Неуязвимость

Рожал Мо тяжело. Схватки застали посреди рабочей смены, хотя поясницу тянуло уже с утра. Потряхивало. В момент когда организм успокаивался и наступала передышка, казалось, что, может, отпустит? Ага, мысли всех беременных в этот момент, блин — отпустит и рассосется, как же! Стало ясно, что это не тренировочные, когда по ногам потекло горячее. Одновременно стало легче, но и стыдно. Однако омеги в зале и на работе отнеслись спокойно: никто не высмеивал, старшие говорили что все идет хорошо и правильно, кто-то вызывал скорую. Его увезли быстро, оформили тоже. Однако в предродовой палате Шань промучился несколько часов, прежде, чем акушер сказал переходить в родильный зал. Это было тяжело само по себе, а с тем, что воды отошли несколько часов назад — еще хуже. Мо боялся, что не сможет, что навредит ребенку, задушит его в конце концов... Он обессилел и чуть не отключался уже, когда почувствовал облегчение и боль, услышал заветный крик. Рыжий. Его малыш такой же рыжий, как и он, только глаза большие, как у отца. Красивый. Самый лучший в мире. Самый желанный и долгожданный. Видеть это маленькое, хмурое, сморщенное личико было истинным счастьем для Шаня. Мальчика положили ему на грудь и укрыли их тонким одеялом. Вот тут прошибло осознание — вот он, новый человек; тот, кто зависит от тебя целиком и полностью; кто пришел в мир через тебя и от твоего желания. Твой. И все тревоги, боли и тяжести процесса беременности и самих родов ушли куда-то на десятый план. Нет, Мо был реалистом и понимал, что его проблемы никуда не делись — все также есть долги, все также надо работать, все также надо быть. Только теперь есть, ради кого. Он точно выдержит все. Сделает все, что может, чтобы жизнь ребенка была счастливой, будет стараться также, как и его мама. Он справится — уверен в этом. Когда малыша уносят, а его увозят в палату, Шань отключается почти сразу. Когда он приходит в себя утром после ночных родов, удивляется, что ребенок еще не в палате с ним. Тогда соседи объяснили ему, что на обходе врач смотрит на состояние и решает, сейчас отдать ребенка свежеиспеченному родителю или попозже, дав отдохнуть. Приносят сразу после врача. И Мо не может насмотреться. А соседи и соседки умиляются ему. Вот только на следующий день выясняется, что у сына не все показатели крови в порядке, нужно задержаться в роддоме на несколько дней. А еще нужен препарат для капельницы, но в больнице его нет... Покупать самому. Вот только к кому обратиться, если ты один? На ум приходит только одна личность. — Здравствуй, Шэ Ли, - хрипло говорит Мо. — Приветули, мой сладкий, - Змей от чего-то весел, - Что же заставило тебя мне позвонить? Неужели передумал и решил во время беременности покайфовать? А родить от этого не боишься? — Я уже родил, - прерывает его Гуань Шань, - Мне нужно лекарство для ребенка. Купить не могу, сам понимаешь. Привези, пожалуйста. — Ох, я и поздравить тебя не успел, - по голосу ясно, что Ли как-то собрался и скинул маску распиздяйства, - Говори название, а лучше напиши. Что-нибудь еще нужно принести? И откуда столько заботы? — Нет, спасибо. У меня все есть. — Точно? — Да, точно. — Хорошо. Сейчас приеду. И ведь действительно приехал максимально быстро. И несмотря на то, что еще было не то время, когда разносят гостинцы по палатам, Мо принесли большой пакет. Видя, как рыжий вытаскивает оттуда разные фрукты, готовую еду в коробочках из ресторана и вещи для Мо и ребенка (и как только их пропустили?) соседушки причитали, как же его альфа его любит. А Мо кривился... К концу дня ему надоели эти вздохи и взгляды. — Он не мой альфа! - рявкнула он на очередной шепоток. — Да неужели? А что же тогда ты ему позвонил, а не тому, от которого ребенок? Или родителям? - ехидно спросила одна из мамочек. — Они погибли. Все в один день, - он сглотнул непрошеный ком в горле, - А этот был рядом еще до того, как я узнал, кто мой истинный. — Ох, беееедный, - протянула одна, пуская слезу, - Но ничего, с таким альфой рядом не пропадешь. «Ага, - подумал Шань, - он сам сведет тебя в могилу». В день выписки Мо Гуань Шань был абсолютно спокоен. Он прекрасно знал что просто заберет ребенка и поедет домой. Змей все выспрашивал, когда, но Мо его игнорировал. Однако спокойствию пришел конец, когда медсестра сказала, что вещи для выписки ему и ребенку принесли, надо одеваться и желательно намарафетиться для съемки. — Какой съемки? - ошарашенно. — Съемка выписки. Ваш альфа постарался. — Какой «мой» альфа?! — Ну, это вам виднее, какой из ваших альф — раз уж вы не знаете, так расстарался. — Это, наверное, какая-то ошибка! Мой альфа, - с нажимом произнес Шань, - погиб в аварии четыре месяца назад. И никакого другого альфы у меня нет, не было и не будет! — Ой-ой-ой, какие мы обидчивые, - продолжая вести его к залу выписки сказала медсестра, - Я бы так не зарекалась, - помолчала, - Еще встретишь своего истинного. — Я уже, - просто сказал он. И увидел, как это подействовало: сестричка моментально прикусила язык и опустила голову, понимая, что до этого наговорила лишнего. Может быть, это кто-то из ваших знакомых? Везде указано, что вещи и съемки конкретно для вас, господин Мо. — Боже! - простонал он, - Я этому мудаку яица прям с узлом вырву, блядь. Тут его встретило молчание. Шаню дали одежду для переодевания — серый классический костюм. Ему дали какую-то косметику, которой он никогда не пользовался. Одна из медсестер полезла к нему с желанием накрасить и была послана — он не сдержался. Сына тоже упаковали в красивый комбинезон, на что тот не плакал. Вообще ребенок пока был спокойным — это радовало. А на выходе из зала его ждал Шэ Ли собственной персоной с огромным букетом желтых роз. Одет не как обычно: тоже в классический костюм, только на пару тонов светлее, чем у Шаня. Что, стоит заметить, ему чертовски шло. Желтые глаза смотрели обеспокоенно, как будто выдавали раздумья хозяина о том, нравится ли все это, но вообще сам улыбался — скрывал все чувства, как всегда. Оказалось Шань очень хорошо знает этого человека, хотя раньше не замечал за собой особой наблюдательности. Ли вручает Шаню букет, делает движение, чтобы обнять, но понимает, что не стоит этого делать — просто встает рядом для фото. А потом выносят ребенка... И вручают ему, поздравляя молодого отца с пополнением в семье. Как Шань не взрывается и не начинает крыть хуями все и всех вокруг, не ясно. Но глаз у него подергивается. Все заснято, все собраны, Змей сажает Мо с ребенком в свою машину и везет явно не к нему домой — куда-то в незнакомое место. Это настораживает и пугает. — Вас должен осмотреть специалист. Чтобы убрать то, чего не должно быть. Это нормальная практика для молодого папы и ребенка сразу после родов, Мо, не переживай. — Какого хуя ты там устроил?! — Я просто хотел сделать красиво. И памятно. И знаешь... это волнительно, будто действительно своего ребенка из роддома забрал, - разоткровенничался он. — Вот найдешь себе омегу и заберешь его из роддома! Чего ко мне прицепился?! - Мо шипел очень зло, но сдерживался, чтобы не разбудить детку. — Я уже нашел. — Тебе кажется. Найдешь истинного, сразу по-другому петь будешь. — Ну, не факт, что найду. Не всем же везет, как тебе. Есть и те, кто остается без истинного всю жизнь. И таких большинство. — Я не буду твоим, Шэ Ли. И не мечтай. — Это мы еще посмотрим. Хоть Мо и был один, работал много, но максимально постарался подготовить дом к появлению в нем новой жизни. Каждый раз перед уходом на работу в последнее время он проверял все, поправлял и переставлял. Жизнь с младенцем выматывала. И если бы не забота Ли, ему было бы сложнее. А тот, нет-нет, но привозил еду готовую. Шань все думал: во что же выльется это все? Сколько он с него затребует? Нет. Конечно, ясно, что и как. Но все же... Выйти на прежнюю работу Мо не дали: хорошее отношение, конечно, да, было, но сотрудник с младенцем на руках не вызывал восторга у начальства. Пришлось обращаться к прежним работодателям, плюс, искать новое. Итого, через две недели после родов Мо с ребенком на руках разносил заказы из пиццерии по ближайшему району — сразу обговорил, что только по нему; убирался также в танцевальной студии — за это время она изменилась, став тренировочной площадкой для полдэнса; и иногда брал смены в магазинчике упаковщиком продуктов. Однако этого все равно не хватало бы, чтобы выплачивать деньги Змею. Мо стал продавать какие-то мало нужные вещи из дома. Стал брать больше заказов. Совсем забыл про сон и отдых, ведь ребенок маленький совсем — просыпается каждые два-три часа ночью, чтоб поесть. Ладно еще, что молока хватает своего, не надо на смеси тратиться. В остальном проблем не доставляет: узнает его, улыбается, агукает и переворачивается на живот, когда для этого есть достаточно пространства. Скоро уже можно будет его сажать*. Однажды его встречают у дома и просят пройти с ними — Змей просил. На подходе к офису ребенка забирают из рук, говоря, что господин Шэ Ли обещал серьезный разговор, и ребенок будет отвлекать — о нем позаботятся. Это напрягает Мо очень сильно, но он не подает вида. Еще и наткнулся на кого-то при заходе в здание, поцарапавшись сильно. Чувак, конечно, извинился, но разве это поможет? В кабинете, где обитает светловолосый парень, немного дымно. Это раньше он был главарем местной шпаны, занявший это место в не-честном бою. Сейчас же Ли являлся человеком, который контролирует несколько районов с их криминальной и около криминальной жизнью. Алкоголь, табак, запрещенные вещества, рэкет, проституция, контрабанда, бары и игорные заведения — все было его и под ним. И уже ни у кого не вызывало вопросов, для чего и зачем это нужно было отпрыску богатой семьи — ну, нужно и нужно, бог с ним. Единственный «бзик», присущий этому альфе – это то, что за попытку изнасилования или успешное такое действие он карал, не щадил никого. И ладно, если альфу просто изобьют до полусмерти – нет, чаще им отрезали что-нибудь… Но странным образом это не касалось тех моментов, когда омегу вынуждали ложиться под кого-то шантажом или безвыходной ситуацией. И вот этот человек сейчас восседал — иначе не скажешь — в своем кресле и ждал, когда большая часть людей уйдет из его кабинета. Он был явно пьян. И не ясно, от алкоголя или от чего-то другого. Напрягает. Подходит к Шаню близко, вплотную. Руки в карманах. Наклоняется и говорит еле слышно: — Твоя отсрочка закончилась, дорогой, - улыбается приторно, тянет губы, - Ты же не думал, что я забыл о долге? — Нет, я собрал деньги. — И сколько? - он дышит ему в лицо, но Мо не чувствует запаха выпивки – это плохо, очень плохо, - Сколько же ты собрал, мой милый Мо? — Во-первых, - начал стойко Шань, не отшатнувшись ни на сантиметр, - Не твой. Во-вторых… — Мне не интересно! – его бессовестно оборвали, - Скажи мне вот что: ты ничего не чувствуешь, дорогой? — А что я должен? – Мо усиленно держит себя в руках, хотя это ему всегда тяжело давалось. Он почувствовал, конечно, изменения в себе – запахи стали резче и жарко почему-то, но не придал этому значения. Шэ Ли молчал, проигнорировав его вопрос. — Знаешь, у тебя ведь давно уже закончился период крови после родов. И пока твой альфочка не станет взрослее, ты вряд ли потечешь. А это может занять до трех лет. Я не готов ждать столько времени. И говорю тебе еще раз: если ты скажешь да, станешь моим, я спишу все долги, доставшиеся тебе в наследство, ты заживешь лучшей жизнью – в довольстве, уюте и безопасности. Твоего сына я воспитаю, как своего, ты знаешь, дам ему образование. Тебе только нужно сказать одно слово. И это… — Нет! Змей, нет. Я все это понимаю, но нет. Невозможно жить с кем-то без любви, это будет мука. У тебя не было истинного, поэтому ты не знаешь, как это. — Да плевать мне на истинность! – заорал светловолосый, - Плевать! Я на тебя с детства смотрел и хотел себе! — Вот именно, что хотел себе! – Мо тоже не выдерживает и начинает повышать голос, - Как вещь какую-то, экспонат! Без учета моего желания и моих мыслей. — А-а-ага, - Ли опять приторно улыбался, - Все же, препарат действует. — Ты о чем? – оторопь и растерянность в глазах. — А ты не чувствуешь? Ха! Конечно, ведь свой запах мы редко воспринимаем. А сейчас в комнате пахнет сладким апельсином с медом. И мне, если честно, плевать, что к твоему запаху примешивается еще и запах палой листвы после дождя. И тут Мо сложил паззл: он никак и ни с кем не контактировал ни по дороге сюда, ни здесь. Значит, «препарат» он получил либо, когда у него забирали ребенка, либо с той царапиной. Действие этой херни можно понять по всем разговорам Ли – возбудитель, который даже у родившей омеги вызовет течку. А раз запах уже начал проявляться у него, значит, на самом деле воздействует на организм. Пиздец. Змей перестал ходить перед ним, только оперся на свой стол со стороны посетителей задом. Сложил руки на груди и вперился немигающим взглядом. Это пробирало до костей. Да, Шаню стало жарко уже давно – капельки пота бисером выступали на висках, катились вниз по шее. Он всегда был особо восприимчив к запахам и сейчас его мутило от их резкости и обилия. Внизу живота копились тяжесть и тянущее чувство, но вот это он мог игнорировать. Внезапный спазм скрутил Мо, заставив его рухнуть на колени. — Все вон! – рыкнул Змей. Ли подошел к Шаню, также, как в тот раз, сел на корточки, попытался погладить по щеке, но Рыжий резко отпрянул, рванул к двери, но та оказалась заперта, как и ожидалось. Шэ Ли только улыбался, смотря за всеми этими метаниями. Однако он не ожидал, что Шань, его дорогой и милый Шань, который едкий и колючий, но все же мирный, бросится к столику с бутылками и разобьет одну из них. Он выставил ее вперед, обороняясь. — Что, Змей, думал, что я, как только почувствую начинающуюся течку, запрыгну на тебя и стану умолять меня трахнуть? Хуй тебе! — Думаю, все же, тебе… - протянул Ли, рассматривая разъяренного парня, все также сидя на полу. Шэ Ли встал, сделал шаг к объекту своего вожделения и увидел, как тот, оценив обстановку, приставил «розочку» к своему горлу. — А как же ребенок, Шань? – удивление на лице Ли, казалось, было искренним. Рука дрогнула – этого хватило, чтобы перехватить ее и отбросить самодельное оружие куда подальше. А также заломить руки вниз за спину, прижав того спиной к стене. — Пусти! – шипел Мо в лицо парню, - Пусти, сука. — А то, что? – ехидно. Ответом ему был удар коленкой в пах и лбом в лицо. Однако это, хоть и было болезненно все, не возымело результат: свою добычу Змей не выпустил из рук. Он знал, что раз действие препарата началось, вскоре он раскроет все свои свойства. И пусть течка искусственная – все признаки, как у настоящей: жар, слабость и дикое желание. Да, мозги Мо пока не затуманены, он пока соображает и сопротивляется сознанием. Надо только немного подождать – что Ли и делает: он тянет время, дожидаясь, покрывая поцелуями чувствительную шею, покусывая за ухом, прижимаясь всем телом… Запах омеги усиливался, снося крышу основательно – Ли переставал себя контролировать. Он ощущал, как Мо слабел с каждой секундой, но не прекращая попыток выбраться, постоянно дергаясь и пытаясь пнуть – однако, только пытаясь, потому что Ли заблокировал его ноги тоже. Рыжий шипел и ругался беспрестанно, как взбешенный кот. А Змей только и любовался, наслаждаясь трепыханиями. Сейчас он не думал, что сам же нарушает свои принципы. Сейчас ему сорвало все тормоза. Сейчас он только подождет еще чуть-чуть. Когда Змей присаживается и перехватив Мо поперек туловища тащит его в другую комнату, Шань в шоке. Но начинает колотить альфу по спине. Ему кажется, что сильно, однако на самом деле это всего лишь как комариные укусы. Он цепляется за дверной косяк руками, но силы неравны – проигрывает. Когда включается свет в комнате и дверь закрывается на ключ, Мо понимает, что ничего не может сделать – он не улавливает, куда Змей кладет ключ, а выбить дверь в таком состоянии не сможет. Когда Ли закидывает его на кровать, Мо охватывает паника. Он начинает вырываться и ругаться еще сильнее, но все без толку. Чудом залепляет Ли смачную пощечину, от которой тот свирепеет на глазах: он рычит на Мо громко, выпускает свои альфьи ферромоны, подавляя, да еще и связывает руки над головой ремнем, подтаскивая Мо, как пушинку, и прикручивая их к изголовью кровати. Все. Это конец. Треск разрываемой ткани на груди, звон пряжки и треск молнии. Попытка лягнуть в плечо или куда-нибудь. Горячие ладони на всем теле. Судорожные попытки свести колени и ноги в целом, которые безуспешны. Укусы и засосы. Его слезы бессилия и злости. — Отпусти! Не надо, - шепчет из последних сил, - Ты же сам насильников наказываешь! Пусти! Его не слышат. Похоть затопила разум, вытеснив все человеческое и оставив только животный инстинкт – взять желаемое, не сдерживаясь. А ведь он терпел очень долго – понятно, почему ему так снесло все свои же собственные барьеры. Насытившись прикосновениями к вожделенному телу, пометив множество участков нежной кожи, Змей приступает к основному блюду: он не готовит Мо, не растягивает его. Усмехается только, когда тот пытается сжаться сильнее, чтобы не пустить. Шэ Ли сидит меж стройных ног, удерживая их, любуется засосами на внутренней стороне бедер, наливающимися синяками на внешней, закидывает одну ногу себе на плечо, входит, не церемонясь и не обращая внимание на сопротивление. Мо мычит сквозь сцепленные зубы, не в силах остановить слезы. Он зажмуривается, чтобы не видеть это довольное лицо… расширенные зрачки, в которых полностью пропала радужка. Была бы его воля, отключился бы или хотя бы потерял способность видеть-слышать-чувствовать на время. Больно, безмерно больно, даже несмотря на вызванную химией течку. Все же, она не настоящая – не все симптомы реализует. А Шэ Ли кайфует: ему до одури хорошо, жарко и узко. Он наклоняется к груди, не переставая двигаться, облизывает сосок, прикусывает его – и почему он до этого момента обделил своим вниманием эту прекрасную грудь? – тянет и посасывает, чувствуя сладость во рту. Ну как же он мог забыть о молоке?! У мужчин-омег грудь почти не выражена, однако же вырабатывает достаточное количество молока, иногда даже с избытком. Где-то на задворках сознания бьется мысль о том, что это уже полное извращение, но Ли не обращает на нее никакого внимания. Кончает он бурно, утробно рыча и закатывая глаза. Продолжает движения, несмотря на набухающий узел. Когда тот формируется полностью, слышится тихий болезненный стон Мо. Ли штырит всю ночь. Он не помнит, сколько раз брал желаемое. Он не знает, сколько раз Мо просил его остановиться хотя бы на чуть-чуть. Он не видел безжизненных глаз, прокушенную до крови губу и посиневшие туго перетянутые руки. Он даже не помнил, как отвешивал Шаню смачные пощечины просто так. Все это он увидел утром, точнее, днем, когда очнулся и полностью пришел в себя. Неужели он мог сотворить такое? Сам. Сделать то, что всегда презирал и ненавидел… Оказывается, мог. Еще как. Начал освобождать руки Рыжего от ремня, тот открыл глаза под ним, в ужасе отшатнулся, вздрогнув. Это больно резануло. — Не надо, - тихим сиплым голосом, который он, похоже, сорвал, - Пожалуйста… Прошу,- - парень заплакал, сжимаясь, - Прошу… Змей ничего не сказал. Подхватил его на руки и понес в ванную. Вымыл сам, видя, что Шань будто боится шевелиться. Завернул в полотенце и в таком коконе посадил его в большое кресло, не приближаясь к кровати. - Ч-ч-черт… Я… Мне нет оправдания, Мо. Рыжий поднял на него глаза без каких-либо эмоций. Не ответил. А что тут скажешь? Ничего. Как ничего и не исправишь. *сажать детей начинают в возрасте пяти-шести месяцев.