Моя Муза

С плеч как будто горы свалились за неделю после признания. Сасори наконец-таки мог работать, нормально работать, совсем не набивая голову разной ерундой. Например, как нескончаемая белоснежно-белая бумага, которая в какой-то промежуток времени так бесила красноволосого. Было невыносимо видеть каждое утро одну или несколько стопок. Мелкий шрифт превращал время в бесконечную тоску, заставляя думать о жизни, как о дьявольском приговоре. Сейчас же всё к счастью наоборот. В свою с недавних пор любимую келью он приходил, в глубине души надеясь лишь уголком глаза застать за работой блондина. Он всегда выглядел симпатично, но не только. Парень даже не подозревал, как красноволосого к нему тянет, особенно какая-то раньше не заметная частичка вожделения. Мужчина, наверное, пропустил свой переходный возраст, он ведь прокрался как уходящий туман, вроде бы он есть, но вроде не видно. И все последствия сваливаются на него сейчас. Рад он доле, которая в самый последний момент уготовила судьба. Он вынудил его потащить парня с собой и увезти к чёрту на куличики. А кстати, когда они проходили через ресепшн, то на них же глазели, но хорошо, что потом не смотрели, но может быть, они притворялись. Сегодня, например такого не было, не считая Харуно. Мужчина вообще не заметил, была она тогда там или нет, не до этого было. Но было во всём этом что-то подозрительное. Как можно не болтать о своём директоре, когда он за руку вывел его, скажем так личного подчинённого практически бегом? Сегодня утром почти в девять часов Дейдара уже был в студии. Он просто сидел за огромным рабочим столом и вырисовывал что-то в портфолио. Интересно, это ли то самое портфолио, которое примерно месяц назад «случайно» упало на пол? Конечно, можно попросить показать картинку, что послужило его падению, но как-то внутри останавливало. Наверно смущение. Но в этом он не был уверен, да и после того, что произошло на мосту, его ничего не должно коробить вроде смущения. Было что-то другое. Потом узнает. Он сидел боком к нему. Мужчина видел, какой всё-таки он занятой, и в то же время красивый. Он осознал этот факт ещё в первую их встречу, на выставке, но и этим же ограничился. Его не надо сейчас отвлекать. — Здравствуйте, Сасори-сама, — не отрываясь от портфолио, сказал блондин. Он заметил начальника боковым зрением, и не отпускал из рук карандаш. — Почему ты так со мной разговариваешь? — вскинул брови красноволосый. Он был наполнен недопониманием и необдуманным своим выпадом. — Ты тогда не разговаривал со мной так, — он заставил обратить на себя внимание. — Извини, — только и выдавил он, догадываясь о причине заявления, — просто думал, что на работе мы на «вы». Не хотел, чтобы вы… ты! Чтобы ты думал обо мне, как о беспечном человеке, который даже со своим начальником общается на равных, — он опустил голову в виноватом виде. — Просто скажи, а я так и сделаю. — Просто, когда мы одни, то обращайся со мной неформально, вот и всё. Я и сам слишком погорячился, вырвалось. — а на самом деле он думал: «Если сделаешь так, что я тебе скажу, то ложись на стол. Я тебя поцелую, сам помучаюсь, и для начала хватит. Пока только для начала». Не озвучил, чтобы не ломать светлое пространство. Всё равно тот их поцелуй был уж точно не последним. И от одной мысли об этом безоговорочном факте становилось приятно горячо в районе сердца. — Хорошо, я так и буду делать, — его милый голосок и пошлые мысли вперемешку создавали нескончаемое запретное чувство, но смысл парня подразумевал всего лишь невинное обращение. Знал бы он, что делается с красноволосым при славных нотках голоса оппонента, — мне ждать тебя здесь вечером? — Если ты ещё будешь работать в такое время, можно. Но если закончишь и не уйдёшь, наотрез нельзя, — Акасуна не хотел быть для него камнем преткновения, и заставлять делать то, что не хочет. — Понял, — улыбнулся юноша. Он повернулся к столу и принялся что-то вырисовывать в портфолио. К нему вернулся занятый вид и ровная осанка, это должно и прийти к директору, как только откроет дверь в любимую келью. Работа шла как по маслу. Он и ни обратил внимание на то, что принесённая кем-то стопка была сортирована по отдельным уголкам стола. Это результат всего лишь трёх часов. Но кое-что всё-таки оставалось в сердце директора незаконченное, например, кукла в шкафу. Сасори уже решил, что отдаст её Тсукури, но когда, даже не догадывался. Она была закончена, она реально походила на своего вдохновителя, за неё не было стыдно создателю, но делать их развивающиеся отношения приторными, наполненными подарками и всей прочей чепухой, не улыбалось. Не для этого Акасуна с самого начала её строгал, это вышло порывом, а затем продолжилось по наитию. Эта кукла — та самая обратка, которая была упомянута в недолгом разговоре. Ну что ж, придётся идти в студию. Странно, солнце всё ещё ярко освещало высотку, пронизывало окна каждого кабинета и коридора. Красноволосый знает, что все необходимые материалы ожидают его на столе в ближайшей комнате. Он усмехнулся и надавил на ручку двери. Он сразу же остановил взгляд на сидячем человеке, окружённый свёрнутыми комками бумаги. Их было точно не меньше десятка, что насторожило начальника. — Где твоя Муза? — сел напротив парня он. — Где-то мимо пробегала, но я не успел её догнать, — он поднял взгляд на Сасори. Усталый, с прищуренными глазами, манящий взгляд. — Если честно, то вдохновение просто так у меня не проявляется, оно… где-то сидит и дожидается, пока я его сам не замечу. А я заметил и не знаю, как это изобразить, впервые такое. Я просто должен вспомнить некий случай из жизни, и карандаш движется сам собой. — Акасуна слушал слова с неизвестным упоением, и вспоминал тот случай, когда Тсукури пришёл на работу, легко говоря, не выспавшийся. — А ты просто скажи, что вспомнил, — чуть понизил тон голоса красноволосый и пристально взглянул в ответ на поднятые от недопонимания глаза. Услышав одно предложение, блондин хотел уж смутиться, но сделал так, как никогда не думал делать в любой смятённой ситуации. Дейдара озорно поднял уголки губ и теперь уже лукаво наблюдал за реакцией оппонента. Вдобавок ко всему прочему положил ногу на ногу, это было видно по позе, и, упираясь о стол локтем, держал пальцами подбородок. «О чём он подумал», — размышлял Акасуна. Он принял молчаливый вызов, о котором может парень не в курсе, но это интересовало начальника в последнюю очередь. Он резко сверкнул багровым огнём, что не прошло мимо топаза, и с такой же лукавой улыбкой на лице приближался к нему. Задуманное опять громом вспыхнуло в светлой головушке мужчины, и нельзя уже остановиться. Он быстро схватил руку юноши и направился к панорамным окнам. Резко швырнул его о прозрачную стену так, что спина была прислонена к нему, а лицевая сторона полностью закрывало чужое тело. Начальник, не отпуская его руки, завёл её себе за спину. А другая рука придерживалась о стекло. Их коленки касались друг о друга, но чувствовался чуток напор с другой стороны. Таким образом, подчинённый попал в так-таки приятную ловушку, которая слишком быстро настигла его и набирала всё больше интересный финал. Но блондину уже стало серьёзно не до шуток: — Я думаю что упаду, — сглотнул он. — А я упаду в твоих глазах, — заключил Акасуна. Он вроде бы сказал это с усмешкой, но с другой стороны его поза выражала нетерпимость, а до безумия хриплый и томный голос — соблазнение. Не смея отталкивать красноволосого, Тсукури расслабился, всё больше ложась на вертикальную поверхность. Сасори облизнул уголок губ от одного по-настоящему привлекательного вида, и горячо поцеловал в губы. Не так как в прошлый раз, совсем не так. Его охватило что-то непонятное, похожее на собственничество, и это набирало силу, особенно при каждой секунде прикосновения. Юноша от подобной выходки полностью распахнул глаза, даже не пытаясь выиграть в этой «битве». Акасуна двигался так, что делал это сотню раз, но на самом деле всё не так. Он впивался, почти поедал мягкую молодую плоть, от чего становилось не очень-то хорошо. Его схватил демон и не отпускает. Настоль приторный вкус губ, что хочется вылизать его до основания. Он одурманивает и притягивает, принуждает к полному погружению. Сладость так и веяла на противоположной стороне. Такое ощущение, что поедаешь сахар в чистом виде, но что порадовало красноволосого больше, так это капелька медового вкусового оттенка. Отныне он узнал какой вкус у его партнёра. Один только запах Дейдары заставляет не сдерживаться, а идти в полную силу, что привело к неразрывному положению к окну. Красноволосый уже начал ползти кончиками пальцев от ворота рубашки сзади до позвонков под ней. Под бархатной кожей выступали мышцы. «Как можно быть настолько идеальным»? — Подумал мужчина, не отрываясь от припухших губ. Но в последнюю секунду, когда почувствовал, что кончается воздух, он оторвался от блондина и немного отошёл. — Как ты понял, что не любишь девушек? — сказал он, — ты же намного раньше об этом узнал, чем я, — он смотрел, как блондин пытается отдышаться, и всё же он даже сейчас выглядит чертовски привлекательно. Помятая одежда, покрасневшие пухлые уста, радужки с множеством бликов, дёргающийся кадык, идеально. Сдерживается как может. — Ты, правда, хочешь знать о таком? — недоумённо сказал Тсукури. — Конечно я могу рассказать, это не тайна мира, но я думаю, что тебе будет не очень. — Да, я хочу. Дейдара обогнул его, взял второй стул с конца стола, поставил рядом со своим и показал рукой знак, чтобы тот присел. Что-то подсказывало, что история немалая.

Флешбек. Одним ранним утром, когда окружающим мир заполнил утренним туманом, в приют привезли двух детей. Они были друг другу хорошими братьями, особенно старший. Он приглядывал, любил, учил младшего, и бесконечно улыбался при виде него. Все это видели, но считали такие действия очень странными. Дейдара знал о новеньких, но сказал себе, что выходить из чердака можно только во время физкультуры, то есть три раза в неделю после обеда. Такое решение он принял и придерживался его с момента третьей драки, тогда ему сильно досталось. Мальчик так сильно не интересовался новенькими, как говорили о нём на этаж ниже. Он снова лёг на пол и услышал восхищённые возгласы малолеток, в комнате внизу проживали все те, кто хотели и менялись местами, это происходило во всём доме. Он узнал только то, что старшего брата зовут Итачи и он непередаваемо красив, но и много разных мелочей, которые не так уж интересовали блондина. Были и несколько слов о младшем, но меньше, чем об обожаемом всеми подростке. Воскресенье, оно было одним исключением из правила Тсукури и утренним построением для всех. Заспанные, волоча ноги, все дети выходили во внутренний двор и стояли солдатиками, ожидающими, когда выкрикнут их имя, и они могли спокойно отправиться в тёплые постели. В это самое утро мальчик и увидел усталым взглядом старшего из братьев, услышав знакомое ему ранее имя. Он повернул голову и убедился, что малолетки в чём-то были правы, особенно описывая его лицо. На вид среднестатистический подросток, но он заманил и блондина. Мальчик не подумал, что пялиться так на человека среди своих недругов плохая идея, и делал это открыто перед всеми. Он не думал о мыслях со стороны, и даже самого Итачи, он любовался на неизвестный только что им открытый объект. Брюнет сначала робко улыбнулся, а потом прошло несколько секунд, и в его взгляде отразился страх и беспокойство. Таким образом мальчик подумал, что не найдёт общий язык хоть с одним из своих ровесников. Он медленно направился на чердак, пытаясь выкинуть образ незнакомца, разбрасывая несуществующие надежды подружиться или поговорить с ним. Странно, но никто из людей, находящихся в это время там, не начинали традиционное утреннее избиение. Они попросту провожали того взглядом мелкой зависти и злобы. Было неприятно и страшнее, чем в прошлые разы, потому что он бы знал конец глупой выходки. Перед тем днём, в который все обязаны присутствовать на физкультуре, Дейдара прокручивал приятный ему образ, и заканчивал на отвращённом взгляде. Почему-то мальчика волновала мысль, что он не понравился брюнету. Ему было ни горячо, ни холодно на других, но в голову закралась мысль, что это мог быть последний шанс с кем-то подружиться, но так оттолкнуть человека всего лишь одним взглядом было ужасно. Но он тогда не увидел ненависти, которая скрывалась у всех остальных на поверхности или где-то глубже. Чувство неизвестности съедало блондина. После обеда все вышли во внутренний двор и стали ждать воспитателей. Дети забрались на площадку, а постарше сидели на сухой траве, что-то обсуждая, Тсукури был где-то посередине, ходил туда-сюда, как другие говорили, мельтешит перед глазами как муха. Двое новеньких разделились на два лагеря, почти. Старший стоял возле здания в тени, он наблюдал что здесь да как, он то и делал, что разглядывал ребят и непривычное ему место. Конечно, не обойдя стороной блондина, и на нём он остановил взгляд, пристальный, мутный, с дальнего расстояния нельзя разглядеть чётко. Блондин, прикованный к земле, не позволял себе двигаться. Но Итачи не сделал также. Он развязал руки из узла, которые делал его вид мрачным, и медленно последовал к тому месту, на котором стоял мальчик. Он протянул руку в знак приветствия и поздоровался: — Здравствуй, меня зовут Итачи Учиха, — парень улыбнулся милой улыбкой. На этот жест сам блондин ответил невнятным мычанием и с осторожностью паука пожал протянутую руку, — Боже мой, ты не умеешь разговаривать? Извини! — его поразило явное разочарование. — Что ты имеешь ввиду? — Спустя некоторое время мальчик, глядя на него такого, легко сказал то, что его заинтересовало. Он наклонил голову вбок и пристально посмотрел на парня, который сейчас с лёгкостью мог провалиться под землю. — Иди за мной. Разумеется, мальчику было интересно, куда он его ведёт, но ничего не сказал и не сопротивлялся, отдаваясь проискам судьбы. Парень открыл дверь приюта и поднялся по лестнице на второй этаж, по коридору и идентичную комнату, какими заполнено здание. Сейчас всё дети находились на улице, так что волноваться не о чем. Мальчик во второй раз видит помещение, в котором жил однажды, пока воспитатели и Хирузен не переселили его на чердак. Почти ничего не изменилось: две кровати, окно, новая когда-то краска на стенах, линолеум, раскачивающаяся вверху лампа. Итачи достаёт из-под кровати небольшую коробку, в которой могли поместиться четыре тома книг. Но нет, в ней аккуратно были упакованы необходимые медикаменты. Он подозвал пальцем блондина, и похлопал по заправленной постели. Раз начали играть, то играть до конца. Тсукури сел на мягкое покрывало, их разделяла аптечка и несколько сантиметров. Мальчик был в ожидающей позе, кричащей о поступающей неловкости и неизвестных ему чувств. Учиха взял того за подбородок и прищуренными глазами осматривал нездоровое состояние кожи. — Кто тебя так бьёт? Столько царапин, — обеспокоенным тоном изрёк парень. — Ты просто скажи, — увидел он помрачневшего мальчика. — Я не знаю, — он отвёл голову, но Итачи уже схватил руку и продолжал так называемый осмотр. Тсукури знал, что он не поверит, но это была правда. Он не знал, кто на него накидывается, ни их имён, друзей, причины побоев, унесённую в его сторону злобу, ничего не делающих воспитателей. Все, абсолютно все свыклись с тем, что если какой-то ребёнок разозлён, то не обязательно терпеть, а можно использовать живую грушу. Как будто «живой» означает «без души». Учиха покопался в аптечке и достал перекись водорода и ватные палочки, обмакнул в жидкость и предупредил: — Будет шипеть, но это ненадолго. Мой Саске вообще никуда не лезет, но готовиться надо, переходный возраст, — он помотал головой и, опять взялся за подбородок юноши, аккуратно касаясь ватой. — Сколько тебе? А, и как тебя зовут? — Тсукури Дейдара, мне четырнадцать. — И ты всё ещё не даёшь сдачи? — посмотрел он удивлённо, — Дейдара, два года назад в твоём возрасте я уже сам мог напасть. Надо что-то с этим делать. Ты не против, чтобы я научил тебя защищаться? — Тсукури поджал губы и распахнул глаза, — не смотри на меня так, а то влюблюсь, — усмехнулся парень. — Ты такой лапочка. — Хорошо… ой, то есть я не против, — замешкался блондин. Он только что заметил на нём тоже длинные волосы и улыбнулся. Потянул к ним пальцы. — Саске так тоже делает, — Итачи закончил с последней царапиной на щеке, поменял ватную палочку и занялся тыльной стороной левой руки. — Я вас как-нибудь познакомлю. — Ага, — мальчик на самом деле не хотел этого, ему было бы достаточно компании брюнета. Он согласился, потому что не хотел таким образом оскорбить рядом сидящего человека. — Я для тебя обуза, — выдохнул Тсукури, — не заставляй себя возиться с посторонним человеком. Каждый день он думал, живя в приюте, что обременяет всех и каждого. Он так думал и о воспитателях. Не было кого-то, кто встанет не его сторону, не считая Джирайи, он совсем другой случай, пока не появился в жизни Итачи. Если не принимать в счёт его чёрного вида, глаз и волос, то он был лучиком во всём этом Богом забытом детском доме. Тсукури чертовски не хотелось услышать от него положительный ответ на свои слова. Осталось всего полгода до того, как брюнета выпустят из приюта, потому что держат в нём максимум до шестнадцати с половиной лет. За такой краткий срок привязаться, а потом прощаться навсегда. — Не говори так больше, — пресёк он, — я хочу заботиться о тебе. И прости меня за то, что так на тебя посмотрел в первый раз. Ты был весь в ссадинах и тому подобном, с тобой, я видел, никто не общался, и мне стало не по себе при мысли, что я знаю о твоём одиночестве, но ничего не делаю. — Итачи, ты странный. — Не говори таким милым голосом. Влюблюсь же, — усмехнулся он. Вот бы он знал, что эти слова отдавалась в голове у Дейдары многочисленное количество раз. Мальчик, конечно, понимал реальный смысл его слов, но, не смотря на это, искал внутри себя то, что по-настоящему понравилось парню. Но не нашёл, ведь он был стольким подавлен из-за окружающего его общества. Он не знал, понравится ли Итачи его увлечение. Рисование успокаивало, развивало внутри что-то неизведанное, было единственным красочным спасением из реального серого мира, не обращая внимания, что рисовал он в монохроме. Прошёл день, ранее утро. Сегодня не нужно никуда идти, но Учиха поднялся на чердак и увидел, как Тсукури сидит у окна и держит уголёк. Он бесшумно подкрался к юноше, не придумывая другого способа подойти. Он увидел белый лист, на котором был изображён неизвестный горизонт как будто из другого мира. Блондин почувствовал дыхание у своего уха и, поворачивая голову, сильно отшатнулся, что аж сердце могла остановиться, причём навсегда. — Дай-ка, — не дожидаясь ответа, схватил листок, — ты не говорил что рисуешь. — Людям здесь такое не нравится, — замялся паренёк. Он принял очень грустное и удручающее выражение лица, опустив голову и сжав губки. — Я не думаю, что кому-то понравится моё увлечение. Оно ведь даже не очень-то и законное. Извини меня, я не буду больше таким заниматься. Я понимаю твоё огорчение. — Ты для начала голову подними, — монотонно указал Итачи. А когда мальчик посмотрел на него, то в сердце всё теплело, глядя на счастливую улыбку. — Я не собираюсь, чтобы ты из-за меня угрохал свой талант. Я не понимаю, кому может не понравиться такое чудо. Если ты и вправду это бросишь, я буду до конца дней винить себя. И почему не законное? Странно звучит. — Эти листы я без разрешения беру у воспитателей, они меня наказывают за то, что дозволено всем, — возмутился Дейдара. Учиха начал тихонько посмеиваться, а потом не сдержался и раскатился озорным смехом. — Ты слишком преувеличиваешь, — сквозь смех выдернул он. Они ещё вчера договорились пойти на задний двор детского дома. Рядом с ним находилось тихое тёмное местечко, объятое высокими на удивление деревьями и пышными кустами. Остальные ребята туда не совались, уверенные, что через них нельзя перелезть, и после всей густой оградой ничего нет. Тсукури-то знал, что это неправда, так как сам проверил байку на себе. За ним опять-таки никто не следил, и он мог спокойно передвигаться в этом тихом широком омуте. Парни добрались до этого места, и остаётся лишь пролезть снизу через кусты. Итачи аж оживился как бы, глядя по ту сторону сцены. Брюнет, не отвлекаясь на разглядывание местности, всегда, каждый раз, снова и снова начинал тренировку сразу с боя. Он говорил: «Лучший учитель — это практика». А пока он постепенно и осторожно наносил удары, в то же время объяснял, как можно увернуться или ответить на удар обратной силой. Итачи боялся сделать новому другу больно, но по-другому не бывает. Чтобы увидеть свет, надо пройти через темноту. Парень потихоньку привязывался к милому мальчику, постепенно открывая всё новые черты. С каждым днём находясь в тайном месте, блондин всё охотнее принимался за дело и серьёзно относился к обучению, но в душе, несмотря на каждодневные встречи, у него внутри что-то скручивалось, и от этого никуда не деться, ибо это чувство усиливалось в более странный азарт. Это азарт? Или другое. Так и проходили дни напролёт за твёрдой стеной свежего воздуха и великолепной свободой между остальным миром смертных. После того, как вымотают свою выносливость, спарринг партнёры ложатся возле одного дерева голова к голове, массивный ствол упирается о землю, выпуская корни из-под неё, и будто бы укрывает радушных ему гостей. Ребята разговаривают обо всём на свете, но в большей мере это относилось к Учихе, Дейдара был ещё каким серым кардиналом. Из него почти ничего не вытащишь, кроме как самому сначала рассказать какую-нибудь историю, и после он выложит всё на духу. Был однажды такой случай, когда шорох, напоминающий человеческие шаги, пробирался сквозь кусты, но так и не отыскал пути в священное место. Парни так напугались, думая обо всём на свете, о ком либо, то ни было, раздумывая, кто бы это мог быть. Вариантов было целый приют, так они приняли решение не вспоминать. Как-то раз, после очередной утренней тренировки они в сотый раз тихо крались к своим комнатам, поворачивая в разные стороны. Какие-то ребята захотели поменяться с братьями комнатами, и с некоторых пор они проживали в том помещении, над которым находится чердак. Итачи осторожно закрыл за собой дверь и чуть не напугался до потери сознания, видя впереди своего младшего брата Саске. Он, похоже, долго его дожидался, так как младший не выглядел настолько заспанным. Он смотрел снизу вверх обвиняющим взглядом. — Где ты был? — стоял он перед ним, поджав губы. — Я уже много раз замечал, что ты уходишь каждое утро, но не принимал это за что-то серьёзное, пока не замечал тебя множество крат с тем блондинчиком. — заявил серьёзно Саске. Старший указательным и средним пальцами прикоснулся к его лбу. — Да хватит уже! Достал! — Тише. Я, правда, был с ним сейчас, но ему просто нужно научиться защищать себя. И я ему в этом помогаю, — пытался он успокоить его. — Значит, как я тебя просил научить меня драться, то я сразу маленький для этого. А по первой его просьбе ты согласился. Брат, ты меня любишь? Я всё это время думаю, что с тех пор, когда нас отправили сюда, ты меня забываешь. Ты доказываешь это всякий раз, уходя утром на задний двор! — он постепенно краснел от своих же слов. Он терпел в ожидании, пока брат соизволит высказаться. — Так, по порядку, — растормошил он руки. — Я оберегаю тебя от возможных ранений, и поэтому отказываю тебе в просьбах, связанных с физической силой. Это Я на самом деле предложил ему позаниматься, — виновато выдавил он, параллельно оглядывая реакцию брата, — на нём было столько царапин и следов от ушибов, что я не мог спокойно на него смотреть. И откуда ты узнал, что мы занимались там? — в голове промелькнул кадр со звуком человеческого шага об листву, — хорошо, на это можешь не отвечать. Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя? Естественно да, я всегда любил тебя как лучшего младшего брата. Не смей сомневаться в моих словах. Что я должен сделать, чтобы доказать это? — Хватит общаться с ним, с тем блондинчиком, — без малейших колебаний и времени на раздумья сказал Саске. Но Итачи всё-таки понадобилось время на ответ. — Хорошо, — в итоге сказал он. Итачи в действительности готов больше не общаться с Дейдарой, но это было для него сложно. Сложно привыкнуть отказаться от времени, проведённым со своим другом. Как он всегда себе говорил: «Семья важнее всего на свете», не разрешало идти наперекор принципам. Младший подошёл и обнял его. Вот бы они знали, что в то время, когда улаживали спор, Тсукури лежал на полу, услышав весь разговор от начала до конца. Юноша не говорил ему, что на чердаке всё прекрасно слышно, если лечь на пол, чтобы не смутить того. И он встал, совершенно опустошённый всем происходящим, ложась на маленькую кровать. Мальчик убивал внутри себя счастье мыслями, которые кроились после вышеупомянутых слов. Он скрутился в комок и не выходил этот день совершенно никуда. Горячие, исконно прозрачные слёзы тонкой струйкой стекали по вискам, увлажняя длинные ресницы, и капая на светлые волосы, забившиеся на подушке. Он не хотел ничего ни слышать и ни видеть, тишина — единственный друг в похожих ситуациях, и она неотъемлемо сопровождало мальчика в другой мир безразличного состояния, как это происходило и перед появлением нового человека. Уже на следующий день в воскресение дети собрались на глупом, никому не нужном построении. Там были все, включая прошлых друзей. Они делали вид, будто бы не замечают друг друга, особенно это делал неумело Учиха, он то поворачивался в его сторону, то глупо отводил глаза в виноватом выражении, метая зрачки туда-сюда. А Дейдара, если можно так сказать, случайно натыкался на брюнета, но с серым безразличием продолжал смотреть вдаль. Он словно забыл, выбросил все те приятные в душе воспоминания, они лишь канули влету, барахтаясь в пучине сознания, до которых некогда было думать. На самом деле это ему с лёгкостью удалось за один день в тишине и погружении куда-то внутрь. Юноша и сам себя удивил таким большим результатом за необъяснимо короткий срок. Он тем самым открыл для себя свою новую черту характера: умение отпускать. Не всем оно как раз-таки знакомо, но это точно было всю жизнь в его груди, не знал, ощущал. Отнимать у маленького мальчика брата, только не об этом он грезил. Связь между родственниками глубока и сильна как гранит, но всего одно вмешательство в эту идиллию способно выколоть трещину. Он продолжил равнодушно глядеть в пустоту. Прошедшая неделя пронеслась незаметно, принеся с собой новость по приюту. Так как из-за возраста Итачи Учихи заканчивалось время проживания братьев в здании. Каждая девочка и девушка плакали и даже обратились к Хирузену, старик же ответил им полным отказом. Они как можно больше времени проводили в компании старшего и обещали не забывать его, зная о существовании одного очень симпатичного парня. Новость конечно неожиданная, но она никак не произвела на блондина должного впечатления. Хотя бы попрощаться и поблагодарить за отведённое ему лично время на тренировки, они помогли несколько раз. Не учли все только одно «но», в котором заключалась проблема. Тсукури встал как всегда рано утром и посмотрел на ровный белый туман. Через него он разглядел пробивающиеся через туман фары машины, а затем на уезжавшего. Итачи долгое время засматривался в самое высокое окно здания — чердак. Момент оказался для обоих последним, когда они видят друг друга. Тсукури убеждён в том, что Учиха не хотел избегать его, это видно по широко распахнутым глазам, они показывали вечность, проведённую рядом, и горькую грусть от расставания. Дейдара схватился рукой в области сердца и, не дожидаясь, всё принял. Мальчик в свой черёд полным молчанием поблагодарил прошлого друга, думая, как бы сложилась жизнь, оставшись навсегда с ним. Взгляд их привязал и благополучно разделил по разные стороны баррикад.

Конец флешбека. После рассказанной истории из уст небезразличного человека, Сасори встал со стула и крепко обнял его. Мужчина всем своим видом показывал обеспокоенность. — Хм, я уже давно забыл об этом, — пытался утешить Тсукури. — Зато я не забуду, — прошептал красноволосый. На улице темно, освещают окна из окружающих их высоток. Холодно, и скоро будет совсем морозно. В темноте, в плотном сумраке, панорамные окна лишь пробивают маленький окружающий мирок одиночеством.