7 days to remember you

Солнечные лучи и соленый воздух были повсюду в доме, пропитав его изнутри, словно губку. Они толкались, спеша побыстрее пробраться в гостиную через приоткрытое окно, шевелили легкие занавески и по-хозяйски располагались на кофейном столике, стирали несуществующую пыль с книжных полок и поудобнее усаживались на спинки кресел в ожидании молодых хозяев. Заскучавший дом тихо вздохнул, запустив в себя порыв прохладного ветра, и приготовился подождать еще немного. На берегу было все так же холодно, даже несмотря на то, что солнце перевесилось чуть выше после их приезда. Но Бэкхён с удивлением осознавал, что пронизывающий ветер почти не чувствуется за счастливой улыбкой его сегодняшнего спутника, которого он с радостью перевел бы в разряд пожизненных. То ли воздух здесь был какой-то особенный, то ли все дело в том, что Паку настолько полюбилось это место, но улыбался он даже чаще обычного. Чайки на время стихали, но тут же снова взрывались гвалтом из сотен голосов, и будь у древних елей уши, они бы, наверное, и вовсе не открывали их. Бэкхён не понимал, как можно постоянно жить там, где так шумно. Но если подумать, в городе есть ночные клубы, несмолкающие магистрали и любящие посигналить водители… Разницы, по сути, никакой. Так что если бы Чанёль предложил перебраться сюда, к крикливым чайкам и соленому воздуху, забивающему ноздри, он бы променял один шум на другой, не раздумывая. Наверное, Бэк был романтиком. Он не раз в красках представлял себе, как Чанёль будет улыбаться ему или держать за руку, или как они вместе будут гулять по осеннему парку, расшвыривая ногами золотистые кипы листьев, и смеяться. А теперь ему вдруг захотелось остаться здесь, где кроме них двоих есть только бесконечный лес, шепот моря и рассказы чаек, которые они будут заглушать горячим какао и своими собственными историями, сидя на деревянной веранде. Где по утрам, откуда ни возьмись, на столе появлялись бы свежие булочки с джемом, два стакана теплого молока и букет полевых цветов в белоснежной вазе на кухне. Да. Это было бы идеально… - О чем замечтался? – подначивает его Чанёль, возвращаясь к нему, и Бэкхён только сейчас замечает, что до слез на глазах засмотрелся на яркий солнечный диск. Темные точки в глазах мешают рассмотреть улыбчивое лицо Пака, сующего ему в руки холодный камешек – очевидно, выловленный в море, – и юноша тщательно промаргивается, прежде чем воззриться на презент. Камешек переливается мелкими искорками, стоит поднести его к солнцу, и Бэку даже жаль выпускать из рук такую красоту, но на то она и красота, что ей скучно любоваться в одиночку. - Просто задумался. Природа всегда на меня так действует, - привирает он, пока Ёль мысленно восхищается цветными вкраплениями в своей находке, прежде чем вернуть ее морю. На Бэкхёна скорее всегда действовал так образ счастливого Пак Чанёля и ощущение того, что это он, Бён Бэкхён, вызвал на его губах искреннюю улыбку. - Ты, наверное, часто бывал здесь? В смысле, ты лучший друг этого Криса, и уж тебя-то он наверняка затаскал сюда, - Чанёль даже не замечает, что его голос слегка звенит от ревности, зато Бён прекрасно это слышит. Сердце внезапно ускоряет свой бег в разы, и он почти задыхается, смущенно улыбаясь на почти сошедшиеся на переносице густые брови Пака. Тот до смешного похож на ребенка, которому не купили мороженое, и пока он еще не до конца осознает свою ревность, не научившись скрывать ее, Бэкхён чувствует себя капельку счастливее в каждое из этих мимолетных мгновений. - Близкая дружба с Крисом еще не обязывает меня бывать на всех устраиваемых им мероприятиях, - со смешком откликается Бэк, попинывая какой-то показавшийся ему лишним в этой картине камешек. – Я бывал здесь всего пару раз, меня хватило только на то, чтобы запомнить сюда дорогу, - добавляет он с теплой улыбкой. Бэкхён любил большие компании и никогда не скрывал этого, но по праву считал себя жутким собственником, поэтому картина того, как Крис разрывается между ним и остальными, не доставляла ему никакого удовольствия. Поэтому Бэк предпочитал отказаться от приглашения и позволить другу отдохнуть от него. - Надеюсь, ты ничего не перепутал по пути. Мне не очень хочется встретиться с хозяевами дома, если мы все-таки приехали не туда, - усмехается Пак, за что получает легкий удар в плечо – дальше Бэкхёну тянуться просто лень. Хотя он бы с радостью притянул Чанёля на свой уровень, чтобы снова попробовать на вкус его губы. Природа и сама ситуация просто располагают к этому, но его опережают: - Ты замерз. Пойдем в дом? – последовав одному ему известному порыву, Чанёль протягивает руку к чужому лицу и проводит теплой ладонью по заледеневшей щеке. Так, словно делал это уже тысячу раз, и его совершенно ничто не смущает, тогда как Бэкхён тщетно пытается прийти в себя, буксируемый за локоть. Кончики пальцев и щеку покусывает чем-то теплым и трепетным, а сердце откровенно готово выпрыгнуть наружу – только успевай ловить. Идиотская счастливая улыбка не заставляет себя ждать, растягиваясь на лице помимо воли владельца, и никакие попытки убрать ее не действуют. Он просто плетется, спотыкаясь, следом за Чанёлем по направлению к белоснежному домику, ярким пятном выделяющемуся на фоне темного леса, и старается продлить хоть немного это ощущение эйфории во всем теле. Спина Чанёля широкая и наверняка теплая, он шагает уверенно и целеустремленно. Бэк уверен, что если бы не его болезнь, Пак был бы более уверен в себе, позволяя положиться на себя, ведя за собой, как сейчас. И это первый раз, когда Бэкхён отчетливо и яро ненавидит его «особенность». Потому что каждую неделю она отнимала у Чанёля право на счастливую жизнь, и через три дня могла отнять его и у самого Бёна. Где же справедливость? Где, спрашивается, чудо, которого все ждут в такие моменты? Неужели нынешний мир настолько прогнил и деградировал, что ни того, ни другого в нем просто не осталось?.. Чанёль оббивает ботинки о крыльцо, словно они только что были на песчаном пляже, и он может наследить в доме, и терпеливо ждет, пока Бэкхён справится с ключами и замерзшими пальцами. Дом встречает их приветливо распахнутой дверью в прихожую, в которую сразу же залетает новый порыв соленого ветра и, потревожив рассевшиеся в гостиной солнечные лучи, спешит скрыться незамеченным через окно. Бён стягивает ботинки, наступая на пятки, потому что на развязывание шнурков у него ушла бы уйма времени, и пытается остаться в легкой куртке. - Снимай, так ты точно не согреешься и в ближайшие полчаса, - заявляет Чанёль, заметив, что тот не собирается раздеваться. Буркнув, что ему и так нормально, Бэкхён проходит в гостиную мимо стягивающего с плеч пальто Пака, но его ловят на полпути, вжикая курточной молнией. – Не спорь со мной, - в голосе Чанёля слышна улыбка, и Бён все-таки позволяет снять с себя куртку. И тут же застывает на месте, потому что кожа цвета индиго бесцеремонно и с тихим шорохом опускается на пол, а его самого мягко прижимают спиной к горячей груди. – Теплее? – самодовольно интересуются сверху, хотя Бэк слышит в басовитом голосе легкую дрожь, едва заметно кивая и расслабляясь. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал ему, что он будет стоять посреди залитой солнцем гостиной, пока его будет обнимать Пак Чанёль, он бы, наверное, только мечтательно вздохнул и, одернув себя, вернулся к годовым отчетам. А сейчас он был так счастлив, что мог бы умереть. Чанёль опускает голову ему на плечо и дышит размеренно и громко, и этот шум Бён не променял бы ни на города, ни на все прибои мира. А Бэкхён оказывается на удивление стройным под тонким вязаным свитером цвета карамели. Чанёль обнимает его за талию, ладонями чувствует его тепло и дышит запахом чужого одеколона вперемешку с запахом кожи, и сходит с ума. Это, конечно, не сравнится с видом Бёна в чанёлевой цветастой рубашке на голое тело, но… Пак резко отстраняется, прочищая горло и смотря куда угодно, только не в лицо Бэкхёна, который теперь был совершенно не в силах думать в направлениях, отличных от объятий любимого человека. Они проходят в гостиную, и уже через несколько минут Чанёль принимается разжигать камин, чтобы немного прогреть промозглую комнату. Он шевелит хворост в топке, но тот отказывается гореть равномерно, чем неимоверно выводит Пака из себя и веселит стоящего за его спиной юношу. Бэкхён отрывается от созерцания ярких язычков пламени, с которыми с помощью кочерги борется Ёль, и оглядывает ставшую вмиг незнакомой гостиную: солнечным лучикам теперь приходится тесниться по соседству с теплыми огненными бликами, горячий воздух волнами ударяет в лицо, заставляя потирать руки и подставлять их ближе, и даже сама обстановка становится как будто другой. Словно с появлением здесь Чанёля дом перестал принадлежать Крису и незаметно перешел в их собственность. Перешел в разряд чего-то личного и только для них. Эта мысль грела получше любого камина, но они все равно перетащили кресла поближе и нежились в тепле и уюте, любуясь на открывающийся на море вид из низкого окна и заслушиваясь мерным потрескиванием поленьев. - «Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой», - думает он, спустя какое-то время, сидя за маленьким кухонным столом с чашкой горячего чая в руках. Китайский дракон успокаивает так, словно вместо лимона там мелисса, и Бэкхёна слегка клонит в сон. Образ Чанёля, наливающего кипяток в свою кружку, немного расплывается, но юноша заставляет свой взгляд проясниться, а себя – сесть прямо и не моргать так осоловело. - Спасибо, - Пак садится напротив него и нервно покручивает кружку в длинных пальцах. Идеальных пальцах, мысленно поправляет себя Бён. Он бы зацеловал каждый из них, если бы Чанёль позволил, но ему достаточно даже того, что он и так дарит ему. Наверное. – За… все, - шатен неопределенно пожимает плечами, занавешивая глаза челкой. - Говоришь так, будто прощаешься, - хмыкает Бэкхён. На сердце становится чуть тяжелее, но эта малость не может затмить все полученные сегодня прекрасные эмоции и счастливые улыбки. – Сегодня только четверг, Чанёль. У нас еще достаточно времени, - ложь. Ложь. Ложь. Ложь. Бэкхёну хочется помыть рот с мылом, а еще лучше – залить глотку алкоголем из секретных запасов Криса, чтобы не было так паршиво. Четверг. Уже четверг, а он не уверен, что приблизился к своей цели хотя бы на шаг. Как бы ни старался, он ни на секунду не может забыть, что эта неделя может стать как началом, так и концом его сказки. И от этого одновременно сладко и невыносимо больно. Чай обжигает губы и язык, но это мелочи. Бэкхёну просто нужно абстрагироваться от ноющей боли в сердце, которое еще несколько минут назад трепетно замирало от одного взгляда на высокого парня в брендовом мятном свитере на голое тело, который он выбрал ему сам. - Просто хочу сказать, что я благодарен тебе за все, что ты делаешь, - пар неторопливо поднимается из фиолетовой кружки с вогнутым боком. У Бэкхёна она – с выпуклым, и это заставляет его легко улыбаться. Если даже кружки у них парные, разве может что-то идти не так? – Пока еще могу… - Чанёль хмурится, а Бён кусает губы, заставляя его неотрывно смотреть на обескровленный кусочек кожи, после взрывающийся ярко-алым. Это красиво, но Паку хочется попросить, чтобы он перестал терзать себя, потому что ранить такие чувственные губы – сродни преступлению. - Если хочешь выразить мне свою благодарность… - Бэкхён опускает взгляд на свои руки, а потом почти шепчет: - Просто поцелуй меня, - эти слова даются ему с трудом. Щеки пылают – то ли от чая, то ли от смущения, которое он все-таки смог побороть. Чанёль смотрит удивленно, будто готов придумать сотню отмазок, лишь бы не делать этого, и Бён глупо тушуется. – Я не прошу любить меня прямо здесь и сейчас, просто… Поцелуй меня, Чанёль, - просьба звучит почти жалобно, но его взгляд говорит совершенно о другом. Карие глаза горят в предвкушении, и Бэкхён почему-то полностью уверен в том, что свой поцелуй он получит. Хотя бы один. А остальные он подарит Чанёлю сам. Сильная рука повисает в воздухе между ними, и Бэк без раздумий поднимается со своего места, подходя к Паку, чувствуя, как горячая ладонь снова ложится ему на талию. На этот раз она еще горячее, и Бёну кажется, что он расплавится под ней, как масло на сковородке, а потом без остатка растворится в темных глазах, изучающе впившихся в его лицо. Чанёль продолжает сидеть, поэтому Бэкхёну приходится слегка наклонять голову, чтобы держать зрительный контакт, но долго этого не требуется – ладонь властно давит на поясницу, заставляя подойти еще ближе. А потом время перестает существовать, потому что губы Чанёля слишком желанные, чтобы думать о чем-то другом. Бэкхён чувствует только его горячие руки на пояснице и шее, делит с ним на двоих одно дыхание и чувствует пальцами мягкость чужой кожи и косточки ключиц в глубоком вырезе свитера. Это невероятное чувство. Будто внутренности парят где-то под самым сердцем, а потом резко, сладко ухают вниз. Губы у Пака – со вкусом сигареты, которую он выкурил в окно гостиной минут десять назад, но Бэкхёну плевать. Плевать, потому что это Чанёль. Потому что когда это Чанёль, все остальное просто теряет значение. Кровь бежит по венам с такой скоростью, словно пытается взять гран-при в спидвее. Бэкхён смелеет, запуская пальцы в мягкие волосы Пака, как давно хотел, и ласкает языком его губы, будто слизывая с них тихие, бархатные стоны. Чанёль плавится под этими ласками, успевая подметить, что у Бэка явно есть в этом опыт. То, как он выгибается в его объятиях, прижимаясь ближе и не отпуская его губы, совершенно точно будет преследовать его во снах. Даже по истечении этой недели. Отстраняться совершенно не хочется, и когда горячие пальцы задевают случайно открывшуюся полоску кожи на пояснице, у Бэкхёна слетают тормоза. Словно по телу пускают ток в знаменитые двести двадцать, и он отрывается от припухших губ Пака, сжимая в кулаке его волосы и переходя поцелуями на длинную шею. - Бэкхён… - младший начинает нервничать, облизывая разом пересохшие губы и чуть сильнее сжимая пальцы на тонкой талии. Язык выводит на коже прозрачные узоры, которые горят, будто выжженные, а сам Бэкхён почти забирается на чужие колени. – Бэк… - Чанёль задыхается от накатывающих ощущений – Бён оказывается неожиданно требовательным, напористым и жадным, и это пугает его. Но последней каплей в море страстей, бушующих внутри грудной клетки, оказывается болезненная собственническая метка, оставленная Бёном прямо под ключицей. - Да что с тобой!? – ему приходится буквально оторвать от себя увлекшегося парня. У Бэкхёна горящие глаза с расширенными зрачками под растрепавшейся челкой и припухшие красные губы, которыми он бы с удовольствием снова впился в Чанёля, но тот крепко держит его за запястья. – Я тебя не узнаю, - Пак хмурится, отпуская Бёна и поднимаясь, стремясь оказаться подальше от него. – Ты для этого меня сюда привез? А может, ты поспорил, например, с Крисом, что за неделю сможешь затащить меня в постель, а, Бэкхён? Это же так просто! А после выходных я все равно ничего не вспомню, подумаешь, – в голосе слышатся металлические нотки, и Бэкхён начинает дрожать от понимания того, какую ошибку он только что допустил. - Нет, Чанёль… Все совсем не так… - до юноши начинает медленно доходить. Он надавил слишком сильно, перегнул палку как только ему позволили в очередной приблизиться к желаемому на маленький шажок. Для Чанёля это слишком быстро, даже если отчаяние затопляет мозг этой медлительностью. Даже если время Бёна стремительно утекает сквозь пальцы, он не должен быть эгоистом, потому что это не выход. – Прости меня… Чанёль нарезает круги по кухне, готовый в любой момент взорваться. Его привычная жизнь, его личное пространство, которые он оберегал, словно сумасшедший, так бесцеремонно нарушил этот паршивец. Он твердил о своих чувствах, таскал Пака за собой, как на привязи, принимал за него решения и нарушал, нарушал, нарушал написанные им правила. Все это время он вел себя, как последний эгоист, и Чанёль позволял ему это. Зачем? Зачем он был таким идиотом?.. - Ты всегда думаешь только о себе, - начинает он звенящим от злости голосом. - Врываешься в мою жизнь, в мою квартиру, в мое личное пространство, смеешь перекраивать мое свободное – и рабочее, заметь! – время, как тебе только вздумается! Да кто ты такой, чтобы решать за меня, что для меня лучше!? – наконец, взрывается Пак, останавливаясь посреди кухни и горящим взглядом сверля поникшего Бэкхёна. Тот выглядит совершенно разбитым и жалким со своими светло-карими в электрическом свете глазами, полными непролитых слез, и Чанёлю становится противно. И от самого себя в том числе. Засос под ключицей жжется, и Паку хочется содрать его ногтями, но он знает – это не поможет. – Я не твоя собственность, Бён Бэкхён, - тихо добавляет он, прежде чем протопать в гостиную, а оттуда – в прихожую, кое-как напялить пальто и оглушительно хлопнуть дверью в жизнь Бёна, оставляя ее жалобно скрипеть на петлях. А Бэкхён еще пару молчаливых минут стоит на кухне, еще хранящей образы по-домашнему улыбчивого, страстного и взбешенного Чанёля, а потом тяжело оседает на холодный пол, срываясь на рыдания. Говорят, что счастье не может длиться вечно. Но почему именно его не_вечность оказалась такой короткой?..