Господь немилостив к жнецам и садоводам

«Почтенный собрат-примарх…» Нет, так не пойдет. Ночной Призрак вздохнул и провел стилусом по инфопланшету, стирая написанное. «Любезный брат…» Еще хуже. Примарх четырнадцатого легиона был одновременно многими вещами — и вызывал у других множество эмоций, среди которых при некотором желании даже можно было отыскать почтение. Но вот чего-чего, а любезности за Мортарионом не водилось никогда — тот сам знал это так же, как знал Призрак, а еще очень не любил лесть. Восьмой примарх снова стер начало письма и побарабанил длинными когтями по поверхности планшета, пытаясь собраться с мыслями. Те разбегались, словно помойные крысы от луча фонаря, на голову давило, а в воздухе пахло чем-то тухлым и неясно-железным, хотя Призрак готов был поклясться, что в его кабинете не было — по крайней мере пока — ничего, что могло бы разлагаться и гнить. Записка совершенно не получалась, внезапная сложность на первый взгляд простой задачи почти злила, а тут еще и эта вонь… Подавив еще один вздох, примарх оторвался от девственно-чистой поверхности планшета… и встретился взглядом с трупом. Выпотрошенное мужское тело свисало на ржавой цепи прямо с потолка, распахнутые ребра развороченной грудной клетки слабо белели в темноте, а на синюшном лице застыло выражение одновременно ужаса и боли. В тенях за ближайшим трупом виднелись и другие, слабо покачивающиеся на таких же цепях так, словно по кабинету гулял сквозняк. Сквозняка не было. И не было никаких звуков — ни звона от цепей, ни стука кровавых капель, падающих на пол с изуродованных тел. Ночной Призрак медленно, очень медленно выдохнул, а потом закрыл глаза и по-нострамски сосчитал про себя до ста, четко, размеренно, концентрируясь на каждом числе, эхом отдававшемся в мыслях. Когда он открыл глаза снова, трупы исчезли. Был просторный кабинет, стенные панели с геометрическими узорами, захламленный стол… не выветрившийся до конца иллюзорный гнилой смрад и инфопланшет, потрескавшийся в его слишком сильно сжатых пальцах. Призрак повертел его в руках и разочарованно отбросил куда-то в груду непрочитанных отчетов с экспедиционных флотов легиона. Надо будет потребовать у Шенга новый планшет и придумать наконец-то нормальное послание для брата. Видения видениями, но даже в безумии восьмой примарх не опустился бы до того, чтобы отправлять своей родне скучные письма.

***

К прибытию Мортариона на «Сумрак» на следующий день Ночной Призрак подготовился — лично просмотрел материалы, собрал их на отдельном планшете и даже расположился со всем этим в гостиной вместо кабинета — хотя с прошлого раза он не видел там мертвецов, но варпов смрад так никуда и не исчез, так что смена обстановки казалась, хотя бы в теории, хорошим решением. Совсем скоро обстановка должна была смениться и в чуть более глобальном смысле — система уже была приведена к Согласию и не позднее, чем через неделю, Повелители Ночи и Гвардия Смерти покинут ее, снова разойдутся в бескрайнем космосе на долгие-долгие годы. Призрак совершенно не верил, что все это хоть как-то поможет лично ему, но раз уж у него еще оставались дела с братом, то и закончить их следовало до того, как они расстанутся снова — и лучше не думать лишний раз о том, какими они оба станут к тому моменту, как судьба сведет их вместе еще раз. В любом случае, Мортарион явился на назначенную встречу с достойной похвалы пунктуальностью, с неотвратимостью, мрачностью и легким налетом недоумения. К счастью для себя, предвидеть будущее четырнадцатый не умел и потому не имел ни малейшего понятия, зачем же конкретно его позвали — но природное любопытство в очередной раз пересилило нелюбовь к общению с родней. В конце концов, Ночного Призрака можно было обвинить в большей части известных человечеству грехов — однако занудность в их число не входила. — Только давай в этот раз без часовых предисловий, — сразу предупредил четырнадцатый, располагаясь радом с братом. Тот в ответ пожал плечами — в целом, в данной ситуации прямой подход устраивал и его тоже — и передал собеседнику включенный инфопланшет. — Итак, мы собрались здесь сегодня, чтобы поговорить о военной журналистике, — задушевно добавил Призрак. — Прекрасно. Журналистика. Как и предполагалось, Мортарион выглядел скептично. Гвардия Смерти уже много лет проявляла чудеса изобретательности, уклоняясь от общества разного рода летописцев — впрочем, четырнадцатому легиону всегда сильно помогало то, что творческие элиты Империума интересовались им скорее по остаточному принципу. То ли дело блистательный третий легион или великий шестнадцатый… Великолепный восьмой летописцы тоже не особо любили, но вот Ночной Призрак, в отличие от Жнеца, считал этих смертных полезными — а иногда даже забавными. — И в весьма наглядной форме. У тебя на планшете целый фотоотчет, посмотри, — восьмой подсел к брату и потянулся, чтобы самому пролистать изображения, — Пару кампаний назад к нам прибился неплохой фотограф — и представь себе, до сих пор не попытался ни застрелиться, ни нажаловаться на нас на Терру. Мы иногда используем его труды для работы на, скажем так, широкую аудиторию. Первым примархам попался пикт Савана Смерти, сделанный с почтительного расстояния. Заволокшая все пространство на изображении рокритовая пыль, желтоватая из-за солнечных лучей, превращала фигуры почетных стражей в размытые темные силуэты. Монолитные строгие тени, замершие с косами в руках на равном расстоянии друг от друга, выглядели жутковато и давяще даже через экран планшета. — Ну и что это такое? Тут же ничего не разглядеть, — Мортарион видом своих телохранителей был явно не впечатлен. — Так в этом весь символизм, братец, — Призрак облокотился о чужое плечо и уверенно ткнул когтем в центр фотографии, — Смерть смутно витает среди нас, невидимая и неосязаемая ровно до того момента, пока мы не встретимся с нею лицом к лицу, но все же к каждому она приближается неумолимо и неотвратимо, как сама судьба. Memento mori, знаешь ли, древние были не дураки. — Иногда я спрашиваю себя, как ты в свое время сумел найти общий язык с Фулгримом, а потом ты говоришь что-то вроде этого и во вселенной резко становится на одну загадку меньше, — Мортарион едва заметно улыбнулся уголками губ. Он не изменил своего мнения об искусстве в целом — да и не собирался менять, — но объяснение брата ему явно понравилось. Это был именно тот смысл, который он вкладывал в свой Саван — и, в более широком смысле, в свой легион. Следующая фотография оказалась куда проще и понятнее для восприятия — первый капитан восьмого легиона Яго Севатарион со скучающим видом позировал, облокотившись о свою алебарду, на фоне старательно освежеванного трупа. — А тут какой символизм? — Это же Сев, он просто стоит, — отмахнулся Ночной Призрак, — Решил видимо, что раз всех уже убили, то сегодня можно больше не работать, — и, подумав, добавил, но без настоящей злобы, — Ленивый ублюдок. В следующие полчаса в списке просмотренных пиктов также оказались: апотекарий четырнадцатого легиона, самозабвенно беседующий со своим коллегой из восьмого прямо на какой-то заваленной телами улице; мужественный лик капитана Гарро, снявшего шлем и задумчиво взирающего на что-то за кадром; некоторое количество различных зверств — по выражению восьмого примарха, «рабочие материалы» — и крайне недовольный попыткой запечатлеть себя капитан Тифон. — Это все очень интересно, но знаешь, я так и не понял, зачем я на это смотрю, — задумчиво произнес Мортарион, пролистывая изображение Тифона. Он не то, чтобы правда жалел о своем времени, но пикты все же были… просто пиктами? — Эй, тут же есть ты и твой легион, так что я решил, что справедливо будет показать и тебе тоже… — Подожди, тут есть я? — Да, мы уже почти… а, вот, — Ночной Призрак пролистнул еще несколько фотографий, пока не дошел до той, что изображала его брата… и замер. Существо на пикте было и не было Мортарионом одновременно. Его массивная фигура, его уверенная, непоколебимая поза, его коса в руках… но на броне проступали зеленые пятна — не цвет болота, а какая-то трупная, чумная зелень, — а за спиной вместо плаща виднелись гнилые крылья. В голове Призрака зазвучал гул — не шум крови, а что-то, похожее на жужжание огромного роя мух, — так что он не сразу услышал слова. –…нрад? Конрад, что…? Он отшатнулся от брата, едва обернувшись и заглянув тому в лицо — в гнилую маску с копошащимися в ней червями. Первым порывом было атаковать это — но первый порыв прошел и примарх нашел в себе силы, как вчера, закрыть глаза и считать. «Один, два, три…» К чести Мортариона, он просто ждал. Напряженный, обеспокоенный, он не двинулся с места все время, необходимое на счет от одного до сотни. И когда Ночной Призрак снова открыл глаза, лицо его брата опять было лицом, хоть и с застывшим на нем немым вопросом. — Сила искусства, братец… выбивает из колеи, — восьмой нервно развел руками, даже не надеясь на то, что его слова звучат хоть сколько-то убедительно. Жнец не был глуп, даже если не понимал происходящее до конца. «Не спрашивай, только не спрашивай, я обещал тебе не говорить, я не смогу, если ты спросишь сейчас…» Мортарион кивнул медленно и тяжело, явно решая для себя что-то вместе с этим кивком. — Я могу… забрать этот «фотоотчет» с собой? — Да, конечно, — облегчения в голосе тоже сдержать не удалось, но это было уже не важно. Четырнадцатый кивнул еще раз и поднялся, чтобы удалиться, но снова замер уже в дверях. — Это твое дело, но… я считаю, что ты сильнее, чем большинство думает о тебе, — он запнулся. Пауза длилась не дольше секунды; в первую ее половину Призраку захотелось, чтобы брат все же не выдержал и спросил, но во вторую половину он вспомнил. Перед ним был Мортарион, сын смерти с Барбаруса, такой же сломленный, такой же покалеченный и обреченный. Мортарион, который нашел в себе силы не узнавать, — До встречи, брат. Двери закрылись за ним с щелчком, слишком громким в наступившей тишине.