Игра со смертью.

Напрочь игнорируя присутствие однокурсников, я с букетом английских роз в руке, захожу в общий зал, не обращая никакого внимания на гриффиндорцев. Они о чём-то оживлённо перешёптываются, но, стоит войти следом Краму, дружно замолкают, и болгарин окидывает их холодным, пронзительным взглядом, пока я ищу вазу, что бы поставить цветы. От него слегка пахнет потом и сигаретами, вперемешку с дезодорантом, и этот запах дурманит, как никакой другой, окрыляя. Рядом со мной, самый желанный парень, о внимании которого остаётся лишь мечтать девчонкам вроде Гермионы и Полумны. И даже Чжоу Чанг, придётся смириться с тем, что Седрик уступает Виктору во многом. Тогда почему мне на сердце так неспокойно? Почему так грустно, почему отдаёт болью в груди, сейчас, когда наши с Гарри глаза, встречаются. Мальчик с растрёпанной причёской, ему бы подстричься, ему бы одеться получше, и он бы стал в разы красивее себя, прежнего. На фоне кажущегося таким взрослым, Гарри, выглядит совсем ребёнком. И круглые очки, которые совсем не идут, лишь подчёркивают его еще детские черты лица. Заметив мой взгляд на Поттере, Крам уверенно кладёт руку мне на талию и шёпчет о том, что зайдёт завтра. И, встав на носочки, я целую в щеку его, уколовшись о щетину. Он улыбается, мягко ущипнув за ямочку на щеке и уходит. Собирается уйти. — Не успела с одним расстаться, а уже нашла другого. — Произносит Невилл. Крам резко оборачивается, прожигая чёрными глазами паренька и тот тут же растерянно прячет серые глазки в пол. — Ты что-то сказал? — Выделяя каждую букву, произносит Виктор. — А, нет. — Невилл опускает голову. — Что он в ней нашёл? — Недовольно морщится Джинни. И Виктор подходит к девушке, а она инстинктивно делает шаг назад, вжимаясь в стену. — Тебя не устраивает мой выбор? В следующий раз посоветуюсь с тобой. Если, конечно, осмелишься выразить своё недовольство мне в лицо, а не как сейчас, перешёптываясь с подружкой. Знаешь, зависть — плохое чувство. Оно съест тебя изнутри, рыжая. — Крам победно усмехается, встретившись с затравленным взглядом ирландки. И, гордо расправив плечи, выходит прочь. Я улыбаюсь, готовая апплодировать ему стоя. Это — то, о чём я говорила, называя Джинни крысой и мышью. Её смелости хватает лишь на то, что бы собирать сплетни. Но когда она видит кого-то, кто её сильнее, вся эта смелость в миг улетучивается, и она виновато, стыдливо прячет свои маленькие глазки. И, если я могу ей впиться в волосы и оскорбить на глазах у всех, она это переживёт и забудет через пару дней. Но если её на место поставит Крам — парень высокого роста, к тому же, спортсмен, она вряд ли забудет хоть когда-нибудь свой позор. Он может раздавить, сжечь дотла её и её дружков, одним своим взглядом. И никто ей не поможет. Никто. Гермиона улыбается мне краем губ и я рассказываю ей обо всём. О том, что мы теперь пара. Хоть и не совсем свыклась с тем, что у меня теперь будут отношения. С Седриком у нас была больше дружба, чем любовь. Детская влюблённость. Он нравился мне, был моим трофеем. Я урвала себе самого популярного парня школы, и мы ходили за ручку, как это делают все влюблённые пары. Я ревновала его, признаю. Но мне было четырнадцать. И наш первый поцелуй был таким неловким… А еще, целуясь с ним, я понимала, что это не «тот самый» парень, с кем я проживу до конца дней в счастливом браке. Он был слишком амбициозным, всё время тренировался, а еще, почти всё время проводил с друзьями и подругами из Пуффендуя. Дружба была ему важнее любви, и мы виделись всё реже, что ранило обоих. А в какой-то момент, просто поняли, что «выросли» из этих отношений и расстались. Чжоу проводит с ним почти всё время, а он отчаянно цепляется за любую возможность встретиться со мной, потому что, всё еще не остыл. Вообще, мы с Чжоу чем-то похожи. Она такая женственная, хрупкая, ранимая… Совсем не такая, как пацанки Гермиона и Джинни. И явно не такая странная, как Полумна. Джинни росла одна, среди кучи братьев, и с молоком матери научилась выживать в мире, отстаивая своё. Хоть и методы несколько сомнительные… А Гермиона, она так погрязла в учебниках, что забыла о личной жизни. В душе я тоже, может, хрупкая и ранимая. Но надеваю на себя маску безразличия, прячусь за красными прядями длинных волос и стойкой помадой. Утопаю в духах, что бы спрятаться от самой себя. *** — Как тебе это? А это? Битый час я примеряю вещи, забыв о форме. Фирменные туфли на каблуке, мини-юбка, закрученные плойкой, пряди волос. Гермиона, которая, похоже, единственная со мной разговаривает, устало закатывает глаза, собираясь сказать, что я не пойду в этом. Хах. Было бы мне еще дело до её мнения. Я себе нравлюсь. А спросила потому, что хотела надеть платьице. Но передумала. И, побрызгавшись духами, наношу яркую помаду на губы. При ходьбе, ожерелье с золотой буквой «B», первой моего имени, как и браслет, как и кольца и серьги, издаёт характерный, металлический стук. Длинные, чёрные ресницы подчёркивает тушь. Я отправляюсь в заброшенную башню, где теперь обосновались ребята из Дурмстранга, пытаясь не думать о том, что произойдёт потом. Они громко слушают музыку, пьют пиво, говоря между собой, но, стоит мне зайти, дружно оборачиваются в мою сторону, с интересом разглядывая. Как новую игрушку. Виктор, впервые забывший о форме, в спортивном костюме, после душа, подходит ко мне, и, взяв за руку, победным взглядом окидывает друзей, гордо прошёптав «моя». Прежде, чем успеваю опомниться, ведёт наверх. Чемпиону по Квиддичу выделили собственную спальню. И здесь даже вполне уютно. Пусть кровать и узкая. Но солнце, яркое, пробивается сквозь плотное стекло наверху башни, озаряя лицо Виктора золотым цветом. Прикроватная тумбочка украшена цветами. Букет кремовых, английских роз, и сигареты в начатой упаковке. Виктор улыбается мне. И я улыбаюсь ему, садясь на кровать, хотя внутри всё переворачивается. — Я купил нам немного сладостей. — Крам открывает рюкзак, полный шоколадок и конфет. — Ты называешь это «немного»? — Приподнимаю бровь, окидывая удивлённым взглядом брюнета. Он пытается не выдать своего волнения. Но слегка смущенная улыбка, всё же, читается на лице. — Не знал, какие твои любимые. — Не дурно. Это у вас в Болгарии так учат ухаживать за девушками? — Нас учат быть мужчинами. — И все такие заботливые? Кажется, я знаю куда уеду после школы. Осталось только научиться выговаривать ваши звуки и привыкнуть к холодному климату. — И к медведям. С балалайкой. Каждый раз, выходя из дома, наткнёшься на местного медведя. Пьёт водку «Горбачёв», танцует калинку, в ушанке. И в минус сорок говорит, что ему жарко. — Виктор снисходительно улыбается. — Ты это серьёзно? — Бэлла. У нас не холодно. И медведи водятся только в лесах. Нет, бывают, конечно, минусовые температуры зимой, но летом у нас явно жарче, чем в Лондоне. А ваши стереотипы… Они нас забавляют. Ты ведь даже не понимаешь, в чём разница между болгарином и русским. — А она есть? У вас одинаковые имена и фамилии, похожие языки… — У вас с англичанами и шотландцами с американцами, тоже. — Бормочет Виктор. — Но ты меня изобьёшь палочкой, если я назову тебя англичанкой, верно? — Улыбается краем губ. Поняв, что он только что взял и разбил все мои стереотипы в прах, виновато смотрю на красавца. — У меня есть идея получше, что можно сделать с тобой. — В самом деле? — Виктор усмехается, подвигаясь ближе и заглядывает в глаза. Я улыбаюсь в ответ, мягко касаясь ладонью его лица и прижимаюсь ближе к нему. Он приподнимает моё лицо. — Я знаю, что нужно делать с женщиной. С красивой женщиной, которая, к тому же, у тебя в гостях. Вопрос только в том, хочешь ли этого ты. — У всех спрашиваешь разрешения? — Обычно, мне не приходится. — Наши взгляды встречаются. Пути назад уже нет. Он неизбежно целует меня в губы, отодвинув прядь неоново-красных волос в сторону и я закрываю глаза. Меня преследует этот запах. Запах ментоловой жвачки, из-за которого его язык кажется терпким и холодным. Он проводит им по моим зубам, проникая в рот, и я обхватываю ладошками его шею, чувствуя себя так паршиво, как никогда прежде. Виктор обжигает меня поцелуями, на которые я неумело отвечаю, пока, наконец, не ударяю его по спине, пытаясь вырватьсы, и он на секунду останавливается, мягко отстранившись. — В чём дело? Ты еще ребёнок? — Тихо спрашивает он. — У тебя еще не было мужчины? — Какая разница?! Если мы оба этого хотим. — Ты дрожишь. И кажешься напуганной. — Замечает Виктор. — Бэлла… Мы только начали встречаться. Я не хочу спешить. — Поэтому позвал меня к себе?! — Я думал по-другому. Ты считаешь, что это обязательно? — Что «это»?! — Я хочу тебя узнать получше. Ты думаешь, я не стану с тобой встречаться, если мы не переспим? — Я…Ты бы всё равно мне не поверил, если бы я сказала правду. А ты не худший вариант, Крам. Хотелось утереть всем нос. Потому, что я устала. Морально устала от всех этих оскорблений. И от слухов. Сколько можно?! — Не выдерживаю я. И чувствую, как по щекам бегут слёзы. Слегка напугавшись, Виктор меня обнимает, прижимая к своей груди. И в его объятиях так хорошо. Так уютно и тепло. Так мягко. Он ласково гладит меня по волосам, вытирая слёзы. И я понимаю, что подобной заботы мне никогда не давали ни Гарри, ни Рон, ни близнецы. И обнимаю его крепче, чувствуя, что становится намного легче. — Всё будет хорошо, красавица. — С сильным акцентом, произносит Крам. — У нас есть время. А все эти слухи… Не бери к сердцу. Я видел, как ты посылаешь Малфоя и думаю, и без меня отлично справилась бы. Но если будут донимать, скажешь.