываясь на другом конце барной стойки. Бэкхён с улыбкой кивает ему, обхватывая ладонью стеклянную гладь, и несколько раз «протыкает» коктейль черной соломинкой. - Я бы хотел узнать о тебе побольше, - его тихий голос вырывает Пака из липких мыслей, заставляя невесело усмехнуться: - Я бы тоже хотел узнать о себе побольше, - язвит он, садясь на стуле вполоборота. - Бэкхён, ты… зачем тебе все это? – Ёль обводит помещение широким жестом, оставляя на изгибе влажной бутылки отпечаток большого пальца, но Бёну и не нужно объяснять, что речь идет далеко не о приглашении выпить – уж слишком серьезный и внимательный у Чанёля взгляд. Юноша ловит пластиковую трубочку губами, отпивая кисловато-приторный напиток, и хмыкает: - Тебе мало той причины, что я уже назвал? Или фраза «ты мне нравишься» ничего для тебя не значит? – мимо проходит бармен, с интересом косясь на двух представительных мужчин, обсуждающих подобные темы в дешевом баре, и Бэкхён прячет взгляд на темной деревянной поверхности стойки. Теперь идея с выпивкой в месте, где полно лишних ушей, уже не кажется ему такой привлекательной. Чанёль меланхолично обрывает с бутылки промокшую этикетку и думает о том, что эта фраза действительно не имеет для него того смысла, который вкладывает в нее Бэкхён. Он просто не знает, не понимает, что это значит – нравиться кому-то. Для него это пустые слова, так же, как «я люблю тебя» или «увидимся на следующей неделе». - Как-то так, - он пожимает плечами, боковым зрением отмечая, что Бён совсем сник. – Слушай, если собираешься воротить нос и дуться от каждой моей фразы, лучше бы вообще не высовывался и держал все в себе, - вконец раздражается Пак – мало ему было своих проблем, теперь еще и за языком следить, чтобы - не дай Бог! - не обидеть влюбленную в него овечку. Бэкхён тут же оживляется и хватает Пака за манжету рубашки, когда тот уже собирается подняться с места. - Прости, прости, я понял. Я не собираюсь сдаваться, не дождешься, - уверенно заявляет он, твердо встречая чанёлев взгляд и указывая глазами на стоящий рядом стул, - так что вернись на место, пожалуйста, - Чанёль хмурится и медлит пару секунд, словно раздумывая над просьбой, а потом все-таки опускается на мягкое сидение. – Я постараюсь объяснить тебе… со временем, - неуверенно продолжает Бён. – Можно в идеале знать теорию, но все равно не понимать, что это такое. Потому что любовь можно только почувствовать… - Я и не думал, что в наше время еще остались такие отчаянные романтики, - перебивает его Пак, получая укоризненный взгляд и скомканной салфеткой в ухо. Бэкхён тут перед ним, можно сказать, душу выворачивает, а этот насмехается! Бён надувается, как дорвавшийся до еды хомяк, а Чанёль, слегка улыбаясь, внезапно понимает, что дразнить этого самоуверенного наглеца весело. Потому что это необычно, ново, и Пак не уверен, что такие изменения хоть чем-то помешают. Это похоже на то, что он поменяет излюбленный Карлсберг на Хайт Стаут – разнообразие никогда не бывает лишним, решает он. - Если ты думаешь, что это можно считать полноценной романтикой, то сильно ошибаешься. Ты вообще хоть что-нибудь романтичное в своей жизни делал? Хотя, кого я спрашиваю… - ворчит скорее для себя Бэкхён, но мысленно обещает себе исправить это – он испробует все, до чего сможет додуматься, чтобы заставить этого Пак Чанёля его помнить. На небольшой импровизированной сцене загорается тусклый свет, и в его рассеянных лучах можно разглядеть инкрустированный дешевыми стекляшками микрофон на стойке, а позже – и фигуристую дамочку в черном атласном платье. Оторвав от ярко накрашенных губ лакированную курительную трубку и выпустив в зал мутную струйку дыма, она набирает воздух в грудь, и по залу расползается ее чарующий, ласковый голос, рассказывающий о далекой стране восходящего солнца и истории молодого офицера, влюбленного в дочку аптекаря. Посетители заслушиваются пробирающей до дрожи лирикой, и разговоры стихают на несколько бесконечных минут, пока под хрустящий шепот редких аплодисментов местная Дива не скрывается за тяжелой складкой портьеры. - Я не уверен, что являюсь сторонником чего-либо романтичного, - задумчиво говорит Ёль, потягивая соленый арахис из стоящей рядом вазочки и возвращаясь таки к прерванной теме. – Мне нравятся боевики, пиво и реклама с SNSD по кабельному во время перерыва на кофе, - отчитывается он, делая очередной глоток холодного пива. Бэк рядом с ним, кажется, не придает его словам особого значения, яростно мотая головой, словно только что поймал Пака на самой большой в жизни лжи. - Это потому, что ты просто не пробовал делать ничего романтичного, - категорично заявляет он, в пылу беседы, забывшись, разворачиваясь к Чанёлю лицом и локтем опираясь на барную стойку. Он выглядит настроенным воинственно, как взъерошенный маленький воробей, вознамерившийся отвоевать горбушку хлеба у ворона. – Что ты можешь знать о романтике, если ты фанат боевиков по телеку, ни разу не имевший романтических отношений? - Ты сейчас так завуалировано пытаешься меня унизить? – Пак вздернул бровь, скептично смотря на стушевавшегося Бёна. На самом деле Чанёль начинал получать удовольствие от этой ничего не значащей беседы – ему еще не приходилось общаться так с кем-либо. «Наверное, этим и занимаются приятели, сидя в баре по вечерам за бутылочкой пива», думает он, дергая уголком губ вверх. И даже тот факт, что Бэк испытывает к нему немного не дружеские чувства, его совсем не волнует. - Не иронизируй. Романтика – это тебе не пулеметом размахивать. Тут особый настрой нужен, подготовка… - А ты думаешь, что без подготовки унесешь шестиствольник?.. - Чанёль, заткнись, пожалуйста, - Бэк раздражен, но губы против воли растягиваются в улыбке, потому что в словах Пака нет ни капли грубого сарказма. И ежу понятно, что тот просто не может удержаться от колкостей в его адрес – такая уж у него натура, и Бёну придется только смириться. – Я приведу тебе пример, - предлагает он, тыкая в сторону Чанёля тонким пальцем, опоясанным серебристым металлическим обручем. - Сегодня утром я сказал, что ты мне нравишься, - юноша отводит взгляд на стройные ряды разномастных бутылок на стеклянных полочках напротив, стараясь не вспоминать то волнение, что при этом чувствовал. – А минут пятнадцать назад предложил тебе поужинать вместе… - И что, это, по-твоему, романтика? – скептично осведомляется Пак, даже немного заинтересовавшись. Если он собирается кардинально изменить эту неделю, он должен хоть как-то ориентироваться в концепции, верно? - А по-твоему, нет? – как-то удивленно и совершенно разбито шепчет Бэк, будто все его доводы разбились о бетонную стену игнора. – Или в твоем понимании «романтика» - это букет роз, красное вино и кольцо с бриллиантом? – он делает неопределенный жест рукой, как бы подтверждая, что подобный вид шаблонной романтики уже давно изжил себя. – Возможно, я сейчас открою тебе вселенную, но пикник на двоих и общие селки – тоже довольно-таки романтично. Чанёль предпочитает промолчать, не желая больше продолжать дискуссию, в которой не может привести ни одного контраргумента – это сильно бьет по самолюбию, так что дальше они сидят в тишине. Бэкхён задумчиво ковыряет лед в уже опустошенном бокале, а Чанёль, уже добив этикетку и сложив ее части ровной кучкой, бездельничает. Дождь все еще стучится в окно и тихим ветром нашептывает редким прохожим свои мемуары, заливая тротуары мутной жижей. Парни оставляют на стойке по нескольку купюр каждый и, накинув на головы еще не просохшие пиджаки, бегут до первой же забегаловки, обещающей плотный ужин. Атмосфера здесь несколько отличается от того почти интимного полумрака, что царил в баре: высокие потолки буквально утыканы яркими лампами, и холодный электрический свет тщательно вылизывает предметы обстановки; белоснежные скатерти и такие же безупречно-белые салфетки с тарелками кажутся Чанёлю стерильными, вызывая желание поужинать в небольшом китайском ресторанчике через дорогу, где есть привычная еда, а не все эти блюда в меню с неизвестными составляющими и невыговариваемыми названиями. Однако Бэкхён, кажется, ничуть не смущается, старательно выбирая между жарким из трески под сливочным соусом и… - Все-таки, я выберу жаркое… Тебе помочь с выбором или ты уже определился? – участливо интересуется он у Пака, который откровенно готов погнуть лежащие рядом с ним серебряные приборы. Обеденная зала почти пуста, музыканты устало перебирают нотные листы на пюпитрах, и это придает ресторану еще большую роскошность и… отчужденность. Чанёль отчетливо чувствует себя здесь не в своей тарелке, ему неуютно и хочется уйти, но признать поражение слишком сложно. - Признайся… - не удержавшись, Пак тыкает в собеседника сверкающей вилкой, обернутой в салфетку. – Ты притащил меня сюда, чтобы блеснуть своей эрудированностью и толщиной бумажника? – его голос сочится скепсисом, а желание продолжать этот недельный фарс мигом теряется где-то за ближайшим поворотом. Бэкхён недоуменно хлопает ресницами пару раз, а потом осматривается вокруг, кажется, понимая, что не устраивает его собеседника. - Я вовсе не думал об этом, - вздыхает он, понимая, что задача, за которую он взялся, с каждой минутой становится все сложнее. – И хотя в наши дни пухлым кошельком можно удивить не только девушек, ты - совсем не тот человек, который способен повестись на такое, - разумно заключает Бён, и Чанёль вынужден поумерить всколыхнувшийся было пыл. Они все-таки заказывают две порции жаркого из трески и, думая каждый о своем, молча коротают время до того, как тарелки с мягким звоном опускаются на стол. – Я хочу прояснить кое-что… - начинает Бэкхён после минутной тишины, прокашлявшись в кулак. Он слегка нервничает, что заметно по тому, как его пальцы комкают попавшуюся под руку салфетку, но старается держаться достойно. – Наличие у меня к тебе чувств еще не значит, что я буду ухаживать за тобой, как за девушкой. Думаю, ни одному мужчине подобное не будет в радость. И мы с таким же успехом можем посмотреть вместе футбол и выпить по бутылоч… - И это, по-твоему, романтика? – со смешком, выгнув бровь, осведомляется Чанёль, припоминая парню их недавний разговор и словно продолжая тему, которую они, будто сговорившись, оставили в покое. Бэкхён подхватывает хрипловатый смех Чанёля, и они вместе принимаются за еду, вновь затихая. Музыканты, под вечер растеряв всю инициативность, вяло наигрывали что-то неторопливое, нагоняя сон, и сытый желудок только способствовал этому. - Надеюсь, тебя дома не ждут чашка чая перед сном и интересная книжка? – через полчаса Бён задумчиво гоняет по тарелке остатки стручковой фасоли, совершенно позабыв о правилах этикета. Все, что его сейчас волнует - это под каким бы предлогом провести с Чанёлем еще немного времени. - А что, ты ревнуешь? – хмыкает Пак, всматриваясь в хитросплетение стрелок на наручных часах, которые после выпитой бутылки пива никак не желали показывать время верно. Ответом ему служит возмущенное фырканье и забавный бубнеж Бэкхёна. – Потому что, если это так, то тебе придется мириться еще и с просмотром боевиков по субботам, а еще с огромной пиццей по пятницам, - он косится на сидящего напротив парня, и уголки губ невольно тянутся вверх: Бён то громкий и наглый, то такой тихий и по-настоящему непосредственный, что каждая новая открывающаяся грань его характера заставляет почти незаметно задерживать дыхание в попытке не упустить что-либо. - Думаю, я смогу смириться с этим… если заменишь боевики на комедии, - подхватывает Бэк шутливо-возмущенно, принимая правила игры. Их общей игры, и от этого осознания едва ощутимо теплеет в груди. Чанёль отправляет в рот последний кусочек рыбы под соусом, когда Бён все-таки решается: - Может, прогуляемся в парке? – Бэкхён старается говорить непринужденно и как бы между прочим, и если бы не пунцовеющие кончики его ушей, Пак сказал бы, что с задачей тот справился. Но Чанёль слишком внимательный – жизнь научила – и отчего-то желание оттроллить незадачливого поклонника теряется где-то вместе с остатками саркастичности. И уже через десять минут они неторопливо прогуливаются по парку, гулко перешептывающемуся верхушками деревьев, отстукивая набойками лакированных туфель мерный ритм. От недавнего дождя остались лишь жалкие крохи, изредка сыплющиеся на щедро сдобренную влагой землю. Пак зачем-то в третий раз пересчитывает светящиеся фонари, ровной шеренгой выстроившиеся на протяжении всей парковой причудливо-извилистой дорожки, а Бэкхён думает о том, что с Чанёлем на удивление приятно даже молчать. - Ты успеешь на нужный автобус? – нарушает тишину Чанёль, неожиданно даже для себя понимая, что не прочь приютить припозднившегося юношу у себя. Это открытие становится для него поистине шокирующим, и Пак даже выпадает из реальности на пару бесконечно долгих мгновений, впрочем, быстро беря себя в руки. Он и не сомневался, что эта неделя приготовила для него много интересного, но и не думал, что эти интересности начнутся так сразу… - Я на машине, - Бэкхён утопил руки в глубине карманов брюк и поднял лицо к небу, где в редких просветах туч виднелись еще яркие звезды. Кто-то как-то сказал ему, что в такие ясные ночи можно увидеть падающую звезду, и юноше хотелось думать, что он не зря вышагивает здесь, как идиот, задрав кверху голову. - Будь я копом, отобрал бы у тебя права, - ворчит Чанёль под удивленным взглядом Бёна, припоминая, что тот, вроде бы, спешил на метро, когда пошел дождь... Поплотнее запахивая полы пиджака, он зябко ёжится – после дождя на улице заметно похолодало, что, однако, не портило впечатления от таких редких в столице тишины и стрекота сверчков, разливающихся по округе. – Кто же ездит в подвыпившем состоянии… Вот только не надо спорить со мной, утверждая, что «да я после ящика соджу вообще Шумахер!», - торопливо добавляет Ёль, пока Бён не успел возмутиться, чем заставляет его звонко рассмеяться – его смех серебряными колокольчиками звучит в чистом, проозоненном воздухе. - Вообще-то, я собирался поймать такси, - возражает юноша, а Чанёль все еще ворчит себе что-то, всматриваясь в затемненные участки парка. Мимолетная забота Пака сладкой дрожью проскальзывает в хрупкое тело, а на губах невольно появляется нестираемая улыбка, от которой начинают болеть скулы. Обойдя парк по широкой дуге, они поворачивают в сторону апартаментов Чанёля, вполголоса обсуждая что-то совершенно постороннее и разглядывая приветливо светящиеся в вышине многоэтажек окна. Проплывающие мимо витрины таинственно поблескивают неоновыми вывесками, придавая этому вечеру какое-то неповторимое очарование, пока юноши сворачивают в неприметный, но такой знакомый Чанёлю двор. - Как думаешь, у тебя получится? – неуверенно спрашивает Пак, все же решаясь задать давно мучающий его вопрос. Сможет ли Бэкхён сломать систему, его кропотливо выстроенный на психологическом уровне двоичный код? Сумеет ли втиснуть между безликими цифрами и навсегда отпечатать там свой образ? Чанёль не представляет себе, что значит жить по-другому, но очень, очень хочет это узнать. - Семь дней – не такой уж большой срок, - юноша пожимает плечами, задумчиво шаркая ногой по сырому асфальту перед подъездом, у которого они столкнулись этим утром. Прошло от силы двенадцать часов: для Бэкхёна это всего лишь очередной день, для Чанёля – львиная доля очередной жизни. – У нас мало времени, поэтому просто позволь мне быть рядом, а я сделаю все возможное, - он вздыхает и, последний раз сжав в руке ключи от авто, с теплой улыбкой протягивает нагревшийся кусочек металла Паку. – Я заберу их завтра, - кивнув, тот прячет частичку чужого тепла во внутренний карман пиджака и щурится от света фар подъезжающего такси, едва успевая отреагировать, когда его притягивают для торопливого, какого-то подросткового поцелуя. – Постарайся вспомнить меня завтра, - шепчут ему во влажные, мягкие губы, а потом такси, махнув в конце улицы желтыми шашками, скрывается за поворотом, оставляя Чанёля и дальше чувствовать гранатовый сироп на губах и надежду – в сердце.