Воспоминания

29 мая 1582 года. Сюннет шехзаде Мехмеда. Султан Мурад решил отпраздновать это событие большим торжеством во дворце и всенародными увеселениями. В день церемонии во дворце собрались все знатные особы: госпожи и их мужья, шейх-уль-ислам Малулзаде Мехмет Эффенди, паши и капудан паши, богатые люди города, командиры янычар, послы европейских стран с дарами от своих правителей, а на площадях и в дворцовых дворах угощали народ и раздавали подарки. Проводил сюннет фаворит султана Джеррах Мехмед паша. — Повелитель, вы оказали мне огромную честь, позволив провести обрезание шехзаде Мехмеда, я не знаю, как благодарить Вас. — Ты делаешь мою сестру, Гевхерхан Султан, счастливой, этого достаточно. — Повелитель, это Вы осчастливили меня этим браком, — и паша посмотрел в сторону небольшой беседки, где вместе сидели его супруга и Сафие Султан. — Я не мог бы пожелать более достойной жены чем госпожа. — Значит, нам обоим в этом смысле повезло… Пойдём, Джеррах паша, пойдём, матраки ждут нас… — и Мурад рассмеялся. — Гевхерхан снова говорит с Сафие, а не с нами, — недовольно и тихо сказала Эсмахан Султан, посмотрев в сторону соседней беседки, где сидела её сестра. — Наша сестра — взрослый человек и свободна говорить с кем хочет, Эсмахан, тем более, что сегодня праздник шехзаде, а Сафие Султан его мать. Я не вижу в этом ничего страшного, — сказала Фатьма Султан. — Разве я не права, Шах? — Конечно, Фатьма. Эсмахан, оставь эту войну хотя бы на сегодня. Сегодня просто праздник. И не надо, чтобы Валиде нас услышала. Эсмахан Султан хотела что-то возразить, но в это время к беседке подошёл сам виновник торжества шехзаде Мехмед. — Валиде Султан, — Мехмед поклонился, — сегодня такой особенный для меня день, и я хотел бы сделать Вам подарок. Вы позволите? — Мехмед улыбнулся Нурбану Султан той очаровательной обезоруживающей улыбкой, которая могла заставить дрогнуть даже самое жестокое сердце. И открыл бархатную коробочку. — Это брошь из чёрного венецианского стекла, в центре которой королевская роза, покрытая золотом. Для госпожи и королевы нашего дворца из Венеции. Как знак, что моё самое главное желание стать достойным своего отца, а значит и Вас, вашего прекрасного воспитания Повелителя. — Я благодарю и принимаю твой подарок, Мехмед. Ты, как и подобает наследнику нашей Династии, всегда любезен, вежлив, молчалив и серьёзен к своим обязанностям и занятиям с оружием, оставайся таким и безусловно ты будешь достоин моего сына. — Спасибо за Ваши слова, Валиде Султан, обещаю, что всегда буду прислушиваться к ним. В это время Гевхерхан Султан, которая наблюдала эту картину, обратилась к Сафие. — Сафие Султан, поздравляю Вас, шехзаде Мехмед — достойный наследник нашей Династии. — Благодарю Вас, Гевхерхан Султан, и спасибо Вам за внимание, которое вы уделяете моим детям, они с удовольствием рассказывают мне о ваших подарках. — Для меня это тоже удовольствие, а поэтому и в знак своей искренности к Вам, я и сейчас хочу преподнести подарок, — Гевхерхан Султан сделала жест рукой, и к беседке подошла красивая девушка. — Её звали Елена, она из Боснии, в гареме получила имя — Хандан, в скором времени шехзаде Мехмед отправится в Манису, и я уверена, что эта тихая и скромная девушка станет прекрасной частью его гарема. — Благодарю Вас, госпожа. Бюльбюль, займись девушкой. И посели её в комнату к Махпейкер и Менекше. 6 декабря 1582 года, Совет дивана. — Синан паша, с какими новостями вы вернулись в Стамбул? Как продвигается наша Иранская компания? — Повелитель, с осени 1579 года наша армия и 100-тысячное войско крымского хана возобновили набеги на Ширван и Восточную Армению. Многие города захвачены. В результате наших действий вместе со мной прибыл посол из Персии. Нам предложили заключить перемирие на условиях сохранения границ, определённых в правление султана Сулейман Хана. И, если вы позволите, посол, Ибрагим-хан, с дарами ожидает вашей аудиенции. — Синан паша! Я назначил тебя своим главнокомандующим, а не давал полномочий вести переговоры с нашим врагом! Никакого перемирия не будет, тем более на старых условиях! Я очень разочарован тобой, паша! — Простите, Повелитель, — паша упал на колени. — Синан паша, я смещаю тебя с поста великого визиря и командующего моей победоносной армии и приказываю тебя отправляться в ссылку в Малкару. Канижели Сиявуш-паша, отныне эта печать твоя. — Повелитель, — седовласый паша опустился на колени и поцеловал подол кафтана Мурада, — я сделаю всё, чтобы оказаться достойным этой чести! — И мой первый приказ тебе, отправь персидского посла в заключение под стражу. — Как прикажете, Повелитель. И в 1583 году османы захватили Ширван и Баку. А летом этого же года шехзаде Мехмед отправлялся в санджак. Хюмашах Султан вместе с мамой провожала шехзаде Мехмеда в Манису, когда раздался окрик: «Внимание, Валиде Нурбану Султан Хазретлери». Хюмашах смотрела на Валиде Султан и чувствовала, что, нет, её детское ощущение холода не уменьшилось, а даже усилилось, но она обещала маме быть уважительной, и госпожа почтительно склонила голову, приветствуя мать своего отца. — Валиде Султан, — Сафие Султан поклонилась. — Поздравляю тебя, Сафие, ты воспитала достойного наследника, — с этими словами Нурбану подошла к Хасеки и, приобняв её, прошептала ей на ухо. — Надо отдать тебе должное, в последнее время ты удачно разыграла несколько партий, но не воображай себе, что победила, ведь напоминаю тебе, Синан паша отправлен в ссылку, а на посту великого визиря теперь Сиявуш Паша. — Госпожа, я помню, что Вы сделали и предупреждаю Вас, — тихо сказала Сафие, — если через Газанфера вы хотите навредить и Мехмеду, любовь Мурада Вас на спасёт! — Мехмед — главный наследник нашей Династии, Сафие, ему не может что-то угрожать, и именно для этого с ним будет Газанфер, — и Валиде Султан улыбнулась, видя во взгляде Сафие огонь, который она старательно сдерживала. Тем временем шехзаде Мехмед обратился к сестре. — Нурбану Султан всё ещё расстраивает тебя, сестрёнка? Не волнуйся, скоро это закончится. И им всем будет больно, а не матушке. — Что? О чём ты говоришь, Мехмед? Ты что-то сделал? — Успокойся, Хюмашах, ничего я не делал, я же сказал тебе, что не буду… — Мехмед обезоруживающе улыбнулся. — Просто я уверен, что наша мама в конце концов со всем справится. — Мехмед… — позвала шехзаде Нурбану Султан. — Валиде Султан, — Мехмед склонил голову. — Рад, что Вам нравится мой подарок. Спасибо, что надели его, придя сюда. И пока её брат почтительно целовал Валиде Султан руку, Хюмашах размышляла о его словах. Что он хотел сказать ей? Неужели он таки сделал что-то плохое, не то чтобы Хюмашах беспокоилась о Валиде Султан, но ведь брат может пострадать, если о подобном узнают, как и мама. Нурбану Султан как всегда держалась гордо и выглядела бодрой, если только была бледнее, чем обычно, но для этого может быть столько естественных причин, так что, да, вряд ли Мехмед может быть в чём-то замешан. Да и разве может её брат вообще быть способным на плохое? Хюмашах с гордостью посмотрела на Мехмеда. Конечно, нет. Просто как и всегда брат хотел её успокоить. И он прав, мама без сомнений со всем справится. И, продолжая смотреть на брата, а так же бросив взгляд на Валиде, Хюмашах улыбнулась. Ещё к её облегчению Нурбану Султан не стала задерживаться и, пожелав Мехмеду удачной дороги, а так же сообщив, что Газанфер ага будет сопровождать его, Валиде Султан быстро удалилась. — Матушка… — голос Хюмашах дрогнул, и она сильно заключила Валиде в свои объятья. — Ну, что ты, доченька, я помогу Мехмеду устроиться на новом месте и сразу вернусь… — Конечно, матушка, вы должны поехать с Мехмедом и убедиться, чтобы у брата всё было хорошо, но я никогда ещё не расставалась с Вами вот так и мне немного страшно, я буду скучать. — Хюмашах, рядом с тобой будут Айлин и сестрёнка, следи за ней, а я скоро, очень скоро вернусь. Хюмашах снова обняла Валиде, и некоторое время её не отпускала, а после, когда мама отошла поцеловать младшую сестренку, обратилась к Бюльбюлю. — Ты должен оберегать матушку и заботиться о ней. — Конечно, госпожа, будьте в этом уверены. — Айлин, я доверяю тебя своих детей, — сказала Сафие, передав свою младшую дочь няне. — Не волнуйтесь, госпожа. Я позабочусь о Хюмашах Султан и о Фатьме Султан наилучшим образом. — Спасибо, я и не сомневаюсь, что с тобой они будут в безопасности. — Благодарю Вас, госпожа. Для меня много значит ваше доверие. В это время Шехзаде Мехмед смотрел на сестру, которая не отводила взгляда от их матери, и с хитрой улыбкой произнёс. — Не нужно так волноваться, Хюмашах, я не стану удерживать Валиде слишком долго у себя… — Мехмед… — Хюмашах, посмотрев на брата, не смогла не рассмеяться, но после внимательно посмотрела на старшего брата. — Вот ты и стал совсем взрослым, братик, и должен уехать в санджак, выполнять свои обязанности наследника. А, казалось бы, что только недавно ты давал присягу, а я гордилась, наблюдая за тобой на Башне справедливости, как и матушка. — Да, пришло время попрощаться, сестрёнка. — Но ты ведь будешь писать мне, Мехмед? — Конечно, и когда ты будешь читать эти письма, то сможешь представить, что мы как и прежде разговариваем у камина. И улыбнуться этому, да, вот так тепло, как сейчас. — Мехмед… — Хюмашах сильно обняла брата. — Я всё равно буду скучать. — Я буду приезжать, Хюмашах, как только будет возможно, обещаю. *** — Сколько пузырьков здесь стоит, вы постоянно что-то смешиваете, делаете, потом даёте матушке, — Хюмашах наклонилась и нежно провела по волосам Валиде, — так почему она не приходит в себя?! У меня возникает чувство, что все ваши лекарства бесполезны! — Госпожа, мы делаем всё возможное, уверяю Вас, но… — Я не хочу слышать никаких но! Я хочу знать, когда моя Валиде очнётся?! Сейчас же! — Простите… Я не могу ответить на этот вопрос, госпожа… Это может случится завтра или через пару дней, или… — Всё, хватит! — Хюмашах выдохнула и продолжила. — Заканчиваете то, что должны делать, и уйдите отсюда! Все! Хюмашах Султан вернулась к креслу, сев в него, она напряженно наблюдала за каждым движением лекарей. Как только они вышли, госпожа прикрыла глаза, и в этот момент раздался стук в дверь. — Да. — Госпожа, — Бюльбюль поклонился, — пришло письмо от Фатьмы Султан. — Что там? — Госпожа говорит, что могла бы приехать, она… — Нет! — Хюмашах протянула руку, и ага безмолвно вложил в него письмо. Хюмашах Султан развернула его. «Фатьма, милая, добрая сестрёнка, слова поддержки и ни слова упрека или обвинения. Для мамы её рождение было долгожданным после всех потерь, и я помню, как отец держал на руках маленькую сестрёнку и улыбался, давая ей имя. И Мехмед был рядом. Светлый миг нашей семьи, только вот снова, вспоминая прошлое, я отчётливо осознаю сейчас, что он был только благодаря маме. Ведь для всех вокруг, а в частности для Валиде Султан, рождение моей сестры стало светлым совершенно по другой причине. Родилась девочка, а не шехзаде, значит, у моей мамы по-прежнему не было наследника, кроме Мехмеда. А это прекрасный повод убедить отца снова принимать наложниц, а не вернуться к маме. Так после Мустафы, Баязида и Абдуллы, родившегося одновременно с Фатьмой, и до отъезда Мехмеда в санджак у меня появились братья — Селим, Алемшах и Юсуф. Было ли маме больно от всего этого? Конечно. Могли ли её обвинять в рождении дочери? Очень даже вероятно. Проявлялась ли эта боль, а соответственно и возможная злость в отношении к нам, к Фатьме? Нет. Никогда. Запретила ли она нам хоть раз общаться с братьями? Сказала о них что-то плохое? Нет. Никогда. Мама была нашей гаванью безопасности и покоя, и тогда, в наши семейные вечера, я и не задумывалась, сколько душевных сил у неё это требовало. Матушка хотела, чтобы мы были счастливы, и была готова сделать для этого всё. Матушка… Мне так Вас не хватает сейчас, если бы вы знали… Умоляю Вас, придите в себя… Не оставляйте меня… Прошу». Тем временем покои Кёсем Султан. — Госпожа, — Хаджи ага поклонился. — В чём дело, Хаджи? — спросила стоящая у окна госпожа, слегка повернув голову. — Говорят, Сафие Султан очень больна, мы могли бы всё закончить. — Да? Ты предлагаешь это сделать, когда её дочь не отходит от неё? — Но, госпожа, такой подходящий момент… — Хватит, Хаджи! — и Кесем посмотрела на кольцо с большим изумрудом каплевидной огранки в своих руках. — Война закончилась. И больше не смей беспокоить меня подобными предложениями! Можешь идти! Кёсем снова вернулась к кольцу и осторожно вертела его в своих руках, смотря на переливающие грани драгоценного камня, и её мысли возвращались в прошлое… — Это письмо для Марии Медичи? — Твой итальянский очень хорош, — сказала Сафие Султан, пробежав глазами по письму и посмотрев на юную Анастасию, — ты достойно образована… Кёсем Султан слегка улыбнулась, вспомнив свою гордую улыбку в этот момент, продолжая смотреть на кольцо. «А ведь я восхищалась Вами… Если бы всё могло быть по-другому…». С этой мыслью Кёсем вернула украшение в небольшую шкатулку и с хлопком закрыла её. *** Встреча Сиявуш паши с генуэзским послом в небольшой таверне. — Сиявуш паша, наконец-то вложенные в тебя средства начинают давать плоды. А ведь мы поддерживаем тебя с тех пор, как вы стали агой янычар и на наши средства организовали приём посла шаха Тахмаспа, который прибыл поздравить покойного султана Селима с восшествием на престол. Тогда с тобой ещё был фаворит султанов Селима и Мурада «ястреб петиций» остроумный Шемси Ахмед Паша, тоже уже ушедший от нас. Его влияние было таким, что через него шли все обращения и просьбы к султану Мураду. И он даже хвастался, как научил султана продавать свои милости. — Да, да, я помню эту присказку: «Шемси паша приписывает себе то, что он первым научил османов брать взятки». Посол усмехнулся и продолжил. — Ваш полк благодаря нашим средствам был достаточно ярким, чтобы затмить иранское великолепие: украшенные золотом и серебром кони, солдаты в броских одеяниях. Так вы были назначены бейлербеем Румелии и стали зятем Династии, вошли в доверие к Валиде Султан и вот стали великим визирем. Теперь вы будете отстаивать интересы Генуи. Валиде Султан пора перестать поддерживать Венецию. — Валиде Нурбану Султан сложно убедить сменить этот политический курс. У неё большие связи с Венецией. — Тем не менее вы попробуйте, а в самом крайнем случае есть и другие варианты, паша, — и посол протянул Сиявушу небольшой пузырёк. — Нет, нет, я не пойду на это… Это слишком опасно… — Это медленный яд, отравление очень сложно вычислить, а даже если это случится, Вас вряд ли кто-то заподозрит. — А вы чем займётесь? — Подарками, паша, подарками. Ведь если Нурбану Султан не хочет быть на нашей стороне, то есть в гареме и другой человек, которого мы должны убедить в выгодах сотрудничества с нами и в нашей поддержке, и щедрости. Сафие Султан читала книгу, когда неожиданно в её покои ворвался Султан Мурад. Отложив книгу, хасеки встала и поклонилась, обратившись к любимому. — Мурад? Что с тобой? Почему ты так взволнован? Что-то случилось? — Моя мать… У неё сейчас лекари… Ей очень плохо, её рвёт, сильно болит голова и начались судороги… Возможно это яд… Главный лекарь этого не исключает. — Мне очень… Подожди… Ты думаешь это я? Я не верю, что слышу это, Мурад! — Если бы я думал и был уверен, что это ты, ты бы не стояла сейчас передо мной! Но я должен принимать во внимание ваши отношения… — Не так давно твоя сестра только и делала, что говорила, как я убила её мужа, однако, ты не думал подозревать меня из-за отношений и одних её слов, что изменилось сейчас? — Речь идёт о моей матери, я должен быть уверен, Сафие… Недавно Валиде устроила праздник, ты была на нём в кружевном красном платье с золотым орнаментом, тебе подарил его генуэзский посол. Ты будешь это отрицать? — Нет, это красивое платье — подарок генуэзской герцогини, но… — Так вот, их обыскивают, поэтому сами они ничего не могут сделать, но Хасеки Султан никто не посмеет тронуть… Так это подарок за то, чтобы отравить мою мать? Ведь Генуи очень выгодна её смерть, учитывая постоянную борьбу за торговлю и влияние с Венецией, которую всегда поддерживала мама, как и тебе… Поэтому, если ты что-то знаешь, скажи мне! — Я знаю, что люблю тебя, Мурад, и что никогда бы не причинила тебя такую боль! А вот ты, кажется, снова забыл об этом… Как жаль, — произнесла Сафие, сдерживая слезы. — Послы действительно ищут расположения через подарки, обещания, они всегда это делают и со многими, но я ничего им не обещала, Мурад. Ничего. — Я запрещаю тебе покидать покои! И видеть детей! Думаю, ты захочешь, чтобы они ничего не знали, поэтому они будут с Айлин. Она позаботится о Фатьме и успокоит Хюмашах, объяснит, почему она не может сейчас тебя увидеть. — Спасибо и на этом, Повелитель. Султан направился к выходу, но подойдя к нему, обернулся, посмотрев на Сафие, в его глазах стояли слёзы. — Я хочу верить тебе, Сафие, очень хочу… И, тяжело отвернувшись, Мурад вышел из покоев. *** Стамбул, декабрь, 1574 год. Невесомое тело легко парило в воздухе, взмывая по велению разума, неслась, не ведая усталости и боли, над выстроившимся в шеренгу янычарами и сипахами, над троном, выставленном в центре площади, на который очень скоро должен был взойти её сын, к Башне справедливости, где она, Валиде Нурбану Султан, с гордостью ожидала этого момента, к которому так отчаянно стремилась. И тут до Валиде Султан стали доносится обрывки голосов пашей. — … А вам не кажется странным, что Султан Селим скончался так скоро после того, как сделал Нурбану Султан своей законной супругой… — Я слышал лекарь недостаточно быстро его осмотрел, время было упущено. Возможно Газанфер ага не особенно и торопился его позвать… Раздался смех пашей, прерванный холодным голосом великого визиря. — Как вы можете повторять эти грязные сплетни о нашей Валиде Султан, паши? Наш Повелитель почувствовал себя плохо в хаммаме, поскользнулся и ударился головой. Это трагическое стечение обстоятельств и больше ничего. А тот кто думает иначе, в следующий раз лишится головы! — Мехмед паша, прав, паши, — вмешался шейх-уль-ислам Хамит Махмут Эфенди. — Не время и не место для таких разговоров. Это опасные слова! — Как они смеют! — пронеслось в голове Нурбану Султан. И в следующее мгновенье вокруг неё вспыхнул огонь и быстро охватил всю башню, госпожа стала задыхаться и, тяжело дыша, открыла глаза. *** — Мурад… — Матушка, я здесь, наконец-то вы очнулись. Слава Аллаху! — Что произошло? — Нурбану Султан тяжело открыла глаза и увидела стоящих вокруг её кровати взволнованных детей. — Вы в своих покоях, матушка, Вам было очень плохо… Возможно, вас отравили… Вы помните что-нибудь? — сказала Гевхерхан Султан. — Матушка… — Фатьма трепетно поцеловала Валиде руку. — Не волнуйся, Фатьма, мне уже лучше, — Нурбану Султан провела рукой по волосам дочери и легко улыбнулась. — Это сделала Сафие, мама, скажите, брат уже запер её в покоях! — сказала Эсмахан. — Освободи её, Мурад… — Что, матушка? Она убила… — Эсмахан, хватит! Ты уже сделала, что хотела, — Нурбану с усилием приподнялась на подушках. — Она не делала этого, оставь меня с Мурадом наедине. Гевхерхан и Фатьма, вы тоже идите. Не решившись, спорить с матерью, Эсмахан поклонилась и вышла из покоев вместе с сёстрами. — Мама, то, что вы сказали, это правда? Сафие ни в чём не виновата? — спросил Мурад у Валиде воодушевленно. — А кто мог это сделать? Вы кого-нибудь подозреваете? — Мурад, перестань, из присутствующих на вечере никто бы подобного не сделал, не смог… Да и, может, это совсем не отравление… А тем более ты должен верить своей любимой, ведь она всегда будет с тобой рядом… — Матушка, — Мурад трепетно поцеловал Валиде руку, — вы подарили мне целый мир! Нурбану ласково провела рукой по тёмным волосам сына, сильно сжав его руку. — Да, она будет рядом с тобой, но ты сейчас дашь мне слово, сынок, ты никогда не заключишь с ней брак! — Но, матушка… — Дай мне слово, Мурад! — Но почему, вы же сами сейчас сказали… — Да, я сказала, и разве тебе этого недостаточно? Брак я не благословлю! — Хорошо, матушка, я даю Вам слово. — Ты — прекрасный сын, Мурад, продолжай быть справедливым к своим подданным, верши правосудие незамедлительно, изживи свою жадность к золоту, а самое главное — посматривай за своим сыном — Мехмедом. — Матушка? — Просто помни мои слова, а сейчас иди, скажи Сафие, что я хочу её видеть. — Госпожа, вы… Зачем вы… — присутствующая здесь так же Джанфеда калфа плохо понимала свою госпожу. — Ты, Джанфеда, должна остаться рядом с Мурадом, значит, ты будешь служить ей, как служила мне, и Газанфер сделает это! — Госпожа… — Ты должна мне подчиняться, Джанфеда, а не спорить! Я доверяю тебе своего сына! Калфа безмолвно поклонилась, и в этот момент покои отворились, в них вошла Сафие. — Иди, Джанфеда, оставь нас и помни, что ты сейчас мне пообещала. — Валиде Султан, я рада, что Вам лучше, — формально сказала Сафие Султан. — Давай обойдёмся без этого, Сафие. Это лишнее. — Но вы хотели меня видеть? Вы сказали Мураду, что… — Ты удивлена? — Нурбану Султан усмехнулась. — Я знаю, ты этого не делала, но я могла бы уничтожить тебя одним словом, но странное дело я не хочу этого… — Валиде Султан тяжело сглотнула. — В других обстоятельствах, в другой жизни, в тех, которые у нас должны были быть, я была бы даже рада, если бы ты была рядом с моим сыном, но не здесь, не в Османской империи, где чужой огонь амбиций в любой момент сожжет тебя… Ты ведь чувствуешь его… Я знаю, о чём говорю, я сама сожгла в этом огне всё и всех… Ещё в тот момент, когда взяла кольцо у Хюррем Султан… И даже раньше… — Вы убили моего невинного ребенка ради своих амбиций! Я же не тронула Вас, о чём вы сами сказали, ради Мурада… — Ты просто знала, что он тебе не поверит, и боялась потерять его из-за этого… Как сейчас ты лишилась бы его, стоило мне сказать не то, что он хотел услышать, даже если это было бы не правдой. Ты защищала себя. Правда, признаю, ты делала это очень мудро. — Ради его веры в Вас я не стала разбивать его сердце не только болью, но и подозрениями, я оставила свою боль только в своём сердце! Я не Вы! Никогда не стану Вами! — Пока, Сафие, — Валиде Султан холодно рассмеялась, — пока. Но ведь ты помнишь, ученик превосходит учителя… Нурбану Султан протянула Сафие Султан небольшую шкатулку, внутри которой лежало изумрудное кольцо. — Госпожа… — Сафие сглотнула. — Я не собираюсь оправдываться за то, что сделала, да и этот разговор между нами ничего не меняет, поэтому обойдёмся без прощаний, поклонов и статусных церемоний. Можешь идти… Сафие, — остановила Хасеки Нурбану. — Не знаю, откуда это у тебя, у моих Баффо ничего подобного не было, поэтому я сразу почувствовала себя здесь, хм, как дома… Но то, что ты действительно до сих пор веришь в этот принцип семьи, что тут все должны заботиться друг о друге… Знаешь, Гевхерхан рассказывала мне, как ей нравится проводить время с твоими детьми, а особенно от Хюмашах она была в восторге, говорила, что она будет самой достойной и светлой госпожой нашего дома… Конечно, ведь она будет верить в этот же принцип, и наверное он всего этого стоит, судя по радости уже моей дочери, когда она говорила об этом, Гевхерхан одарена природной мудростью, а поэтому лишена моей гордости… Но этот принцип, поверь мне, он не работает здесь, и рано или поздно найдутся человек или люди, которые покажут это и тебе, и твоим детям. — Я не допущу этого, госпожа. — Да, да, Сафие, и ты это выдержишь, потому что будешь к этому готова, ибо уже наблюдаешь это всё вокруг себя, а твои дети — нет, их сломают, и ты ничего не сможешь с этим сделать, даже если будешь желать этого всем сердцем. Не думай, что я сейчас желаю этого тебе, но я знаю эту циничную правду. Я росла с ней. А ты никогда не захочешь, чтобы твои дети с ней выросли, хотя, думаю, Мехмед, как первенец и старший, усвоит это и без тебя, и даже где-то в душе я понимаю твоё искреннее желание защитить их, поэтому считай это последним уроком… Моим предупреждением, в конце концов, перед смертью и, правда, хочется быть честной. И мой тебе совет, Сафие, следи очень внимательно за тем, кто будет приближаться к твоим детям. Теплота сердец, в которой хочется отогреться хоть на какой-то миг, куда чаще привлекает не искренность, а цинизм использования. А теперь действительно можешь идти. Нурбану Султан скончалась в декабре 1583 года. В год её смерти знаменитым архитектором Синаном была завершена заказанная Валиде Султан мечеть Атик Валиде, ставшая первой мечетью с двумя минаретами, построенной женщиной. Султан Мурад устроил матери пышные похороны, он был одним из тех, кто нёс гроб с телом Валиде в мечеть Мехмеда Завоевателя, где четыре дня непрерывно читался Коран, и четыре дня высокопоставленные чиновники и религиозные деятели, включая муфтия Чивизаде Хаджы Мехмета Эфенди, приходили к гробу Валиде Султан, чтобы отдать ей дань уважения. Похоронили Нурбану в комплексе мечети Ая-Софья, рядом с султаном Селимом. *** После похорон Нурбану Султан матушка была рядом с отцом и поддерживала его. Но через некоторое время отец отдалился и будто стал искать успокоения в гареме. Наложницы шли одна за одной, и теперь их вынуждена была отправлять мама. Я только и успевала, что знакомиться с сёстрами и братьями, Хюсейн, Коркут, Али, Сулейман, Джихангир, Абдуррахман, позже Хасан, а ещё близнецы, Ахмед и Алиаскар, они родились слабыми и умерли практически сразу после рождения, страшно это говорить, но, возможно, им повезло, как и пяти моим маленьким сестрёнкам, Айше, Михрибан, Хатидже, Гевхерхан, Айнур, они не успели узнать и столкнуться с жестокостью мира вокруг, не видели, как один брат убивает другого. Будущие события для всех станут безжалостными и сложными. Братья казнены в 1595 году, в 1598 году семнадцать моих сестёр умерли от чумы, как и племянник Махмуд, в 1613 году состоялась массовая свадьба семи моих единокровных сестёр с государственными мужами. И для всех они словно перестали существовать, но по крайней мере остались живы. Это был самый странный период в отношениях отца и матушки. И я могу только восхищаться мудростью и терпением, продемонстрированными мамой в то время. Повелитель никому не давал усомниться в статусе мамы, даже Эсмахан Султан была быстро выдана замуж за Калайлыкозу Али пашу и отправлена в провинцию за то, что на похоронах посмела накинуться на матушку с обвинениями. Они говорили с друг другом, отец советовался с мамой и обсуждал политические вопросы, и он никого не принимал в четверг, словно снова и снова говорил матушке, что ни к кому из девушек у него нет сильной привязанности, они приходили и уходили, если не получалось забеременеть, но при этом отец и не приглашал Валиде. Может быть, папа всё-таки чувствовал свою вину перед мамой, не знаю… Но кроме этого, у матушки всё было хорошо в целом. Бюльбюль, Джанфеда калфа и Разия хатун в должности ханзадер занимались гаремом. *** Покои Хасеки Сафие Султан. — Джанфеда калфа, ты столько лет была против меня… Так должна ли я на самом деле согласиться с решением Мурада — оставить тебя? — Госпожа, я признаю сказанное Вами, я верно служила Нурбану Султан, но теперь я готова служить Вам. — Калфа опустилась на колени перед Сафие и поцеловала подол её платья. — Я клянусь быть верной султану Мураду и данному мной сейчас слову. *** Валиде стала общаться с Гевхерхан Султан. И именно в это время матушке написала Елизавета Тюдор. Королева просила денежный кредит для Англии, который позже и получила. Но довольно быстро мама и Елизавета прониклись к друг другу симпатией, и из официальных письма превратились в дружеские, и стали сопровождаться обоюдными подарками. Так мама в ответ на золотой медальон с портретом английской королевы, который она до сих пор хранит, отправила в Англию два платья и пояс из серебряной ткани и два носовых платка с золотой окантовкой. Как-то я сказала Искандеру, что наша мама не терпит ограничений. Думаю, именно это и было тем объединяющим, что соединило Валиде с Елизаветой Тюдор. Ведь обе осознанно выбирали жить так, как хотели, и с несгибаемой волей отстаивали свой выбор, были готовы за него сражаться. Каждая творила своё счастье своими руками, и из-за дня в день сталкиваясь с новыми и новыми проблемами, не отступали перед ними. Обе уважали эту силу друг друга. Эти письма и подарки стали для мамы душевной поддержкой. У меня же по просьбе мамы и благодаря королеве Елизавете среди моих учителей появилась европейская гувернантка. Так, можно сказать, я стала не только османской, но и европейской принцессой. И каждый миг нашего общения я видела, как мама гордится мной. *** 25 июля 1584 года Сиявуш паша отказался от назначения сердаром в иранскую кампанию, ссылаясь на то, что его супруга и сестра Султана Мурада, Фатьма Султан, беременна, и что он хотел бы остаться рядом с ней в столице. Тогда вместо него сердаром и великим визирем был назначен Осман паша Оздемироглу. Так же османский корсар Мир Али Бег добился успеха в установлении господства османской империи во многих городах на побережье Суахили.