***
Спустя месяц Дан продаёт землю Вэнолио, за что второй щедро награждает «брата» коллекцией отборных вин. Зарвин рассказывает Драко о том, что «дикий» оценил такой жест, с благодарностью приняв редкие бутылки себе в коллекцию. — Я скучаю по Туссенскому вину. Жаль, что все лучшие виноделы уже почили, — эльф ёрзает по сиденью, раздражая Драко своей неусидчивостью. — Спасибо, что согласился подбросить. Драко стучит пальцем по рулю, понимая, что застрял в пробке с этим болтливым парнишкой. Нужно было срочно отвлечься. Уткнуться в телефон, сделать вид, что читает. Но навязчивый эльф всё не умолкал: — Что у тебя здесь так тихо? — и ткнув пальцем по дисплею, он начинает переключать радиоканалы, пока не останавливается на новостях. — …новых больниц. По указу верховного президента, который увеличил количество мест не только для работников медицинской структуры, но и для больных, бесплатная хирургия предусмотрена для льготных и малоимущих семей… Драко проводит большим пальцем по ролику на ручке руля и уменьшает звук, явно расстроив эльфа. Внимание как-то само фокусируется на слове «больница» и несёт его мысли дальше, развиваясь. Он вновь думает о ней. Однажды, будучи в хлам пьяным, он пытался найти плюсы и минусы в забытой истории его жизни. Он даже загибал пальцы: «Она спасла мне жизнь», — но тут же его разгибал, потому что теперь знал: он бы в любом случае не умер. «Она заставила меня чувствовать что-то», — и вновь разгибал: «И тут же отняла всё своим предательством». «Она помогала женщинам и детям». «Но других убивала». Он плюнул на этот бесполезный пересчёт и пришёл к выводу: ничто из того, что он приписывал Гермионе, не могло затмить её лжи. Ведьмак это всей душой, какая бы она ни была, ненавидел. Виновато ли в этом время, Драко не знал, но когда вернулся домой после разговора с Вэнолио, то понял, что гнев покинул его так же быстро, как пришёл. Вместо него появился дикий, сжирающий интерес. «А что, если?» Он сдерживал себя месяц. И сейчас, слушая болтовню эльфа, которого выкинуть из машины хочется, он просто сдаётся. Драко хочет задать вопрос. Хочет услышать, было ли всё правдой. Или всё, что она говорила и делала, было ложью? «Давай сбежим вместе?» — её голосом в голове. Он всё ещё помнит его. Он высаживает Зарвина не доезжая ста метров, отмахивается от уговоров проехать ещё чуть дальше. Драко всего-то стоит посмотреть на эльфа исподлобья, чтобы до надоедливого дошло. Дверь хлопает, и Ведьмак ругается, газуя с места. Он паркуется прямо напротив центрального госпиталя и долго, долго смотрит на визитку в своих руках. Как ей удавалось так долго скрываться? Как она сейчас выглядит? Как думает? О чём? И когда вопросов накапливается так много, что даже в машине становится тесно, он берёт мобильный и коротким сообщением набирает: «Я напротив больницы. Жду десять минут». И смотрит. Смотрит. Смотрит на галочку в текстовом окне. Ждёт, когда их станет две. Позади лежит серебряный меч. Старая привычка таскать его с собой. Он оглядывается, проводит по лезвию пальцами, ощущая прохладу. И, наконец, выходит из машины. Тучи сгущаются. Где-то вдалеке гремит. Прохожие, не замечая желтоглазого мужчину, снуют туда-сюда. Он опирается бёдрами о горячий капот заведённой машины. Специально не глушит. Отсчитывает примерные минуты, чтобы плюнуть и уехать, забыв навсегда эту идею «узнать». Галстук давит на кадык. Хочется к хренам его снять. Стянуть с плеч пиджак, но, чёрт возьми, желание того, чтобы она увидела его таким, ломает пополам. Таким живым. Нормальным. Справившимся с предательством. Таким… — Пришёл? Блять. Воздух вокруг становится густым. Пропитанным этим её запахом. Сладких трав. Драко, если не задохнётся — захлебнётся мгновенно. Сжимает кулаки и отвечает***
Кофейня на первом этаже госпиталя пропахла кофе. Драко чувствует нервозность вокруг. Все посетители и пациенты о чём-то тихо разговаривают, ему не удаётся прислушаться. Он каждый раз спотыкается о прямой выстрел взгляда напротив. Красивая. До смерти красивая. Гермиона, ныне Джин Грейнджер (а сколько ещё у неё имен?), сидит напротив, закинув ногу на ногу. Кажется, совсем не нервничает. Осанка расслаблена, она улыбается, когда кто-то проходит, узнавая в ней врача. И эта улыбка искренняя. Такая же, которой она одаривала его ночами и днями. Часами, проведёнными вместе. — Её тоже зовёшь «Плотвой»? — Гермиона кивает на окно, за которым стоит припаркованная иномарка. Возле неё собираются люди, чтобы сфотографироваться. — Красивая. Он звереет мгновенно. Но только на себя. На то, что не может вот так просто начать разговор с какой-то ерунды. С машины. Не знает, с чего начать. — Я узнала, что ты выжил, спустя пятьдесят лет, когда увидела тебя в трактире… Драко видит, как она сглатывает, успокаивает себя, полагая, что это нервное. Он молчит. В голове пусто. Ему сложно смотреть и чувствовать, как сердце бешено стучит. Дьявол, а ведь она это прекрасно слышит. Лицо режет её взгляд. Она смотрит на то, что оставила после себя. Хмурится, быстро отворачиваясь. Шрам будто бы нагревается. — Прости. Тут он просто не выдерживает. Громко усмехается. — Это всё? — ранит её тем же. — Всё, что ты хотела сказать? Я могу идти? А сам сидит, как приколоченный. — Ты веришь в судьбу? — вновь начинает она. И это злит до омерзения. — Я это уже слышал, — глоток остывшего растворимого кофе колом застревает в глотке. — Однажды, когда я помогала одной слепой женщине с её больными ногами, она схватила меня за плечо и закрыла глаза, — Гермиона ставит локти на стол, вытянув руки вперёд, беря картонный стаканчик. — Она сказала: «путь твой долог. И на нём много кого встретишь. Остерегайся белого волка, он станет твоей точкой». Я спросила её, что это значит. Женщина сказала, что это судьба. И как её истолковать, решать мне. Каково было моё удивление, когда через много лет я встретила тебя, мой белый волк… — Не смей! — он хватает её кисть, крепко сжимая. — Не смей называть меня своей судьбой. Ты меня уничтожила! Контраст температур тел так остро отзывается в его сердце, что он с силой отталкивает её руку, боясь вновь оступиться. Боясь попасть под лживые речи. Опять. — Я струсила, Драко. Вся злость от той ситуации так сильно скопилась во мне… Я одурела. От крови, от гнева. От беспощадной ненависти, от того, как ты защищал того ублюдка. Я так жалела об этом. Ты не поймёшь меня. Но я оплакивала тебя долгие годы. Винила себя, ещё раз, и ещё. Сколько лет я хотела встретить тебя, но мне было стыдно. Мне было невыносимо… Дождь гремит по окнам, всё больше набирая обороты. Кажется, в этой кофейне, кроме них, никого нет. В его ушах звенит. Сколько раз он представлял эти её слова. Предполагал, что она жалеет. Но сейчас, услышав это, воочию убедившись в её раскаянии, всё как-то обвалилось. Драко много думал, что он скажет, если встретит её. Если получит ответы на свои вопросы. И во всех его сценариях он обнажал меч. Но сейчас… Ведьмак поднимается на ноги. Смотрит на неё сверху вниз. — Тебе было плохо? — спрашивает напоследок и видит, как она вздрагивает. Как поднимает голову, глядя ему в лицо. — Очень. Мне жаль. Мне очень жаль, прости. Я правда изменилась. Я… Драко, не дослушав, покидает кофейню. Не обращая внимания на дождь, медленно идёт к машине. Так даже легче. Вода остужает его. Приводит в чувства. «Плотва» моргает фарами, приветствуя его, когда он подходит и забирается внутрь. Педаль в пол.***
Через год он встречает её на открытии больницы. Она стоит в толпе врачей в белых халатах, которые хлопают, когда обрезают ленту. Гермиона сразу его замечает. Сложно не заметить мужчину, расположившегося позади всех зевак, опершегося о машину. Или же она просто верит в судьбу. — Вы после той встречи не виделись? — Вэнолио останавливается рядом, смотрит вперёд, на праздник. Драко молчит. Друг знает ответ. Молчание Ведьмака всегда означало «да». — Что будешь делать? Не просто же ты сюда приехал? Поглазеть на такое скучное для тебя мероприятие? Он и сам не знает ответ. А может, просто не хочет признаваться ни себе, ни кому либо, что его блядски тянет к ней. Опять. Драко застаёт себя врасплох каждый раз, когда ловит на мысли, что думает о ней. Думает над её словами и тут же отшвыривает себя на сотни лет назад. Напоминает о том, что она сделала. Встать на те же грабли? Смириться с этим, точно так же, как смирился с тем, что никогда не сможет умереть? Знать, что она тоже? И видеть её раскаяние в глазах. Это ли не прощение? — Ну, я пошёл, — эльф смывается с места, как только замечает, что к ним навстречу идёт Гермиона. Цокот каблуков по асфальту — как отсчёт времени, когда Драко сможет напялить на кислую рожу маску притворства. Но отчего же кажется, что она видит его насквозь? — Подбросишь меня до дома? — спрашивает она и, не дожидаясь ответа, обходит машину, садясь в неё. Драко набирает в лёгкие воздух, по возможности не хочет дышать. Он знает, что скоро салон машины насквозь пропахнет ею. Мотор рычит. Он даже не спрашивает адрес. Он знает. Он всё про неё знает. Где живет. По каким сменам работает. Сколько у неё операций запланировано на неделю. Он знает, во сколько она выходит из дома и во сколько возвращается. Он знает. — Я не жду, что ты простишь меня, — она тянется к экрану, чтобы включить музыку. Медленная мелодия заполняет салон. — Но я буду очень стараться всё исправить. Драко встаёт в пробку на Первой авеню. Они оба знают, что можно было объехать. Он слышит, как она тихо улыбается, чуть выдыхая. Чувствует, как мажет взглядом, разворачиваясь корпусом к нему. Щеку прожигает. — Ты веришь в судьбу? Драко молчит. Молчание Ведьмака всегда означало «да».