Неуязвимость

Шэ Ли одолевали противоречивые чувства. С одной стороны злость на Цзяня, который вчера раскидал его парней, как котят. Эта злость перетекла в злость на того ублюдка, который мог тронуть Мо. Змей готов был рвать и метать, убивать просто... С другой стороны, внезапно появившаяся нежность и умиротворение к той девочке. Найти истинную так внезапно подобно счастью. Но его напрягает другое: пока он ее не знает, да, рад, что нашел, узнал, кто такая, однако же все чувства к рыжему никуда не исчезли. И он оказался прав, когда пытался донести все до Шаня: он знает омегу с детства фактически, знает и любит все это время. Да, не умеет выражать, да много накосячил и усложнил в его жизни, бесконечно проебался, и нет ему прощения, но отпускать не хочет. Сейчас он присутствует в жизни Шаня хоть как-то, будет и после — его омеге придется с этим мириться. И, как оказалось, не один он воспринимает Мо, как что-то теплое и нужное. Вон как танцоры за него вступились. Ли уверен, будь он замешан в этом на самом деле, И не оставил бы его в живых — он это умеет. Никто бы не спохватился и не заподозрил их вот вообще, думая и гадая, кто ж посмел прикончить Змея. * Тянь выходил из душа в твердой уверенности, что его ждут. Вымылся тщательно, обдумал, как именно появится в комнате, чтоб было эффектнее. Порепетировал даже за закрытой дверью. Ну, что ж поделаешь, если у желанного объекта такие бзики? Трахать бесчувственное тело в обмороке совсем не хочется... Однако он вышел, а никого. Подождал — тоже. Накинул рубаху, не застегивая, и брюки, пошел к управляющему — вдруг что случилось. Оказалось, что тот не знает, где рыжий. Посмотрели по камерам и обалдели все: бармен просто вышел из комнаты и ушел через черный ход. Просто. Ушел. Никому и ничего не сказал. Было это, к слову, уже двадцать минут назад — не найдут и не догонят. Тянь был взбешен: ему никто и никогда не отказывал. Вообще. Ни в чем. Сами предлагали и позволяли. Во всех сферах жизни. А тут на тебе, сбежал... Бутылка крепкого виски закончилась слишком быстро. Он начал вторую, закурил, а эту с рыком швырнул в стену. — Алло, брат? - голос раздраженный у самого, ничего не замечает, - Хуевый у тебя клуб, Чен! — Что случилось, Тянь? Ты пьян? — Да знаешь, персонал в твоем клубе не выполняет свои обязанности. И да, я выпил... — Так. Иди проспись. Утром поговорим клуб и о тебе. Я сейчас занят. — Оооокееее... Мистер вселенская занятость и усталось. Иди на хуй. Так подумал Чен, но не стал произносить вслух — сидящие рядом просто не поймут, если услышат от него такую речь. Надо держать себя в руках, даже несмотря на то, что эти переговоры идут в неформальной обстановке и допустимы некоторые вольности. Черт. Как же болит голова... Вот, вроде, где матка и жопа, а где голова! Но нет, сука, перед течкой башню просто срывает так, что ты от малейшего шороха готов убивать, а глаза открытыми держать вообще сложно. Однако надо держать себя в руках, не показывая боли, переживаний ил еще чего-то подобного — он же бета, ему не положено. Ага, бета, блять! Иногда Хэ старшего так сильно все заебывало и выводило из равновесия, что хотелось просто послать всех и вся, раскрыть, рассказать о себе и не думать о последствиях. Его позиции в бизнесе и среди остальных кланов настолько крепки, что не пошатнешь. Во всяком случае, в это хочется верить. Не забыть бы купить таблетки. Мыслей в голове на фоне разговора много, они не связаны с основной темой, но нить повествования он не теряет — поразительная способность, которой всегда удивлялся и завидовал А Цю. Черт, еще и брат что-то устроил... В клубе Чен более, чем уверен, а в том, что Тянь мог что-то натворить тем более. Выспаться не удается, даже несмотря на пару таблеток обезболивающего. Ему... тревожно. Наверное, стоит немного отдохнуть, но как, если в работе контракт за контрактом, а передышка даже в неделю может обернуться не пойми чем. Несмотря ни на что Хэ Чен собирает волю в кулак и едет в клуб, зная, что Мао будет там. — Что вчера произошло? - он обманчиво спокоен. — И вам доброго утра, шеф, - кланяется директор, - Вчера произошло не самое приятное, - за что этот человек нравился Чену, так это за то, что не юлил, - Вчера... Ваш брат попросил приватный танец. Да только... — У рыжего, - не спросил, просто утвердил. — Откуда вы?.. Да, - вздох, - У него. Рыжего пришлось уговорить. И он, вроде согласился, только потом почему-то ваш брат поинтересовался, куда же тот делся... А по камерам стало видно, что парень просто ушел. Ваш брат был в ярости. — Внутри комнаты камеры есть? Только давай без вранья. — Да, одна. Мы их ставим, чтобы обезопасить сотрудников, но они об этом не знают. Только о кнопках. — Вот как... Показывай. Просмотр не показал альфе ничего необычного, а вот Чен начал материться себе под нос. Вызов Тяня занял какое-то время, в итоге тот все равно не взял трубку... Оооокееей. Просыпаться от громкого стука и трели звонка — то еще удовольствие. Понимать, что дверь открыл кто-то и этот кто-то сейчас устроит тебе промывку мозгов — еще хуже. А на фоне недосыпа и вчерашнего алкоголя полный атас. — Какого хера ты творишь? — А что? — Ты, блять, совсем охуел, приставать к танцорам в привате? — Не вижу ничего такого, брат. Они все сами готовы на меня прыгнуть сразу. — А тот вчера был готов? А?! — Не знаю... Ты чего так взъелся вообще? — Ты просто животное, Тянь, - выдал это и ушел, оставив младшего в раздумьях. Говорить брату, что Мо такой же, как он — слишком опасно. А Мо Гуань Шань закрылся дома. Он попросил няню отвести ребенка в сад. Закрылся и залег в ванную. Горячие струи не успокоили полностью, но сделали легче. Да, сон и помощь Цзяней неоценима. Но сейчас его начинает отпускать то напряжение, что скопилось за время побега. Ужас. Вот что он испытал, когда тот альфа начал приближаться к нему. Страх чуть ли не до обморока от осознания поцелуя и его внушительного стояка. Отвращение к себе в местах, где его трогали гладили и прижимали... Боль. Нет, он понимал, что те, кто ходят в этот клуб, получали всегда и все в своей жизни. Но ведь хотя бы спрашивать надо? Хотя, наверное, это им неведомо. Надо успокоиться. Лучше всего в этом помогает готовка. За этим процессом Шань не заметил, как пролетело время. В дверь позвонили, но желания узнавать, кто это не было. Однако послышался голос: — Шань, я знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста, надо поговорить. Змей... — Я просто хочу посмотреть на тебя и убедиться лично, что все в порядке. Однако Мо медлил. — А знаешь, я сегодня истинную встретил, - слышна улыбка в этой фразе и то, что альфа прислонился к косяку, - Она милая и нежная, ребенок еще. Хочется защитить. Вот только знаешь, ты все равно в моем сердце. И, я думаю, никуда не уйдешь из него со временем. — Это жестоко, - хриплым голосом выдавил из себя Мо. — Да, наверное. Но тебя я почти всю жизнь знаю, а ее меньше часа. Пока мы не будем действительно парой, ничего не изменится. И это то, что я говорил тебе всегда: истинность ни при чем. А вообще я просто хочу увидеть тебя сейчас, посмотреть на твое состояние... Щелчок замка и открытая дверь. — Проходи. Скоро будет готово. Мо идет на кухню, действительно что-то там мешает, готовит на стол. — Я же тогда так и не отблагодарил тебя за эту работу. Вот, исправляюсь. Не изыски ресторанные, но тоже вкусно. — О! Спасибо, Шань. Он ничего не говорит, но ловит каждое движение — хромает ли, есть ли синяки, тянет ли ногу или морщится, когда меняет положение спины, смотрит на все. — Что он сделал? — Поцеловал. Прижал к себе. Погладил... А у меня истерика и паника. Воздух вышибло. Наплел с три короба и свалил, как можно дальше. — Прости, - отводит глаза. — Все прошло. Я отпустил, - Мо вздыхает, - Не скажу, что это далось мне легко, но... Я смог? Я даже могу тебе сказать спасибо за всю ту защиту, которую ты мне организовал... За заботу о здоровье, помощь с ребенком и работой. За то, что тогда выписка была классная. Я иногда пересматриваю ее — интересно. Все такие другие сейчас. Иногда накатывает, бывает больно и тяжело дышать, но это быстро проходит: я знаю, что ты изменился. И я надеюсь, что с истинной парой ты будешь счастлив. — Ооо... ох. Я не ожидал от тебя такого, если честно. Ведь такое не прощают. И я достоин ненависти всю жизнь. — Нет. Никто не достоин ненависти всю жизнь. Какими бы мы ни были, в нас есть и хорошее, и плохое. С этим надо мириться и учиться жить. — Ты будешь и дальше там работать? — Нет. Хочу найти что-то другое. Пока подумаю. — Если что-то надо, только скажи. — Идет... Дальше их обедо-ужин продолжился в тишине и незначительных замечаниях типа «не чавкай», « как же вкусно», «да тебе свой ресторан надо» и прочее. Шань мог сказать, что в его жизни есть еще один близкий человек, на которого он может положиться. * Чертовы контракты и чертова течка. Как же не вовремя. За сегодня у Чена было три бизнес встречи, которые высосали из него всю силу. Еще и головная боль. Он пришел домой — в свою любимую квартиру — и просто свалился в кровать. Организм, весь день державшийся на чистом упрямстве, решил — пора! Чена скрутило спазмом, резко поднялась температура, а зрение помутнело. Блять, таблетки! Во всей этой веренице дел он забыл о главном. Просить кого-то из сотрудников нельзя — сразу поймут, доставка тоже имеет информационные следы. Нужно позвонить Тяню. Чен помнит, что последний вызов был от брата, но он не успел его взять — был на переговорах. Он практически наощупь набирает его и выдает, не слушая, что на том конце: привези подавители, срочно. Сбрасывает звонок и ложится ждать. А на том конце провода происходит колоссальная работа мозга. Ведь последним звонившим был Хуа Би, только Чен своим затуманенным зрением этого уже не видел, а звонок не слышал из-за все тех же переговоров. Подавители, значит... Би приехал быстро. Ключ от квартиры был у него при себе — просто мера предосторожности у них друг для друга. Темно и тихо, только в спальне шорохи и прерывистые вздохи. В голову ударяет терпкий омежий запах, усиленный течкой — черника, можжевельник и хвоя, совсем нетипичное сочетание. Башню сносит основательно, но он все еще «в себе». Всю дорогу думал и сопоставлял. А сейчас увидел подтверждение — его дражайший начальник и близкий друг совсем не бета. Неприятия и боли от того, что скрывал, нет. Осознает свою реакцию сейчас, поэтому понимает. Однако... — Ну, привет, - он складывает руки на груди и опирается на дверной косяк. Смотрит на Чена пристально. А посмотреть есть, на что: распахнутая на груди рубашка, обычно строго застегнутая на все пуговицы; учащенное дыхание; согнутая поза и намокшие брюки... Альфа в нем облизывается. — А? Как ты? — Ты мне сам набрал, - улыбается, но без ехидства. — Черт... - отворачивается. — Что же ты даже не спросишь, привез ли я твой заказ? - идет медленным шагом, - Не просишь остановиться... У Чена испарина на лбу и губа закушенная. В общем хреново, а тут еще и вопросы какие-то. Цю проводит по скуле костяшками, оглаживает большим закушенные губы. Из груди Хэ вырывается протяжный стон. Он хотел остановить, хотел отказаться, попросить уйти, только внутренняя омега, которую столько лет запинывали внутрь, рядом с сильным альфой набирает силы и не дает этого сделать. — А ты знаешь, - все также тихо говорит Би, - Я ведь хотел наплевать на то, что отношения альф и бет не одобряются. Хотел к тебе подкатить. И плевать на все, - он сидит и также продолжает гладить лицо лежащего Чена, - А тут такой подарок. — Мммм... — Ты знаешь, я не буду у тебя больше что-то спрашивать. Би снимает футболку, чувствуя, что тело само уже выдало порцию феромонов. Что ж, и запахи прекрасно сочетаются и дополняют друг друга: упомянутая черника с можжевельником и холодный дождь, соль и перец. Ему не составляет труда снять рубашку с Чена, не встречает протеста и на ремне брюк. Ухмыляется только — омега дышит рвано, все также закушена губа, но ни слова не произносит. Би оглаживает крепкие ноги, чертит по красиво накачанному торсу ногтями, задевает специально соски, вырывая вздох. Знает, омеги вообще чувствительны до прикосновений, а уж во время течки — это один сплошной оголенный нерв. Но тут реакция уж больно бурная. Разводит легко ноги, видя промокшее белье, от которого тут же избавляется. В комнате вообще прохладно, и, наверное, они бы покрылись мурашками, если бы не разгоняющая оба организма до состояния печки течка. Би долго разглядывает Чена. Всего целиком. Однако же взгляд все равно опускается к пульсирующему анусу: тугой, крепкий, но сочащийся смазкой очень сильно. Палец проходит с трудом, в этот момент Чен шипит сквозь зубы... и страшная догадка прошивает эту гору мышц: — Ты что, никогда и ни с кем не занимался сексом? - ошарашенно. — Нет, - коротко. — Ох, йопт. После этого его движения становятся менее резкими, плавными, более нежными. Он поглаживает другой рукой также сочащуюся головку, наклоняется и прикусывает сосок, потом облизывает другой. Утягивает Чена в поцелуй, отвлекая от того, что происходит в заднице. Второй палец идет также с трудом, но уже легче. Думая о том, как сильно нужно растянуть девственного Чена, чтобы не причинить боль, Би готов взвыть — это ж сколько времени на это потребуется. Однако на третьем пальце Хэ его останавливает: — Давай. — Ты не готов. Будет больно. — Пусть. Давай. И Би дает. Аккуратно и мучительно медленно для обоих пытается протолкнуть головку. Это получается не сразу. Чену больно до такой степени, что его выгибает навстречу Би, вжимает голову в матрас и вырывает грудной стон боли. Первый толчок выбивает воздух. Би не спешит, опирается на руки и внимательно всматривается в лицо, ему важна каждая мелочь. Он целует шею, висок, сцеловывает слезы с зажмуренных глаз, срывает поувздохи-полустоны. И безмерно счастлив. Чен кончает еще до того, как Би приближается к разрядке. Он стонет и кусает губы, пытаясь сдержаться. Он раскрыт и беззащитен в таком состоянии. Возбужден и прекрасен. Как Цю удается держать себя в руках и не срываться в бешеный темп — загадка. Однако выдержка все же подводит с приближением оргазма — он двигается резче и быстрее, целует и кусает ключицы и шею, Чен кончает опять, а Би на самом пике от резко нахлынувшего удовольствия сжимает зубы у основания шеи. Твою маааать...