Ни хороший, ни плохой, никакой

      Сознание возвращалось постепенно. Словно всякий раз выныривая из воды, ты вновь погружаешься все глубже. Сначала пришла боль.       «Это хорошо, — подумал Дани, — значит, я ещё жив».       Боль была разной. Голову ломило так, словно об череп солдаты из FND ломали кокосы, а на языке было омерзительное ощущение стянутости и нечувствительности. Ещё бы, его рот буквально стал пепельницей для диктаторских сигар!       Попытки раскрыть глаза с первого раза не увенчались успехом. Только на третий раз веки медленно начали своё движение. Ослепительный белый свет сменялся то на туманную дымку, то на рябь телевизионного экрана. И вдобавок ко всему в ушах всякий раз противно пищало. Ощущения у яранца были такими, словно он побывал в масштабной попойке и явно занял в ней первое место. Стоило зрению наконец прийти в норму, Рохас наконец смог рассмотреть то место, где оказался.       Квадратное помещение было довольно просторным: стены, выкрашенные в холодный бирюзовый цвет, белая плитка под ногами и стойкий запах антисептика сразу дали понять Дани, что он находится в больнице. Над ним висели флуоресцентные лампы, свет которых явно был выкручен на всю, и именно благодаря им Рохас смог тщательнее осмотреться.              Первое, что увидел Дани — камеры, висящие под самым потолком, и мигающую зеленую лампочку у двери.       «Видеонаблюдение и сигнализация. Я точно нахожусь в какой-то лаборатории или около того», — нахмурив брови, мужчина принялся осматриваться дальше.              Прямо перед ним, на металлическом стуле, сидел мужчина в алой униформе изгоя, темноволосая голова которого была опущена вниз. Тот был без сознания, ровно как и Дани всего пару минут назад.       Руки его были прикреплены к поручням стула, и от локтевых ямок шли тонкие провода монитора пациента и трубка капельницы. Точно такой же медицинский арсенал был и у самого Рохаса, только одежда на нем была та же, в которой он прибыл на маяк. Оружия, конечно же, при нем не было. Даже маленького ножика в голенище сапога. Только увидев, что сосед по несчастью скован по рукам и ногам, ощущения пут пришли и к Рохасу.              Металлические путы обнимали его за щиколотки, под коленями, на бедрах, на запястьях и поперек груди. А первое, о чем подумал Дани, так это о том, что он, наверное, сидит на электрическом стуле.              «Mierda!», — если бы не жутко болящий язык, брюнет несомненно выругался вслух.              Кроме них в комнате никого не было, и Дани, ощутив бурлящее в груди беспокойство, принялся судорожно осматривать помещение, дабы хотя бы прикинуть возможные пути отступления. Если его развяжут, конечно. Вероятность такого исхода была невероятно низкой, но ведь и на маяке он уже думал о том, что ему пора к праотцам.              На правой стене виднелась белая дверь с мутным окошком посередине, у другой стены стоял большой шкаф со всякими мензурками, склянками и пробирками. Рядом со шкафом был стол с компьютером, заваленная бумагами тумба, другая тумба с раковиной.       У третьей стены стояли две металлические кушетки, а рядом с Дани и пленником обнаружилось два идентичных столика, накрытые белой тканью. Что было под ней Дани не видел, как бы сильно не вытягивал шею.       Ещё что-то осмотреть Дани просто не успел — за дверью послышался шум чужих шагов, и Рохас, набрав в грудь побольше воздуха, выпрямился на кресле и вжался в спинку, будто готовясь к схватке с недругом.              Первым, кого увидел Дани в проеме двери, был, конечно же, Антон в своем бело-красном костюме и с неизменным отстраненным выражением лица. Прямо за Кастильо в комнату вошел доктор Рейес.              О, кто в Яре не слышал об Эль Докторе? Каждый из повстанцев и изгоев знал, кто повинен в стремительном расширении «БиоВида» на всей территории страны. Руки именно этого человека создали PG-240, и кто как не Дани знал об этом? Он находил столько документов в аванпостах, собственными глазами видел кучи тел в красных комбинезонах около табачных плантаций. Возможно, Рейс был вторым монстром на этом острове. После Кастильо-старшего, разумеется.              Следом за доктором в комнату вошли и два спецназовца, по стойке смирно вставшие около дверей, будто охраняя вход. Будто кто-то сможет прорваться сюда! «Кроме меня. Только я бы согласился на подобное», — с горьким смешком подумал Дани.       — Вижу, что ты уже проснулся, — изрек Антон, расслабленной, но твердой походкой обходя повстанца с боку и направляясь куда-то к стене за спиной Дани, и как бы Рохас не вырывался, углядеть за диктатором он не мог.              Один из спецназовцев последовал за президентом, а второй, в свою очередь, встал посреди прохода со сцепленными за спиной руками. Если бы этот предатель из FND не носил шлема, Дани бы плюнул ему в морду.       Послышался противный скрежет, и через мгновение Кастильо уселся недалеко от заключенных на любезно предоставленный подручным стул. Закинув ногу на ногу, Антон, раскурив сигару, выпустил столб дыма в потолок и, словно получая от никотина долгожданное расслабление, диктатор почти лениво уставился на Рохаса, свободной рукой подзывая спецназовца.       Тот, как мирная собачка, протянул темную папку, лежащую на одной из тумб, и взял в ладонь небольшое блюдце. Безымянный спецназовец встал около диктатора, протягивая руку, служа президенту подставкой для пепельницы.       «Вот он обосрался поди от счастья, что сам El Presidente сбрасывает на него пепел. Теперь, сука, пойдет хвастаться другим и наврет, что чуть ли не пил с Кастильо из одного стакана», — подумалось Дани, и от этой мысли скривил рот в усмешке.              — Уже даже улыбаешься. Это хорошо, — заметив эмоции пленника, диктатор лишь сильнее улыбнулся, на что улыбка Рохаса быстро сошла на нет.              — У вашего гостя, El Presidente, очень хорошие показатели. На нём, не побоюсь этого слова, всё заживает как на собаке, — послышался довольный голос доктора, на что Рохас невольно оскалился, переводя злобный взгляд на Рауля.       — Ну вот, я ведь говорил. Даже повадки — собачьи, — со смешком проговорил Рауль и, развернувшись на каблуках, направился к операционному столику, стоящему рядом с другим заключенным.              — Дани Рохас, двадцать пять лет, родился четвертого мая тысяча девятьсот девяносто шестого года в больнице Святого Петра. Его мать — Энрике Рохас, двадцать семь лет, доярка на молокозаводе Агуас-Линдасе, скончалась во время родов прямо в родильном зале. Отец — Карлос Рохас, тридцать два года, автомеханик, в этот же день, узнав о смерти жены, напился и по дороге домой попал в лапы пумы. Умер от обильного кровотечения. Других родственников у семьи Рохас не было, поэтому шестого мая того же года, ребенок переведен в приют «Школа потерянных», где до четвертого мая две тысячи четырнадцатого года числился тринадцатым воспитанником, — втянув ещё дозу никотина в себя, Антон перевернул страницу и продолжил чтение вслух дальше.              — Седьмого июня две тысячи четырнадцатого года Дани Рохас, числящийся под номером ноль-четыре-один-восемь, призывается в центр вербовки Эсперансы, где уже под номером два-шесть-восемь-три переведен в кадеты. После трехмесячной подготовки рекрут номер ноль-четыре-один-восемь призывается в пехотные войска, где на втором году службы с блестящими показателями, с позором выгнан из армии после нанесения травмы среднетяжелой степени тяжести вышестоящему офицеру по причине… — прищурившись, Антон словно пытался перечитать строчку в своем докладе.              — … по причине «Нехрен меня будить за полчаса до подъёма, hijo de puta!», в связи с этим, рекрут отстранен от армейской службы. Далее, в остальное время до попытки сбежать к янки в Мексику, Дани Рохас вместе с другими сиротами из «Школы потерянных» — Алехо Руисом и Литой Торрес — подрабатывал в автосервисе. Через год работы Лита Торрес примкнула к Libertad, куда, в свою очередь, саботировала вступить остальных посредством писем. Семнадцатого апреля нынешнего года все трое встретились на крыше одного из домов Эсперансы, где Алехо Руис был устранен после пропагандистских лозунгов в сторону режима Яры. Торрес вместе с Рохасом бежали к порту, где Дани Рохас помог Bebe león de Yara пройти на корабль. После бунта на корабле, который устроили беженцы, Дани Рохас и Лита Торрес оказались на острове Сантуарио. От полученных травм Торрес скончалась на месте, Дани Рохас направился на поиски Клары Гарсии. К которой позднее примкнул, — резюмировал наконец Кастильо, отдавая папку обратно спецназовцу и продолжая курить, смотря на ошарашенное лицо Дани, взгляд которого уставился в пустоту перед собой.              «О… откуда? Откуда всё это? Они всё знают о нас. Буквально каждый наш шаг! Даже то, что я не знал о себе…» — по вискам потек холодный пот, и Рохас ощущал себя лабораторной крысой в аквариуме, которую со всех сторон рассматривают ученые. Рука революции? Если бы!              — Удивлен? Странно, ведь обычно El Tirano, который стоит во главе государства, уже лет тридцать ни слухом ни духом не знает о том, что творится у него под носом, ведь так? Да, не буду врать — огромного архива на каждого жителя Яры у меня нет. Однако целый штаб информаторов и двойных агентов имеется, а значит узнать кто и что ест, кто с кем спит мне не представляет большого труда, — стряхнув пепел в пепельницу, Кастильо по-доброму улыбнулся, почти мягко смотря на Рохаса.              — И да, я прекрасно знаю где вы, чертов Libertad, сидите. Милая Клара Гарсия вместе с Хуаном Кортесом — на архипелаге Замок, легенды — на своей горе, подростки — в подземном бункере, Монтеро чуть ли не на своей ферме, а эти… две девочки с песенками — на болотах, — Антон поднялся на ноги и, подойдя к напрягшемуся Рохасу, оскалился, и, выпустив дым в чужое лицо, процедил.       — Ты правда думаешь, что у человека, который имеет денег больше, чем все жители Яры вместе взятые, не знает о разгорающейся революции? Прятались бы вы в пещерах — я бы вас, наверное, не нашёл, но остров… правда? Вы бы ещё повесили прожектора и указатель с надписью «Libertad тут!». Жалкие дети… — фыркнул мужчина и вновь вернулся на свое насиженное место.              — Можно начинать, El Presidente? — проговорил доктор, снимая с одного из столиков белую ткань. Прямо под ней виднелись всего три вещи — плоскогубцы, телефон и шприц с мутной жидкостью.              — Конечно, теперь можно перейти к следующей части нашего маленького перевоспитания, — морщинистое лицо Кастильо-старшего расплылось в улыбке, и Дани ощутил, что его начало трясти. Не от страха, а от гнева.              — У тебя… не получится… ничего… — слегка шепеляво произнес Рохас, болезненно морщась от чувства во рту. Язык ворочался кое-как, и если Дани и хотел звучать злобно и недовольно, то, увы, что бы он не говорил, всё было похоже на детский лепет.                    — Посмотрим, Рохас. Человек, это животное. И коль Клара Гарсия заставила тебя скакать по острову, как собачку за мячиком, отчего бы мне не заставить тебя плясать под мою дудку? Всё просто Дани, как говорил Гораций: «Есть мера в вещах, существуют, наконец, границы, по ту и другую сторону которых не может быть истины», так же и тут. Истины здесь нет. Начинайте, — проговорил Кастильо, переводя свое внимание на доктора.       Рейс, взяв в руки шприц, снял защитный колпачок и поглядел на Дани, который ещё больше вжался в спинку. Доктор лишь громко фыркнул, смотря куда-то над головой Рохаса. Прямо над ним высился монитор пациента и, видимо, показатели его сердечных сокращений и дыхания то и дело скакали, ибо объяснить издевательски довольную улыбку Рейса повстанец не мог.       — Не бойся, это не тебе, — придвинув к себе ближе капельницу, доктор влил содержимое прямо в шланг, отчего всего через пару минут спящий изгой начал приходить в себя.              Сонное лицо мужчины лет тридцати было осунувшимся и с трехдневной щетиной. И пока тот тупо смотрел перед собой, будто медленно приходя в сознание, Эль Докторе, убрав шприц обратно на столик, тот взял в руки плоскогубцы и словно вспомнив о чем-то, положил те обратно. Осмотрев стул, Рейс чуть отошел назад и, не без усилия, приподнял вверх сложенную спинку с подголовником, от которого отходил раскрытый обруч-держатель. Схватив не сопротивляющегося изгоя за волосы, доктор закрепил его череп в неподвижном состоянии.              — А-а-а! — закричал мужчина, почувствовав, что его голова теперь не двигается. — Прошу! Отпустите меня! У меня есть семья! Жена и дети! Умоляю! — подняв заплаканные глаза к небу, изгой видимо хотел посмотреть Эль Доктору в глаза, но поза не позволяла. Поэтому изгой начал бешено крутить глазами по комнате, пока не увидел недалеко от себя курящего Антона.              — El Presidente! Это вы! Я… я был неправ… и не думал о вас плохо, никогда бы не сказал в ваш адрес ничего… ничего плохо. И вы, и ваш сын, вы… Простите меня! Простите, прошу! Я… мне жаль, что я говорил о вас… — по лицу мужчины ручьем текли слезы, сопли, но никто, видимо, не обращал внимание на его жалостливые вопли.              — Как тебе твои новые зубы, Дани? — заинтересованно проговорил Рейс, словно был его семейным дантистом, а не гребаным злым гением всей Яры. Рохас сразу же направил язык к тому месту, где у него должна была быть дыра в два зуба. Кончик языка же уткнулся в гладкую, но чужеродную поверхность. Недоумевающе водя языком туда-сюда, Дани нахмуренным взглядом уставился на Рейса. Тот же, в свою очередь, лишь улыбнулся шире и вновь взяв в руки плоскогубцы, поиграл ими в воздухе.              — Высококачественная керамика, позволь заметить, почти идентичны твоим предыдущим зубкам. Даже цвет выбрали. Точь-в-точь! Никто и не поверит, что они искусственные, — Дани продолжал дальше ощупывать теперь уже свои зубы и гадать — с какой это стати его решили осчастливить протезами. Ответ не заставил себя долго ждать.              — Нужно поблагодарить генерала Рауля за то, что он так удачно вырвал тебе зубы. Я понимаю, что делалось это для другой цели, но ведь это почти не имеет значения. Итак, Дани, обычно люди, которые не получили высшее образование воспринимают словесную информацию тяжелее, чем художественную, и именно поэтому мы, с El Presidente, решили, что в твоем случае говорить с тобой следует немного… иначе, — уложив одну руку на голову изгоя, Рейес покачал в воздухе плоскогубцами, продолжил говорить.              — В твоем рту теперь находится чип слежки, дабы каждый твой шаг не остался незамеченным. Отключить его… можно, если твое тело прошибет двести двадцать вольт. Тогда, да, узнать твое месторасположение, будет трудно, но сомневаюсь, что ты полезешь на линию электропередач, — тянул старик, в то время как пленник чуть ли не трясся от слез. Его монитор пациента то и дело сумасшедше пиликал, выдавая поднимающиеся показатели.              — Во втором зубе у тебя находится высококонцентрированная доза PG-240, которую я долгое время дорабатывал ради повышения эффективности. И вот, если ты вдруг захочешь, ну, например, вырвать чип из зуба, то… — раскрыв чужой рот, доктор всунул плоскогубцы в рот и как самый настоящий дантист, с чавком выдернул зуб из рта изгоя. Тот на это ожидаемо закричал, выплевывая кровь наружу, а после, сильно выпучив глаза, принялся как рыба хватать ртом воздух. Капилляры в глазах полопались почти моментально, и белок уже был алым. Изо рта, носа и ушей ручьем потекла кровь и вскоре изгой, склонив голову в бок, издал последний вздох под аккомпанемент сумасшедшего писка аппаратуры.              — Выброс PG-240 в кровь и моментальное прохождение через гематоэнцефалический барьер приведет к скорейшей тромбоэмболии вен и артерий головного мозга. Что после этого произойдет, ты увидел сам, — указав ладонью на изгоя, доктор бросил инструмент на столик и, утерев руки об белое покрывало, взял телефон, и, поглядывая в него, продолжал.              — Так же будет и с зубом с препаратом. Одно только механическое воздействие, и ты будешь мертв. Через вот этот маленький телефончик можно в любой момент взорвать капсулу в твоем зубе. Очень удобно, кстати, — Рохас на все это представление только скривился в омерзении и сквозь зубы проговорил.              — А если меня ударят в лицо? — Рейес на это улыбнулся ещё шире и, поправив очки, елейным голосом сказал.       — Ну, так ты постарайся, чтобы тебя в него не били. Зубы, кстати, можешь чистить спокойно, — Повстанец лишь дернулся в путах сильнее, но это ни к чему не привело.              — Не беспокойся, Рохас, мы тебя отпустим, просто сначала побеседуем с тобой о наших дальнейших… действиях. Правда, señor Presidente? — Дани не видел выражение лица Кастильо, но по довольной морде доктора понял, что он совершенно точно в ближайшее время не покинет это место.       — Ты не хочешь умирать, Рохас, потому что ты не тот, кого так легко сломать, правда? Сирота, бедняк, повстанец, но в итоге ты всё равно боец. Да ты даже, первым же делом как раскрыл глаза, сразу увидел камеры и сигнализацию, а не дверь и это о многом говорит. Ну, и, желай ты умереть, давно бы откусил себе язык. Ты знаешь, что останешься жив и ждешь, когда тебе скажут цену за твое дальнейшее существование, — брюнет, поджав губы, принялся слушать дальше.