***
Уработавшись до седьмого пота, я наконец направилась в сторону конюшни. Поставив на место свой инвентарь, я уже развернулась в сторону дома, как у ворот раздался гул машины. "Женя приехал". Да, вот так вот. Теперь просто Женя. Он тренировал меня примерно полтора месяца к тому моменту, когда за кружкой чая в тренерской мы разговорились настолько, что я нажаловалась ему на свою адово надоевшую работу и вообще жизнь. Он тогда почесал репу и заявил, что у него как раз уволилась его помощница, так что у него есть возможность взять меня под свое крылышко, то есть на работу, и тренировать меня на своих лошадях, если я соглашусь работать в его собственной конюшне. Он честно предупредил, что работа очень тяжелая и мне придется многому научиться, да и жилье там не фонтан - но справедливо заметил, что коли мне так нравится работа в одиночестве и с животными, то, возможно, вариант не такой уж и плохой. Я сначала засомневалась, решив, что слишком мало ещё умею, и работник из меня будет никудышный, да и жизнь за городом с каким-то не слишком знакомым человеком в бог весть каких условиях тоже меня пугала, но решила все-таки приехать и посмотреть, что мне предлагают. Все оказалось не так уж и страшно. Мне нравилась крошечная каморка, в которой я жила: конечно, несколько напрягала необходимость в бесконечном запасе древесины, которой мне приходилось её отапливать, но, если подумать, в этом даже был какой-то шарм. Мне нравился запах березовых дров, и больше всего на свете я полюбила долгие зимние вечера, когда я закутывалась в тридцать три одеяла и термобелье, предварительно закинув очередную охапку дров в печь с небольшой заслонкой из закаленного стекла, за которой весело плясали языки пламени, и застревала за просмотром очередного сериала или чтением книги. Необходимость вставать засветло меня, конечно, несколько огорчала, но, как это часто бывает с измученными неопределенностью и бумажной рутиной людьми, физический труд оказывал удивительное по силе исцеляющее действие. Я буквально чувствовала бегущую по венам жизнь, и первые месяца два с половиной просто падала и засыпала без задних ног, так сладко действовала на меня по вечерам приятная усталость. Конечно, сначала у меня неловко тряслись руки по каждому поводу: а вдруг не тот корм насыплю, а вдруг бинты слишком туго замотаю, а вдруг напою не вовремя, а вдруг я коню больно сделаю, а вдруг... Короче, Жене понадобилось изрядно постараться, чтобы я перестала дергаться из-за всякой ерунды. Но от страха я старалась изо всех сил, и он это видел. Правда в том, что у меня отлично получалось. И я поняла, почему я вдруг почувствовала такую уверенность в себе: меня судили по моим нынешним поступкам и словам, а не попрекали без конца какими-то доисторическими давно неактуальными прегрешениями. Это было настолько странно: просто делать то, что тебе говорят, и получать за это признание и похвалу, вместо привычной родительской козьей морды, приправленной чем-нибудь вроде "лучше бы так же хорошо училась/уборку делала/подставить любое бесполезное занятие". Женя вообще оказался очень славным, и чувство юмора у него было такое... доброе. - Привет! Чё там в городе? - крикнула я ему, высовываясь из-за здоровенного трактора. - Да ничё нового. На, держи, купил все, что просила, кроме той хрени для волос, продавец сказала мне, что у них такого нет. - Ок, потом сама куплю. А ты вечером ещё поедешь туда? - Не знаю ещё, а что? - Мне нужно там в одну кафешку заехать. Он хитро оскалился, и достал с заднего сиденья большую спортивную сумку. - Неужто этот пикап-мастер все-таки уболтал тебя на свиданку? Я уже не знаю, что ему и говорить: как меня увидит, ну спрашивать, как ты, да нельзя ли ему к нам наведаться. Я скорчила гримасу отвращения и спросила: - Надеюсь, ты меня ему не сдашь? Он посмотрел на меня с наигранно-оскорбленным выражением лица. - На кого я, по-твоему, похож? Я благодарно улыбнулась и, взяв пакет со своими покупками, зашагала к своей каморке. - Ладно, щас тебе денег принесу.***
В город Женя сегодня больше не поехал, так что пришлось мне добираться автобусом по морозу и пробкам. Я выехала очень заблаговременно, и у меня ещё оставалось время посидеть в одиночестве и собраться с мыслями. "Карамель" представляла собой самую обычную провинциальную забегаловку с расставленными вдоль стен маленькими шатающимися столиками и неудобными дешевыми стульями: нынешняя зарплата, увы, не позволяла мне сидеть в более дорогих заведениях(да и прошлая, будем честны, тоже), и временем для этого я не располагала. Честно говоря, мысль о том, что я полдня убила на разговор, который ещё не известно, стоил того или нет, заставляла меня раздраженно переминаться на ягодицах. "Марк тоже не радует. Опять куда-то пропал". Я накручивала длинную прядь волос на указательный палец, любуясь медными переливами в слабом освещении. Марк в последние пару месяцев вел себя откровенно странно. До этого мы виделись по нескольку раз за неделю, но когда я уволилась и переехала, у меня уже не было столько свободного времени. Я рано начинала, поздно заканчивала и работала по шесть дней в неделю - так что у меня оставалось лишь воскресенье для всех моих личных встреч и дел. Он был ужасно этим недоволен. С одной стороны, мне льстило, что ему так важно мое общество, но он постоянно цеплялся к тому, что я сменила род деятельности. - Почему ты хочешь работать конюхом, не понимаю? Ты же умная девушка, ты способна на большее. Наверное, это должно было поднять мою самооценку, но внутри кипело только до боли знакомое раздражение. И какой-то страх, что я опять совершаю ошибку. - И что ты предлагаешь? - Ну, не знаю. Если хочешь, могу устроить тебя к себе, там тоже, правда, придется с людьми работать, но все лучше, чем продавать билеты или таскать тачки с навозом. Я задумалась. Вспомнила все эти хрестоматийные истории о детях богатых родителей, которых те пристроили на тепленькое место и которые, по признанию их коллег "ни черта не умеют". Содрогнулась. - Нет, спасибо. - Но почему? Серьезно, мне кажется, это лучше, чем... - Тут он поморщился. - И чем же это лучше-то? Шило на мыло. Марк, я хочу эту работу. Мне нравится, что она на свежем воздухе, за городом, а главное, никаких людей. Я устала, понимаешь, натягивать улыбку и изображать мебель для клиентов, которые нихуя не всегда правы. У-упс. - Не выражайся так. Тут уж я не выдержала. - Мне 22 года, Марк. Сама решу, как мне выражаться. - Я сказал, не выражайся так! Стоит ли говорить, что после этого я вылетела из его квартиры, хлопнув дверью. "Да схуяли он меня воспитывать будет? Поздновато спохватился..." С тех пор у нас состоялся ещё не один бесполезный разговор на эту тему. - Мил, я могу оплатить тебе любое образование, чё ты так прицепилась к этим коням? - Марк, отстань. И так продолжалось пару недель, пока я в самом деле не написала заявление об увольнении и не уехала к Жене. Я испытывала тогда странное чувство вины и боялась даже сказать ему об этом, стоило мне только представить, как его это огорчит. Но, к добру ли, к худу ли, мне хватило ума поступить по-своему. Откуда-то из-за угла вырулил угрюмый официант и поинтересовался, что я закажу. - Давайте, наверное, оливье, чай зеленый с лимоном и муравейник. Но на этом мои злоключения не закончились. Поначалу все было нормально, хотя он и упрекал меня в том, что теперь мы так редко видимся. Я грустно улыбалась, обнимала его и говорила, что ничего не могу поделать. Он баловал меня сладостями, с тоской наблюдал за мной, когда я взахлеб ему что-нибудь рассказывала, а на прощанье крепко прижимал меня к себе, проводя своими большими ладонями по моим длинным волосам и целовал в макушку, пока я вдыхала запах его кожаной куртки. В груди странно щемило во время этих встреч. А потом и они стали редкостью. У него находились дела по выходным, он взял моду не брать трубку, когда я звонила поболтать. Это буквально выбивало меня из колеи. Я пыталась понять, что же я делаю не так, почему он избегает меня. Я не верила во все эти "дела", появившиеся у него после череды досадных конфликтов между нами. Я иногда плакала в одиночестве, боясь, что на этом мое недолгое счастье от обретения новой семьи закончилось, снова чувствовала себя такой одинокой. Колокольчики над дверью оповестили о новом посетителе. Сердце екнуло от предчувствия, и действительно: через мгновение Даша стояла передо мной, неловко расстегивая пуховик. "Мать моя женщина!.." И офигеть было с чего: бывшая подруга красовалась здоровенным беременным пузом. - П-при...вет, - выдала я, глядя с открытым ртом на то, как она мостится на стуле напротив. - Нда... - ответила она с понимающим выражением лица. Словно и не было всех этих лет размолвок. В общем-то, стало примерно понятно, о чем пойдет речь, и теперь весь мой гнев и раздражение были направлены на того, из-за кого она оказалась в столь незавидной ситуации. Повисла долгая пауза. Наконец, я отпила чай из кружки и прямо поинтересовалась: - Ну, так что произошло?.. Она горько усмехнулась и с грустной улыбкой ответила. - Да ничего интересного, в общем-то. Мой распрекрасный бойфренд уговаривал меня оставить ребенка, а через пару месяцев после того, как делать аборт стало нельзя, он вдруг передумал и свалил в закат. Я удивленно приподняла брови и помотала головой. Одно дело, когда видишь такое в сериалах. Но в жизни... Даша не поднимала на меня больших черных глаз, вместо этого пристыженно рассматривая свои колени. Вдруг губы у неё задрожали и из глаз брызнули потоки слез. - Какая же я дура, - в ужасе шептала она, закрывая лицо своими изящными длинными ладонями. От жалости у меня самой комок к горлу подступил, и я подвинула к ней свой стул и обняла её за плечи, прижавшись щекой к макушке. Немного успокоившись, она принялась рассказывать мне обо всем. Как выяснилось, вскоре после того, как мы перестали общаться, она связалась с одним нашим общим знакомым. Прогулки под луной, бесконечные разговоры ни о чем, родственные души, все дела, в общем - закрутился роман. Через какое-то время они стали жить вместе. - Всякое, конечно, бывало, ссорились, потом опять мирились, иногда уходили, хлопая дверьми, - всхлипывала Дашка, - но это ведь у всех бывает. "Ну, не знаю, у меня не бывает. У меня до первого подозрения на то, что парень мудак, потом любовь моментально проходит и помидоры бесповоротно вянут. Что, впрочем, не мешает мне тупить на этапе дозревания до кондиции". Вслух я этого, разумеется, не сказала: вид у неё и так был отчаявшийся, что и понятно. - Ну, а потом, на тебе, две полоски, - тут она замолчала и беззвучно зарыдала, сотрясая худенькими плечами. Потом утерла в очередной раз красные мокрые глаза и нос, и продолжила дрожащим голосом: - Я ему сразу сказала: не надо пока никаких детей, я ещё образование получить не успела, и вообще, что я не готова. А он внезапно стал гнать какую-то пургу о том, что типа никаких абортов, ты что, да все будет хорошо, у нас будет семья, я же вас любить буду, все дела. Тут она снова горько заплакала. - Не знаю, чем я думала, когда его послушала. Через два с половиной месяца я такая прихожу домой, а этот... - новый приступ рыданий. Я молча глажу её по макушке и продолжаю обнимать. - Этот ублюдок собирает вещи, причем видно было, что он рассчитывал, что успеет свалить до моего прихода, что ему стыдно мне в глаза смотреть... А толку-то, - прошептала она. Я неловко оглянулась по сторонам. Рыдания несчастной привлекли внимание других посетителей, с интересом разглядывающих нас. Я поджала губы, одарив грозным взглядом двух особенно любопытных девиц, и обняла подругу ещё крепче. - Нес какую-то чушь, что ребенок наверняка не его, что я его просто привязать к себе хочу... Господи, я думала так только в мыльных операх бывает, с чего он вообще это взял?.. И с какого перепуга он забыл, что сам меня уговаривал оставить ребенка? - С того, что он безответственный мудак, вот с чего, - злобно пробормотала я, немного отстраняясь и давая ей стакан со своим чаем. Она глотнула и издала какой-то неопределенный звук, похоже, пытаясь сдержать очередной приступ. - И что ты будешь делать? Тебе есть, где и на что сейчас жить? Ты вообще ребенка этого хочешь? Или... не знаю, может быть, не стоит ломать себе жизнь?.. - осторожно закончила я. Дашка посмотрела на меня с таким ужасом, что я поняла, что она тоже думает об этом и не может себе этого простить. А потом снова расплакалась. Я грустно вздохнула, и снова обняла её. - Ничего, - приговаривала я, раскачиваясь с ней из стороны в сторону, словно баюкая, - другие живут как-то... И мы переживем...***
Домой я вернулась почти около полуночи. Не видя дороги я медленно шагала в сторону хутора, слыша лишь однообразное скрипение снега под ногами, идя на свет огромного фонаря над жениным домом.Было абсолютно тихо, и снегопад беззвучно обволакивал мою маленькую фигурку в этой снежной пустыне. Через пятнадцать минут я, наконец, добралась до места. Проходя мимо входа в подсобку, я застала Женю с рубанком в руках, склонившимся над старой-престарой здоровенной дверью, которая несколькими часами ранее раздражала меня тем, что её почти невозможно открыть: от перепадов температур и старости дерево рассохлось, дверь окосела. Похоже, он решил её поправить. Я подошла сзади, глядя как он, высунув язык, пытается выровнять конструкцию. - Что-то ты долго сегодня, - сказал он вместо приветствия, повернув ко мне свое сосредоточенное лицо. - Угу. Я молчала. Не знала, что сказать. Он заметил, что со мной что-то не так и, прервавшись, обернулся: - Что-то случилось? До меня не сразу дошло, что ко мне обращаются. - Честное слово, Жень, если бы я любила выпить, я бы сейчас попросила налить мне чего-нибудь покрепче. И описала ему все, что лицезрела и слышала пару часов назад. Тот изобразил нот-бэд-фэйс и заключил: - Да, пожалуй, я все-таки налью тебе выпить. И плевать я хотел, что ты не пьешь. Марш в дом. Через пару часов мы сидели напротив камина, за бурными возлияниями обсуждая все, что хоть как-то касалось сабжа: начиная тем, какой дашин парень мудак, и заканчивая тем, что нужно как-то бороться за права сирот и даже разрешить гомосексуальным парам их усыновлять. Мне он навел маленькую кастрюльку глинтвейна, сам сидел с бутылкой вискаря. Никогда ещё не видела его таким разрумянившимся. - А ты когда замуж собираешься? Тут я как-то даже растерялась. - А должна собираться? - Не знаю, вот и спрашиваю, - невинно улыбнулся он. - Мне кажется, это будет очень не скоро, - нахмурилась я в ответ. - Мне тоже, - вздохнул он. - Не поняла чёт... - Ну... Не знаю... Ты разборчивая, - улыбнулся он ещё шире. Я закатила глаза. - Все про Андрея шутить изволите. Женя рассмеялся. От его мелодичного голоса прямо хотелось довольно зажмуриться, таким он был приятным. Зазвонил мой телефон. Женя вздохнул ощутимо недовольно. - Я отвечу, - кратко бросила я, увидев высветившийся на экране номер Марка, и вышла в другую комнату. - Да? - Привет, родная. Хммм. И почему так поздно, интересно? Стоит ли говорить, что я растаяла, услышав нежность в его голосе. А до этого просто хотелось его убить. Признаться, поднять трубку меня заставило только любопытство. - Эмм.. Привет. Ты что-то поздно. - Извини, надеюсь, не разбудил? Вроде ты обычно не спишь в это время, насколько я знаю, - усмехнулся он. Действительно, приезжая к нему с ночевой, я всегда засиживалась допоздна, но он и сам был ночной птицей. - Да нет... Как ты там? - Нормально... Слушай... Приезжай ко мне завтра? Я сам за тобой приеду, сам назад привезу. Вот это поворот. То ни слуху ни духу, то приезжай. Эти перепады меня уже порядком раздражали...беспокоили. Я не находила себе места, мне не нравилось, что я не могу ничего в этом понять, не могу увидеть последовательности и разгадать логику его действий. - Нууу... Не знаю.. У меня же вообще-то рабочая неделя. Ты же не повезешь меня сюда к семи утра, правда? В трубку недовольно засопели, но через пару секунд ответили: - Ну почему же, повезу, коли так. Хоть буду знать, где ты живешь, а то мало ли... Что он за человек хоть, этот твой тренер? Я нахмурилась. - Да человек как человек, - пробормотала я, оглядываясь на дверь, за которой сидел Женя, и подумала, что ведь я не имею представления, как он себя ведет, когда пьян. Захотелось в свою каморку. - А подробнее? Я потерла красные от сидения у горящего камина глаза. - Слушай, давай не сейчас, а? У меня был тяжелый вечер, и я не в настроении. - Да вру я, просто мне было стремно перед ним оправдываться. Мне почему-то казалось, что мои суждения о том, насколько хорош мой новый работодатель, не могут быть полноценными и верными. - Ладно, бог с тобой. Тогда я заеду завтра вечером, адрес напиши. Давай, люблю, целую в носик. - Угу. Люблю... Я положила трубку, полная противоречивых чувств. Женя посапывал в кресле, когда я вышла к нему. Я попыталась его разбудить, зная, что затра у него рабочий день, и ему нужно быть в форме, но он не очень-то поддавался на уговоры перелечь на кровать, лишь бросал на меня сонные взгляды и бурчал что-то нечленораздельное. В общем, я закрыла створки камина, чтобы не спалить дом, прикрыла его клетчатым покрывалом, добытым на его кровати, и с чистой совестью отправилась спать.