Моя Муза

«Сам виноват, сам и получай, — думал всё время Дейдара, сидя в машине начальника. — Как можно было пойти на поводу у багрового дьявола? Он виноват в том, что сейчас происходит, а я должен выполнить обещание. И не забыть о своих словах. Я бы хотел сам контролировать ситуацию, всего-то украсть у человека девственность. Подумаешь. Ведь я же тоже никогда этим не занимался, и мне не то чтобы разрешили, попросили. Оказывается, он хотел давно», — понимающий вздох. — О чём думаешь? — прозвучал голос слева на пассажирском сидении. — Да вот, о твоих словах: «Надо кое-что сделать». Скажи честно, к тебе домой, — даже по профилю оппонента виден раскол. — Понятно. Твоя безмятежность меня настораживает, будто ты собираешься и вправду кое-что сделать. — Так что ты хочешь, чтобы я сказал? Я не могу сдерживаться, а ты тут сидишь и соблазняешь меня. Опять беспросветная тишина, только теперь которую разбавлял нейтральный звук мотора. Сасори по-настоящему был на взводе, не показывал, потому что хотел выглядеть безмятежным и смиренным. Получалось ли? Он не знал, не был уверен. Он желает своими действиями показать, что это не так страшно. И чтобы Тсукури понимал: в первый раз всегда больно, по потом всё кажется блаженным. Так, по крайней мере, он где-то слышал. Хочется повлиять на него и доказать, что оставаться смирным легче, чем кажется. Они приехали в довольно-таки богатый район после десяти минут последней части разговора. Сасори въехал в раскрытые ворота, нажав на кнопку, больше похожую на иммобилайзер, ставя машину рядом с ними же на специальную разметку. Выйдя из камеры пыток, то есть машины, Дейдара разглядел коттедж в стиле минимализм. Но дольше не вышло, Акасуна направился к входной двери, чем скрылся возле входа. Парень последовал ему и тем самым зашёл через тёмную дверь, вечером всё кажется на несколько оттенков темнее, и сейчас не исключение. Предварительно сняв обувь, перед глазами появилась последняя часть человеческого силуэта. Он не знал куда идти, и продолжил следовать за мужчиной, который и не думал остановиться. Поднимаясь по лестнице, он уже серьёзней задумывался о будущем. То, что скоро произойдёт, останется в памяти у обоих, и нескончаемо будет появляться при виде друг друга. Тсукури принимает этот вызов как за сумасшествие и удачно сложившуюся судьбу. Перевез той или иной мысли затягивает, так что можно принимать это как за баг. Решение отдаться любимому человеку крепло с каждым шагом на ступеньках, неумолимо заряжая адреналином серое состояние. По завершении последней ступеньки, дорога завела его к открытой двери в спальню. Закрыв напоследок дверь, Дейдара почувствовал вокруг себя бесконечную ловушку из темноты и стука сердца, вот так он хотел его. Впереди стоял Сасори, неподвижно. Парень подошёл к нему со спины и обвил руками корпус мужчины. — Не смей сопротивляться, — прошептал он на ухо отчего-то горячим дыханием. Он губами полез целовать его холодную шею, мурашки моментально дают о себе знать. Парень заставляет красноволосого одним своим действием поднять голову, позволяя углубиться и ему и блондину в ощущения. Он не стал церемониться, горячим языком проходился по бархатной коже, оставляя блестящие дорожки, которые видны на свету розового заката через широкое окно. Он слышал, как оппонент глотает вязкую слюну, медленно и отрывисто. Он продолжать ласкать одно место, в то же время незаметно расстёгивая пуговицу за пуговицей пиджака на не его теле. Тсукури не был уверен, отвлекает ли, или просто заставляет растягивать момент. Он аккуратно снял первую часть одежды и небрежно бросил куда-то рядом на пол. Он начал оттягивать воротник рубашки, попутно раздевая того сверху вниз. Парень, когда осторожно стягивал лишний в данный момент предмет одежды, чувствовал под своими холодными пальцами как задевает руки Акасуны, они покрывались с каждым новым прикосновением всё новыми мурашки, скользящими прямо до кончиков пальцев. Теперь тот стоял с голым торсом, со спины он и так безоговорочно был неотразим, но тело, источающее желание, притягивало всё сильнее. Он обвёл каждый кубик, распространяя приятную дрожь не только на руки. Дейдара положил левую руку на его ключицу, а костяшки пальцев правой руки на затылок. Начиная с шейных позвонков, грудных, потом поясничных, заканчивая крестцовым, надавливал на отдельные бугорки вдоль позвоночника, выделяя все без исключения, оставшимися прохладными костями кистей. Оппонент дрожал, но старался выглядеть спокойным. — Не пытайся сдерживаться, — схватил он его за волосы, красноволосый фыркнул, но последовал совету. Юноша подошёл к нему лицом к лицу, они стояли, умеренно дыша и, глядя друг на друга. Это происходило недолго, ровно до того момента, когда Дейдара протянул к его торсу ладони. Теперь дозволено в полной мере, ощутить рельеф корпуса. Он дотрагивался до сосков, возбуждая их, чтобы они стали твёрже. Опустил голову и зубами оттягивал покрасневшие бусинки. От этой махинации Сасори вскинул голову, показывая чёткий вырез ключиц и напряжённую шею. Недолго думав, блондин пошёл на провокацию и выпрямился во весь рост, уже мучая переднюю сторону шеи. Обрамлять хорошо выпирающий кадык, чувствуя под языком дёргание, было необъяснимо, особенно переходя к ровным взбухшим венкам. Юноша не сдержался, находиться в интимной обстановке ровно тому, чтобы разъярённый тигр сидеть в клетке. Невозможно не хотеть вкусить попробовать податливое тело, и для него это было невозможно. Он прикусил сбоку, попадая в бьющуюся венку. Сам того не подозревая, с новым нажимом делал это всё сильнее, закрывая напоследок невесомыми поцелуями. Оставлять бесчисленные засосы, не замечая данных действий, с какой-то стороны преступление, но обоюдное согласие и молчание мужчины открывают безграничные возможности. Тсукури почувствовал лёгкую боль в голове, но это не головокружение. Сасори умеренно снял с того резинку и, не ориентируясь в темноте, бросил в непонятном, никому ненужном направлении. Пока шелковистые волосы ниспадали на плечи, топаз смотрел отчего-то милым и невинным взглядом, как будто не видит в каком они положении, и выходки секундой ранее. Парень стоял столбом, в то время как Акасуна в свою очередь раздевал его. Эти ненужные пуговицы. Да кому они вообще сдались? Ткань сейчас выполняла роль стены, отделявшей два разгорячённых тела. Белая девственная кожа, светлые волосы на последнем луче заката отливали розовым оттенком. Длинные локоны, за которые хотелось так потянуть, легко себе лежали за спиной. — Не вздумай, — произнёс обладатель топаза, видя на себе блики багрового. — Как я могу? — грудь у него отрывисто вздымалась. — Ты уверен, что не делал этого раньше? Ты хочешь, чтобы я здесь умер. Развратник, — утвердительно закончил Акасуна, на что юноша ответил безобидным взглядом и укусом губы. — Ласкать могу только я. И подкрепил слова прикосновением губ. Не церемонясь, влажно обводил верхнюю, ровную, тонкую, затем нижнюю, пухлую, красную, которая не в первый рас сводила его с ума. Тсукури проник в рот мужчины, проходил верхнее твёрдое нёбо, заходя глубже и глубже. Вынудил вступить в бой вместе с другим, за право главенства. Тем временем он уже держался за перекатывающиеся мышцы спины оппонента. Когда они разъединились, то Дейдара увидел на уголке его губ ниточку своей слюны, сглотнул. Начальник не знал, слушаться ли блондина, или самому напасть. Из головы моментально упорхнула эта идея, чувствуя в штанах, как не хватает места в районе паха. Он оглянулся, чем дал понять своё состояние подчинённому. Тсукури опустил руки со спины вниз, на ремень. Замочек дался легко, без лишних усилий. Он опустил брюки, убирая их к чертям собачьим, затем медленно бесполезный клочок ткани. Парень старался не смотреть, но кладя пальцы на твёрдый член, понял, что нельзя так беспощадно издеваться над человеком. Мужчина сейчас стоял перед ним в прямом смысле слова голый, готовый отдаться и подчиниться. Дейдара тоже снял с себя последние части одежды. Они в равных условиях. Он снова зашёл тому за спину, неожиданно хватая того за ягодицу, и залез в промежность. Красноволосый ахнул и согнул позвоночник, кладя голову на шею Тсукури. Парень не остановился, медленно просунул палец в узкое колечко, после чего услышал стон. Он понял, что это самая лучшая музыка, которую он слышал. Стон был протяжный, и с новым направлением пальца чувствовалась в голосе хрипотца, низкий тон, вызов на что-то посложнее. Он просунул второй палец и еле поцеловал его за ухом, как бы шепча. Тсукури вонзил в плоть ещё третий палец и начал растягивать промежность изнутри. Под разными углами сжимал и разжимал, водил вперёд и назад, подготавливая тело для входа. Он уже тоже рвано дышал, не смея останавливаться, всё больше симпатизируя продолжению и ощущениям после. — С этого момента ты незамедлительно будешь моим и ни чьим больше. Он вынул пальцы, вытирая сперму об бедро, взял и аккуратно вошёл головкой внутрь давно уже взбухшим членом. Снова прозвучала самая прекрасная на свете музыка, только более хриплая, невыносимо сдавленная. Дейдара немного подождал, чтобы Сасори привыкнул, и подвигал бёдрами. Пока потихоньку стихал стон, юноша вошёл во всё длину. Мужчина чуть не упал, но дрожащие ноги пытаются удержать. Привыкши к наступившей темноте, Дейдара подтолкнул красноволосого вперёд, шаг за шагом направляясь к кровати, не разрывая связь. Сасори опёрся предплечьями о мягкую поверхность, попутно согнулся. Блондин согнулся с ним же. Акасуна правда думает, что только он измотан? Нет, нет и ещё раз нет. У Дейдары глаза искрились и до сих пор искрятся. Нахлынувшие чувства не оставляют его, особенно, когда часть его плоти тихонько сидит внутри мужчины. Он терпит, не позволяет себе сорваться с цепи и испортить первый для обоих секс, ведь если провалиться в пучину желаний, можно разорвать его изнутри на хрен. В нем проснулся животный инстинкт, от него в данном случае легко не оторваться. Хочется трахнуть. Он параллельно медленно двигался внутри колечка, и параллельно схватил чужой твёрдый член. Рукой водил сначала по головке, обводя её всю. Не прошло и десяти секунд, как ногтем провёл по все длине, задевая яички. Он сжимал их у основания, красноволосый подавал голос беспощадно и непередаваемо прелестно. Хрипотца не ведала границ, а её хозяин не слышал о таком, простом на первый взгляд, слове «тишина», что на самом деле было невозможно. Хозяин не сдерживал, следуя вышеупомянутому совету, а гость не мог позволить себе такой роскоши, но, всё-таки не отставая, тоже стонал в голос, присоединяясь к оппоненту. Он вырывал из себя все остатки человечности, продолжая не замечать, как ускорился его темп и сила нажима. Это ещё надо прийти в рассудок, чтобы вспомнить, как он сжимает кое-что в правой руке. Жар неумолимо пробивался во всех частях тела. Слышатся хлюпающие звуки, донельзя запретные, жутко приятные. Дейдара брал его всего, он разряжал его орган, делал постыдные с первого взгляда вещи, но которые так просили их тела, и водил другой рукой по торгу и груди Сасори. Мягко, резко, громко, горячо, запретно, красиво, прелестно, постыдно, дьявольски. Несколько последних толчков — они разряжаются вместе. Ноги подкашиваются от постепенно уходящего удовольствия, и Тсукури падает лицом к лицу с красноволосым. Он увидел, как у того поверх багровых радужек покрывается прозрачная пелена, она не даёт полностью заглянуть в них. Но всё же, самочувствие партнёра с лихвой можно определить по нескончаемым вдохам и выдохам. Липкая белая жидкость была между животами и половыми органами. Акасуна отчего-то руками мощно обвил за спину парня и сказал теми же хриплыми нотками: — Идём в душ, — он рывком встал, заставляя покоситься оппонента. Взял блондина за плечи, и они полностью нагими шли в непонятном направлении, по крайней мере, для него. Акасуна вёл юношу, готового упасть в припадок, за последний поворот, включил свет. После беспросветного мрака белая плитка в душе представлялась как пытка для зрачков. Мужчина пытался не жмурить глаза, чтобы самому не потерять зрение. Он не останавливался, сделав пять заключительных шагов, свернул за матовую стеклянную перегородку, отделявшую широкое место для мытья от ненужных метров. Развернул в своих руках любимого и припёр, к этой же перегородке. — Мм, солёненький, — облизнул он ключицу мученика, который всё ещё не открывал глаза. Повернул вентиль, и вода моросью обрушилась прямиком на них. Мужчина хочет вылизать, целовать, ласкать податливое тело, все свободные участки не оставлять в покое. Прохладная вода освежала, принуждала начать всё с начала до конца, перешагивая через совершённые пункты. Так-то Дейдара был солёненьким, но губы ангельскими, до невозможности сладкими, приторными, и наконец, медовыми. Его шелковистые волосы быстро промокли под несильным напором воды и прилипли к лопаткам и позвоночнику, один локон обвил шею. — Как ты можешь выглядеть таким невинным после сделанного тобой? — сказал он. Парень поднял веки, показывая сверкающий топаз, — дьявол. Блондин зарыл руки в красноватые волосы, опуская веки обратно. Он успел заметить, какой же мужчина великолепный, полностью стоявший перед ним голый, не стесняясь ничего. Вода, как капли росы покрывали бежевую кожу, сменяясь одна за другой, капали на плитку. Сасори прислонился к нему поплотнее и, не переставая, не теряя ни одной секунды, целовал те места, которые хотел поцеловать уже давным-давно, а если посчитать, что Тсукури сто раз на дню закрывал их одеждой или они просто оставались незакрытыми, лелеял случившуюся возможность, как дар богов. — Я люблю тебя.

***

Первым проснулся юноша. Он лежал в мягкой постели с красноволосым, который сейчас довольно напоминал милого подростка. Как он вообще выглядит на пятнадцать лет моложе, а когда спит, то на двадцать? Тёмная магия. Он спал, положив руку на грудь и голову на плечо, чем не стеснял блондина, но всё-таки это выглядело достаточно мило, чтобы выскользнула улыбка. Повернув взгляд на широкое окно, утренний туман покрывал улицу, но солнечный свет всё-таки немного пробивался через плотные клубы. Выбраться из-под хозяина дома оказалось не так просто. Он мычал, указывая на недовольство, каждый раз при удобном случае уйти перекладывал голову обратно, не желая кратковременной разлуки. Тсукури думал, что тот скоро проснётся, но спал, как убитый. Немного приподнявшись, тепло поцеловал в лоб, после чего все замки нашли свою подходящую пару ключей. Он подошёл к окну и запахнул шторки, чтобы при пробуждении одному человеку не светило в глаза едкими лучами. Надел нижнее бельё и длинную, не его белую рубашку. Пришла мысль осмотреть большой дом. Он тихо закрыл за собой дверь, выходя из спальни. Впереди показалась лестница, но спускаться не как-то не хочется. Повернувшись вправо, опять виднелись окна, они свободно тянулись вдоль всей стены. Ещё вправо — всего лишь две одинаковые двери. Когда он потянул за ручку первой, то с первого раза угадал её предназначение. Пахло освежающим воздухом, наполненным чистым кислородом, древесиной. В этой комнате, куда не глянь, то на всяком квадратном метре не менее десяти примеров дерева разного вида обработки. На бесчисленных полках, начинающихся с пола до самого потолка, располагались законченные работы, большая часть из которых затейливые фигурки, поражающие тонкостью и мелочами. На столе давно всеми любимые опилки и различные инструменты, конечно же большинство заточенных, большое по объему страниц портфолио. За столом застеклённый шкаф, в котором лежали необработанные куски поленьев. Кто бы мог подумать, что именно из них начинается прекрасное. К своему огромнейшему удивлению, рядом с опять-таки окнами стоял горшок с деревом бонсай. Корни навечно вонзились в рыхлую землю, они поднимались всё выше и выше, тянулись к солнцу неисчислимыми одинаковыми листочками, доходя чуть ниже человеческого роста. Изящность дерева и его неповторимость должна вызывать в сердцах людей, видевших хоть один в своей жизни бонсай, восхищает неприкосновенностью. Не желая покидать прекрасное место, Дейдара закрыл дверь, возвращаясь в спальню. Обогнув коридор, комната была открыта. Он заглянул внутрь — спящего не было. Вдруг с первого этажа сильно потянуло ароматом кофе. Он спустился вниз по лестнице, слева от которой находилась кухня. — Снова меня соблазняешь. Как не стыдно? — из-за ехидного голоса, Тсукури как током прошибло. А смысл сказанного довольно-таки переплёлся с его. — Ты же говорил, что не любишь кофе, — подошёл он по левую руку к мужчине с открытым торсом с посиневшими после ночи засосами, но с домашними штанами. — Не люблю из автомата, а турка — это лучшее изобретение Турции, — хмыкнул он. Парень сделал несколько шагов к столу и присел, он был неимоверно удивлён, так как на нём стояла тарелка с отрезанными кусочками японского бисквита. По-видимому, он не из магазина, сладковатый запах пробивался даже через холодную выпечку. Парень давил, давил, давил свою милую улыбку обратно, но это просто-напросто было невыполнимо. Мысль о том, что красноволосый умеет готовить, и ко всему прочему сладкоежка, полностью ломает его серьёзный вид президента компании. Так неправдоподобно мило. — Ешь давай, а не издевайся, — Сасори стукнул по столу двумя кружками, наполненными тёмной жидкостью. Кофе источало приятные нотки и красиво развивающейся сверху пар. Он налил в ёмкости сливки, перемешивая, — нам надо кое-куда съездить. Я думаю, это затянется. — Куда? — он постепенно пробовал холодный бисквит, запивая ободряющим напитком. — Потом расскажу, сначала еда. Когда я ем, я глух и нем, — заткнул он одной фразой. Завтракали они, не торопясь, наслаждаясь тишиной и покоем, не как всегда при их любой другой встрече. Дейдара в глубине души радовался, что судьба его свела с кем надо, и благодарен чрезмерно, больше, чем можно представить. Мужчина напротив него богатый, с родословной, слишком красивый во всех смыслах и частях тела, с мозгами, знаток искусства и, в конце концов, умеет готовить. Разве не предел мечтаний? И именно ему достался этот кандидат. Пара вместе поднялась назад в спальную комнату. Сасори открыл внутреннюю дверь, помещение в которой служило гардеробной. Хозяин прошёл куда-то вперёд, а блондин остолбенел, найдя в самом неожиданном месте своё творение. Впереди, прямо в конце огромного шкафа, висела, как он предполагал, давно забытая картина. Холст был в том состоянии, в котором его оставил художник, не тронутом другими руками людскими. Родитель той обратки смотрел на него резким вырезом глаз. Первая встреча всколыхнула в нём оставшиеся воспоминания. Тогда юноша был совсем зелёный, но ещё в то время заинтересовал, казавшегося ему с первого взгляда подростка. — Как она здесь оказалась? Это же копия, правда? — сглотнул он. Ответ последовал в виде немого утверждения. — Я её купил, — подытожил хозяин. — Мне она понравилась. И не смотря на то, что ты изобразил будущего начальника, многие хотели её, а ведь на ней незнакомый человек. Странные люди нынче пошли, но я их могу понять. Мне нравится. Теплота разлилась по всему существу блондина, радость от дня накапливалась с новым напором и силой. — На, одевайся, — он протянул ему серое кимоно, — хотя… я тебя сам одену. — он потянулся к своей белой рубашке, надетой на не его фигуру. Он успел расстегнуть лишь одну верхнюю пуговицу, как оппонент вздрогнул и отошёл на шаг. — Не стесняйся, вспомни для начала несколько часов ранее, ты ни фига от меня так не убегал, — издевался над ним Сасори. — Куда мы съездим? И почему это затянется? — протянул он руки, как бы защищаясь. — На выставку. Я хотел поехать один, но лучше я возьму тебя с собой. Познакомлю с художниками и критиками, там всё само собой происходит. И тем более, там будет твоя картина, — хозяин увидел испуганный вид юноши, — не эта, а с мегаполисом. Тем временем он обошёл выставленные против него руки, бесцеремонно схватил того за талию и быстро расстегнул оставшиеся пуговки, моментально освободил от белой ткани светлую кожу. Он до конца терпел, улавливая ненавязчивый запах любимого. Невинность не покидала Тсукури даже после страстной ночи, она готова витать над ним бесконечно, задевая мужское самолюбие Акасуны. Он запахнул на него нагадзюбан*, затем верхнее кимоно, закончил образ затянутым со спины оби** и укусом за ухо. — Ты красивый, — он смотрел на парня через зеркало. — Ты тоже, — он взглядом намекал на посиневшие засосы.