* * *
Жить стало проще, когда он смог отпустить ситуацию. Хотя, то, что сделал Рохас, вряд ли можно было бы именовать «отпустил ситуацию», скорее «запрятал гнетущие мысли подальше, в самый дальний ящик в шкафу памяти». Когда не думаешь о том, что заперт в клетке со львом, становится легче жить. Жаль, конечно, что мужчина был заперт со львом и его львёнком, а его тело будет служить пищей для обоих. Какая-то ужасная ироничная аллегория получалась, и Дани посмеялся бы, не будь он главным героем этого трио. Возможно он был из тех людей, которые в тяжёлые дни находят отдушину в работе, загружают себя делами, вкалывают как лошади, лишь бы не оглядываться на тот ужас, что маячит за спиной. Работа у Дани была одна — убивать FND и освобождать Яру от гнета безумного тирана. Всё ещё держась за мысль, что чем быстрее Libertad обретет мощь, тем быстрее Кастильо сожмет кулак, повстанец решил слегка абстрагироваться от прямой помощи мятежникам, и уделить время слегка другому занятию — поиску сокровищ Яры. И, честно говоря, в лазании по заброшенным домам, пещерам и непроходимым джунглям, была своя определенная романтика. Он вновь почувствовал себя ребёнком, который вообразив себя тайным агентом Яры, вместе с Алехо и Литой крались между лабиринтами заброшенных рыночных лотков, расположенных близ побережья. Пару лет назад там продавали рыбу, морских ежей, осьминогов и прочую подводную живность, однако, по неизвестным причинам те закрылись. Несмотря на это, от старого дерева до сих пор пахло рыбой и солью, а закопавшись руками глубоко в песок, можно было найти пару потерянных песо. Для ребёнка их возраста, даже латунная пуговица была несметным сокровищем, однако сейчас он находил куда более драгоценные вещи — кольца, припасы и спрятанное от чужих глаз, оружие, некоторые из которых были его возраста, но всё равно продолжали отменно стрелять. В одной из подобных вылазок, которые Рохас именовал не иначе как «поиск сокровищ», ему на глаза попалась одна из малочисленных флешек с записанной музыкой янки. С приходом к власти Габриэля Кастильо, острова Яры не были оторваны от Большой Земли, так, как при Сантосе Эспиносе или как при Антоне Кастильо, однако контрабанда делала своё дело, новинки так или иначе, но появлялись то тут, то там. К тому же, в первые годы правления Антона, Яра так или иначе, но ожила, пока воспаленный тиранией мозг Кастильо не запустил безумную идею о продвижении культа личности своей семьи и необходимости закрытии всех границ. Флешки с музыкой не были чем-то необычным, скорее редким сокровищем на острове, ведь климат, песок, неаккуратность и халатное обращение приводили к тому, что подавляющее большинство подобных накопителей были непригодными к использованию. А оттого и ценными. Когда одна из пяти флеш-карт оказалась рабочей и вмещала в себе порядка тридцати треков, Рохасу показалось, что солнце над ним засияло ярче. Убивать солдат FND под треки янки было куда более весело, чем под бормотания Марии Маркессы или лозунги Маккея. Сборник песен был явно разнообразным — от слезливых стонов пианино, до заводной гитары и разрывающих уши, барабанов и в этих мелочах Дани находил отдушину. С того дня, который Дани обвёл бы в календаре красным цветом, каждая его поездка по островам Яры, сопровождалась такими разношёрстными концертами, что через неделю езды по пыльным дорогам, Рохас поймал себя на мысли, что под особо громкую песню, специально сворачивает на дорогу, ведущую к очередной базе FND. Убивать солдат под веселые крики вокалиста и оглушающие басы, было настолько приятно, что мужчина уже и не отрицал этих чувств. К сожалению, всё хорошее имело привычку рано или поздно заканчиваться — в одной из шумных поездок за бензовозом по безлюдному шоссе, его машину слишком уж сильно ударили в бампер. От резкого движения Рохас неудачно задел локтем приборную панель, выламывая тело флешки, а электроника неслабо заискрила. От таких крайне неаккуратных манипуляций, вся музыкальная феерия сократилась до одной единственной песни, которая произвольно включалась во время поездок. И в принципе, Дани был особо и не против каждую поездку слушать песню о другой любви, она ему даже нравилась, но ко второй неделе повстанец банально устал. Ему казалось, что даже когда он выходил из машины, слова солиста всё ещё звучали у него в голове. Раньше, он бы и под один трек разъезжал из региона в регион, но он ведь знал, что это не предел возможностей. К хорошему привыкаешь быстро, и Дани собственноручно убедился в этом, когда понял, что хочет, как раньше — колесить по жаркой Яре и иметь возможность выбирать из сборника песен ту, что ему в данный момент по душе. Он не желал, чтобы и здесь у него не было выбора. Хотя бы тут, он будет сам всё решать. Именно это дело и привело его к Филли. К сараю, где плотно засел механик семьи Монтеро, Дани подъехал во всей красе — почти как на свадьбу — с музыкой, шумом и лёгким дымом из-под капота. Филли в это время, надев какие-то странные очки, с множеством маленьких увеличительных луп, выглядел до безобразия комично, склонившись над столом и вовсю орудуя паяльником. — Ola. — выходя из машины, произнес повстанец. Гениальный механик, как сам себя, без лишней скромности называл Филли, лениво переступил с ноги на ногу и пробурчав себе что-то под нос, выпрямился, цокая языком. — Нет-нет-нет, побольше меди и поменьше бензола. Да… так… — слышал Рохас от вновь скрючившегося над столом мужчины, подходя ближе. Даже когда повстанец остановился, Филли не оторвался от своего занятия, и Дани это в какой-то степени даже позабавило. Было похоже, словно подходишь к заигравшемуся ребёнку, который не желает отрываться от любимого дела. Постояв ещё немного, повстанец пожал плечами и решил заняться более полезным делом — побродить по округе и возможно пополнить боеприпасы. У Барсаги всегда была пара завалявшихся магазинов, канистр с бензином и прочим, что если не шло в его работу, то лежало без дела до конца своих дней. Или до момента, пока не заявится Рохас. Вряд ли сам механик занимался тем, что доставал нужные ингредиенты для «магии Филли». Как Дани мог судить, Барсага пользовался помощью множества помощников Монтеро, своих подмастерьев и, конечно же, Рохасом. Наконец, видимо придя к какому-то итогу, Филли бросив очки на стол и уперев руки в бока, демонстративно утёр лоб от пота, и тяжко вздохнув перевел взгляд на Дани, который без всякого стыда переливал горючую жидкость из большой оцинкованной бочки. — Опять дела Libertad, Дани? — кивая в сторону машины, Филли направился к тачке. — Ну, скорее уже мои. Флешка сломалась в магнитоле, и теперь каждый раз только одна песня играет, уже слушать её не могу. — видя, как механик заводит машину, Дани остался снаружи, переводя взгляд на горизонт. Барсага что-то на это промычал, завёл тачку и без всякого стеснения стал вытаскивать магнитолу, видимо не переживая о технике безопасности и возможности короткого замыкания или удара током. В то время, пока Филли вовсю перебирал электронные внутренности его машины, Дани молча стоял рядом, поглядывая за тем, как мужчина ловко орудует тонкой отвёрткой и раскладывает на соседнем сидении пластиковые части магнитолы. Покрутив отвёрткой то тут, то там, механик понажимал пару кнопок, отчего салон наполнился звуками гитары.On another love, another love All my tears have been used up
On another love, another love
Филли на это только хмыкнул и продолжил подкручивать что-то в куске метала и электроники, от усердия высовывая кончик языка. — А теперь и вовсе на припеве завис, — протянул Дани, на что Барсага согласно угукнул и продолжил своё дело. Пока Филли что-то там подкручивал, звук песни то и дело менял тональности — то становился выше, то наоборот ниже. Но одни и те же строки о другой любви, так и не двигались с места, словно напоролись на какое-то препятствие. Кстати о другой любви… Он видел множество смущающих записок о подобном — одни только оды генерала Кастильо к лошади пару недель не давали Дани нормально уснуть. А письма о крокодиле… Читать про что-то более приземленное и человеческое было отнюдь более приятно. Поэтому и письма, что разбрасывал Филли по своим мастерским, видимо в порыве какого-то творческого безумия, так или иначе, но оказались прочитанными Дани. Конечно он сам виноват — надпись: «Тайный дневник» могла о многом сказать, но Рохас из-за особенностей своей, так сказать работы, уже по какому-то наитию читал всё, что попадалось под руку, ведь мало ли какая важная информация могла таиться среди строк. К сожалению, забыть то, что Филли составил о нём свой список было трудно. Да, он понимал, что многие союзники рассматривают его со всех сторон и, возможно, делают какие-то пометки о нём, и в этом не было ничего такого странного — он бы тоже делал подобное, но ситуация не позволяла и Рохас прибегал к мысленному составлению портрета личности. И всё же, одно дело знать, что Филли считал, что от него постоянно пахнет, стоит ему только появиться на горизонте, и это ведь логично с его-то повстанческим образом жизни, и совершенно другое — знать о желании его поцеловать. Это… смущало. Ничего подобного он больше не находил. Да иногда мелькали новые и старые записи, но этот один единственный лист, о котором он хотел бы никогда не знать, более не попадал ему под руку. Возможно из-за заевших строк, жары и мыслей о подобном, но Дани вмиг стало как-то дискомфортно. Он почувствовал себя неуютно, да и Филли стал странно постукивать ногой о днище авто. Может Рохас себя накрутил под действием момента, но желание резко уйти прямо-таки стало невыносимым. — Слушай, Дани, я хотел поговорить с тобой о кое-чём важном. — поджимая губы произнёс Филли, не поднимая на него глаз. Рохас ощутил, что попал. Повстанец уж было начал молиться Олува, лишь бы они уберегли его от такого смущающего разговора, ответа на который Дани не знал, но внезапная трель телефона заставила мужчину расслабленно выдохнуть. — Сейчас вернусь. — не без облегчения в голосе произнёс Рохас, отходя на пару шагов в сторону и ударив по наушнику принял вызов. — Ola, Рохас — послышался в ухе ненавистный с некоторых пор голос короля чёрного рынка. — Ты, наверное, как обычно безумно занят своими повстанческими делами, но у меня есть к тебе задание. — Дани на это скривился и не убирая из голоса злобы и желчи, почти прошипел себе под нос. — Пошёл нахуй, Бембе. — ему совершенно не хотелось встречаться с этим мудаком опять, хотя в их отношениях уместнее было использовать «так скоро», ведь встречаться им в любом случае придётся. — Не будь такой сукой, Рохас, а то твой дружок отбросит коньки. — Брови Дани полетели к переносице, и весь он напрягся. О ком говорит этот холёный мудазвон? Бичо? Или он опять прицепился к Паоло, вспоминая тот злосчастный долг, хотя Дани и отработал его. — Что? О чём ты? — мужчина стал лихорадочно размышлять, что будет с ним, если Бембе и в самом деле похитил кого-то из них двоих. А если он ещё и рассказал о том, в чём замарал руки повстанец? Да, он обещал, что их сотрудничество будет длиться и после окончании гражданской войны, но кто эту изворотливую суку знает? Он мать родную за лишние песо продаст, да ещё и затребует компенсацию за моральный ущерб. — Проверь телефон, Рохас и прибавь скорости, пока у меня не кончилось терпение. — Всё ещё пребывая в смятении, Дани достал телефон из кармана куртки, ожидая чёрт знает, чего. Всего минута и тихий перезвон рингтона эсэмэски раздался из динамика. Перейдя в иконку сообщений, Дани открыл новое и чуть не сломал телефон от того, насколько сильно он его сжал. С экрана на него смотрел его новый знакомый — Диего, с подбитым лицом и в ареоле дыма, будто святая, мать её, Дева Мария. — Блядь… — послышалось от Дани. — Вот сука. — Трубку Бембе больше не взял, и Рохасу оставалось только убрав телефон обратно, подбежать к машине, раскрывая водительскую дверь. — Всё нормально, герой? — Филли застыл с разворочённой магнитолой в руках, смотря на нависающим над машиной, повстанцем. — Да, нормально, мне надо срочно ехать. — Нервно дёрнув дверь, Рохас остановил себя от желания схватить Филли за майку и выбросить его нахер из своей тачки. — Я могу чем-то помочь? — чужое беспокойство сейчас только действовало на нервы, и хоть Рохас мозгом и понимал, что Барсага не виноват, думать по-иному в данный момент не мог. — Нет, Филли, всё нормально, выходи, оставь всё так. — Кивнув на магнитолу, Дани дождался, пока механик выйдет из машины. Сев на его место, мужчина одним движением вставил магнитолу обратно, не обращая внимание на мелкие искры. Нажав на кнопку выключения, которая не работала, Рохас выругался себе под нос. Открыв бардачок и забросив туда остальные части магнитолы, взялся за коробку передач. — Тогда в следующий раз поговорим, да? Это очень-очень важно, Дани. — Рохас переведя с нейтральной передачи на первую, резко дал по газам, выводя поющую тачку всего за минуту прямо на трассу. — Очень важно… — прошептал себе под нос Филли, смотря на полосы протектора на песке. В ушах до сих пор были строчки о другой любви. Звонкий лай таксы вывел механика из легкого забытья. Филли с улыбкой на лице повернулся к бегущему Чоризо и погладив того по гладкой голове, взял собаку на руки, возвращаясь к сараю, но не принимаясь за работу, а усаживаясь в выжженный яранским солнцем, стул. — Я молодец, Чоризо, я молодец, что не струсил, да? — горячий собачий язык принялся вылизывать его лицо, и Барсага рассмеялся, прижимая питомца к груди. Он молодец.* * *
Пока он ехал к двухэтажному зданию в котором Бембе походу пустил корни, Дани даже не заметил, насколько сильно нервничал — руки затекли от сжатия руля, а стоило ему сдвинуть ладони в сторону, как на кожаном покрытии заблестели влажные пятна пота. В голове не было ни одной мысли, что же ему делать. Альварес был той ещё мразью, которая всегда держала туз в рукаве, и даже если Дани и исполнит очередную прихоть короля чёрного рынка, это не значит, что Бембе отпустит фермера. А даже если и отпустит, никакой гарантии того, что он оставит его в покое не было. Рохас понимал — Бембе нащупал слабое место и ни за какие коврижки не перестанет на него давить. — Да что этой суке надо? И так держит меня за яйца, но нет — хочет засунуть руку поглубже, в самую задницу! Блядь! — выкрикнул Дани, ударяя кулаком о руль и прибавляя скорости. Не очень хотелось, чтобы белобрысый поставил его на таймер и за каждую штрафную минуту присылал ему фото отрезанной фаланги. — Вот сука, сука, сука! — не унимался Дани даже тогда, когда вырулил в лесную местность, направляя машину по знакомой дороге к змеиному гнезду. Песня так и не унималась — продолжала орать один и тот же куплет и лишь на кочках заглушалась. Наверное, стоило оставить тачку Филли и вызвать любую другую, а то он таким темпом будет убивать врагов не пулями, а децибелами музыки. Остановившись около склада, Дани заглушил мотор и не удержался от довольного выдоха — музыка затихла. Но на смену стихшей музыке пришло осознание того, что он приехал на место и бежать некуда. Сломанная магнитола отвлекала до определенного момента мысли Дани от самого ужасного русла, куда только могла завести его фантазия. Вдруг Диего уже убит, и Бембе будет до скончания веков посылать его с одного маргинального дельца, на другое? Или же и вовсе не отпустит его, а так и будет держать подле себя, как чудную зверушку, время от времени давя на неё и заставляя уже Рохаса бегать на задних лапках? Оба этих расклада были хуже некуда, но мужчина понимал, что на что-то более оптимистичное он надеяться и не смел. Не тогда, когда речь шла про Альвареса. Дани покинул машину и сразу же направился к задней части здания, уже привычно два раза постучал кулаком в металлическую дверь и дождавшись знакомого лица телохранителя Бембе, Рохас вошёл внутрь. Отводить на второй этаж, как было в предыдущие разы его не стали, наоборот — повели на экскурсию по первому этажу. Как мог помнить Дани из последнего своего визита сюда, а точнее уже ухода с «товаром», то попасть в подвальное помещение можно было двумя путями — с первого этажа и со второго посредством длинной тайной лестницы. К счастью для Дани, но вели его совершенно в другую сторону — и это радовало. Радовало, что Диего не был сейчас в положении «товара», но это не давало стопроцентной уверенности в том, что всё пройдёт хорошо. Привели его в подобие гостиной, хотя если судить о том, что здание представляло собой администрацию, то вероятно данное помещение вмещало в себя десяток столов с компьютерами, книгами и прочей отчетностью, характерной для клерков. Пара письменных столов, стоящих друг на друге около одной из стен, лишь подтверждали догадку Дани. Да, по-хорошему ему стоило бы найти планы этого помещения, ведь если Бембе сидит здесь уже столько времени, значит Дани стоит подготовиться. Лучше быть во всеоружии и знать, какой из местных заброшенных домишек имеет скрытый лаз, соединяющий его с административной двухэтажкой. Однако начни он вынюхивать здесь, Бембе сразу что-то заподозрит, а если Дани удумает просить помощи у той же Елены, то вопросы появятся уже у других людей. В приоритете Дани максимально разграничивать все сферы своей жизни и не допускать того, чтобы они соприкасались друг с другом. Прямо как сейчас. В большом помещении помимо трех огромных кожаных диванов, образующих букву «П» и столика с возвышающейся бутылкой виски на серебряном подносе, ничего более не было. Видимо это была своеобразная «переговорная», ибо такой шикарной мебели он не видел уже давно в обычных помещениях. А Бембе, как ценитель всего прекрасного, дорогого и блестящего так бы и сделал — показательно выставил самое лучшее в том месте, где имел привычку вести речи о наркотиках, оружии, рабах и прочем. Бембе, собственной персоной почти полулежал на одном из диванов забросив ноги на изящный деревянный столик и покручивал в руке свой пистолет, с ярко-зелёной змеёй на затворе. Прямо рядом с ним на диване, но ближе к подлокотнику сидел Диего со связанными руками за спиной и стреноженными ногами. Помимо подсохшей дорожки крови, идущей от виска до скулы, тот выглядел довольно неплохо, лишь сидел со сжатыми в полоску губами, будто воды набрал. — О, да по тебе часы можно сверять, Рохас, — оскалился Альварес и кивнул на диван перед собой, приглашая Дани присесть. Тот не стал лишний раз гнуть пальцы и молча присел прямо напротив фермера, быстро осматривая его. Ну, на первый взгляд избитым до крови он не выглядел, но это не сильно обнадёживало конечно. Диего не поднимал на него взгляд и так и сидел молчаливым истуканом с опущенным вниз взглядом. — Мы с твоим amigo успели познакомиться. Занятных ты себе друзей находишь, Рохас. И имя-то какое… — переведя взгляд сначала на фермера, а потом на повстанца, Альварес шире оскалился, чуть наклоняя голову вперед, словно делясь с Дани какой-то молчаливой тайной. Тайной того, что Альварес знал, с кем недавно Дани катался по Барьялю. — Звали бы твоего папашу Антоном, было бы ещё смешнее, — похлопал Диего по плечу, отчего тот весь ощутимо напрягся и задеревенел. Альварес видимо не обратил на это никакого внимания и чуть скривив рот, чуть склонился корпусом в сторону фермера, заглядывая тому в лицо. — Даже не будет слезливых сцен, бросаний на шею и прочего? Как скучно, — тяжело выдохнул Бембе, закидывая руки на спинку дивана. — Бембе… — протянул повстанец, которого изрядно раздражало, что Альварес ходит вокруг да около, продолжая оттягивать момент начала диалога. — Ах, да, позвал-то я тебя по одному очень важному делу. Нужно помочь одному хорошему знакомому в его непростом деле. Небольшая измена, ссоры, семейные дрязги. Мерзкое дельце, даже как-то и обсуждать его не хочется. — с легким отвращение на лице, произнёс Бембе с таким видом, словно даже разговоры о подобном вызывали у него несварение. Но этот театр одного актёра продолжался недолго, и Бембе сразу натянув на лицо улыбку, заговорил, понижая голос, будто делился секретом. — Хотя, кто мы такие, можно и обсудить, ведь история-то просто уморительная! Представляешь, жена одного из генералов внезапно приехала к своему муженьку на виллу и застала его с любовницами. И ладно бы со служанкой, подружкой или сестрой, такое тут пруд пруди, но нет — с собственными дочерями. — Альварес осуждающе покачал головой из стороны в сторону, чуть цокая языком. — Миленькие близняшки, маленькие пташки хотели упорхнуть с острова на Большую Землю, но отец не хотел их отпускать, вот им и пришлось его упрашивать. Представляешь, она заходит в комнату, а он с раздвинутыми ногами, а между ними… — Диего мученически застонал, опуская голову ниже, словно чужие слова приносили ему физическую боль, а Дани стиснув зубы прошипел: — Мерзость, прекрати. — Бембе на это лишь пожал плечами и, видимо удовлетворённый произведенным фурором, демонстративно поглядел на наручные часы. — Так вот, сейчас его жена на всех порах мчит прямо к самому El Presidente с компроматом на благоверного. Где-то через два часа она уже будет около ворот Эсперансы, поэтому тебе стоит поторопиться, Рохас. Нужно убрать её тихо и быстро, и тогда я вас двоих отпущу. — Дани поднялся с места, вцепляясь взглядом в лицо Бембе, говоря. — Я сделаю это, но отпусти его. — Ты что, глухой? Я ведь сказал — выполнишь задание, я вас отпущу. — Я не сбегу и всё сделаю, но Диего… — Понимаешь Рохас, в нашем деле лучше сто раз проверить, чем один раз поверить, да и задание важное. Поэтому пусть он пока побудет со мной. Да и ты со стимулом работаешь куда лучше. — Бембе оскалился, молча напоминая под каким именно «стимулом» работал в прошлый раз Рохас. — Сука… — прошипел Дани, тянясь к пистолету, слыша, как со стороны проёма послышался звук взведенного курка от одного из телохранителей Альвареса. Тот же даже не двинулся, лишь наглее заулыбался, смотря прямо в глаза повстанца. — Не стоит, Рохас, не стоит. Диего, молчаливо сидящий рядом, наконец выпрямился, поднимая взгляд на разозлённое лицо Дани, хрипло говоря, словно тот пару дней молчал. — Дани, не надо, прошу — иди. Альварес на это прямо-таки расцвел — улыбнулся шире и уложил ладонь на чужую голову, ероша волосы фермера и почти нараспев говоря: — Ох, ну посмотри, какой же милашка, — потрепав фермера по волосам, король чёрного рынка вновь закинул руки на спинку, переводя внимательный взгляд на Дани. — Послушай своего друга, Рохас, и беги быстрее — часики-то тикают. Выполнишь задание вовремя, и я сразу отпущу твоего amante. — Мужчина почувствовал, как неописуемая беспомощность душит его прямо до слёз. Ему ничего не оставалось делать, как молча удалиться из помещения, под взгляды телохранителей и белобрысого змееныша. Какой же он слабак.* * *
Это было до смешного легко и просто — найти машину на которой выжимая сумасшедшие обороты, по эстакаде летела жена генерала, и зарядив винтовку бронебойной пулей, выстрелить аккурат в чужой затылок, а после и в колёса, дабы машина поскорее остановилась. Простая задача из трех действий — найти, зарядить, выстрелить. Со всем этим Дани справился на пять с плюсом. Дорога была пуста и мужчина, выбравшись из своего укрытия без всяких свидетелей добрался до проезжей части, не то радуясь тому, что комендантский час снижал количество невольных свидетелей этого убийства, не то переживая, насколько же легко оказывается можно пристрелить всякого, подъезжающего к Эсперансе. Подойдя к машине, которую от заноса развернуло почти на 180 градусов, Рохас достав из нагрудного кармана смартфон, открыл камеру, безучастно смотря на то, как окровавленное лицо взрослой женщины застывает в моменте на фото. Отправив то Бембе, Дани поглядел в чужие раскрытые в вечном взоре глаза и приоткрытый рот, из которого медленно капала кровь, стекая на кипенно-белое платье. Было ли ему её жаль? Она ведь элита Яры. Истинная яранка, та, что даже не посмотрела бы на него, встреться они на улицах Эсперансы. Наверное, посчитала бы его грязью из подворотни, и вряд ли бы дала хоть песо, если бы Дани просил милостыню. Такие, как Дани, для них –просто мусор под ногами человечества. Возможно она была причастна к тому, что простые яранцы погибали на полях Вивиро, а может, наоборот — тайно работала на пропаганду Libertad. Он уже не узнает. Задание выполнено, и Дани в насмешку получил от Бембе сообщение с глупым смайликом поднятого вверх пальца. Так было ли ему её жаль? Рохас думал об этом, выворачивая тачку обратно в сторону заброшенной деревни, где затаился Бембе. Наверное, всё-таки было, ведь если Бембе не придумал ту историю, то попала женщина в отвратительную ситуацию. Даже думать о подобном было тошно — отец с собственными дочерями. На их фоне генералы с безумной тягой к лошадям и крокодилам уже не казались лютыми извращенцами. Доехал он обратно казалось даже быстрее, чем ехал на задание. Возможно всё дело было в том, что на улице стояла глубокая ночь и дорога была полупуста, или же просто его нервная система заставляла выжимать из машины весь имеющийся потенциал. И вновь, машина с незатихающими словами песни, припарковалась около двухэтажки, около которой уже в ожидании стояли Бембе с Диего. На последнем не было пут и когда Дани поравнялся с Бембе, фермер в один широкий шаг перешёл поближе к повстанцу, наконец более не притворяясь безмолвным предметом мебели. Теперь на Альвареса смотрели в упор две пары глаз и в какой из них было ненависти больше, Бембе даже не знал. Но понимал, что видимо даже несмотря на то, что сегодня произошло, Гонсалес видимо чувствовал себя рядом с Рохасом защищенным, раз так сверкал глазами из-за его плеча. — Ну, вот, Рохас, а ты переживал. Выполнил задание и ступай с Богом. — Бембе растянул губы в ослепительной улыбке, которая не нашла своего зрителя — мужчины перед ним были хмурыми и напряжёнными, в отличие от самого короля чёрного рынка. Он же ощущал себя просто восхитительно. — Какой же ты всё-таки мудак, — прошипел Дани, чувствуя в груди неугасающий огонь злобы. — Аккуратнее с языком, Рохас, не то я обижусь и отрежу его. — Бембе всё так же улыбался, но его светлые глаза на миг стали холоднее, а черты лица заострились. — Попробуй… — Дани оскалился, уже намереваясь сделать шаг вперед, но чужая рука, схватившая его за плечо, остановила того от необдуманного мордобоя. — Дани, пошли. — Диего мягко потянул его назад. — Пожалуйста. — Единственное, что ему хотелось — уйти отсюда и поскорее. Плечи повстанца, до этого напряжённо сведенные чуть кверху, медленно расслабились и ранее злой взгляд, царапающий лицо Бембе, перетёк в неприкрытое отвращение. Рохас развернулся, и они с фермером на почтительном расстоянии направились обратно в машину, быстро сели в неё, игнорируя цепкий взор чужих глаз. — Ох, только не гуляйте до утра, и обязательно проводи его до дома, а то времена нынче неспокойные. — Бембе уложил руки на груди, словно суетливая мамаша-наседка и набросил на лицо всю имеющуюся в арсенале тревогу. Вдавив педаль газа до упора, тачка резво проделала полукруг и с визгом укатилась прочь из дворика в густой лес, унося за собой визги покрышек, стон музыки и запах копоти. Стоило последнему звуку чужого присутствия испариться, как Альварес выпрямился и уперев руки в бока, направился обратно в дом, намурлыкивая себе что-то под нос. Не дойдя до двери полуметра, мужчина остановился, сжимая губы в тонкую полоску и переведя взгляд на стоящего поблизости Санчо, что до сих пор сжимал пистолет в руке. Видимо он всё это время держал Рохаса на мушке, и Бембе подумал, что можно было бы ему за это и доплатить. — Санчо, найди-ка мне что-нибудь интересное на папашу Гонсалеса. — шестое чувство, которое выработалось у него за долгие годы работы с самой грязной швалью Яры нашёптывало, что не может у истинного яранца быть всё так чисто за душой. Что-то да найдется. Главное знать, где искать. — Слушаюсь, босс. — лысый убрав пистолет в кобуру, чуть кивнул и двинулся прочь от затерянного в диких джунглях дома.* * *
Хоть песня не затыкалась ни на секунду, и из-за развороченной магнитолы не было даже возможности убавить звук, ехали они с Диего молча. Каждый думал о своём и видимо через пару тройку километров каждый из мужчин уже не вслушивался в голос певца и завывания хора на куплетах. К моменту, когда машина остановилась около развилки, по которой можно было добраться до дома Гонсалеса, прошёл почти час и Дани удерживая руки на руле, невидящим взглядом уставился в лобовое стекло. Фермер молчал, и всё это молчание было похоже на плотную, липкую массу, что давила на грудь и голову. — Прости меня, Диего, — произнёс повстанец, сжимая руль крепче. — Я не хотел, чтобы тебя это коснулось. Ответа не последовало, и Дани, чувствуя удушающие его тревогу и печаль, затараторил, будто спешно читая молитву и каясь пред пастырем, моля о прощении грехов: — Я не знаю откуда он про тебя знает и… — резко замолчав, мужчина прикрыл глаза, злобно цедя себе под нос: — Что за тупой вопрос: «Откуда он знает?», он чёртов работорговец, я, блядь, не удивлюсь, что этот hijo de puta прослушивает нас прямо сейчас, чёрт! — ударил кулаком по рулю. Диего наконец оторвался от бессмысленного разглядывания стекла перед собой и переведя взгляд на Дани, тяжело выдохнул, прикрывая глаза и сильно жмурясь, будто переживая приступ мигрень. — Дани, послушай, то, что там произошло, это по меньшей мере ужасно и… — Ужасно? Он тебя там чуть не грохнул, и я даже не знаю, какой в этом смысл, если я всё равно бы всё сделал? Сoño! — А что ты хочешь от меня услышать, Дани? Что? Что пока ты ехал, я чуть от страха не помер? Что мне было бы проще, будь это люди, имеющие планы на моего отца, а не на тебя? Или тебе хочется услышать то, что я виню тебя во всём, что со мной сегодня произошло? Ты это хочешь услышать?! — Диего под конец своей пламенной речи повысил голос, вынуждая Дани закрыть рот, которым тот видимо хотел продолжить говорить речи, что не принесут им обоим облегчения. — Я… я — Рохас раскрыл сухие губы, не зная, что ему ответить. Ему нечего было сказать на слова Гонсалеса. Тому стоило уже уйти — разговор был окончен и Дани не смог бы никак попросить прощения. Простого «извини», здесь было недостаточно. Он не знал, что ему делать.I wanna take you somewhere so you know I care
But it’s so cold and I don’t know where
I brought you daffodils in a pretty string
But they won’t flower like they did last spring
Повисшее между ними молчание вновь разрывали куплеты песни и Дани возжелал взорвать эту чёртову машину. Желательно с собой внутри. — Извини, я весь на нервах и… ты тоже на нервах, нам нужно успокоиться, понимаешь? — надломано сведя брови к переносице, Диего устало перевёл взгляд на Дани, который крепко сжал зубы, отчего желваки на нижней челюсти обозначились ярче. — Чёрт, я… я не могу. Не могу уже, понимаешь? Я никого не могу защитить, всё… всё из-за меня, чёрт! — ударив кулаками по рулю, Дани опустил голову на свои руки тяжело дыша, словно бы только вынырнул из глубокой водной пещеры. — Что бы я не делал, не получается… так как я хочу. Ничего не получается правильно. Извини, извини меня, что тебе приходится проходить это. Только я в этом виноват и никто больше. — Дани убрав руки от руля, откинулся на спинку сидения, закрывая лицо руками, не то массируя глаза, не то скрывая слёзы, которых не было видно в ночи.And I wanna kiss you, make you feel alright I'm just so tired to share my nights I wanna cry and I wanna love But all my tears have been used up
Фермер долго молчал, и наконец положив свою ладонь на чужое плечо, негромко проговорил, добавляя в голос неприкрытой нежности, от которой Дани замутило. — Я тоже в ужасе от всего. Так же, как и ты. И я… я понимаю тебя, понимаю. То, что сейчас там было — это… отвратительно и мерзко, и… но, Дани, мы с тобой живы и это единственное, о чём нужно думать. Мы оба могли уже подохнуть, но сидим здесь. Нужно забыть, что там произошло, если хотим жить дальше. — Рохас перевёл взгляд на Диего, глаза которого в свете луны ярко блестели от непролитых слёз, и ему так стало горько, что не передать словами.And if somebody hurts you, I wanna fight
But my hand's been broken one too many times
So I'll use my voice, I'll be so fucking rude
Words, they always win, but I know I'll lose
— Знаешь, к чёрту. Выходи из тачки. — резко проговорил Диего, вбирая в грудь больше воздуха и серьезно смотря на растерявшегося Рохаса. — Я говорю — выходи. — Дани с тяжестью, словно ему было под сотню лет, выбрался из машины, в то время как фермер ловко перебрался на его место, и кивнул в сторону освободившегося места. — Садись. — Рохас обошел машину, не понимая, чего именно хочет изобразить его новый знакомый, и послушно уселся в соседнее сидение, искоса поглядывая на насупившегося Гонсалеса. Тот времени зря не терял и, пристегнувшись, переключил передачу, уезжая вперед, в сторону трассы. — Куда мы едем? — решился наконец задать вопрос Дани, который от всей души был благодарен тому, что ему дали возможность собраться с мыслями и не обратили внимание на то, как он позорно расклеился перед чужим мужчиной, с которым виделся от силы пару раз. — Отдохнуть. Просто отдохнуть. — Видимо, говорить Гонсалес не хотел, и Дани не осуждал его. Ему тоже хотелось просто помолчать.And I'd sing a song that'd be just ours
But I sang 'em all to another heart
And I wanna cry, I wanna learn to love
But all my tears have been used up
Диего почти не двигаясь гнал тачку по ночной дороге, то и дело поворачивая руль вправо и влево. В приоткрытые окна залетал прохладный, морской воздух и цепкие, мерзкие лапы, обхватившие сердце в момент, когда Дани вошёл в административную двухэтажку, наконец стали отпускать. Как будто напряжение, сковавшее его всего, оттекало куда-то вглубь, подобно отливу моря. Повстанец подумал, чувствовал ли Диего сейчас то же самое? Рохас перевёл взгляд на сосредоточенное лицо Диего, по которому трудно было прочитать что-то, кроме собранности.Oh-oh-oh-oh-oh-oh-oh (Oh, need a love, now, my heart is thinking of)
Чужие светлые глаза не сводили взгляда с дороги и Дани, не то не страшась быть увиденным, не то не стесняясь, уставился в чужой профиль слыша шум машины, песни и ветра. Диего если и почувствовал взгляд, не заострил на нём внимание, продолжая вести машину.I wanna sing a song that'd be just ours
But I sang 'em all to another heart
And I wanna cry, I wanna fall in love
But all my tears have been used up
Когда глядеть на фермера уже не было сил, ибо тот продолжал сосредоточенно вести тачку, Дани тяжело выдохнул, прикрывая свои глаза и чуть откидывая голову на подголовник, чувствуя лёгкое расслабление. Обычно это он ведёт машину, а если и бывает пассажиром, то чаще всего в это время отстреливается от всяких comemierdas. — Я очень давно не водил машину. Обычно добираюсь на лошадях. — послышалось наконец от Диего, от которого видимо не укрылось то, что Дани перестал играть с ним в гляделки на одного. Рохас ухмыльнулся и с полуулыбкой продолжил наслаждаться спокойной поездкой, которую в связи с множеством факторов, назвать таковой не поворачивался язык. Но повстанец за месяцы своей жизни в режиме la revolution, научился подстраиваться и радоваться малому.* * *
Они вошли в помещение, которое видимо когда-то служило заводом для изготовления чего-то по типу стекла или зеркал. Он понял это по планировке — высокие потолки, металлические лестницы, круглые бетонные основания, где видимо стояли огромные чаны под сырье, и потолочные рельсы, украшенные сейчас диодами и колонками. Посреди огромного зала висел большой диско-шар, от которого во все стороны бегали разноцветные «зайчики». На бетонных подставках то тут, то там или стояли огромные клетки, в которых крутились полуобнаженные танцовщицы, или шесты, где уже видимо простые посетители могли попытать свою удачу. Народу было море — если бы Дани до этого не оставил рюкзак в машине и всё оружие в машине, то вероятно не смог бы пройти дальше метра от входа. В воздухе пахло сигаретным дымом, сладкими духами, чужим потом и алкоголем. Вокруг стояла темень — кроме подсветки от пульта DJ и вращающихся разными цветами светильников, света не было, да и вряд ли в других ночных клубах было по-другому. Чем ближе они подходили к бару, тем сильнее была вибрация от музыки, и Дани казалось, словно все его органы подрагивали. Уши закладывало и Рохас почти не слышал, что ему говорил Диего. Тот видимо махнув рукой на это, подозвал бармена и что-то крикнув тому, остался ждать заказ. Фермер оперся о стойку бедром, прикрыл глаза, покачивая головой в такт оглушающей музыке. Буквально через минуту перед ними оказались четыре стопки с содержимым красного и жёлтого цвета. Диего указав Дани на те, взял две, прикладывая стенки стопки ко рту, залпом осушая их, на что Рохас удивленно выгнув бровь, проследил за тем, как Гонсалес поморщился. — Давай, пей! — кое-как услышал Дани и выдохнув, повторил за Диего. Глотку обожгло — градус напитка был видимо высоким, а вкус яблока и банана высек в глотке спазмы кашля. С яранским пивом это даже не стояло рядом. Не успел мужчина поставить пустые рюмки на барную стойку, как заказ им обновили, и повстанец не став ждать указаний, выпил ещё две настойки. То ли из-за голода, то ли из-за стресса, но четырех небольших порций спирта хватило, чтобы голова стала приятно лёгкой, а громкая музыка уже не так била по ушам. Чужие руки схватили его за плечо и потянули в сторону танцпола, до которого им пришлось протискиваться через потную толпу. Обычно Дани такие места не посещал — в детском доме конечно были подобия вечера танцев, но ставили им только «истинно» яранскую музыку, веселиться под которую не хотелось. В армии было не до этого, а уж после неё, они с Алехо обычно расслаблялись тем, что покупали ящик пива и сидели на крыше дома, наслаждаясь отдыхом. Нет, по выходным они выбирались в клубы, но явно не такого масштаба — туда, куда они ходили можно было скорее назвать баром, а не ночным клубом, да и если там и были сумасшедшие танцы, они с Алехо чаще зависали у барной стойки. Пока повстанец скованно переступал с ноги на ногу, Диего уже вовсю качался в оглушающем ритме музыки, то подбрасывая руки вверх, то скользя ладонями по телу, раскрывая рот под слова певца. Дани перевёл взгляд на других людей — молодых парней и девушек, которые так же вовсю отрывались от реальности, вовсю крича строки песен и качая головой в такт. Словно за стенами клуба не было войны. Словно FND не бесчинствовало на дорогах и в полях. Словно на острове не было никаких работорговцев и мародёров. Словно их страной не правит полоумный тиран, готовый завести их страну в экономическую яму. Диджей переключил одну песню на другую, и зал взревел — звучала какая-то безумно популярная песни янки, и Дани закивал головой в такт. Мелодия неплохо так качала, и мужчина прикрыл глаза, стараясь выбросить всё из головы. Получалось слабо, но громкая музыка не позволяла Рохасу долго сосредотачиваться на одной мысли. Чужие руки опустились на его плечи. Дани, раскрыв глаза, поглядел на улыбающегося Диего, зубы которого сжимали самокрутку. Фермер, вытащив сигарету изо рта, выдохнул ему в лицо дым, пахнущий тлеющим запахом листьев. Рохас знал, что это — он сам пару раз дымил подобное, но после неудачного побега с Яры тот таким не увлекался. Банально было не до этого, но сейчас… Диего уткнул в его губы кончик сигареты, и Дани, схватив тот зубами, втянул в легкие дым, видя, как Гонсалес расплылся в полупьяной улыбке. Веселиться стало легче, а отпустить мысли из головы и того проще. Под новый трек они уже с Диего вовсю подпевали и танцевали, и люди вокруг вторили им в этом. Голова была лёгкая, картинка чуть застревала всякий раз, когда он переводил взгляд с чужого лица в ту или иную сторону. Локтями и спиной он чувствовал чужие, разгоряченные танцем тела, но сейчас это не раздражало, а лишь создавало с толпой какую-то особую связь. Словно музыка объединяла их. И пока повстанец размышлял о том, насколько ему надоело всё — Клара, Кастильо и весь этот остров вместе взятый, фермер думал лишь о том, насколько ему страшно возвращаться домой, ведь теперь о нём знали не какие-то там мелкие генералы FND, докучающие ему просто из-за вредности и злобы на высокорангового отца, а король чёрного рынка. Но пока на дворе стояла ночь, песня перетекала в другую, а люди вокруг пели, единственной проблемой была дотлевшая сигарета и желание выпить.* * *
А дальше… всё покатилось в тартарары. Миссия, что дали ему Maximas Matanzas, конечно, подразумевала то, что время Марии подойдёт к концу, но… явно не так. Дани совершенно не хотел, чтобы их поход с Талией на экскурсию Маркессы, вылился в убийство министра культуры Яры в прямом эфире. Это совершенно не входило в планы Рохаса. — Блядь, ты же хотела просто поговорить с ней! — крикнул Дани, вжимая педаль газа в красном внедорожнике Бучо. — Поговорить, а не убивать её прямо так! — крутанув руль вправо, их троица летела по горячей яранской дороге, пытаясь оторваться от преследования FND. — Пропаганде Марии должен был прийти конец. — прорычала Талия, крепко держась за приборную панель машины. — Её пропаганда промывала умы! В академии… — Какой академии? О чём ты? Ты ничего не рассказывала о том, что было, сказала лишь, что хочешь поговорить с ней, а после убила её в прямом эфире! — рявкнул Дани, чувствуя, как машину начинает трясти от пуль и неровностей дороги. — Она должна была умереть! В её чёртовой школе для неверных нас заставляли учить наизусть её пьесы, манифесты к Яре и прочую чушь! Включали гимн в пять утра, учили, как это быть «истинным» яранцем, там просто промывали мозги, понимаешь? Психологическое насилие, этого не должно было больше быть! — в глазах Талии блестели слезы, а зубы она сжимала так крепко, что растянутые в оскале губы, побелели. — Ты просто могла взять её в плен или… не знаю, но не убивать так. — возмущение горело в груди Рохаса, тот был в ужасе от происходящего. Словно карточный домик, что он возводил, разрушили в один момент. Он так тщательно прокладывал Талии и Паоло путь к радио и телевидению, а они… — Нет, должна! На чьей ты стороне, Дани? — Ребята… — пропищал с заднего сидения Бучо, удерживаясь в мотающейся машине за спинки кресел. — Не ссорьтесь. — Заткнись нахуй, Бучо. — Талия резанула глазами по пухлому лицу и вцепилась взглядом в лицо Рохаса, словно ожидая от него ответа. — Я на стороне логики, её смерть, особенно такая нихуя не помогла Libertad в борьбе с Кастильо! Я рвал себе жопу, чтобы сделать всё гладко, чтобы у тебя была возможность поговорить с ней, а ты… а ты, блядь, убиваешь её в прямом эфире, на всю грёбаную Яру показываешь, что Maximas Matanzas это неуравновешенные террористы. — машину занесло и ещё секунда и они бы улетели в кювет, но Дани в последний момент выправил машину и они круто уехали в сторону незаметного переулка и не сбавляя скорости полетели по заброшенному кварталу вперёд. — Ты нихуя не понимаешь! — крикнула девушка, ударяя кулаками по панели машины. — Тебя там не было! Тебя не было, когда мы с Паоло… — девушка явно хотела ещё что-то сказать, но Дани резко нажал на тормоз и всех троих подкинуло вперёд. Рохас только дёрнулся в путах ремня безопасности, как и Талия, а Бучо выпал вперёд, находясь в плену передних сидений и разгоряченных повстанцев. — Что вы с Паоло? — мужчина чувствовал, как злость душит его. — Нет, это ты не понимаешь! — Дани резко повернулся лицом к спутнице и сквозь зубы зарычал. — Это тебя там не было. Тебя не было во всех этих грёбаных миссиях, где я выигрываю для Libertad каждого человека. Ты нихуя не понимаешь, что это я ползаю в грязи и говне, лишь бы не попасться на глаза никому из FND, и при всём при этом, я ещё спасаю гражданских, убиваю солдат и помогаю каждому, кто только попросит. Тебя не было в той нищете и безнадёге где был я. Ты то в свои двадцать, не угоняла тачки и не разбирала их на части, лишь бы продать подороже и оплатить однокомнатную квартиру, где вы живёте втроём. Вы ели от пуза, а мы экономили каждый песо, лишь бы хватило на следующий день. Вы с Паоло находились в академии, как на курорте, а после, не без подачи ваших семей, спокойно и сыто жили до того момента, пока не решили пойти против системы. А сейчас, благодаря тебе, авторитет Maximas Matanzas, а заодно и Libertad скатился в такую жопу, что ни одной верёвкой не вытащишь. И зная всё это, ты мне сейчас будешь говорить, как тебе плохо жилось и как ты сейчас себя ужасно чувствуешь? — Бичо, почти лежащий на ручнике между ними, казалось не дышал, вместе с застывшей Талией, а Дани наоборот — после такой пламенной речи не мог успокоить сбившееся дыхание. — Пошёл ты нахуй со своим Libertad, Дани, — шикнула девушка, вылетая из машины и со всей дури ударяя дверцей. Рохас, громко дыша, медленно повернулся лицом к лобовому стеклу и, отстегнув ремень безопасности, спокойно вышел из машины. — Дани… — петухом послышалось от Бичо, который неуклюже вывалился из машины, смотря на Рохаса, что отстраненно перезаряжал оружие и убирал то в кобуру. — Послушай… — Мне пора, Бучо, я сделал для Талии всё, что она хотела. Встретимся позже. — протянул Дани, не поворачиваясь лицом к приятелю, боясь того, что если он останется здесь ещё подольше, то просто сорвется на ещё одного члена группы голоса революции. — Пока, Дани… — тихо послышалось ему в след, и мужчина лишь думал, что слова и в самом деле могу быть подобно пулям. Он надеялся, что его пули пронзили сердце Талии насквозь.* * *
Следующий «прием», как Дани невесело называл свои приезды на остров с виллой Кастильо, должен был быть на следующий день, после происшествия с Маркессой. Стоило бы сказать, что контактировать с Антоном после того, как он приложил руки к убийству потенциальной любовницы Кастильо-старшего и вероятно матери Диего, не хотелось совершенно. Письма, которые удалось найти Рохасу в особняке Маркессы, прямо утверждали, что именно Мария была вторым родителем Диего, который однако не желал чтобы маленький львёнок знал подобную информацию, до своего совершеннолетия. Однако это письмо могло быть как и не отправлено Антону или же наоборот, лежало возвращенным после прочтения Кастильо. Сомнения гложили повстанца — Мария была сильна в своем нарциссическом безумии, одни её любовные пьесы с собой и Антоном в главной роли неслабо так намекали на подобное. И в связи с этим, Дани не мог на все сто процентов быть уверенным, что всё прочитанное им — правда. Вдруг это ещё один из многочисленных сценариев, где Мария сублимировала недостаток общения с Кастильо и проецировала безумные идеи на бумаге? Да и Антон стойко держал оборону не говоря кто же мать Диего, облекая роль второго родителя в тайну, чуть ли не твердя, что мать маленького львёнка — это сама Яра и мальчик принадлежит островам, что он — сын своей страны и мать его — родина. Поэтично, красиво, но не даёт ответа на вопрос. Решив, что бессмысленно посыпать голову пеплом и бегать от возможного отмщения со стороны Кастильо, Дани с тяжелым сердцем ступил на остров. Честно говоря, пока он шёл к центральным воротам виллы, пока он ложился на кушетку и смотрел на то, как его кровь из вены по прозрачной трубке перетекает в донорский мешок, он думал о том, что, возможно, это конец. Его убьют за то, что он помог убить Маркессу. Особенно эта мысль горела в голове, когда на месте иглы ему наложили смоченный перекисью бинт и зафиксировали липким пластырем. Мол, вот, у него взяли то, что хотели, а значит можно прикончить его, но этого не произошло. Он спокойно сошёл с кушетки, поглядел на облаченную в белый халат медсестру и вышел из гостевой комнаты в пустой коридор. Вилла молчала, Олусо вёл себя тише обычного, а стоящие то тут, то там солдаты казалось влипли спинами в стену. В воздухе ощущался тяжёлый запах траура. И Дани прекрасно знал почему. Диего не звонил ему, и Дани понимал — тому и без него хватало проблем и особенно сейчас, когда его отец возможно пребывает в крайне смурном настроении. Если даже Мария не была его любовницей, Кастильо всё же потерял влияние на радио и телевидении, и пусть эфиры Maximas Matanzas не звучали в эфирной сетке, крах ощущался буквально на языке. Решив навестить мальчика и тем самым не только выведать, как именно потеря такой структуры сказалась на Кастильо-старшем, но ещё и проведать молчащего ребёнка, мужчина направился сразу на второй этаж, в крыло, где была комната Диего. Ко всему прочему, он и так был тут, и даже если отношения ребёнка и отца не изменились, и никаких проблем нет, мальчик может в следующий раз спросить у него, почему он не заглянул к нему. Подойдя к закрытой двери, Рохас негромко постучал по деревянной поверхности, однако ответа не последовало. Дани постояв ещё немного и решив, что мальчика видимо нет дома, развернулся, уже направляясь к лестнице, но его остановил стоящий на пути Олусо. Так как Олусо не был обычным котом и не был обычной пантерой, у них образовалась особая, необъяснимая связь, благодаря которой Дани необязательно было говорить, что-то в слух, дабы указать призраку на цель или место, а последнему не требовалась человеческая речь, дабы Рохас понимал, что же хотел от него страж Олува. Мужчина молча развернулся обратно к двери и постучав ещё раз, позвал мальчика по имени и ради приличия подождав ещё минуту, взялся за ручку двери и повернул ту, открывая дверь в комнату. Помещение освещалось лишь прикроватным ночником, свет от которого обозначал сидящую на постели фигуру львёнка. Мальчик явно слышал, что Дани стучал в дверь, однако тот недвижимой, сгорбленной фигурой сидел на краю кровати и даже не поднимал низко склоненной головы. Тревога затопила сердце яранца, и тот в несколько больших шагов буквально подлетел к постели, укладывая ладонь на чужие, выступающие лопатки. — Диего? — Дабы видеть чужое лицо, Дани пришлось присесть на корточки и узреть то, что он собственными руками сотворил — заплаканное и опухшее от слёз лицо ребёнка. — Я не знаю почему мне так горько. Я узнал об этом вчера, но… мне так больно. — послышалось тихое скуление от мальчика, который видимо до конца не осознавал, что за чувства топят его с головой. Дани же знал. Не нужны были всемогущие Олува, которые бы дали подсказку, ведь Рохас и без них всё понимал. Ребёнок лишился родителя. Пусть доселе неизвестного и возможно не такого любимого, как Антон, но всё-таки родителя. Последнего родного человека, который мог бы защитить его после смерти отца. Кастильо-старший был обречён — коль он не умрёт от пули Libertad, так его сожрёт собственная болезнь. Старик просто торгуется за лишние месяцы жизни, если не дни. Он умрёт, а Диего останется один. Теперь совершенно точно один, ведь Дани почти собственноручно загнал Марию в гроб.«Один билет до конечной, пожалуйста!»
— Мою маму убили, а я даже не знал, что это она. Я звал её тетя, а после мисс и… — остальные слова потонули в булькающем звуке, вырвавшемся изо рта львёнка. Дани ощутил, как у него всё внутри словно рухнуло. Или, возможно это было его собственное тело, ведь не успел тот моргнуть, как ощутил, что колени больно заломило от того, как он сам того не понимая, рухнул ниц. Его словно в один момент придавило осознанием, «что» именно он делает. Не убивает солдат у которых были семьи, не предает людей, которые так или иначе помогли ему в сложный период жизни, пусть и имея под этим поступком какую-то свою цель. Нет. Осознание того, что убивает близких людей того, чья жизнь и безопасность — абсолют. Он понимал это, готовился к столкновению с последствиями своего выбора, но всё равно был не готов. Дани мог принять смерть Антона и мог бы медленно и скрупулёзно донести до Диего, что так или иначе, но это бы свершилось. К чему в принципе мальчик и так был готов, но смерть матери… Стал бы Дани убивать Марию, зная, кем она приходится мальчику? Отговаривал бы он Талию от «интервью»? Или зная о всех прегрешениях женщины, особенно о её «металлическом саду», посчитал бы её необходимой жертвой? Ответы на эти вопросы Рохас никогда больше не узнает, однако он знал одно точно — новость о смерти матери львёнека ошарашила не его одного. — Диего, я… я не знал, что она твоя мать, я… — проблеял повстанец, а Диего, до этого негромко роняющий слезы себе на колени, внезапно принялся захлебываться в рыданиях. Дани несмело приблизился ближе, присаживаясь на край постели и чуть дрожащими руками приобнимая ребёнка за плечи. — Я не знал, что всё выльется в это… Талия… она просто хотела поговорить, а потом… — начал было говорить мужчина, на что Диего до этого поднявший на него заплаканные глаза, вновь свесил голову к груди и весь сжался, обнимая себя руками и не прекращая рыдать. «Блядь, лучше бы я молчал», — вспыхнуло в голове Рохаса, и тот стал судорожно звать ребёнка по имени, ожидая, когда же тот обратит на него внимание. На голос тот совсем не реагировал — его сотрясало от рыданий и сбивающегося дыхание, но несмотря на это, тот всё равно не обращал на повстанца внимание. — Диего. Диего, — звал мужчина, поглаживая ребёнка по спине. — Диего, пожалуйста посмотри на меня. — Слова не долетали до мальчика, тот продолжал ронять горькие слезы, то затихая, кусая губы в кровь, то вновь начиная скулить. Рохас не знал, что он ещё мог сделать кроме того, как обнять маленького, несопротивляющегося львёнка. Чужой плач словно монотонный звук тёк в уши, и Дани почувствовал, как виски стало сжимать болью. Резко, внезапно и абсолютно неожиданно. Если бы он не сидел сейчас на кровати, то возможно рухнул бы прямо на пол от головокружения. Боль была такой, словно ему прямо в макушку забивали огромный гвоздь, прорубая в черепе дырку. Появился громкий шум в ушах, глазницы заболели изнутри, а перед глазами пошла пелена. Дани на секунду подумал, что возможно от стресса у него скакануло давление, но, когда сердце крепко сжалось, будто тисками, думать о чем-то конкретном уже не получалось. Дани казалось, что он слышал бьющееся сердце прямо у себя в пересохшей глотке, тело его всё задеревенело и яранский львёнок видимо не заметил это лишь потому, что сотрясался в рыданиях. Рохасу показалось, что через грёбаную вечность тот смог задышать, но облегчения это не приносило: от каждого вдоха голова болела лишь сильнее, а туман перед глазами стал лишь сильнее сгущаться. Чем чаще он моргал, тем пелена ярче окрашивалась в алый по периферии зрения. Казалось, словно он был посреди плантаций горящего вивиро, и с каждым ударом его сердца, алые подтёки пульсировали сильнее и растекались прямо под хрусталиком глаза. Паника захлестнула его и Дани судорожно смежил глаза и быстро раскрыв те, понял, что ядовитый туман вивиро лишь привиделся ему: зрение восстановилось, дыхание выровнялось, а сердце, ещё секунду назад отбивающее чечётку, присмирело. «Просто перенервничал, — подсказало ему подсознание. — С кем не бывает». Отстранившись, Рохас вновь взял чужое лицо в свои ладони, чувствуя, как кожа рук стала влажной от чужих слёз. Мужчина, заглянув в чужие влажные глаза, произнёс. — Диего, — позвал мужчина, на что мальчик не отреагировал, продолжая лить слёзы. — Диего, посмотри на меня, — Кастильо-младший медленно перевёл взгляд на сосредоточенное лицо повстанца, видя, как в глубине чужих зелёных глаз словно застыло что-то неясное. Тёмное и тягучее, как пятно нефти посреди океана. — Я убью её, слышишь? Убью. Я убью Талию за то, что она сделала. — Диего молча посмотрел на него безучастное лицо, молча прильнул поближе к Рохасу, заходясь новой волной рыданий. Дани же прижав ребёнка сильнее к себе, медленно поглаживал гладкие волосы ладонью, уставившись в светящиеся синим глаза пантеры. Та вольготно лежала прямо перед ними, устремив морду на обнимающуюся пару людей.* * *
Горячее солнце вовсю пекло землю. Диего сидел на небольшой лавочке, которую собственноручно собрал из старых досок, валяющихся недалеко от его сарая. Паркое марево стояло в воздухе таким тяжёлым пластом, что впору резать его ножом. Духота стояла нещадная, Гонсалес только и успевал наполнять бокал теплым лимонадом, который ещё пять минут назад состоял из одного только льда, газировки и кусков лимона. Минусом его стиля жизни было то, что он не мог сейчас приложится к бутылочке холодного пива, ибо вечером, после того как яранское солнце закатиться за верхушки деревьев, ему нужно было полить огород и покормить скотину. Но это будет позже, а пока он мог вытянуть ноги на небольшое бревно и прикрыть глаза, и ни о чем не думать. Или постараться ни о чем не думать. Увы, но его беспокойный разум не знал отдыха и пощады. Диего стоило решить, что ему сделать с домом Сары. У неё не было других родственников кроме сына и мужа, которые могли бы претендовать на дом. Вся семья отправилась к праотцам, оставляя на этом свете дом вместе с хозяйством. На дом Диего не претендовал — ему он был не нужен, да и даже если бы он и хотел его взять в своё пользование, солдаты FND вскоре придут описывать жилище и возможно переоборудовать его под свои нужды. Странно, что они до сих пор это не сделали, но это было их дело. Кто знает что у солдат в голове, да и если бы они помнили каждого повстанца, Libertad давно бы уже был уничтожен. Гонсалес исправно, видимо ведомый чувством долга и стыда, ухаживал за чужим садом, кормил кур и свиней, протирал пыль и выбрасывал портящиеся продукты. Однако стоило бы прекратить делать из чужого дома музей, иначе скоро он докатился до того, что будет заходить в чужую спальню и говорить: Привет, Сара. Животных нужно переселить сюда, некоторую посуду забрать себе, возможно взять какую-то мебель, постельное белье, пересадить в свой огород овощи и попробовать привить пару абрикосовых деревьев. Диего не считал это танцем на чужой могиле, скорее практичностью и способом выжить. Да, он мог бы сделать один телефонный звонок и на его счёт сразу бы рухнуло несколько сотен тысяч песо, а его захолустный домишко сразу бы стал трехэтажным таунхаусом посреди элитного района Яры. Но он сознательно ушёл от этого, так какой смысл возвращаться? Пусть произошедшее с ним было… пугающим, мерзким, противным и отвратительным, и Диего мог сразу же, как только они с Дани расстались, вызвать такси и уехать в родной дом, не высовывая носа за порог. Но он не сделал этого. Отец воспитал его мужчиной и раз такое произошло, он должен достойно встретить опасность лицом к лицу. Даже если у опасности морда заправского насильника и закидоны психопата. Он должен был справиться с этим самостоятельно. Посидев ещё около получаса, Диего сморгнув накатывающую дрёму, наконец поднялся с насиженного места и медленно направился в дом. Стоило приготовить ужин и как бы ему не было лень, но прибраться, а то из-за его периодически накатывающей апатии, он совершенно отбился от рук. Тяжело выдохнув, Диего вошёл внутрь дома, принимаясь за самые обычные хозяйственные дела. Ближе к вечеру, фермер, как и планировал, полил огород, покормил лошадей и кур и уже намыливал грязную кастрюлю, то и дело поглядывая на стоящую на тумбе ледяную бутылочку светлого. В кухне и смежной столовой было тихо, он всего минут пять назад выключил радио, поэтому звук с улицы сразу привлек его внимание. У него не было собаки — высока вероятность того, что солдаты FND расстреляют её, если она помешает им провести «досмотр прилегающих территорий». Конечно это было довольно неразумно с его стороны — лишний помощник в таком деле ему не помешал бы, но ему казалось, что, заведя он собаку, лишь больше привлечёт ненужного внимания. В последнее время собаки ходили или с повстанцами, или с солдатами, а если у какого-то фермера и была безродная дворняга, его сразу же подозревали в сотрудничестве с Libertad. Видимо солдат не волновали пантеры, волки и крокодилы, которые могли позариться на жизнь скотины и скотовода. Пока же он справлялся и без четвероного помощника, однако Гонсалес не отрицал того, что ему придется пересмотреть свои планы. Звук закрывающейся калитки, сопровождающийся позвякиванием скрытого колокольчика, был настолько редким в этом месте, что сразу привлекал внимание. Именно благодаря этой нехитрой «ловушке», он сумел заранее подготовиться к приходу Дани, который после этого проникал на территорию его дома, менее заметно. Это не был Рохас, а значит были либо солдаты, хотя Диего в этом сильно сомневался, либо кто-то ещё третий. Когда приходили FND, они не скрывались — были шумными и чувствовали себя хозяевами двора и дома — рылись в вещах и по-хамски относились к хозяевам. Конечно, отношение к нему было слегка иное, чем к другим людям в ближайших домах, но от этого не становилось легче. Даже если к местному генералу пришёл новый человек, поведение которого отличалось от большинства, и он относился к «рейдам» более спокойно и сдержано, всё же вероятность такого гостя была мала — на дворе стояла ночь, а новые служащие обычно пребывали с раннего утра и до или во время обеда обходили территории. А значит, если это не Дани и не солдаты, то кто-то третий. Кто-то, кто не шумит, не зовёт на помощь и явно тихо подбирается к его дому. В последнее время он был немного… не то, чтобы на взводе, скорее стал чуть более осмотрительным, чем ранее. Всё же, вокруг шла война — скрытая или явная, не суть, время было неспокойным и то, что он с недавнего времени заимел привычку постоянно носить с собой оружие, и это ни в коем разе не делало его параноиком. Просто раньше, Глок, подаренный ему отцом на совершеннолетие, не был столь необходимым. Сейчас же, фермер чувствовал себя уязвимым и это нервировало. Хотелось ощутить себя сильным, чувствовать себя уверенно и спокойно. Хотелось ощутить, что он в любой момент сможет себя защитить. И ему не нужно ждать прихода какого-то героя или бога из машины. Дробовик обычно лежал в зале, и Диего пользовался им скорее для устрашения, чем для реальной стрельбы. Но пистолет… Он отныне всегда был рядом с ним с полной обоймой. Запасные магазины он попрятал по разным местам в доме, дабы ни при одном исходе событий не остаться без патронов. Поэтому об оружии Диего думал в последнюю очередь, перво-наперво ему нужно было занять самую выгодную позицию — в кухне были окна, а низина в коридоре, в которой он до этого прятался от Дани, была слишком далеко. Насколько Гонсалес мог судить, скорее всего неприятель уже был в полуметре от его дома, а значит следовало действовать быстро. Прихватив с собой бутылку пива, мужчина обогнул кухонный остров, отделяющий кухню от столовой. Диего подобрался к арочному проёму, вставая полубоком к кухне и столовой и лицом к центральной комнате, соединяющей два входа в дом маленьким коридором. Через одну из дверей к нему должны были вот-вот войти. «Окна. — вспыхнула мысль в голове Диего и тот резко опустился на корточки, перехватывая пистолет крепче в руках. — Могут через них, а в этой позе не сразу заметят, откуда бы не вошли.» Стука в дверь не было, ту просто открыли, да так, словно бы не крались к чужому дому с неясными намерениями, а входили в родной дом после рабочей смены. Диего зло стиснул зубы и переложив пистолет в левую руку, правой обхватил горлышко пивной бутылки. Как только впереди послышались шаги, Диего весь напрягся, устремляя сосредоточенный взгляд в полумрак коридора, слабо освещаемый светильником. Как только темный силуэт чужака показался в проёме, фермер бросил бутылку в его сторону, слыша громкий звук разбившегося о стену стекла и чужого мата. Направив пистолет на тёмную фигуру, Диего резко ударил по выключателю, заставая чужака ярким светом врасплох. Нутро подкидывало ему такой вариант событий, но то, что он оказался верным, не заставлял Диего чувствовать себя легче — посреди его гостиной стоял Бембе и его лысый охранник, что сейчас прикрывал Альвареса спиной, а сам направлял пушку на обидчика. — Только попробуй. — прошипел фермер, наводя прицел на лысую голову телохранителя. — В следующий раз я не промахнусь. Санчо сжав губы в тонкую полоску, не опустил пистолета, видимо не опасаясь того, что его голова может в любую секунду потерять прежнюю целостность. Тому видимо и так неплохо досталось — на гладком, лысом черепе виднелись тонкие ссадины, а над глазницей виднелась крупная резаная рана, из которой по скуле спускалась капля крови. Почти зеркальное отражение того, какую травму получил сам Диего от встречи с этим лысым громилой. От этой картины фермер ощутил злое удовлетворение. Жаль, что в Бембе не попало ни капли — тот словно только из химчистки вышел. — Ну-ну, Санчо, не стоит, мы же не какие-то грабители, а простые гости. — послышалось от Бембе, который расслабленно обошёл своего охранника, выходя на середину комнаты и даже не боясь того, что находится на линии огня. Альварес помахал рукой, указывая телохранителю опустить пушку, на что тот с явной неохотой сделал. — Радушный хозяин не желает пригласить гостей к столу? Мы как раз к ужину. — растянув губы в улыбке, Бембе поглядел на Диего, что до сих пор упирался коленом в пол и направлял на него дуло пистолета. — Я не радушный хозяин, гостей я не ждал, да и ты опоздал к ужину. — хмуро произнес Гонсалес, на что король чёрного рынка лишь довольно растянул тонкие губы в добродушном оскале. — Как жаль… — послышался тяжёлый, театральный выдох от контрабандиста. — Выметайся к чёртовой матери, пока я не вышиб тебе мозги. — Диего не планировал играть с Бембе в его игры в любезность. То, что он его не пристрелил уже было чудом Господне. — И тебе совсем не интересно, зачем я сюда пришёл? — игриво протянул Бембе, усаживаясь в кресло, в которое сам фермер планировал упасть по окончании дня. — Нет. Проваливай. — от таких слов светлые брови Бембе расстроенно поползли вверх, натягивая на лицо маску расстройства и скорби и Альварес демонстративно стряхнув с плеча несуществующую пыль, ненавязчиво произнёс. — Даже если это касается твоего отца? — светлые глаза Бембе почти до боли вцепились в непроницаемое лицо Диего, видимо пытаясь вскрыть на коже мелькнувшие эмоции. Но Гонсалес тоже не был пальцем деланный и поэтому его лицо, как не выражало ничего, так и не изменилось после чужих слов ни на йоту. — Нет. Уходи. — продолжал гнуть свою линию фермер, и Альварес на это лишь пожал плечами, переводя взгляд с одного мужчины на другого, словно раздумывая о чём-то. — Рохас на тебя плохо влияет — я эту пренебрежительную интонацию узнаю везде. Давай-ка, я расскажу тебе всё, а ты уже потом будешь думать нужна тебе эта информация или нет, хорошо? — Бембе с легкой, почти добродушной улыбкой поглядел на фермера, слегка склоняя голову в бок. Ответа от Гонсалеса не последовало, и контрабандист решил, что это было молчаливым согласием. — Всё же я не просто так собственной персоной сюда пришёл, такая информация не терпит третьих рук. — видимо у Бембе под кожей было зашито желание глумиться и издеваться. — В мои руки случайно попали одни документы. Санчо, передай их, пожалуйста, нашему другу. — Телохранитель чуть кивнул, под цепким взглядом фермера, вытаскивая из-за пазухи пухлый конверт. Диего не двинулся с места, даже не поднялся, а Санчо так и стоял с протянутой рукой, с лицом на котором явственно читалось «Хватит строить из себя героя, возьми чёртов конверт.» — Ну же, подойти, он не кусается. — Диего всё-таки отлип от пола и не сводя пушки со лба Санчо, медленно подобрался к нему, вытаскивая из пальцев телохранителя конверт. — А вот я кусаюсь. — Альварес расплылся в широченной улыбке и Диего от этого елейного тона, и вида Бембе, стало дурно — тошнота подошла к глотке, а крупные мурашки пробежали по загривку. Ему вообще не хотелось знать, что имел в виду этот чёртов мародёр. — В этих письмах я совершено случайно увидел знакомую фамилию и решил проверить, насколько много на этом острове Гонсалесов. Так вот, внезапно оказалось, что Хавьер Гонсалес, промышляет незаконным оборотом одной из многочисленных партий вивиро — продаёт их янки втридорога, обходя прямой запрет El Presidente на экспорт сырья за границу. А на вырученные деньги, живёт и поживает себе в золотом районе Яры, прекрасно себя чувствуя. — пока Бембе пересказывал ему суть письма, Диего прочитывал приказ о транспортировке ценного груза с одной из компаний янки, занимающихся фармацевтикой. Документ, подписанный его отцом о транспортировке препарата PG-240 за пределы Яры. Не нужно было быть шибко умным, чтобы понять к чему могло привести обнародование такого документа. — Мне всё равно, я не живу с ним, пусть делает что хочет, он сам решил играть на два фронта, меня это не волнует. — Диего бросил конверт на кофейный столик и уставился в лицо Бембе, молчаливо прося его убираться из его дома. — Я так и предполагал, и понимаю, что ты уже мальчик взрослый, за мамкиной юбкой не прячешься и уже давно упорхнул из родительского гнезда, но вот что интересно — в последнее время больничные счета твоей матери странным образом увеличились. Ты же слышал про её проблемы с сердцем, не так ли? — Бембе заинтересованно изогнул бровь, смотря в растерянное лицо фермера. — Ох, о чём это я, ты же связываешься только с ней и то, редко, похоже она не хотела лишний раз докучать тебе такой мелочью. Ведь деньги-то всё равно в семье есть, она прекрасно лечится и восстанавливается, да и тебе немного подкидывает. — Диего на эти слова недовольно нахмурился, а после задрав нос повыше, спокойно протянул. — Это не моё дело. — стойко гнул свою линию Диего, чувствуя, как начинает нервничать. Он не думал, что его отец вляпается в такую аферу — у них ведь всегда были деньги, зачем ему нужно было заниматься чёрной контрабандой? — Правда? Странно, а мне казалось, что ты любишь свою маму и вряд ли хочешь, чтобы после того, как этот документ увидел Антон, твоего отца расстреляли, а мать бросили гнить в тюрьме или работать в поля, а без лекарств она не сможет долго там находиться. Сомневаюсь, что бывшей истинной яранке будут оказывать медицинскую помощь. Да и, когда она узнает, что её мужа расстреляли, вряд ли новые сердечные клапаны её спасут. Оказывается, ей категорически нельзя нервничать, представляешь? — Бембе всё улыбался и улыбался, а у Диего внутри всё холодело от страха. — Но, какая удача, эти документы попали в руке мне, а не какому-то другому человеку, который бы захотел донести Кастильо о таком… преступлении. Мне всё равно, хотя по моему карману неплохо бьет то, чем занимается твой отец. И я даже подумал подкинуть эти бумаги в домишко Антона, но узнал, что это твой родственник, и решил, что так поступать с друзьями нельзя. Это же ужасное предательство дружбы. Мы ведь с тобой друзья, Гонсалес? — пусть комнату и освещал свет от люстры и светильника, но Диего казалось, что на чужом лице заплясали мрачные тени. — Я обещаю, что не скажу об этом, но взамен… — взгляд голубых глаз медленно проскользил по всей комнате и остановился на обеденной зоне, а лёгкая улыбка переросла в издевательский оскал. — Буду приходить к тебе на ужины, я думаю ты хорошо готовишь, раз Рохас периодически пасётся здесь, да? — Диего молчал, чувствуя, как ему не хватает воздуха в груди, а сердце сумасшедше бьется о рёбра. У него не было выбора — Бембе прозрачно обрисовал ему всю ситуацию, и если бы в это был вмешан только его отец, Гонсалес бы даже не стал вдаваться в подробности всего этого дела — просто развернулся и ушёл по своим делам, но мать… Он её любил, как и любой ребёнок любит свою маму, даже несмотря на то, насколько давно она не целовала его в макушку и не желала спокойной ночи. Она была центром его мира, и он поэтому-то ушел из дома — не хотел, чтобы их с отцом ухудшающиеся отношения сказывались на ней. А сейчас, когда Бембе рассказал всё это, Диего понимал — у него не было другого выбора. Ради неё он готов был на всё — даже на то, что подразумевало сотрудничество с Альваресом. А Диего уже видел, во что оно может превратиться. Он будет таким же мальчиком на побегушках как Дани? Или ещё что похуже? Думать об этом не хотелось, и Гонсалес крепче стиснув зубы, опустил пистолет вниз, хмуро смотря на короля чёрного рынка. — Нормально, думаю специально выучу пару рецептов для новых гостей. — сквозь зубы протянул Диего, на что Бембе расплылся в ещё более широкой улыбке, довольно мурлыча себе под нос. — Правильный ответ, amigo. Теперь ему не нужно было заводить собаку, чтобы знать о непрошенных гостях — если его кто-то убьет из FND, он будет этому только рад.