* * *
— Despiertate. Чужой голос вытягивал Дани из беспамятства, и первое, что увидел яранец, было седобородое лицо. И дикая боль во рту, от которой Рохас закричал. Рот сразу же наполнился кровью, и излишки падали на штаны и пыльный пол камеры. — Вместо Клары я взял тебя… Думаешь, я не заметил бы, что Libertad продает «Вивиро» янки? — произнес Антон, переступая с ноги на ногу и помахивая руками, явно чувствуя свое превосходство в данной ситуации. — Тебе конец! — рыкнул Дани, сплевывая сгусток крови на чужие штаны. Антон с легкой полуулыбкой дернулся от этого назад, и кровь повстанца лишь немного испачкала носки дорогих туфель. — Когда повстанцы схватили мою семью в 67-м, моего отца швырнули в эту камеру! — обходя Дани с одного бока, говорил Кастильо, отчего каменные стены подвала почти сотрясались от чужого голоса. Рохас, следя за El Presidente, не сразу заметил стоящего у дверей камеры ребенка. Диего стоял с отстраненным видом и исподлобья смотрел то на отца, то на генерала, то на самого Рохаса. Да, теперь он уже не выглядел таким испуганным, каким яранец застал его в тот день в отеле. Видимо, хотел показать своему papá, что он взрослый и храбрый и чужие пытки ему, что вечерняя сказка. Дани отвел взгляд обратно, зная, что помощи ждать неоткуда. Хуан, скорее всего, сейчас либо пьяный вдрызг, либо обнюханный до звезд в глазах, заранее отмечает успешную доставку наркоты для янки. Клара занята своими делами, а значит, что заметят его пропажу явно нескоро. А если и скоро, то он к тому моменту уже останется без зубов. Всё. Он попался. Конец истории под названием «Дани и счастливая жизнь в Мексике, или как один яранец решил пойти против льва». — Меня — в соседнюю, мне было тринадцать. Как тебе, mijo, — голос Антона звучал справа, и Дани из-за своей позы только и мог, что пытаться уловить боковым зрением силуэт диктатора. — Я так любил общаться с ним через вентиляцию по ночам. Рохас тяжело дышал, чувствуя, как кровь льется по ротоглотке вниз в пищевод, и подступающая тошнота вместе с головной болью вынуждали брюнета то и дело открывать и закрывать глаза. — Он учил меня быть сильным. Быть мужчиной, — седой генерал с протезом вместо ноги с металлическим звуком подошел к столу и, взяв пассатижи, подошел к повстанцу ближе. — Каждый день приходили повстанцы с обвинениями. Схватив Дани за рот, генерал вцепил губы инструмента в чужой зуб и, с чавкающим звуком, выдернул тот под аккомпанемент крика Дани. — Кража… — изрек генерал, отходя от повстанца в сторону. Кровь, которая до этого текла через края, сейчас словно рекой лилась в рот и изо рта. В голове у Дани промелькнула глупая мысль о том, что теперь ему придется жить без зубов, ибо найти на Яре дантиста будет ой как непросто. — Мало-помалу он платил за преступления. Но мы всё так же общались по ночам, пока ему не вырвали язык. За «ложь Яре» — раскуренная сигара Кастильо так сильно дымила, что в носу у повстанца засвербело, и, если бы не чужие руки, которые насильно вытащили ему язык, мужчина чихнул бы. Стоило сигаре опуститься на его язык, как Дани завопил, потрясая руками и пытаясь уйти от жгучей, расползающейся боли. Чем сильнее становился запах паленой плоти, тем невыносимее становилась боль. «Он прожжет во мне дыру», — пронеслось в голове у брюнета, пока грудь его только и делала, что исторгала из себя крик боли. — Нет… папа, хватит! — взволнованный голос Диего разорвал марево дыма и боли, и Кастильо-старший с нескрываемым раздражением оторвался от повстанца, смотря на своего сына. — Что ты так печешься о нём? — Диего закрыл рот и, быстро взглянув на повесившего голову Рохаса, замолк. — А… пропустим пару этапов, Рауль, — голос Антона доходил до Дани словно через толщу воды. Дани чувствовал обреченность. Сколько бы в нем не было сил, с завязанными руками и без оружия, он не сможет уйти или хоть как-то противостоять врагам. Звук острого лезвия рассек воцарившуюся тишину, и Рохас, который до этого уже смирился с неизбежностью происходящего, словно проснулся — боль быстро отошла на второй план. И когда чужая рука схватила его за волосы, оттягивая голову назад, обнажая тем самым шею, Дани, набрав в грудь воздух, только и успел, что раскрыть рот, как холодное лезвие уперлось ему в кожу. — Viva Libertad! — почти отстраненно проговорил Рауль. Резкий звук выстрела и падающее тело словно остановили время в этой маленькой комнатке. Дани покачнулся в своих путах, переводя ошарашенный взгляд на не менее ошарашенное лицо Антона, а после и Диего, в руках которого был пистолет. Кто был больше удивлен в этой ситуации? Оставалось только гадать. И если Антон и выглядел пораженным до глубины души, будто увидел восьмое чудо света, то Диего стоял и трясся, а пистолет ходил в его руках ходуном. — В тот раз… в отеле «Параисо». Дани был там, — Кастильо-старший, словно не веря до конца, поглядел на мертвого генерала ещё раз, а после медленно повернулся к сыну. — Ты сказал, что спрятался в тоннеле, — Антон шаг за шагом приближался к мальчику, который так же шаг за шагом отходил к стенке. — Дани мог убить меня. Отдать меня Libertad, — Антон, схватив Диего за руки, вытащил пистолет и кинул его в сторону, злобно рыча на чужую речь. — У нас нет времени на ложь, — повернувшись обратно к Раулю, Антон склонился над ним, ощупывая остывающее тело. Дани не сводил пораженный взгляд с напуганного лица Диего. Их глаза встретились, и Рохас увидел в них свободу. Мальчик же, сглотнув ком в горле, твердо продолжил, сжимая руки в кулаки. — Я не сбегаю. Я слушал, учился. Сделал всё, как ты сказал. Я буду El Presidente, — в словах Диего ощущалась сталь, и тот почти задрал голову к потолку, показывая вставшему отцу, что он тверд в своих словах. — Но отпусти Дани. На долю секунды повисло молчание, во время которого, видимо, решалась судьба повстанца. — Я не чудовище, Диего, — медленно произнес Кастильо, вытащив из пояса нож, мужчина сделал резкое движение, отчего веревка, стягивающая запястья Дани резко расслабилась и Рохас полетел на пол. — Мы дадим ему шанс, — приобняв сына за плечи, Антон вышел из камеры и, полуобернувшись на постанывающего повстанца, недовольно цыкнул. Не прошло и минуты, как вместо скрывшихся львов Яры в камеру к нему забежало два человека, облаченные в элитную форму спецназа Кастильо. «Mierda», — только успел подумать Дани, когда увидел, как в лоб ему летит приклад автомата. А после — вновь настала темнота.1. Маяк
27 октября 2021 г. в 22:32
— Ты хороший человек, Дани, — сказал как-то Хуан между тем, как втянуть дым сигары и сплюнуть в сторону. — А хороший человек должен хорошо убивать, да? — громкий смех тогда ещё долго отдавался в голове Рохаса.
— Ты не убийца, Рохас. У тебя есть принципы, — переодеваясь, Бембе зубоскалил так, что свет, отражающийся в его зубах, почти слепил.
— Помоги Libertad, ты нужен нам, Дани, — твердо говорила Клара, смотря на него одновременно умоляюще и обреченно. Вряд ли она не верила в свои силы, но разве мог что-то сделать один человек с десятком песо за душой?
— Поганый повстанец! Взять его! — раздавалось всякий раз, когда один из сержантов или рядовых КПП неминуемо проигрывал под пулями и стрелами, выпущенными из рук Рохаса.
Пока все вокруг отсиживались на месте и с умным видом рассчитывали что-то на картах или в компьютерах, бегали по Яре, расписывая стены агитационными граффити или писали пропагандистские песни и говорили о том, что нужно свергнуть тирана с его трона, Дани убивал.
У него не было высшего образования, он не был из элитной яранской знати, не имел семьи, а за душой была лишь сорванная служба в армии, да сожжённый паспорт. Возможно, именно поэтому он делал всю грязную работу.
Не сказать, что он жаловался, ибо идеалы Libertad умело отвечали на все возникающие вопросы, а окружающая действительность, тонущая в рабском труде и Вивиро, не заставляла сомневаться в благой цели. Но всегда есть одно «но».
— Comemierda, и почему Хуан сам не поднял свою толстую задницу и не отправился развозить янки наркоту? — прошипел себе под нос Рохас, заводя лодку и отодвигая три коробки подальше под сиденье, дабы океанская вода не размыла товар.
«Боже, теперь я еще до кучи и наркокурьер», — подумалось брюнету, пока нагруженная запрещёнкой лодка летела по воде, оставляя за собой шлейф брызг. Первая партия, которая одиноко осталась лежать в затхлом домишке, слегка расслабила Дани. Всего две коробки и можно продолжать дальше. Дальше поливать землю Яры кровью soldados. Как бы ужасно это не звучало.
В первый раз, когда он оборвал чужую жизнь, его мир словно остановился. Он чувствовал себя палачом, когда пуля из его пистолета пронзила череп одного из белых беретов.
Солдата.
Человека…
Такого же человека, как он сам.
Первый раз всегда самый запоминающийся, будь то любовь, секс, убийство или победа. И если любовь прошла мимо него, не обратив никакого внимания на сироту, а секс был лишь способом очистить разум от угнетающей атмосферы родного острова, то убийство и победа…
Эта гремучая смесь заставляла кровь кипеть, а адреналин скакать по нервным синапсам с сумасшедшей скоростью. Чем больше он убивал солдат, тем правильнее это ощущалось. Словно соревнуешься сам с собой и лица женщин и мужчин начинают сливаться во что-то единообразное с каждым трупом все сильнее. Будто это не люди, а простые картонные фигуры, наклепанные огромными партиями на заводе.
Смерть — пьянила, победа дурманила до безумия. И в шквале этих эмоций, Дани ощущал себя неправильно.
Высшая цель Libertad — остановить тирана и привести Яру к миру. Благая цель, с какой стороны не посмотри. Но чем больше силы появлялось у повстанцев, тем страшнее становилось Рохасу.
Вокруг всё будто погружалось в Ад. La Moral словно играли в какую-то игру — разукрашенные, как клоуны в цирке, они кричали о том, что победа за ними и всё в этом духе. Фотографировали каждого убитого офицера FND и выкладывали в сеть, будто хвастаясь очередным трофеем.
Легенды сидели на своей горе, и один только их осуждающий взгляд сбивал всё желание сражаться. Они ведь уже проходили это. И чем всё обернулось? Победили ли они?
Клара на острове только и делала, что говорила о важности захвата той или иной военной базы, занимаясь чёрт пойми чем. Дани было бы намного легче, сражайся она с ним плечом к плечу. Тогда бы Рохас не чувствовал себя натасканной бойцовой собачкой или петухом в загоне для драк.
Максимас Матансас сходили с ума по-своему: клепали песни и, видимо, вовсю пытались проложить путь к янки. Дани не винил их — он и сам мечтал уехать с этого острова. Но не смог.
Чувство вины перед погибшими друзьями вылилось в желание отомстить soldados, но то количество жизней, которые он оборвал, уже нельзя было считать местью.
Дани уже не знал, что правильно, а что нет.
Всё вокруг словно погрузилось в серый цвет: повстанцы не были мирными овечками, которых вели на убой, а Кастильо… Диего помог ему сбежать из отеля, а значит что-то да осталось хорошее среди элиты Яры.
Впереди виднелся маяк Коста-Дель-Мара, и Дани, ещё раз сверившись с телефоном, куда Хуан отправил ему координаты второго дома, направил лодку к берегу.
Взяв поудобнее коробку с грузом, мужчина направился к дому, что был рядом с маяком. Что бы ни говорила Фартовая, а воздух здесь всё-таки пах океаном, ближе к полям, да, горький запах Вивиро въедался до слез в глазах, но на окраинах пахло иначе. Приятно и расслабляюще.
Приоткрыв дверь и ступив внутрь, Дани не успел даже оглядеться, как услышал чужой голос.
— Bienvenida.
По инерции повернувшись в сторону звука, Рохас ощутил оглушающий удар по лицу, который выжег свет и сознание в один миг.