Ликорис

      К несчастью, Баджи и Такемичи пришлось каяться, смягчая углы в особо напряженных моментах и содрав обещания с матерей о том, чтобы они никому о подобном не говорили. Обещание получили как оплеухи (Кейске) с выговорами (Такемичи). Маман Баджи с Момо обменялись номерами телефонов и имейлами, желая общаться больше. Ханагаки-младшая предвидела подобное.       Перед уходом Кейске пообещал навестить с Чифую позже.       На следующий день Момо довезла Такемичи до больницы, но предпочла остаться в машине, понимая, что её дочь хотела бы навестить больного друга без родительского присутствия. О том, что Дракен был не просто пострадавшим гопником, а другом Такемичи, женщина узнала как раз от Маман Баджи. Сперва она, конечно, отругала дочь за неправильные связи, но, поняв, что в этой компашке варятся и все те, кто постоянно навещал её девочку во время болезни, была вынуждена сдаться.       Да и сложно воспринимать вечно голодных пацанов, которые набивали, а потом объедали их холодильник и беспокоились о состоянии Ханагаки, как кого-то опасного.       Единственное что она попросила — быть осторожнее. Такемичи покивала, мол, постараюсь и моя безопасность — это само собой разумеется, но прекрасно понимала, что обещание не сдержит — уж слишком много стояло на кону. Ей надо было рисковать, как тогда, с Дракеном. И пусть на руке у неё теперь красуется шрам от ножа.       Какая разница, что там за шрам, если друг жив? Такемичи готова не раз получать шрамы, если её друзья будут живы и здоровы.       Номер палаты, как и этаж, Такемичи уже знала — ребята ей передали. Так что направление девушка более-менее знала.       Постучавшись в палату, Ханагаки аккуратно приоткрыла дверь. Там, на белой кровати, полусидел Дракен, читая книгу. Когда он услышал стук в дверь, он оторвался от чтения и повернулся лицом к гостю. Книга перекочевала на тумбочку, а друг приглащающе махнул рукой.       Парень был немного бледным, а под глазами залегли тени — явный признак недостатка железа. Но, несмотря на это, Дракен выглядел вполне бодрым, а на его прикроватной тумбочке стоял пакет с фруктами, говоривший о том, что Такемичи была его не первым посетителем за сегодня. Также Дракен уже не был подключён к капельницам.       — Йо, Такемучи, — радостно поприветствовал её Дракен. Девушка, почувствовав небывалое облегчение, улыбнулась и прошла в палату, ставя свой пакет с яблоками на всё ту же тумбочку и садясь на стул рядом с койкой.       Видеть результат её трудов — живого и почти здорового друга — было лучшей наградой за все её труды.       — Выглядишь слишком бодрым для того, кого проткнули ножом, — с усмешкой заметила она.       — Кто бы говорил, — закатил глаза Дракен и ответил ей тем же беспокойством. — Как ты? Уже лучше ходить? Рука не болит?       — Ну, побаливает, но я пью обезбол, — отмахнулась и пожала плечами Ханагаки. — Да и моя мама делала перевязки.       — О, передавай ей привет, — и на недоумённый взгляд парень пояснил: — заходили Майки с Баджи. Первый восхвалял Момо-сан и её готовку, а второй ныл, что отныне ваши Маман спелись.       — О, да, они теперь, похоже, лучшие подруги, — посмеялась Такемичи. — Возможно, скоро её пригласят на материнские посиделки. — Тут уже не понял Дракен. — Ты не знаешь, но матери членов Тосвы так или иначе общаются друг с другом, а раз в месяц они устраивают посиделки. Собираются огромной компанией и обсуждают своих сыновей и их оценки. Дед Майки у них там почётный основатель.       — Так он же не мать, — не понял Дракен, недоуменно нахмурив брови.       — Он-то может и не мать, но воспитал уже двух гопников, — напомнила ему девушка, — один из которых даже умудрился закончить старшую школу и начать свой собственный бизнес. А это, знаешь ли, уже немалое достижение.       Парень понимающе закивал. Это было просто невероятным достижением по меркам общества, чтобы из хулигана выросло что-то достойное.       Действительно, их матери хоть и смирились с тем, что детишки стали хулиганами, но всё равно переживали за своих чад. Ну а чтобы не тонуть в отчаянии и одиночестве, они решили организовать свой так называемый клуб. Там они обменялись номерами телефонов и имейлами, и теперь активно общались друг с другом, жалуясь или хваля своих неугомонных детишек.       Так, например, Такемичи сама уже знала от Момо, что вчера вечером Кейске попытался свинтить к Чифую, но уже мать Чифую сдала бедного друга и отправила домой взашей.       — Если и из Майки вырастет что-то достойное, то его дед, как мне кажется, станет у них едва ли не старейшиной каким-нибудь, — усмехнулся Дракен.       Такемичи замерла на месте на долю секунды. Перед глазами предстал образ Майки из будущего: тощего, в висящей одежде и с безжизненными глазами, татуировкой на шее и полным отсутствием интереса хоть к чему-либо. Это был глава крупнейшей преступной организации Японии, которая торговала оружием, наркотиками и людьми. Который позвал её только для того, чтобы она могла его убить.       Можно ли было назвать такого человека «достойным»? Однозначно, нет.       Отбросив пелену неприятных воспоминаний Такемичи достала первое яблоко из пакета, а также нож, принимаясь нарезать фрукты и чистить их от кожуры так, чтобы получился зайчик. Дракен, если и заметил секундный ступор девушки, то решил промолчать, вместо этого кривясь при виде яблочных зайцев.       — Мне уже Эма нарезала, я объелся этими яблоками, — скривился юноша, с мимолетной неприязнью вглядываясь в маленькую фруктовую армию.       — А… Ну, съешь ещё, — рассеянно отозвалась Ханагаки, смотря уже на четвёртого зайца в своих руках и переводя умоляющий взгляд на друга. — Или угости следующего посетителя.       Дракен выразительно поднял бровь, как бы говоря, что ему это нахрен не сдалось, но, будучи джентльменом, не сказал ни слова.       — Кстати, Такемучи. — Его тон вдруг стал серьёзнее. — Ты ж спасла меня, ребята мне всё уже рассказали. Спасибо большое. — И только Дракен дёрнулся, чтобы встать с кровати и поклониться, как Ханагаки остановила его, хватая за рукав больничной одежды и силой заставляя лечь обратно.       Дракен, приняв исходное положение, поджал губы то ли от боли, то ли от заботы подруги.       — Забей, не надо благодарностей. Ты бы сделал всё то же самое для меня, — отмахнулась девушка. А затем поспешно добавила, приподнимая брови: — Ну, мне хотелось бы в это верить.       Дракен в ответ лишь рассмеялся, от чего рана вновь заболела — парню ещё нельзя было напрягать мышцы живота.       — Тут, если что, Майки где-то на крыше тусуется, так что ты можешь найти его, — намекнул он и махнул рукой кверху. — Слышал, он опять хочет объесть Момо-сан.       — Учитывая то, сколько еды нам постоянно притаскивают гости, ни она, ни я не будем против, — улыбнулась в ответ Такемичи, хитро блестя глазами. — Ну так что, съешь своих яблочных зайцев?       — Просто убери их от меня, умоляю, — скуксился Дракен, отворачиваясь: видимо, Эма и вправду запихала в него кучу яблок, раз теперь он даже видеть их не мог.       Такемичи просидела с Дракеном ещё и минут десять, пока не пришли братья Кавата. Соя, как всегда, выглядел злым и недовольным, готовым вот-вот ударить кого-нибудь, а вот Нахоя, наоборот, дружелюбно улыбался. Вот только Такемичи больше не обманывалась, поскольку знала, что старший брат в разы ужаснее и беспощаднее младшего.       Оставив Дракена с яблочными кроликами на близнецов, Ханагаки на прощание помахала им всем рукой и отправилась на крышу больницы — к Майки.       Тот нашёлся, глядящим куда-то на облака и не собирающимся в принципе двигаться. Лишь подойдя ближе, юноша прикрыл глаза, из-за чего Такемичи даже пришлось присесть рядом с Сано на корточки, чтобы тот соизволил приоткрыть глаз и окинуть девушку ленивым взглядом. Правда, этот взгляд тут же приобрёл нотки радости и интереса, когда Майки понял, кто именно к нему подошёл.       — Такемучи! — воскликнул он, садясь и широко улыбаясь. — Ну как, увидела Дракена? Вот он, конечно, идиот! Я пришёл — а он пытался ходить! Когда ему нельзя! Пришлось прописать ему с правой, а то он такой непонятливый.       Девушка покачала головой, пока в её груди поднималось тепло. Майки был таким Майки! В его грубой заботе и неумелом беспокойстве крылась вся его истинная сущность — сущность глубоко раненного человека, который так и не смог пережить давнюю утрату.       По привычке коснувшись любимых серёжек-гвоздиков, Ханагаки чуть склонила голову вправо, пробегаясь внимательным взглядом по лицу Майки.       Парень казался всё таким же, как и раньше. Вот только ещё вчера в его взгляде присутствовало темное напряжение, а в движениях прослеживался страх. Пусть он и знал от врачей, что со состоянию его лучшего друга ничего не угрожает, он продолжал нервничать. Лишь теперь, когда Майки лично увидел живого и здорового Дракена, он позволил себе окончательно расслабиться.       Такемичи не сдержала порыва и протянула руку, потрепав возлюбленного по длинным светлым волосам. Майки от такой ласки аж замер, а потом и сам поставил голову, ластясь, аки кот.       — С Дракеном теперь всё будет хорошо, — доверительно проговорила она ему.       — Если бы он умер, то я бы лично убил Киёмасу, — шёпотом признался Сано. И эта злость в голосе никак не вязалась с его блаженным и умиротворённым видом. Такемичи верила его словам, она знала, что Майки мог сделать и даже хуже.       — Киёмаса под арестом, — однако возразила она. — Так как Дракен остался жив и относительно здоров, то ему грозит год в исправительной колонии для несовершеннолетних — как и Па-чину в своё время.       — Если его выкупят… — начал было Майки, но Такемичи его резко перебила:       — Не выкупят. Я не знаю, как так получилось, но когда я разговаривала с полицейским по телефону, он сказал про невозможность выкупа Киёмасы. Мол, кто-то сверху надавил — и теперь ему дорога только в исправительную колонию.       Майки отпрянул от руки Такемичи, побуравил девушку с минуту внимательным взглядом, а потом жестоко усмехнулся. В его взгляде была насмешка, а лицо приобрело острые черты. Такой Майки обычно нападал на врагов без раздумий, одним ударом отправляя их в нокаут. Такой Майки был опасен в своей кровожадности. Такой Майки был слишком прекрасен для влюблённого сердца Ханагаки.       — Он получил по заслугам. Давно пора было, — кивнул парень, ощущая себя, как никогда, довольным.       — Мы ещё нескоро о нём услышим. Если вообще услышим, — пожимая плечами, согласилась Такемичи, присаживаясь наконец рядом с юношей.       Майки молчал с секунду, а потом перевел взгляд на руку девушки. Казалось бы, за прошедшие дни он досконально изучил шрам на её ладони, но при этом всегда тянулся к нему, чтобы посмотреть поближе и изучить вновь, провести пальцами по застывшей корке и вновь недовольно поджать губы.       Такемичи позволяла все это Майки, ощущая некую рутинность и, естественно, наслаждение от происходящего. Эта сторона Майки, тихая и спокойная, способная сосредотачиваться на чём-то одном и медленно, тщательно рассматривать и обмозговывать это, была завораживающей. Так что не удивительно, что девушка в такие моменты замирала и тихо млела от внимания, наслаждаясь каждой секундой.       — Почему тот парень из Мёбиуса узнал тебя? — внезапно спросил Майки, не отрывая взгляда от шрама.       Такемичи ожидала этого вопроса, но всё равно оказалась к нему не готова. Все эти дни Сано молчал. Каждый раз, когда он открывал рот, он заводил какую-то иную тему, от чего девушка расслабилась и решила, что если Майки не спрашивает сейчас — значит, он не спросит и потом. И как же она ошибалась. Сейчас, прямо на этой крыше, когда они оба сидели, а Такемичи протягивала ладонь к волосам Майки, тот решил задать свой вопрос.       А как на него ответить — непонятно. Соврать — и что дальше? Врать каждый раз по-новой? Тогда, быть может, сказать правду? Но правда звучала ещё нелепее, чем ложь.       Такемичи, убрав руки от юноши, закрыла лицо руками, тяжело вздыхая и чувствуя нарастающий ужас. Если вдруг Майки сейчас решит, что она обманывала его всё это время и на самом деле шпионила на Мёбиус, то им больше не быть друзьями — уж вряд ли девушка сможет переубедить Сано, вбившего себе в голову полнейший бред.       И все же любые отношения строились на искренности и честности. Так что Такемичи просто повторила то, что уже отвечала Баджи:       — Я не знаю. Я правда не знаю, — первые слова дались неимоверно тяжело, но дальше было проще: — Тот парень не просто узнал моё лицо, он не просто знал, как меня зовут, а именно знал меня и говорил со мной таким уважительным тоном, словно давно знакомы и боялся обидеть. Но вот почему и зачем — мне неизвестно. Просто… Так было.       Взгляд Майки был суров и твёрд. В нём более не было былого веселья, и Такемичи было неловко за это, убирая руки с лица и из-подлобья наблюдая за реакцией юноши. Она крепко зажмурилась, ожидая в любой момент оказаться отвергнутой. Даже если это всего лишь объяснение поступков других людей, было всё равно страшно. Сердце отчаянно билось в груди, а сама она была в таком напряжении, чтобы ничего не замечала.       Внезапно что-то зашелестело, а после плечи Такемичи накрыло что-то тёплое, точь-в-точь ей по размеру. Девушка распахнула глаза, в удивлении понимая, что на ней чёрная байкерская куртка. Тело моментально расслабилось само по себе, а сердце против воли застучало сильнее, особенно когда увидела мирное лицо Манджиро.       — Уж не знаю, чего там и как, но я тебе верю, — спокойно улыбнулся ей Сано, поправляя на ней куртку. — А это — презент для тебя. От меня. Не знаю, почему раньше не передал его тебе, но уж ладно. Раньше эту куртку носил я, теперь же она твоя. Принять её или нет — решай сама.       Ханагаки удивлённо захлопала глазами, её лицо было ужасно тёплым, если не горячим. Несомненно, она знала, что это за вещь — старая байкерская куртка Майки, которую несколько лет назад для него сшил Мицуя. Тогда, кажется, Майки был ещё в средней школе. Но это была очень важная вещь — его первая куртка его банды.       Слова застряли у девушки поперёк горла. Она знала, насколько ценна и значима эта вещь. Так была ли она сама достойна её?       На глаза навернулись глупые слёзы, и девушка попыталась их стереть, но это оказалось бесполезно — те вновь грозились упасть по щекам.       — Спасибо, — шмыгнула она носом, всё ещё сдерживая слёзы. Она терла руками влажные щёки. — Эта куртка… Разве она может быть моей?       — Ты заслужила её. — Взгляд парня был невообразимо довольным и мягким, а его большие руки поправляли на ней воротничок. Сердце Ханагаки подскочило в груди от нежности. — Ты спасла одного из Тосвы. Конечно, в саму банду я тебя не приму, но ты всегда будешь частью нашей тусовки, — ласково пообещал Майки.       Такемичи едва не рассмеялась: «часть тусовки». Как же странно и по-глупому это звучало! Она — и часть какой-то тусовки, а не член банды.       Хотя хотела бы сама Такемичи быть членом Тосвы? Она, если честно, не знала. Ей просто хотелось быть рядом со своими друзьями и проводить с ними время, а для этого неважно, кем она там являлась: частью тусовки, членом Томана, маскотом или просто прохожим. Главное, что они были вместе.       Принять столь ценный подарок духу так и не хватило, но Майки, уставший ждать ответа, просто оставил куртку на Ханагаки, а сам сложил пакет, в котором до этого лежал его подарок.       — Спасибо, — наконец, произнесла Ханагаки, стирая слезу во внешнем уголке глаза. — Просто спасибо.       — Не за что, — покачал головой в ответ Майки. А затем он вскочил на ноги и оглянулся: — Ну что, поехали к тебе? Момо-сан обещала приготовить сегодня тонкацу.       На такую дерзость Такемичи лишь посмеялась. Типичный Майки во всей своей наглой красе.       — Ну, что с тобой поделать? — утерев все следы слез и похлопав себя по щекам, чтобы окончательно прийти в чувства, Такемичи поднялась на ноги рядом с Сано.       — Накормить, — мгновенно отозвался тот, уже подбегая к двери, ведущей на крышу, и толкая её от себя. Та со скрипом поддалась.       — Накормим и перекормим, — пообещала Такемичи. — Мама уже приготовила целую сковородку тонкацу, и всё ради тебя.       — Я обожаю Момо-сан! — счастливо хлопнул в ладоши парень, аж подскочил на месте от радости.       — Она обожает тебя в ответ, — мягко ответила Такемичи. И это было правдой: мать уже души не чаяла в Сано, который каждый раз нахваливал её великолепную готовку.       Домой они ехали все вместе. И Такемичи верила, прижимая пакет с презентом к себе, что она справится со всеми трудностями, если за подобные подвиги каждая награда будет исходить от возлюбленного.