Вася-Василёк

       Плотные острые ноготки впились в мягкое дерево стола, раздирая лаковое покрытие в уродливые клочья. Протянувшиеся от края до края тонкие царапины угрожающие сверкнули в свете свечей. В побелевших от напряжения пальцах зашелестел, сминаясь, опустевший лист, на котором ещё можно было разглядеть остатки писаний, стремительно исчезавших по мере того, как ослабевали нити оплетающих свиток чар. Теперь последние были более чем прекрасно ощутимы. Кто бы их не плел — он хорошо спрятал концы…       Невидимая когтистая рука сомкнулась на тонком горле, перекрывая воздуху доступ к лёгким. Грудь обожгло калёным железом и Василиса с отвращением оттолкнулась ладонями от стола, будто бы там, среди бумаг, лежало что-то до неприличия мерзкое.        Браво!         Оперевшись на подлокотник кресла, она сжала пальцами переносицу и болезненно сморщилась, ощущая, как в виски гулкими молоточками ударила мигрень. На секунду ей даже показалось, что у нее в ушах раздался шум насмешливых оваций.         Она ему почти поверила.  Впрочем, как и любой другой поверил бы, ничего удивительного в очаровании Морока не было. Харизма, природное обаяние, ораторский талант — Василиса и не удивилась бы, одним прекрасным днём узнав, что и из тёмницы он сбежал, благодаря красивым глазкам и умению надавить на жалость. — Знаете, Василиса Васильевна, — раздался от дверей слегка насмешливый, с нотками усталости, голос, — мне всегда казалось, что когда вам возвращают утраченный магический свиток, от которого зависят судьбы тысяч существ, героя надо благодарить, а не чертыхать на все известные лады едва ли не вслух.        Она крупно вздрогнула, сжимая подлокотники с такой силой, что костяшки пальцев мгновенно выцвели до светло-серого цвета. Должно быть, поддавшись ощущению одиночества, Василиса вновь отпустила лицо и понадеялась, что эта слабость останется не подмеченной… — Разумеется, — звенящим шепотом отозвалась она, чуть подавшись вперед в кресле. — Разумеется, благодарят. Но только героев. А не беглых преступников вроде Вас.       Оттолкнувшись ладонями от подлокотников, женщина тяжело поднялась на ноги, выпрямляясь во весь рост. От лица Морока отлила краска. Он больше не улыбался, а в свете свечей и вообще выглядел, как сбежавшая из музея мадам Тюссо восковая статуя. — Он что, фальшивый? — резко выбросил вопрос, стрельнув глазами в сторону стола. Василиса криво улыбнулась и пальцами толкнула свиток в сторону князя: — Вам ли не знать?        Морок сглотнул. С минуту он буравил бумагу взглядом, а потом, то ли кашлянув, то ли что-то прохрипев, прошел в глубь кабинета и упал на диван, прижавшийся кожаным боком к одной из стен. Он все понял. И уже практически ощущал мерзкий запах тюремной плесени, забивающийся в нос, горло, уши… — Не слишком ли много Вы себе позволяете? — несмотря на то, что атмосфера в кабинете с каждой секундой крушила все нерушимые законы субординации, Василиса всё ещё умудрялась выдерживать кипельный официоз. Правда, слова приходилось цедить сквозь зубы практически шепотом — иначе слишком велик был риск сорваться. — СкажиТЕ, — криво усмехнулся в ответ Морок, уронив руку на лоб. — Василиса Васильевна, неужели я так похож на безрассудного осла? — Вы слишком щадящи в выражениях, — не удержалась от колкости Василиса и напряжённо, будто бы садилась не на мягкое сиденье, а на доску с иглами, опустилась в кресло. Оперлась локтями на стол и сложила пальцы уголком, продолжая прожигать взглядом развалившуюся на диване фигуру. — Почему же, по-твоему, я остался здесь, а не сбежал сразу? — Морок фыркнул, сдувая дыханием упавшую ему на нос складку ткани на рукаве. — Если бы — предположим — свиток похитил действительно я? — Чтобы разыграть спектакль с оправданиями и обелить себя! — Выпалила без малейших раздумий Василиса. И стало совершенно ясно, что над этим вопросом она задумывалась уже давно. Морок страдальчески выдохнул и, покачнувшись, сел на диване, опершись локтями на колени. — Я получил амнистию от королевской четы. Сама же понимаешь, что твоя вера в меня вторична и в принципе я в ней не нуждаюсь.         За ноздрей у левой щеки дрогнула маленькая мышца. Василиса попыталась выдавить из себя сдержанную улыбку, силясь удержать клокочущее внутри бешенство, но губы лишь задрожали, не желая растягиваться.       Она ненавидела признавать его правым. В такие моменты начинаешь чувствовать себя слабым… Незащищенным… И преграда в виде закона становится как будто бы меньше, позволяя совести допускать какой угодно исход. А чаще всего Василисе хотелось придушить его. — О, мы будем играть в шарады? — наблюдая за изменениями на её бескровной лице, Морок сцепил пальцы в замок и оперся на них подбородком. Чуть прищурился, внимательно оглядывая стол. И блестящие края оставшихся на нём царапин… — О чем же Вы сейчас думаете, Василиса Васильевна? Наверняка о том, как было бы сейчас хорошо вызвать охрану, чтобы меня скрутили и бросили обратно в темницу… Вам же так этого хочется? — взгляд опустился на побелевшие пальцы, уже почти подобравшиеся к колокольчику. Она вздрогнули, словно бы кто-то невидимый хлестнул ее плетью по рукам, и Морок усмехнулся. — Хватит, — каждая произнесенная ею буковка была ледяной, словно концентрат чистейшего, почти обжигающего холода. В два шага преодолев расстояние между столом и диваном, Василиса перехватила его подбородок и крепко сжала в пальцах челюсть. Так сильно, что Мороку показалось, что ещё немного — и парочка зубов точно сойдёт со своих мест. — Неделю, — процедила она сквозь зубы, наклонившись на уровень его глаз. — Я даю тебе ровно неделю на то, чтобы найти настоящий свиток, иначе я лично позабочусь о том, чтобы в ближайшем же времени твое тело заболталось на виселице, а имя было стёрто из всех летописей. Мы услышали друг друга, Владислав Владимирович? — Несомненно, Василиса Васильевна… — насколько это было возможно с ее пальцами на челюсти, просипел Морок. Буквально отшвырнув его лицо от себя, женщина тихо и зло фыркнула и, перекинув светлую косу на спину, едва ли не вылетела за порог, с грохотом захлопнув дверь. Поток воздуха ударился о стол, пламя свечей затрепетало и погасло. Весь кабинет погрузился в вечернюю тьму.       Морок криво усмехнулся, потирая ноющий подбородок пальцами. Вот стерва, где ж ее природный гуманизм? Или на таких, как он, идеи просвещения не распространяются?       С досадой шикнув, он окинул темное помещение взглядом. Интересно, это она просто психанула, или действительно не боится оставлять его в своем кабинете одного?       Усмехнулся сам себе и запустил пальцы в растрепавшиеся черные кудри, задавив в себе уже привычный ему порыв пошариться по ящикам ее секретера. Неет, доверием тут и не пахло. Слишком уж хорошо он ее знал, чтобы поверить в то, что она ушла, бросив его в одиночестве в кабинете, где находится что-то важное… — Чертова холеричка… — усмехнулся сам себе Морок, опираясь локтями на колени, будто что-то тяжелое, улегшееся на его плечах, тянуло его к земле. Приподняв брови, он задумчиво почесал вылезшую на щеках молоденькую щетину и хмыкнул. С огромного портрета на стене на него с укоризной смотрели знакомые ультрамариново-синие глаза. Морок снова вздохнул и поднялся с дивана…