Лука-морье
21:38
Правду на стол.
Краткое сообщение и вот рингтон про дурака прорезал тишину вечерней улицы, заставляя парня вздрогнуть от неожиданности. Слишком быстро. Такая музыка стояла только на одном номере. — Мелвин? — Привет, Лукас — послышалось с той стороны телефона, — слушай, ты один? — Да. — Я это… получил твое сообщение. Хотел попросить тебя пока, ну… блин. Уайтхед нахмурил брови, отчего меж светлых волосков образовалась складочка. Не смей, Брукс. — В общем… Ох. — Кота за яйца не тяни, — не выдержал Лукас. — Можешь пока не писать мне? — Мелвин спросил это как-то неуверенно, через не хочу, — и не звонить. Да и не подходить. Сыкло. — Чё? Это ещё почему? — Так надо. Лукас глубоко вздохнул, считая до десяти. Раз. Два. Три. Девять, десять. — Кому надо? — Мне. Коротко и ясно. Действительно, блять. — Нет, — отрезал Уайтхед, яростно пиная камни под ногами. — Да. — Нет. — Д… Да ну блин! — Взорвался Брукс. — Ты можешь со мной не препираться, а просто взять и сделать? — Только после того, как ты всё объяснишь. — Со мной все в порядке. Этого тебе недостаточно? Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. А, к хуям! — Мелвин, ты еблан? — прошипел в трубку Лукас, крепко сжимая телефон в руках. Техники, благодаря которым парень долгие годы себя успокаивал, затрещали по швам. — Я буквально вчера прятал труп собаки и отмывал тебя, дрожащего от шока, от крови этой несчастной псины и грязи. — Чуть ли не кричал, Уайтхед, — Какой нахуй «в порядке»? Нихуя ты не в порядке. — Лукас… — Хуюкас. В рот я ебал твои отговорки. Уже которую неделю ты трахаешь всем мозг, типа дохуя важный. Прекращай этот цирк. Либо мы встретимся и ты все мне рассказываешь, либо я пойду к твоим родителям и сам все разузнаю. Закончив и поставив после точки ультиматум парень пытался выровнять дыхание, непонятно когда успевшее сбиться. Да ну что за пиздец. Лукас понимал, что давит, вырывает ответы клешнями. И это было неправильно, неуважительно по отношению к лучшему другу. Но если Лукас примет все как есть, по пизде пойдут уже его собственные нервы. — А если они не скажут? — с долей насмешки поинтересовался Брукс. Секунду назад мямлил и двух слов связать не мог, а тут смелости набрался! Хуй тебе, дружище. Не отстану. — Значит скажешь ты, если не хочешь, чтобы они узнали о той вечеринке два года назад, где ты… — Черт! Шуршание и звук шагов, а за ними вечные секунды, ушедшие на размышление. –Ладно, я понял, — сдался Мелвин, — напиши мне как сможешь прийти. — Вот и отлично. — Урод. — От урода слышу. Прийти парень сумел тем же вечером. Сказать, что Мелвин был не рад такому исходу — ничего не сказать. Он недовольно смотрел на друга, стоящего на пороге одноэтажного дома с плоской черной крышей, жёлтыми стенами и белыми дверьми. Яркое пятно в одноцветной зелени. — Любопытство тебя погубит, — бурчал Брукс, запуская друга в небольшую прихожую, полную курток, зонтиков и ботинок. — Если бы дело было только в любопытстве, — хмыкнул Уайтхед, оглядывая видневшуюся впереди гостиную. Среднего размера помещение, вмещавшее в себя кухню, столовую и гостиную. Большой диван с кучей подушек, перед ним — кофейный столик, на котором стояла ваза с ромашками. Чуть позади большой стол с молочного цвета скатертью и высокими стульями вокруг. Громоздкие лампы над лакированными столешницами, полная посуды раковина. И главное: портрет всей семьи на одной из главных стен. На шероховатой поверхности были изображены пятеро. Самый высокий, блондин со смешной кустистой бородкой — Генри Брукс, отец Мелвина. Рядом с ним стояла Жозефина, его жена. Чуть ниже собственного мужа, она строго взирала почти черными глазами на макушки улыбающихся Мела и его младшего брата — Роберта. Чуть позади матери стоял старший сын — Рей. Все, кроме Генри, яркие потомки квилетов, о чем свидетельствовала смуглая кожа, смольные волосы и шоколадного цвета глаза с немного узким вырезом. — А где Жозефина? — Лукас заозирался по сторонам в поисках полной забот и хлопот женщины. — Уехала с папой и Робом в аэропорт, провожать Рея. — Рей приезжал? — подивился Уайтхед, вспоминая длинноволосого байкера с раскатистым смехом и кривым передним зубом. Он, насколько Лукас помнил, два года назад переехал в Лас-Вегас и не так часто приезжал сюда, в Форкс, где жила вся его семья. — Несколько дней назад, — пожал плечами Мелвин, направляясь в свою комнату, — ты идёшь? — поинтересовался он, поглядывая на сощурившегося друга. — Мог бы и сказать. Я б пришел и поздоровался. — Поэтому и не сказал. Стоящий перед Уайтхедом Мелвин был каким-то… тусклым. Невзрачной тенью себя прежнего. Да что ж ты натворил? Как только Лукас вошёл в крохотную комнату, прятавшую в себе раскладной диван вместо кровати, захламлённый стол и узкий шкаф, дверь за ним захлопнулась. Парень по хозяйски раскинулся на чужой кровати, отодвигая цветастые подушки в сторону, пока Мелвин убирал со спинки стула одежду. Несколько минут тяжёлой тишины увесистым грузом давили на плечи. Лукас, придя в дом друга, растерял горевший алым пламенем запал, проветрился, но намеренья вызнать хоть толику правды не потерял. Говорить никто не хотел. — Это я убил Элизабет, — тихо, почти шепотом заговорил Брукс. — Элизабет? — Собаку ту. Мелвин понуро опустил голову, пряча лицо в неожиданно коротких волосах. Уайтхед, не думая, запустил в обедневшую шевелюру пальцы, поглаживая. Руку друга Брукс не отбрасывал. — Чья собака то? — голос Лукаса явно растерял все те сталь и гнев, что бушевали внутри при разговоре по телефону. — Дворняга. Помнишь, Бетани постоянно бегала за школу, подкармливать какую-то животину? Из лёгких разом вышибло воздух. Да ты ржешь надо мной. — Помню. Сипло, словно только вчера переболел, Мелвин горько рассмеялся. — Вот это она. Та самая Элизабет с невероятно мягкой шерсткой, — передразнил он Бетани. Просто к слову. Харт безумно любила собак, обожала всех от самых больших, до невероятно маленьких. Семья Бет, к сожалению девушки, заводить себе четырёхлапого друга не собиралась. По этой причине Бет и кормила, холила и лелеяла всех бездомных животных, которых только могла найти. Элизабет была одной из самых любимых и преданных. Лукас эту собаку не видел (живой, по крайней мере), зато Мелвин ходил к животному вместе с подругой если непостоянно, то через раз. — Как? — желудок Уайтхеда совершал неприятные кульбиты, отбивая тревогу. — Я… Лукас молчал в ожидании. Рука его всё ещё покоилась на макушке друга, мягко перебирая темные прядки. В один момент Мелвин все же схватил худощавую конечность, прижимая к груди. Сердце его билась так, словно он действительно был болен, а жар, исходивший из-под майки, явно был выше положенного нормальному человеку. — Какого… — Если я скажу тебе, что не человек, ты мне поверишь? — Мелвин наконец поднял голову, глядя Лукасу прямо в глаза, — Если скажу, что я не контролировал собственное тело, оттолкнёшь? Если я расскажу тебе правду, выдержишь ли ты её тяжесть? Если я попрошу тебя уйти, ты уйдешь? Уайтхед искал ответы, в итоге получая ещё порцию вопросов. Мозг откровенно кипел, а слова не хотели подбираться. — Ебать ты мне задачку подкинул, конечно, — сказал Лукас, прописывая другу чапалах, — и какой ещё не человек? А кто, блять, белка? Брукс снова молчал. Уайтхед странно улыбнулся, продолжая: — Ну тогда поздравляю, потому что я — твоя стрелка. И если нам предстоит полететь в космос, мы сделаем это вместе. Так что прекрати ебать мне мозг, черт тебя подери. Чертов Брукс оскалился, отпуская ладонь Лукаса и делая пару шагов назад. — Э-э, ты чё раздеваться то начал? — запаниковал Уайтхед, когда его друг стал стягивать футболку. — Да погоди ты, идиот. — Сам идиот, — рявкнул Лукас, — Не снимай штаны, я же не переживу! Трусы то хоть оставь! То, что произошло дальше перевернуло внутри Лукаса Уайтхеда всё, что только можно было перевернуть. Мелвин резко упал на четвереньки, тело его забилось в конвульсиях, ноги и руки согнулись, а кожу стремительно покрывала черная, как ночь, шерсть. Секунда. Две. Три. И вот, прямо перед Уайтхедом стоит волк, размером чуть меньше лошади, с вытянутой мордой, острыми клыками и карими глазами. Одна только лапа была с Лукасову голову, что уж говорить об остальном. — Ебвашумать, — вздохнул парень, не решаясь пошевелиться. Страх легко завладел разумом, заставляя тело вжиматься в спинку дивана, непроизвольно дрожа. Казалось, что парень сошел с ума. Когда же он успел так сильно удариться головой, раз видел… То, что видел? Или может быть это идиотский розыгрыш? Ёбаная шутка, вышедшая из-под контроля. Но почему мне кажется, что это не шутка? Я правда сошёл с ума? Лукас совершенно не понимал, реально ли то, что предстало перед глазами. Нет, он не боялся Мелвина, не боялся правды. Но поджилки всё равно предательски тряслись при виде хищника, разодравшего собаку. Та, в отличие от парня, наверняка не испугалась, подбежала на знакомый запах с уверенностью, что в ответ получит нежное поглаживание и лакомство. Уайтхед представлял страх в махоньких глазенках, когда цепкие зубы вцепились в пузо, вырывая его вместе со всем содержимым. В ушах уже звенел жалобный скулеж и громкое рычание. Никто бы ей не помог. Снова солоноватый запах на кончике языка, ощущение охладевшей крови на руках и тошнота, подкатившая к горлу. А затем шальная мысль, пробудившая от наваждения. Неловкое молчание, за которое Лукас пытался обуздать собственные эмоции, сверлящие в башке и сердце дырки. Ответ был так прост, что парню становилось как-то неприятно, даже жутко от самого себя. Плевать он хотел на эту Элизабет. Плевать он хотел на то, что стало с ни в чём не повинным животным. Лукас никогда не считал себя святым. Да он им и не был. Его волновал Мелвин, который чувствовал всё это на собственной шкуре, на собственном языке, слышал в собственных ушах, видел, блять, собственными глазами. И ничего не мог с этим поделать. Непонятно как и неизвестно сколько минут спустя Уайтхед пересилил собственный страх перед здоровенным волком, медленно вставая и подходя ближе. Это ведь правда Мелвин? Это и правда мой друг? Лукас видел, как кости друга вытягивались, принимая совсем не человеческую форму, но даже так, сложно поверить, что явно паранормальная тварь в двух шагах от тебя — твой лучший друг. Волк аккуратно наклонил голову, подходя к Уайтхеду вплотную, прижимаясь мордой к его груди, прямо туда, где отбивал чечётку глупый неконтролируемый орган. С такими поворотами у меня точно сердце откажет. Парень выдохнул. Перед глазами маячили слегка опущенные чернявые уши. Думая достаточно долго, решаясь на определенную глупость, Лукас вытянул руки, аккуратно обнимая зверя. Утыкаясь носом в его шею. В ноздри ударил запах терпкого одеколона, которым Брукс так любил пользоваться. Лукасу не нравился этот запах, но сегодня, здесь и сейчас он был рад ему как никогда. Нотки фундука шептали, проникая в лёгкие, что да, перед парнем действительно его друг. И сейчас, раз уж Брукс решился перевоплотиться здесь, в маленькой комнатушке, его, Уайтхеда, никто не тронет. Он не повторит судьбу Элизабет только потому что Мелвин доверился не только Лукасу, но и себе. Пусть Уайтхед и не знал всех тонкостей, пусть то, что происходит кружит голову, одно было точно — его лучший друг снова рядом. И хуй теперь он отвяжется. Но, мама дорогая, надеюсь, всё это просто сон. Иначе я уже не знаю, во что верить. Спустя время Мелвин легонько оттолкнул Лукаса, высвобождаясь из крепких объятий. Последний был этому явно недоволен. Брукс был теплый, а шерсть его — мягкой. Его так не хотелось отпускать. — Да погоди же ты! — В попытке ухватиться за мягкий комочек снова, Уайтхед наткнулся на пушистый зад, оттолкнувший его обратно на диван, — Эй! Что я, зря смотрел на твой стриптиз? Мелвин сбежал в ванную, и уже через минуту оттуда послышался его недовольный крик: — За стриптиз платят стриптизеру, а не зрителям! Лукас цокнул, откидываясь на подушки. Голова кружилась, а в ногах отдавало дрожью. Вряд ли он сможет дойти до дома. Утомлённый, он совсем не заметил, как долгожданный сон поглотил с головой. Последнее, что он чувствовал, это улёгшегося рядом Мелвина и шершавость накинутого им пледа. Надо бы встать и уйти, но… А затем были сны. Совершенно невнятные, словно разбросанный по полу пазл. Хорошо запомнилось только одно мгновение, совсем мимолётное, но такое чистое и светлое, по сравнению с остальной кашей. Во снах улыбка, сияющая на лице Каллена, надолго запомнится Лукасу, как нечто приятное и согревающее. Как тот мигающий фонарь, под которым парень скрывался от темноты.