Моя Муза

Прошло два года с тех пор, которые в то время казались достаточно утешительными, по крайней мере, для Тсукури. Тогда в душе сидело только любимое хобби, и он не мог изначально предугадать, что кто-то исправит текущее положение. Тогда на выставку пришёл красноволосый юноша, так он первоначально думал и в конце его глубоко ошарашили. И впрямь, сказать о своём возрасте как от нечего делать, ему было как два пальца об асфальт. Он так смотрел, что ничего года в жизни не делали, ни капельки, значение отпадало сразу же. Силуэт смокинга врезался в мозг и больше никогда не покидал. Невозможно быть равнодушным к такому человеку, всем сердцем он ощущал непонимание мира, несправедливость и, в конце концов — отверженность. Находиться далеко было невозможно, выше сил терпеть одиночество. На выставке, которая повернула мир к юноше яркими красками, положила начало будущему двух совершенно разных людей. Если посмотреть на них, то взгляду откроется лишь поверхностная информация о том, о чём оба в курсе и сохраняют это для посторонних людей. Президент и его подчинённый, что носит длинные волосы. Вот так, президент и подчинённый, именно так они представляются работникам, знакомым, критикам. По-другому они даже не смели думать, задуматься, заикнуться, пискнуть. Они держали язык за зубами, что и не было аж такой необходимостью. Абсолютно никто не подозревал их в тесных отношениях, всего-то президент и подчинённый. Так было, есть и будет ещё долгое время. Не замечать — глупо, заметить — неопределённо. Просто так стоять у всех на виду и знать, что люди глубоко ошибаются, сомнительно. Ведь особая аура всегда преследовала пару, они её чувствовали и вдыхали её, но грубо говоря, другие, видели кислород и азот. Наконец-то парень нашёл свою родную душу, которая так похожа при слиянии с собственной. Вроде бы они совершенно разные, но когда открываются друг другу, то не отличишь, разница мимолётна. Он нашёл дверь в светлую жизнь, где днём на холме находиться одно дерево, а облака предсказывают будущее на небесной палитре, пока тёплый ветерок колышет складки одежды и шелковистые, блондинистые волосы. Зелёные листья указывают путь вперёд, прямо, где стоит один очень дорогой человек с огненными волосами и багровыми глазами. Устремиться на всех парах к любимому не так сложно, как кажется на первый взгляд. Надо сделать шаг… И он сделал. Шаг для будущего художника и возлюбленного. Ох, время течёт снова размеренно, указывая на радости смертных, а не тянется как автомобильная резина. Наслаждаться уединением с ним и полной готовностью продолжать начатое. Сейчас же идёт всё гораздо лучше, чем на пути к отношениям. Некоторые им мешали, ну а если честно, то все. Все — это люди, которых пара приближала к себе ближе, чем надо было. Итачи хоть и не мешал, но сыграл огромную роль для мальчика, ставшего на путь истинный. Учиха показал ему ту толику мира, в которой нуждаются давно потерянные в себе дети. Без первого взгляда, без человеческого понимания, помощи и осознания нельзя найти в себе что-то годное, и он сделал всё возможное, что возможно сделать для четырнадцатилетнего мальчика. Он за проведённое вместе с ним время заставил поверить в светлую часть детства и держался достаточно долго, не смея отпускать его в свободное плавание. Он, наверное, боялся отправлять юношу обратно в хмурые, тоскующие, меланхоличные ощущения, которые не дозволены раскрываться для настолько доброго чада. Итачи и в новой жизни Дейдары сыграл немалую роль. Увидя невооружённым глазом Акасуну, он заметил, как возле мужчины вертится одна розоволосая сотрудница. Это получилось случайно, когда парень решил прийти на работу к Тсукури. Друга не было, но на одном из этажей, промелькнувших через стеклянный лифт, было отчётливо видно, как она подходила к начальнику вплотную. Пока он смотрел на какую-то бумажку, она успела положить руку на его. Он быстро выбросил свою руку куда-то в сторону, а багровый пылал в глазах, не обязательно надо было видеть, это ощущалось за версту. Девушка почти не упала, а президент пошёл вглубь здания по другим делам. Эта ситуация довольно сильно подействовала на Учиху, и он начал думать, как же не говорить об этом Дейдаре, но полностью быть уверенным в их данных отношениях. И пришла идея, откуда её не ждали. Саске. Младший брат не жаловался на одиночество, но и не был один. Всегда вокруг него вились распутного рода девушки. Он не глядел на них, а с трудом сдерживал подростковый порыв. Старшему не хотелось видеть радом с ним девушку, которой совершенно безразличен внутренний мир человека. Он обычно представлял своего брата с образованной дамой, верной, доброй, и по возможности красивой. Так и выйдет, если план удастся. План как раз-таки держался на том, что Сакура, помощница одного из директоров компании, отправится с ним в другое предприятие на согласование общих обязанностей договора. Там и работает его младший брат. Специально для этого Итачи отправился с ним, отнекиваясь, что просто придёт ради интереса. Но ради какого, он не стал докапываться. В то время, когда собрание директоров сделали перерыв на отдых, то теперь в игру включился старшенький. Он, не теряя времени, познакомил одиноко сидевшую девушку и пресловутого братца, который, уже догадавшись о замыслах старшего, всеми силами отказывал ему. Он ведь ещё не знает, с кем хочет свести его брат, и отрицательно мотал головой до того момента, когда тот не показал ему розоволосую. Перед старшим он вёл себя как вздумается, но тогда он непроницаемо дал понять своё согласие. Так Итачи в роли свахи, друга и хорошего брата поднялся на ступеньку выше. Но куда ещё выше-то? Сам, конечно, он не отличался от младшего прошлым любовным одиночеством, но ему приятно быть полезным и нужным. Парень так отгородил Сасори от ненужных проблем и неурядиц между Дейдарой. Он не хочет, чтобы юноша снова остался один во всём мире, как примерно поступил с ним Учиха.

***

Родители Сасори не понимали, как реагировать на его ориентацию. Глава семьи, отец, отчасти знал о случае, произошедшем с его сыном, но делал обратный вид. Пара не догадывалась, что мужчина на самом деле не против их связей и к тому же успел чуть-чуть привязаться к Тсукури. Возлюбленные думали, что тогда, когда он узнал об этом, то просто сказал придуманный на ходу монолог и удалился проч. А вышло совсем не так. Отец в глубине души надеялся на продолжительные отношения сына и его любимого. Официальный разговор произошёл в доме родителей во время ужина. Старший Акасуна бессовестно рассказал полуправду жене, что выражалось в половине правды и недорассказа. Он ей намекнул на сложности, настигшие сына с любовью и неприятием общества. Она, давно уже привыкшая к разглагольствованиям мужа и его бесконечной жизнерадостности, похоже, не приняла его слова всерьёз, но задуматься ей никто не запрещал. Женщина искала каплю смысла в рассказе, и дошло до того, что она сделала предположение на счёт иностранной противозаконной группировки, в которой и состоит любовь её сына. Она открыла дверь и то ли удивилась, то ли успокоилась. Она молчала до того, как Сасори обнял её с порога. Сын как будто извинялся таким образом перед несбывшейся мечтой матери — быть бабушкой. Настолько он сжал хрупкое тело матери, настолько передал исходившие изнутри чувства, настолько долго они стояли у порога, что она выдала всего лишь одно слово: «Ничего». Утешение звучало не притворным, а хорошее успокоительное, бальзам на душу прошлись по его существу. Он хотел пустить слезу, но не стал этого делать, становясь на приятные мысли и на будущую трапезу. Она похлопала его по спине и повернула голову к блондину. Её ласковая улыбка могла сокрушить любую нечисть, вот так смутно подумал юноша. Улыбка от всей души всегда волокла за собой ещё большее прошлое, но сейчас она не утаивала ничего. С матерью Сасори вышло-то всё как нельзя лучше, но остался ещё один обязательный пункт. Бабушка Чиё. Сасори как-то раз упомянул, что с ней связаны хорошие воспоминания. Отец, когда дерзил ей, проигрывал в пух и прав под натиском несокрушимой женщины. Маленькому Акасуне весело было наблюдать, как сильны бывают женщины, в то время как мужчины остаются в сторонке, забиваясь в угол. После бабуля давала мальчику конфеты и сравнивала его с ангелочком. Пришло время теперь наведываться к ней. Акасуна говорил, что она стала очень старой и может не понять неожиданный визит внука и его друга. Дейдара затем не верил в это, но потом, когда сиделка с радостным лицом приняла пришедших, то она, казалось, кое-что заподозрила, но не стала ничего говорить. Сасори объяснял всё запинки и решил не таить, Тсукури всем сердцем проникся выданному поступку и уже не ёрзал на стуле. Как не странно об этом говорить, но мужчина был прав. Бабушка Чиё смутно посматривала за блондином, когда внук упоминал его имя, и постепенно смягчала взгляд. Непонятно, восприняла она ли вообще слова близко к сердцу. Напоследок она обняла Сасори, радостно заметив, как он вырос, и подозвала рядом стоящего блондина. Чиё шепнула ему на ухо: «Ты уж позаботься о нём. Не хочу видеть его одиноким». В ответ сказал: «Я тоже». Она легонько похлопала парня по спине, и они ушли обратно, в дом. Кстати, о доме. Он теперь не был пустым. Не то чтобы мало вещей, большие пустые комнаты переделали до неузнаваемости. Когда-то они отдавали от себя полной всепоглощающей изоляцией от внешнего мироздания. А к тому времени, что Дейдара провёл в этом доме, сильно привязался и к нему, и к красноволосому, так что не хотел больше и дня выносить холодной атмосферы места, которое ему дозволено называть домом. Дейдара предварительно попросил разрешение у первоначального хозяина, он, конечно, потупился, подумал, взвешивая все за и против, от силы согласился. Мужчина не думал ругаться с ним, но изменения всё равно должны были настигнуть его рано или поздно, в независимости от обстоятельств и старого уклада проживания. И, в конце концов, изменился не только уклад проживания, но и вид этого самого проживания. Первой жертвой стала лестница. Лестничный пролёт украшали, грубым словом «граффити», которыми парень хотел растормошить хорошо видимый минимализм. Получилось на самом деле, как он задумывал, но понравится ли Акасуне. Сомнения терзали смутой. Настал момент, который очень сильно повлияет на Тсукури, не понятно, в хорошем смысле или плохом. Он, пока Акасуна сидел в собственной студии, работал над объёмным-таки проектом, не позволяя себе передохнуть и двух минут. Запас красок источился до неимением их. Зато, закончив работать, вздохнул полной грудью, глядя на данное изображение. Улыбка не сходила с его губ, прямо до того, как в голову возвратились нынешние опасения. Вдруг ему не понравится? Лестничный пролёт был невозвратно утонувшим под песчаным гравием. Изображение раскрывалось, показывая давно всем знакомый мегаполис, только слегка видоизменённый. Ну как слегка? Не слишком. Коричнево-жёлтый с красными оттенками были главным приоритетом композиции. Песчаные высотки, которые понемногу рушились, стояли перед багровым небом, облака сливались в одно целое, сливаясь с тёплым цветом. Людей не было, только горизонт, указывающий вперёд, к солнцу. Вдруг Акасуна где-то сзади хлопнул дверью, полностью обезоружив Дейдару и поставив его в оцепенение. Парень долго стоял, ощущая всё твёрдость пола, он готов провалиться под него, только бы не поднимать голову. Красноволосый не издавал никаких звуков, но после прижался вплотную к парню, отключив в нём сознание. Горячо укусив за мочку уха, без объяснений понёс в спальню. За проделанную работу он наградил юношу незапланированным сексом. Плотские утехи теперь были обязательным делом в этом доме. Если можно так сказать, главным правилом. Они уже успели осквернить каждую комнату, несмотря на её назначение. Кто когда хотел, то и брал, или обратно, кто был мишенью, отдавался. Беспрекословное правило действовало во время дня и ночи, не зависимо от часов и проведением досуга, но не работы или хобби. К ним пара относилась с уважением. С тех пор художник, вспоминая, как мужчине понравилась картина, не считая секса, он постепенно менял серые стены коридора разукрашенными холстами. Чувствуя всё то же вожделение, исходящее из многочисленных окон, которое витало здесь в первый день, он успокоился. Брать на себя вину, что заставил поменяться воспоминаниям, он не намерен, так что именно кусочек уклада жизни красноволосого он не брался трогать. Шли дни, недели, месяцы, но страсть не угасала до сих пор. Они приходили вместе на работу, не думая о том, что полагают сотрудники, проводили несколько часов почти в одном помещении, так и возвращались вместе домой. Можно посчитать, что так легко устать друг от друга, но они вышли из всех стереотипов. Так как Сасори не докучал блондину во время рисования, не задавал лишних вопросов, не вынюхивал что-нибудь интересное, не говорил под руку, а даже иногда помогал, то он занял место лучшего человека, с которым встречался юноша. Так и с ним же, он понимал, какая трудная должность директора компании и не лез не в свои дела, жизнь была легче, если не соваться, куда тебя не просят и в принципе не надо.

***

Дейдара не помнил, какой сегодня день и в прямом смысле делал всё одно и то же. Каждый день он воспринимал как давно минувший старый, но с новыми элементами. Так и сегодня. Просто ещё двадцать четыре часа работы и забот. Но Сасори со вчерашнего дня знал, что это за день. Утром, когда они проснулись вместе, Тсукури не выказывал ничего, что могло указать на хорошее настроение, и уж тем более не был таким, каким должен быть. Акасуна это скидывал на сонливость и не более. Он просто настороженно ходил возле парня и не понимал в чём дело. Он забыл. Забыть о таком очень трудно и с другой точки зрения странно. Но вечная занятость, наверное, сказалась. Было трудно в это поверить, но Сасори всё так просто не оставит, а то тот ещё будет говорить, что плохой человек. Работы накопилось прилично после года, а последующий год лишь иногда откликался свободными часами. Если приплюснуть ещё некоторые бессонные ночи, которые так любили оба, то и комментировать не приходится. Дату дня рождения Дейдары он знал с самого начала, примерно тогда, когда юноша подписывал договор о приёме на работу. Акасуна заинтересовался этим, когда сам споил своего сотрудника по непонятной тому причине. Посмотреть в бумажку было легче, чем спрашивать напрямую. Подарок, если можно так выразиться, был припрятан у Сасори месяц назад. Отдавать он не решался, но знал, рано или поздно он обязан это сделать. Он лежал внутри в одной из многочисленных тумб в гардеробе, где парень не хранит свои вещи и не копается в чужих. Так вышло, что в этот день ему надо было съездить купить новые материалы, а у Акасуны выходной. Его не было целую вечность, думал мужчина. Солнце садилось, а Дейдары всё нет и нет, он как будто специально играл на нервах, заставляя четыре часа мучиться от нетерпения и тревожных предположений. Как будто знал, какой сегодня день и не удосужился беспокоить красноволосого. Он сидел в гостиной, съедаемый глухой тишиной. Послышался глухой звук двери, он резко встал, ноги непроизвольно шатались, и сам он не был в отличном состоянии только из-за последующих действий. Без этого внутри него бушевал ураган. Только он услышал уходящие шаги, опередил Тсукури и теперь шёл перед ним, заставляя идти точно по его ходу. Юноше было совершенно всё равно и интересно, так что он без слов поплёлся за уходящей перед ним спиной. Сасори неосознанно дрожал и вообще не видел этого. Он прошёл по пожарной лестнице на плоскую крышу, переживая, рядом ли тот. Оказалось, радом. На горизонте виднелся розовый закат. Такой же закат сопровождал их во время признания на мосту. Облака обрамляли небо белой ватой, всё больше краснея у тёплого весеннего солнца. Ветерок напоминал о себе легким колыханием, и ни фига не помогал ему выкинуть настигшие проблемы. Это сделал Дейдара, взяв того за плечи и повернув в свою сторону, глаза в глаза. Дрожь как рукой сняло, перед глазами снова появилась отчётливая картинка. Дейдара выглядел очень красиво, эти распущенные локоны, падающие на лицо, глаза, сверкающие топазом, приоткрытые пухлые губы. Его идеал стоял прямо перед ним и опустил руки, давая делать всё что вздумается. — Что с тобой? — юноша состроил тревожное выражение лица. Акасуна хмыкнул и улыбнулся, не веря своему счастью и веру в происходящее. — С днём рождения, — не медля больше, чуть приподнял руку оппонента. Он достал кольцо, которое находилось всё это время у него в руке, и надел его на тонкий безымянный палец. — Я люблю тебя.