Выставка проходила в том самом месте, где встретилась красивая пара. От воспоминаний у Дейдары кружилась голова, он не мог сдержать блаженную улыбку на лице. Тот же самый вход, та же планировка комнат, всё виднелось с расстояния от дверей. Парень думал о том, как сам участвовал в чём-то похожем и вырвал свой куш в виде работы и красивого мужчину, хотелось бы, чтобы навсегда.
Кстати, о нём. Дома перед выездом Сасори долгое время замазывал очень видные метки. Когда он ругался и винил юношу за проделанное, то выглядел слишком мило, чтобы быть правдой. Ругательства из уст красноволосого в сторону Тсукури были без злости, он же не говорил ничего, когда кто-то доставлял ему блаженство. Отталкивать от себя такое чудо, которое не осознаёт, как же оппоненту хорошо, аж до белых искр, запрещено. А теперь надо платить пустым тональником.
После получаса замазывания, он одел чёрное классическое кимоно, оно, если так подумать, создано специально для Акасуны. Он и так был в полной степени красавчиком, а сейчас чёрный ангел спустился с небес и готов любить человека. Красные волосы контрастировали с чёрной тканью. Если бы он жил несколько веков назад, то точно был правителем, вот так от него веяло превосходством над другими смертными. Может Дейдара и перебарщивает, думая так о мужчине, но доля и даже не одна, во всём есть. Теперь хочется, чтобы он взял юношу.
Сасори настоял на том, что Дейдара не наденет «ненужную» для него резинку. По его словам: «Я уже задолбался смотреть на хвост. Если ты её наденешь, то я стяну её и прижму тебя прямо перед всеми в галерее. И не думай, что я так не сделаю». Он был убедительным и довольно пугающим, но блондин покорно послушался и расчесал длинные волосы.
Парни решили непроизвольно прогуливаться по обширной галерее и встретили только нескольких директоров из других компаний. Один из них оказался хорошим другом отца Сасори. И как по солидарности красноволосый пожал ему руку, они поздоровались.
— О, младший Акасуна, — поприветствовал его Морако-сан. — Мне твой отец много рассказывал о тебе. В частности по поводу твоей невесты. Ты уже в расцвете сил, у тебя немало времени и немного, но поторопиться стоит. Может познакомить тебя со своей дочерью? Она молода и цветёт как дерево Сакуры. Ты не пожалеешь, выбрав её в жёны, — он без капли снисхождения ворвался в тихий мирок обоих.
Дейдара покосился на Морако, хорошо, что он этого не замечал. Он готов убить его взглядом, и не им одним. Парень медленно выдохнул, распущенные волосы постепенно электризовались. А Сасори тем временем боялся не за Мирако, а за Дейдару. Он же обещал, что блондин больше не услышит о каких-либо невестах. И не тебе! Вот бы не получить после этого.
— С вами спутник, — восхищённо заметил Морако.
«Спутник всей моей жизни. И я прошу вас помолчать», — проглотил Сасори.
— Прошу прощения, я откажусь от вашего предложения, — он на миг оглянулся на блондина. — Я видел вашу дочь, она точно найдёт себе мужа без вашего наставления. И ещё. Не хочу показаться грубым, но у меня уже есть, если так можно выразиться, любовь. Вмешательство с третьей стороны я не приемлю, — уверенно, но в то же время вежливо выразился он.
— Хорошо, понимаю, это твоё дело. Желаю взаимопонимания тебе, — он ушёл, оставив пару наедине, как было минутами ранее. Отец — ребёнок и его товарищи дети.
То ли парень злился, то ли успокоился, потому что Акасуна не знал, что думать. Он медленно приблизился к обладателю топаза и кратко поцеловал в уголок губ, чтобы никто не увидел. Оттянул светлый локон на перед лица, а с другой стороны убрал их за ухо, прошёлся ладонью по шее.
— Извини, — он чуток отстранился, — мне на самом деле не последний раз говорят о женитьбе. Не могу быть уверен, что ты в только это услышишь.
— Первый встречный скажет, что я очень терпеливый человек, но ты же знаешь, я ревную. Скрывать этот факт по-моему странно, учитывая что мы вытворяли… — Тсукури прикусил губу. — Ревность — грех, но на то мы и люди, чтобы грешить. Рас уж у нас появилась возможность побыть вдвоём, то почему бы и не говорить?
— Считай это за свидание.
— Супер, свидание после секса, — внёс он свою лепту.
Они ходили по залам, критикуя и замечая некоторые работы. Немного перекликались воспоминания о первой встрече, и они честно говорили друг другу, как приняли её. Акасуна не узнал ничего нового, глаза и поза парня в тот день настораживала его, но не настолько, чтобы догадаться, что перед ним стоит гомосексуалист. А Дейдара наоборот, уцепился за ту новость, что его тип внешности очень нравится мужчине. Конечно, об этом и самому догадаться несложно, но услышать из уст оппонента намного лучше.
Парни зашли во вторую по галерее комнату, не видя чего-то новенького. Они покосились друг на друга в безнадёжном взгляде:
— Опять пионы, — выдохнули они одновременно, а затем сдерживались от смеха.
Люди не меняются. Пионы будут жить вечно и ничто их не оставит в покое в забытом закоулке памяти небытия. Цветы, цветы, цветы, кругом цветы. Всё цветёт даже в нашем мире, а большинство художников не меняются, следуя старым тенденциям в погоне за искусством. И как им разъяснить, что искусство для всех воспринимается по-разному? Не было бы знаменитых писателей, если они слушались других, что же им писать. Они брали листок, перо и чернила, творя.
Тсукури было интересно послушать рассказы о людях, которых тоже выбрали на работу в компанию. Их не так легко найти, оказывается. Они когда-то также были посредством, чьи картины высились на стенах этого большого помещения. С ними даже было хуже, компания давала им задание на неделю, что они выйдут из собственных рамок и за семь дней создадут что-то новое. Девяносто процентов от всей набранной кучи либо проваливались с треском, либо не дотягивали до нужных ожиданий. Акануна, как главный критик, своей персоной внушал страх и вселял неуверенность справившимся художникам. И по сей день они находятся под его покровительством и властью.
Дейдара узнал, что ещё легко обошёлся, ведь мужчина дал ему задание нарисовать картину наподобие той, что увидел в последней комнате галереи. А рисовать другими стилями он, разумеется, может, но всем сердцем не хочет предавать своё искусство. Быть похожим на других он не собирается.
Они не читали имена на работах и пропустили один плагиат, под ним подписано «Утаката». Им было всё равно на окружающих их людей. Когда они ещё так поговорят? А, в студии.
Парни довольно ожидаемо наткнулись на «Вечерний мегаполис», картину, из-за которой Дейдара не живёт прошлой затхлой жизнью. Копию картины оценили на так-таки кругленькую сумму, и она даёт больше не экономить на себе любимом, может даже запомниться кому-нибудь. Возле неё стояли несколько людей, а парни ждали, пока все не уйдут, и останется лишь один наблюдатель, который, кстати, долгое время не делал шагов или движений. У Дейдары почему-то быстрее застучало сердце, он маленькими отрывками вдыхал и выдыхал воздух. При приближении к месту, где висела копия холста, он больше косился на человека. Казалось, незнакомец обладал похожим силуэтом, всплывающим много раз несколько лет назад.
Невозможно. Не может быть. Нельзя, чтобы это был он. Сколько воды утекло, а он стоит прямо перед ним и… просто стоит. Их встреча никогда так не представлялась Тсукури. Юноша останавливается, напоследок нечаянно стукнув каблучком.
— Дейдара!
— Итачи…
Радостный, наполненный счастьем голос, пронзил слух. Брюнет крепко обнял его, заводя руки за лопатками, твёрдая хватка сжимала рёбра. Они выглядели будто добрый, старые приятели, которые много лет не виделись, так и есть… Но один из них более рад встрече.
— Боже мой, ты… ты… — от переполняющих чувств, Учиха пытался выразить эмоции в словах. — Ты вырос?! Я думал, ты останешься с милым личиком навечно, хотя сейчас ты совсем не хуже, и ни капли не хуже. — после этого Сасори принял враждебный взгляд, завязал руки на груди. — Где ты был? С приюта я о тебе не слышал, — в его объятиях парень чувствовал себя как-то, что ли отчуждённо, он не сделал ни одного движения, — и ты здесь, — Итачи указал рукой на картину.
— Привет, Итачи, — он говорил спокойным голосом, больше похожим на формальный, чем насторожил его. — Я и так бы вырос, но таким, как сейчас стал, не уверен. Без человека, стоявшего рядом со мной, ничего бы не вышло. Я тоже очень рад видеть тебя, — он легонько оттолкнул навалившееся тело, давая понять, что все смотрят. — Ты тоже стал выше, наверное, за тобой девушки толпами бегают, — подмигнул.
— Есть такое дело, — смутился Итачи, — но они меня не интересуют. — сразу между осмыслениями сказанного наступило полное молчание. Теперь Сасори готов убить кого-то поблизости, его мышцы напряглись до красивого рельефа, который не виден из-под кимоно. А тем временем, — нет, они меня интересуют, но нет, пока в моей жизни существует только Саске. А кто это с тобой?
— Акасуна, — сказал Дейдара, — он мой парень.
Обстановка накалялась с каждым вдохом. Прямо таким образом юноша хотел отгородить их обоих, чувствуя неладное. Поставив все точки над «и», он отдалил от себя Учиху, подходящего всё ближе, и доказал Сасори свою верность, который поднял на него голову, в вопросительном жесте. Дейдара, как само спокойствие, выполнял роль воды, тушащую два костра. Он знал, что поблизости никто этого не будет делать, да всем нет никакого дела до незнакомцев.
— Ты какими судьбами здесь? — разбавил молчание блондин, — Не говори, что тоже…
— Нет. Я не рождён, чтобы писать, — Итачи в упор смотрел на прошлого друга, чтобы не отвлекаться на красноволосого. — В выставке участвовал мой друг, и я решил прийти, развеяться что ли, — он пожал плечами. — Он много где участвовал, дошло аж до того, что его почти взяли на работу, только, к сожалению, через несколько дней уволили по непонятным причинам. Начальство сейчас пошло совсем безалаберное. Ты так не думаешь? — Выжидающий подвох.
Красноволосый в частности мог согласиться, но вспоминая, что тоже является начальством, смолчал и развернул голову на девяносто градусов. Он внутри себя хотел заступиться за свою работу. Этот Итачи не знает, какая сложная это работа. День за днём на столе новая кипа бумаг, переговоры, совет директоров, искать решения, которые не угробят предприятие, куча ответственности и для всего надо сохранять спокойствие и благоразумие, и как-то умудряться заниматься своим любимым делом. Ему ничего не оставалось, как держаться так дальше.
— Не могу с тобой согласиться, — ответил Дейдара. Он для брюнета сейчас веял холодом, — может твоего друга не просто так уволили. Главное, посмотреть на проблему с разных сторон. У начальства есть критерии, по которым они выбирают.
— О, кстати, вот и он, — поднял он голову.
В нескольких шагах от них стоял шатен. Неизменное голубое кимоно сидело на талии, и чуть выросшие кончики волос на шейных позвонках. Он повернулся к Итачи, воззрился на стоящего радом с ним блондина, и игривая улыбка мельком тронула его губы. Идёт.
— Давно не виделись, — обратился к парню Утаката.
— Ты его знаешь? — удивился Учиха.
— Приблизительно, — незначительно отозвался Сасори. — Хреново подбираешь друзей, — тихо сказал он себе под нос, но, наверное, кто-то расслышал.
— Вы пока поговорите, а я с Акасуной прогуляюсь. — Учиха взял под руку красноволосого и стремительно отправился из главного зала в галерею, а Утаката тем временем ещё раз воззрился на Тсукури.
Таким образом, четыре парня разбились на два лагеря. В первом гей и натурал, который казался тому виновным в окончательном одиночестве детства своего парня. Он не знал, что будет дальше. Как ему реагировать, слушать ли вообще брюнета, уйти ли прочь, сказать всё накопившееся в лицо? Понятия не имеет. А во втором лагере гей и гей. Взрывное комбо, считая, что они не в первый раз виделись и «последний» раз был, скажем так, непростой и капельку распутный. Шатен пугал Дейдару, но не настолько, чтобы держать себя в руках и стоять смирно, когда тот распускает руки и не только руки, показывая свою сущность. Разделённая пара напоследок обменялась взглядами, уверенность в том, что всё будет и закончиться хорошо не была на сто процентов. Но хочется верить.
***
— Как долго вы знаете друг друга? — пытался быть приветливым Итачи.
— Тебя это и боком не касается.
— Очень касается, — он утратил беспочвенные попытки, — я впервые его увидел за столько лет. Не могу себе представить, как он жил после приюта, и всё, что было перед этим, когда я…
— Когда ты уехал, — нехотя подытожил красноволосый.
— Откуда ты знаешь? — он не думал, что Тсукури расскажет хоть кому-то о прошедшем. — Понятно, значит, он не соврал, — опустил он голову, — я благодарен, что с ним был иной человек, чем я. Я бросил его, а он наверняка забыл об ужасном друге. Меня не было с ним столько, сколько оба хотели, и в последние дни я избегал его, боясь расстроить брата, — Итачи легко шёл на откровения.
Акасуна хотел заорать. Не то чтобы этот человек откровенничает, он откровенничает с человеком, узнав его имя пять минут назад. Сасори замыкался и вздыхал внутри себя, нельзя в общественном месте показывать свой характер, а то плохо будет ему. Подымать голос из-за того, что из горла срываются слова — пример невоспитанности. Но молчать, потому что хочется высказать своё мнение об оппоненте, не улыбается. Итачи рассказывает о чувствах, как кладёт карты на стол, уверенный в безоговорочном выигрыше, но с подавленной миной.
Вмазать разок ему, и потом не будет плакать на чужом плече. Благодарен, что с ним был иной человек, чем он? Забыл об ужасном друге? Его не было с ним столько, сколько оба хотели? Да ещё из-за брата?! Он с дуба рухнул. Говорить парню того самого Дейдары, о котором шла речь, о своих чувствах, и точно неприятных для Сасори. Но если смотреть несколько иначе, в, что ни на есть глубину, то мужчина признателен сложившееся в прошлом ситуации. Если бы Дейдара сбежал с ним, или Итачи под каким-нибудь предлогом остался в приюте, наверняка, возлюбленные бы не встретилась на выставке, и никогда бы вовсе не встретились.
— Заткнись, — остановил его красноволосый. — Не говори больше ни слова о нём в таком контексте. Дейдара не заслуживает тех слов, которые ты мне сейчас выложил. Как бы мне неприятно и крайне обидно не было думать о давно минувшем, говорить о таком я не желаю в принципе. Но знаю, что сам буду винить себя за что, что не скажу правду, по крайней мере, не смогу смотреть ему в лицо без угрызений чёртовой совести, — мужчина за чем-то постоял в молчании целых две минуты, безразлично оглядываясь на картины в галерее. После того, как увидел молящее лицо оппонента, вздохнул, — он не винит тебя.
— Что?..
— Не люблю повторять по два раза. Тсукури вовсе с самого начала винит себя и только себя. Он думал, что не в достаточной мере понравился тебе, так как предпочёл послушаться младшего брата. Я понимаю, дети. Привязались, а затем ни за что не отпустят, — Акасуна горько скривил губы. — Я не знаю, что тогда с ним случилось, но потом он понял выбранный тобой поступок.
— Я даже не предполагал…
— Это точно, никто бы не предполагал, что мальчик растёт морально быстрее, чем многие взрослые. Он в этом очень отличается от всех, — надавил Сасори на последнее слово. — И говорить мне в подробностях о ваших, скажем так, близких отношениях, тебе нормально? Вот например мне — нет. Просто закончим на этой ноте и всё.
— Хорошо. Я не против, раз у вас всё так… так. — закрыл он тему.
Учиха благодарен за хоть и маленький разговор, но очень нужный ему. Столько лет убеждать себя Бог в чём. Иногда, что он виноват, иногда Тсукури, и в разных интерпретациях. Нельзя забыть человека, которому ты понравился и который пытался изо всех сил раскрыть сердце и душу, чистую душу. Его детская душа, похоже, ни капли не покинула его, к этому моменту она стала ещё сильней. Тело выросло, а принципов не убавилось и не прибавилось. Всё тот же Дейдара находился с ним в одном помещении, но с закрытым сердцем и холодным взглядом специально для него.
Учиху не оставляла в покое мысль о вине Дейдары. Он не может перекладывать происходящее только на себя. Это неправильно. Неверно. Никто не виноват в давно минувшем, легче забыть и оставить за спинами прошлое, ведь, так человек не сможет нормально жить дальше, не вспоминая неудачные кадры из жизни. Вина. Вина. Вина. В голове осталась потихоньку минувшая вина. Она уходит.
— А ты знаешь, что твой друг, не очень-то хороший человек? Я бы даже сказал не очень чистый, — прозвучал голос Акасуны за три метра. Он осматривал картины, пока другой сидел в подсознании небытия.
— В каком смысле? Утаката?
— Да, именно он. Помнишь, я сказал, что знаю его приблизительно? Мне и вправду хотеться знать его поверхностно, на расстоянии вытянутой руки. Он позволил себе слишком много… — покачал он головой.
— И?
— И? И! Не представляешь какое «и», — ирония. — Он лапал Дейдару, — бесстрастно заметил мужчина. Итачи показал взгляд, как сталь.
***
— Ты выдаешь себя одним взглядом. Хватит на меня смотреть, — грозно указал Дейдара.
— На что именно? — голос шатена походил на кошачий. Можно подумать, что он ко всему вокруг безразличен, кроме стоящего рядом с ним блондина. — Не верю, что у тебя всё серьёзно с Сасори-саном.
— Не произноси его имя, ты даже этого не заслуживаешь. Ты не лучше плагиата, который стоит на полке и дожидается чего-то. Не знаешь, чего ждёшь, — парень остановился, а Утаката пошёл по своему направлению, чем заставил пойти за ним. — Как тебя ещё не записали в чёрный список?
— Это тонкая материя. Ну, а коротко — связи. Без них плохо жить в этом мире, и ребёнку понятно, что без дороги нет старта. У меня не было ни того, ни другого, так что «хочешь жить — умей вертеться», как говориться. Ты для начала посмотри на себя. Обрёл известность лишь после одной картины, сразу перед тем, как тебя взял под своё крыло Акасуна. И соблазнял его, как мог, притворяясь робким мальчиком, — облизнул он губы, как бы специально говоря: «У тебя это получилось не только с ним. Вспомни, как тебе было приятно в моих руках».
— Как у тебя язык поворачивается? — понизил он тон. — Ладно ещё, что ты непрямым текстом оскорбляешь меня, но не трогай его. Тебе же хуже.
— Это говорит человек, который встречается со своим начальником, хм. Вас ещё не застукали? Жаль. Это тебе будет хуже, когда люди вокруг узнают. Так что завязывай и иди ко мне.
— Ты мне ничего не сделаешь. Не заставишь переметнуться на тебя.
— Такой старик как он никогда не сделает тебя счастливым, воспользуется доверием и телом. Потом бросит и…
Дейдара резко замахнулся кулаком, попадая в грудину. Оппонент не удержался на ногах, делая два шага назад, таким образом, приближался к запасному выходу. Утаката ловко взял руку блондина, заводя парня вглубь.
Помещение, отделявшее галерею от выхода на улицу, было полностью тёмным. Там висела лампочка, но она видимо не работала. Утаката взамен глухо ударил Дейдару в живот, пока тот был в смятении. Парень припал на несколько градусов вниз, но руки выпрямили тому осанку, чем доставили больше боли от удара. Так хотелось остановить происходящее, но в ближайшее будущее ему это сделать невозможно. Он простонал от боли.
— … и оставит на обочине, — дыхнул он в приоткрытые губы и облизнул нижнюю.
Юноша снова оказался у злосчастной стены, его тело не могло пошевелиться. Тонкие пальцы задели за край кимоно в районе плеча. Шатен прильнул к ключице, обводя аккуратный контур, рукой закрывая тому рот. Противно, подумал Дейдара. Противно. Противно. Противно снова терпеть касания садиста.
«Сасори, прости меня».
Вспомнишь лучик — вот и солнышко. Дверь распахнулась, впуская свет. Красноволосый, привыкши к свету, всё равно увидел перед собой пугающую картину.
— Подонок, — сказал он и, не медля больше и секунды, вмазал со всей силы по неудовлетворённому лицу.
Не один удар разразился на него, а намного больше. Сасори повалил Утакату на пол и уже оттуда начал неистово покрывать его ушибами. Вдруг прибежал Учиха и быстро отнял мужчину от тела друга. Красноволосый в себе разразил его всеми возможными ругательствами, а Итачи присел на колени рядом с другом.
— С тобой всё в порядке? Жив? — он услышал положительный ответ и сам продолжил дело мужчины — избиение. Никто этого не ожидал, но после обеспокоенного до чёртиков вида он стал бить шатена. — Не трогать Дейдару! — после он обратился к двоим, останавливаясь, — не волнуйтесь, я разберусь. Я позову потом скорую. Проблем не будет. Позаботься о нём, — показал он на упавшего.
Сасори поднял юношу на ноги, поправляя кимоно. Спросил, может ли он идти сам, тот кивнул. Мужчина всё равно поддерживал его при ходьбе и так они вышли из помещения на улицу, надеясь, что никто ничего не заподозрил.
