My little meow meow

      Готовить легкие несложно. "Легко". Эта мысль позабавила Ганнибала.       Срезать все лишнее, придавить весом тела, нарезать. Свежие помидоры, листья салата, чтобы сбалансировать мясо. Смешать пряный соус, не разлив ни капли. Добавить белого вина в сковороду, устроить небольшое шоу.       Посолить. Сервировать.       — Безвкусица, — с каким-то подобием отвращения сказал профайлер.       — Проблемы со вкусом?       Он пару секунд обдумывал ответ, делая вздохом — и довольно уставшим — паузу для себя.       — Мои мысли, обычно, совсем не вкусны.       — Как и мои.       Собственные мысли по достоинству не оценить. Но можно смаковать других. Лишь на контрасте с окружающими чьи-то замыслы становятся деликатесами.       С каким соусом лучше всего бы сочетались мысли Уилла Грэма?       Вкус их мрачен, шаток, непостоянен. Никогда не угадаешь, что за привкус станет преследовать тебя после глотка. Но в тоже время он знакомый. Потому что по большей части его, Ганнибала, собственный. Выделилась слюна. Смаковать свои же мысли через призму сумрачных и непостоянных Уилла должно быть просто невероятно. Он обязательно попробует, но до этого пока еще так далеко.       Сюда идеально подойдет ягненок... Даже нет. Ганнибал может сделать целый званый ужин, основным блюдом которого будет этот ягненок. Его ярость пропитает все остальное. Яркое, острое до ожога, почти трагичное и вымученное второе так восхитительно будет контрастировать с холодным, мягким и сладостным десертом. Вино, что кровь, польется рекой, взбалтывая мысли и будоража трепыхание сердец, чудом оставшихся не съеденными.       — Не любите зрительный контакт?       — Глаза отвлекают. Сразу видишь слишком много, но все еще недостаточно, — конечно же, не глядя в глаза, отвечал Уилл, морщась и обжигая язык ядреным эспрессо, лишь бы не натыкаться на неловкость. Весьма познавательно. И показательно. — И очень сложно сосредоточиться, когда думаешь: "Ох, белки и правда такие белые?", или "У него, наверное, гепатит", или "Это что, лопнувший капилляр?".       Ганнибал тогда только хмыкнул. Вторую часть своего по истине талантливо продуманного монолога Грэм высказал как раз глядя Лектеру в глаза, что не могло не позабавить. Кстати, у самого профайлера они голубые. Воспоминание о них обожгло, как горечь сока гиацинтов. Вкус чернил, знакомый с детства. Не помешает в композицию добавить и его.       — Так что да, я стараюсь избегать зрительного контакта, насколько это возможно. — Уилл отвернулся, и Ганнибал не смог не обратить внимание на изящно закрученные шатеновые локоны, вдруг зачаровавших его. Вот он, тот самый недостающий до этих пор элемент эскиза, который Ганнибал все никак не мог дорисовать. Именно так он и изобразит атлантические волны, разбивающиеся о скалы.       — Сложно, когда все, что вы видите или узнаете находит ответ в вашем сознании. Вы легко оцениваете, что происходит с вами, но ваши собственные мысли шокируют вас. А сны приводят в ужас. — Заинтересовав профайлера, и, наверное, в месте с этим не на шутку напугав его, Ганнибал добился еще одного зрительного контакта. Еще одного глотка воздуха, от чего-то ставшего таким необходимым. Он зацепился за взгляд, как за спасительную соломинку, не понимая, почему стал таким слабым и нуждающимся в нем. — Ни одна крепость не защитит то, что вы любите.       Ганнибал одернул себя, поздно осознав в насколько некомфортное положение поставил Уилла. Тот оскорбился, словно его обнаженного рассматривали с особой пристальностью, настолько он был неподготовлен к внезапному гостю в голове. Теперь уже Лектер потянулся к кофе, возвращая профайлеру украденное пространство.       — Чей профиль вы составляете? — Он повернулся к Джеку, с мольбой обращаясь за помощью, которую вряд ли получит. — Чей профиль он составляет?       — Простите, Уилл. — Нет, спасибо, они в состоянии разобраться и без сторонней помощи. — Наша работа — наблюдение. Вы не можете заставить остановить себя, а я — себя.       — Пожалуйста. — О, это была не просьба. Это угроза. Будоражащее тепло током прошибло грудь, а в горле образовался комок. — Не психоанализируйте меня. Вам не понравится то, что вы увидите.       Как жаль, что было уже слишком поздно для таких слов.       Гольдбергские вариации Баха небольшой паузой, а следом и переливом нового пассажа вернули доктора в реальность, обнаружившего, что застыл с вилкой в руке, поднесенной ко рту. Мясо давно стало уже не таким горячим, и теперь его спокойно можно класть на язык.       — А теперь, если вы не против, я пойду и проведу лекцию. О психоанализе.       Язычок у ягненка что надо, если разозлить. Дерзость, словно индийский перец, распалила аппетит еще больше.       И его теперь вряд ли можно утолить, разве что попытаться увидеть Уилла еще раз. Насытиться и в то же время изголодаться сильнее. Потому что ни о чем больше Ганнибал думать не сможет.       Он убедился в этом, когда положил легкое в рот. Мясо было сладким. Лектер не смог сдержать улыбку — пожалуй, самую счастливую за последнее время — и прикрыл глаза, словно от стыда.       Перепутать соль и сахар — пожизненная дисквалификация, но в этот раз можно сделать исключение.       Он обязан позавтракать с ним. Завтрашним утром. Кухне не удастся закрыть перед ним двери. Не сегодня.       Мясо определенно вернется в меню.