Неуязвимость

Когда ты один, ты ничего не боишься. Почти… Наверное, только остаться одному до конца своих дней. Когда ты один, ты почти не паришься по поводу пропитания, крыши над головой и прочих бытовых моментов. Ты даже за здоровьем не следишь почти, потому что, ну, нет необходимости – только если припрет что-то уж сильно неприятное. Тебя не колышет чужое мнение. Тебе по боку на заработок. Тебе просто на многое плевать. Это все, когда ты один. Ты почти неуязвим. Все меняется, становится совершенно другим, когда в твоей жизни есть еще кто-то. Может быть, кто-то дорогой, близкий, родственник. Но самый пиздец, когда в твоей жизни есть ребенок. Все! Ты себе не принадлежишь. Точнее, ты не можешь относиться к своей жизни на отъебись. От тебя зависит маленькая жизнь – милая, ценная и любимая. Такая беззащитная, но в то же время такая сильная в своей сути. Желанная. И это не он хотел прийти в этот мир, это ты сделал все, чтобы ребенок появился. Поэтому будь добр, бери ответственность и живи достойно: следи за здоровьем – своим и ребенка, обеспечь нормальное жилье и еду, образование, удобства и комфорт, а также не забудь про свою адекватность. Будь добр! Иначе какой смысл был рожать, если ты не можешь маленькому сердцу дать все это? Правильно, теперь это твоя ответственность. Мо Гуань Шань никогда не жаловался на свою жизнь. Да, она была не из легких: все же, лишиться отца в раннем возрасте на длительный срок, который перетек в «навсегда», когда он скончался в тюрьме, - это то еще испытание. Им с мамой было тяжело, но они были друг у друга. А потом в их жизни появился Цунь Тоу. Нет, он, конечно, в ней и раньше был, но как друг и подросток. А как пошел период созревания, стало ясно, что они друг для друга – истинные. Тоу сразу поставил метку Гуань Шаню, отметая и у себя, и у него всякое желание посмотреть на другого кого-то. Да и не возникло бы оно – слишком сильно любили друг друга, чтобы на кого-то смотреть, но собственнические чувства, они такие… Им все удивлялись – полное взаимопонимание и принятие друг друга, общие увлечения, секреты от других с самого детства. В общем, все было идеально. И как-то не стало удивительной новостью, что они играют свадьбу сразу после школы – хоть и рано по возрасту и вообще не принято в их краях, но истинность дает свои привилегии. И да, это было не по залету – оба понимали, что сами еще дети и не готовы материально. И Мо, и Цунь пошли учиться, каждый на свою специальность: один механик, другой повар. Им было наплевать на то, что про них говорили вокруг, будто один не похож на альфу и слишком мягкий, а другой, наоборот, слишком жесткий и вспыльчивый для омеги. Им не было дела до обсуждения их доходов и подработок (один сразу при колледже занимался сборкой и починкой машин, другой подрабатывал в магазинчике упаковщиком овощей и фруктов, а в дни без этих смен убирался в танцевальном классе – не брали его в полноценные повара пока что). Доучились. Работать начали. И в какой-то момент Мо понял, что чувствует себя не так, как обычно. А дальше все завертелось очень быстро: волнение, тест, две полоски, безмерная радость для них и для заждавшихся родителей. Никто тогда не мог и подумать, что это ненадолго. Мо продолжал работать, и да, во время свадьбы он не стал менять фамилию, оставшись на своей родной – почему-то оба подумали, что так будет легче пока. А изменить всегда можно. Безмерное счастье и радость были их постоянными спутниками долгое время. Любовь, нежность, забота и безопасность даже несмотря на то, что жили они не в самом благополучном районе города. Округляющийся животик на жилистом крепком теле так и манил Тоу его потрогать. Нет, ребенок пока не шевелился, но все же погладить хотелось. Шань сначала ярился, огрызался, а потом таки разрешал, видя то, как расцветает любимый муж… Вот только в последнее время он стал более скрытным, даже от него – Мо – что-то скрывал все время, уходя во время телефонных разговоров в другую комнату или уходя в подъезд. Приходил потом задумчивый. Чаще задерживался на работе или уходил на нее посреди ночи. Шань беспокоился, очень, но вида не показывал, до определенного момента – пока не услышал знакомый голос в трубке. Вот тогда был скандал. Наверное, первый в их жизни. - Ты охуел со Змеем связываться? Это же ЗМЕЙ! Сука! Дела с ним никогда ничем хорошим не кончаются! - Все хорошо, малыш, - да-да, только Цунь Тоу мог его так называть, и только наедине, - У нас все даже почти легально. Никаких проблем нет: я все также занимаюсь сборкой авто. Только в них есть дополнения. - Зачем? – ошарашенно спросил Шань, - Зачем, Тоу. У нас же и так все хорошо. Мы ни в чем не нуждаемся. Оба работаем, зарабатываем, жить есть где, сами здоровы, родители, ребенок вот… - Ребенок, Шань. Я хочу дать ему то, чего не было у меня. - И поэтому ты решил связаться с Шэ Ли? Да нахуй такой достаток, Тоу! Себе дороже выйдет. - А вдруг нет?! - А вдруг да?! В тот вечер они так и не поняли друг друга. Поссорились капитально, разошлись по комнатам. Утром Тоу ушел, не попрощавшись: он считал, что поступает правильно, желая обеспечить свою семью. Он хотел в это верить… Он ошибался. У Гуань Шаня почти не было токсикоза – только слабость поначалу и сонливость. Но сегодня его весь день терзает что-то. Может быть это связано со вчерашней ссорой с Тоу, может быть с тем, что он плохо спал из-за этого. Может быть… Но когда его сгибает пополам просто на ровном месте, будто разом выкручивают все внутренности и тянут в разные стороны, Мо понимает – Тоу. Сквозь боль и слезы, выроненные куски нашинкованных овощей, крики коллег пытается достать телефон и набрать. Получается не сразу. Абонент не доступен или находится вне зоны действия сети. В этот момент он бросает все и бежит, превозмогая боль – омежий инстинкт помочь и защитить делает свое дело, заставляя мозг не обращать внимание на некоторые моменты. Но никто не знает, что он испытывает в это время: его будто одновременно душат, бьют и купают в огне. И он знает, что Тоу хуже. В разы. Когда Мо добегает до перекрестка неподалеку от мастерской, где работал муж, его просто вырубает на месте. Последнее, что он видит перед тем, как погрузиться во тьму обморока – это взрыв машины, которую перекорежило на том самом перекрестке вместе с другой машиной. Противный писк приборов, белый свет и пустота. Это не было отупение от лекарств – Мо знал, как оно ощущается. Это не было опустошение после ссоры или чего-то неприятного. Это было что-то, чего в его жизни никогда не было, совсем незнакомое чувство. Если раньше ты всегда фоном чувствовал что-то еще, помимо своих эмоций, чувств, настроений и состояний, то сейчас в этой части сознания и/или интуиции было так, будто оттуда кусок выдрали. Хороший такой – как кусок мяса из живой плоти, с неровными краями, кровоточащими сосудами и венами, обрывками нервов и сухожилий. Противно, мерзко и больно. Правда, чувствует это только он. Мо Гуань Шань лежал в больничной палате и понимал, что остался один. Ему не нужны были слова врачей, их подтверждение или еще что-то – он знал это и так. Не кричал, нет, захлебывался слезами только, давился ими, пытаясь все же сдержаться, боясь навредить ребенку в утробе, но не мог. Не мог сконцентрироваться на детке, все больше погружаясь в свое горе… Когда пришел врач, Мо никак не отреагировал. Сказал только, что он все знает. Когда ему посоветовали пролежать в больнице еще пару дней, чтобы оправиться – все равно пока не дадут захоронить, пока все исследования не проведены – Шань согласился. Попросил только, чтобы телефон дали родителям позвонить. В этот момент врач стал белее мела, начал что-то мямлить, но Мо настоял. а еще он удивлялся, что к нему все еще никто не пришел – ведь лежит он здесь уже почти целый день, а мама никак о себе не дала знать. Может, ей не сказали? Но нет, родителям Тоу наверняка сообщили о его смерти, поддерживает их. Но не может же забыть про него в этот момент?! Вот тут внутри начала шевелиться тревога – явно что-то случилось. Медсестра после долгих разговоров с врачом все же принесла ему телефон. Они думали, что незаметно, но делали какие-то знаки друг другу, подзывая еще одного медбрата. Вот только Шань, привыкший к жизни в стремном районе, привык отмечать любые мелочи – они могут спасти жизнь или уменьшить ущерб. Он видел все это. Родители Тоу тоже были не в сети, что странно. Мама не брала трубку несколько звонков. А потом послышался незнакомый мужской голос: - Здравствуйте. Кем вы приходитесь госпоже Мо? – сразу строго начал незнакомец. - Я ее сын, - Шань немного растерялся. - Дело в том, что она сейчас в крайне тяжелом состоянии в больнице Н. - Ч-ч-что произошло? – ком в горле никак не хотел уходить. - Взрыв газа в квартире друзей. Семья Цунь же друзья ей? - Нет, они родители моего мужа. Хотя да, друзья. - Так вот. Они скончались на месте. Ваша мать получила восемьдесят процентов ожогов тела. Трубка выпала из рук – Мо знал, что это значит. Из-за всего нервяка и произошедших событий его продержали в больнице шесть дней. Долбанных шесть дней он лежал один. В результате, когда пришел в морг за документами, ему вручили четыре урны с прахом. Четыре, да – мама тоже ушла на следующий день после разговора с тем человеком по телефону. Слез не было, нет – ими тут не поможешь. А вот осознание, что он теперь совсем один в этом мире, убивало. Натурально убивало. Он начинал задыхаться, у него стали случаться панические атаки. Оставалось только радоваться, что омежий организм крепок, особенно во время беременности. Прийти в пустую съемную квартиру. Поставить четыре урны с прахом на шкафчик у двери. Сесть и заплакать. В голос… Выполнено. Мо понимал, что в ближайшее время ему придется одному перетаскивать вещи из их квартирки в его родную. Ему придется заниматься всеми документами наследства и владения. Ему придется что-то делать с квартирой свекров. Некому больше. А еще надо работать. И как-то жить. Хлеб жевать там… Воду пить… Пытаться выжить самому и дать жизнь ребенку – единственной частичке его истинного. Боже, даже мельком думать об этом было тяжело – убивающе. Вещей в их доме было мало, поэтому Мо без труда перенес все сам, даже не прибегая к помощи грузчиков. Попутно началось оформление маминой квартиры на него, как на единственного наследника. В ту квартиру он просто боялся соваться. Да в общем-то и не пришлось. Змей пришел к нему на третий день после возвращения в отчий дом. Ночью. Пришел сам, но Шань даже не предполагал – знал, что на площадке между этажами стоит парочка крепких парней, да и под окнами и у подъезда тоже наверняка. Он слишком хорошо его знал. - Ну, здравствуй, дорогой мой Мо. Соболезную твоей утрате, - картинная пауза, от которой не ждешь ничего хорошего, - Сказал бы я так… Однако нет, - кривая ухмылка. - Ну и сука же ты, Змей. Имел бы совесть, - прошипел хозяин дома. - Я, конечно, понимаю, что ты беременный и все такое, но попридержи язык за зубами, дорогой. А то я ведь могу и психануть. - Тц. Что тебе надо? – скрестил руки на груди. - Мне. Да, в общем-то ничего. Только сказать хотел, что Тоу твой не туда зашел и не с теми связался, да еще и у меня под носом. Очень жаль, что он так погиб, ведь не выплатил мне кучу бабла, которое я не получил от срыва моей сделки с клиентами. - Причем здесь Тоу и твоя сорванная сделка? - При том, дорогой мой Мо, - Шань кривится на этой фразе, - Что твой муж, желая заработать побольше, делал специальные скрытые отсеки в собираемых машинах, где можно было провозить всякое и не быть пойманным ментами. Я об этом узнал на днях, просил его прекратить этим заниматься. Просил несколько раз, но он решил иначе… Гуань Шань от этого тихого вкрадчивого голоса и осознания того, что именно сейчас сказал Шэ Ли, осел на пол. - Ты… т-т-ты… - единственное, на что его хватило. - Нет, не я. Я не настолько мудак, чтобы лишать нерожденного ребенка отца. Возможно, это те, кто давал ему заказы. А может, просто случайность и простая авария – я не знаю. Но факт остается фактом: из-за него я потерял кучу бабла. Да и до этого он ко мне обращался несколько раз, беря в долг. Так что сумма там весьма неплохая, дорогой. Ли присаживается на корточки перед еле дышащим Шанем, оглаживает острые скулы, губы, шею. - Не смей! – Мо отворачивается и пытается отпихнуть ненавистную руку. - Ну что ты, милый? Я же понимаю всю ситуацию: ты беременный, еще и в трауре… я подожду. Деньги ты можешь выплатить так. Я не заставляю, нет-нет. Только если ты предпочтешь другой способ, то знай – сумма вот такая, - протягивает бумажку, взятую из кармана, - А еще там проценты капать будут. Подумай, дорогой. Просто подумай. Встал, развернулся и ушел. Он давно точил зуб на эту омегу – яркую, красивую, вспыльчивую. Совсем не типичную. Рыжий манил его с подросткового возраста. Ли думал, что после первой течки возьмет свое, но тут нашелся истинный. А когда истинный рядом, никто другой не нужен и не интересен, никто не волнует – а так не интересно уже ему, Ли, ведь истинные друг для друга, к остальным они ничего не чувствуют. А тупо насиловать, причиняя только боль не хотелось. Хотелось подчинить. Хотелось, чтобы пришел сам, может, даже без желания, но, чтобы в процессе понял, что и так может получить удовольствие. Хотелось, чтобы ненавидел себя за это. Увидеть отчаяние в его глазах. Ммммм, сколько же всего хотелось от этого неугомонного Рыжего. Вот только делать все это с беременным уж больно низко – все же в альфах тоже были сильны инстинкты, которые не позволяли причинять вред омегам на сносях. Так что он подождет. И нет, Ли действительно не имел никакого отношения к той аварии. А вот ко взрыву газа – да. Только, видимо, те, кто в этом участвовали, не рассчитали, и случилось такое. Но они уже получили свое наказание. По идее, взрыв должен был быть небольшим, и уж точно не смертельным для такого количества людей. Все же, жаль такую хорошую квартиру – родители Цунь Тоу жили в более обеспеченной части района. Хотя даже так – получить такое жилье просто так – будет прекрасно. В том, что Мо погасит часть суммы этим способом, он не сомневался. Но надо было и как-то подтолкнуть его к нужному ему способу.