Воспоминания

Была поздняя ночь, но Хюмашах Султан не спала и преданно сидела у постели матери, сжимая её руку и веря, что при помощи этого может вдохнуть в маму дополнительные силы. Незадолго до ухода Курта у матушки снова начался жар, но мужчина успокоил Хюмашах, сказав, что сейчас это нормально, и значит, что лекарства действуют, а организм борется. И к утру маме станет лучше. Хюмашах устала опустила голову на руки, лежащие на бортике кровати, прикрыла глаза, и в этот момент услышала тихий стон, тут же посмотрев на маму, дочь увидела, что на неё смотрят родные, прекрасные голубые глаза Валиде. — Матушка, вы очнулись! — Хюмашах трепетно поцеловала Валиде руку, которую продолжала сжимать. — Вам лучше? — Всё хорошо, доченька, не волнуйся за меня. Я хочу пить. — Да, конечно, только немного, Валиде, — Хюмашах осторожно приподняла матушку, поднося чашку к её губам. Сафие сделала глоток и скривилась от боли. — Больше Вам пока нельзя, лекарь запретил. — Ладно… — Сафие опустилась на подушку и закрыла глаза. — Как Фатьма и Михримах, Хюмашах? — С ними Айлин, матушка, с ними всё хорошо, не волнуйтесь. — Хюмашах легко улыбнулась. — Лекарь сказал, что вы очнётесь утром и Вам будет лучше, но он же не знал, насколько Вы у меня сильная, но он прав, вам нужно ещё поспать, не тратьте силы, мы завтра поговорим. — Иди ко мне, доченька… — Матушка… Вдруг я наврежу Вам. — Иди, не бойся, я же не при смерти. Хюмашах взобралась на кровать, осторожно прилегла рядом с Валиде и тут же почувствовала, как мама поцеловала её в макушку. Дочь сильнее прижалась к матери и положила голову ей на грудь, слушая тихое и спокойное дыхание Валиде, начала засыпать. На следующий день Сафие действительно уже чувствовала себя лучше и полусидела в постели, опираясь на подушки. Хюмашах сидела на кровати рядом. — Матушка, это сделала Шахихубан Султан, она… — Я не хочу об этом говорить сейчас, Хюмашах. — Но… — Двери отворились, не дав Хюмашах договорить. В покои вошли Айлин вместе с Фатьмой и Михримах, которая тут же потянулась к старшей сестре, оказываясь в её объятьях. — Мама, ты заболела? — Спросила Фатьма, пока Михримах, как бы незаметно внимательно наблюдала и слушала. — Немного, но нет ничего страшного. Я чувствую себя лучше, поэтому идите ко мне, я соскучилась. — Рада видеть Вас в добром здравии, госпожа. — Благодарю, Айлин. Девочки забрались на широкую постель и прижались к матери с обеих сторон. Фатьма — слева, а Михримах — справа. Хюмашах улыбалась, и в этот момент в двери покоев постучали. — Войди! — голос Сафие был немного хриплым. — Госпожа, — Шахихубан Султан и Назпервер Султан словно проскользнули в комнату, положено поклонившись. Хюмашах внимательно смотрела на Шахихубан. Выражение её лица потеряло мягкость, а в глубине взгляд горел откровенной злостью, невольно заставляя всплывать в памяти Шахихубан её недавний разговор с госпожой. — Как Вы себя чувствуете? — Вопрос прозвучал из вежливости. Хюмашах перевела взгляд, который тут же смягчился, на маму. Она улыбалась, но дочь видела, что тоже вежливо, да и взгляд матушки был совсем не искренним, что было особенно заметно с тем, как мама тепло смотрела на Фатьму и Михримах. Сафие поцеловала дочерей, а после обратилась к няне. — Айлин, отведи Фатьму и Михримах в покои. — Матушка… — Тихо прозвучал голос Михримах. — Я хотела… — Вечером я приду к вам, моя девочка. И ты мне всё расскажешь. Ладно? Михримах кивнула и взяла за руку няню. — Видим, что всё порядке. — Сказала Назпервер Султан, как только двери закрылись. — Благодарю, госпожи. Сейчас уже всё хорошо, а когда тот, кто это сделал, понесёт заслуженное наказание, мне станет ещё лучше. — Сафие холодно смотрела на Шахихубан Султан. Слишком холодно и слишком долго. Воцарившееся молчание затягивалось, а воздух в комнате словно стал ледяным. Страх как будто сдавливал грудь, и Шахихубан невольно чувствовала, как ей не хватает воздуха, а голова кружится, и прилагала все усилия, чтобы руки очевидно не задрожали — Если вы позволите, мы пойдём, — тихо прошептала госпожа. — Конечно. — Спокойно ответила Сафие Султан. А Хюмашах снова только восхищалась внутренней силой своей мамы. Сил хватило, чтобы пройти по коридору и свернуть за угол, прочь от любопытных взглядов стражников. Шахихубан прислонилась к стене. — Что с тобой? — Спросила Назпервер. Даже в полумраке коридора было видно, что Шахихубан была бледной. — Все… все в порядке, — ответила она, хотя ноги подкашивались, а тело сотрясала нервная дрожь. — Все в порядке, — повторила она. — Пойдём в мои покои. Шахихубан Султан нервно ходила по своим покоям, пока сидевшая рядом на тахте Назпервер Султан наблюдала за ней. — Ты всё-таки начала открытую войну… — Я поражаюсь твоему спокойствию, Назпервер! Мы должны уничтожить её, ведь иначе её сын взойдёт на трон и убьёт наших детей! — Ну, а что потом, Шахихубан? Шахихубан непонимающее смотрела на Назпервер. — Мне убить твоего сына? Или дождаться, как уже твой убьёт моего? Будем убивать друг друга по-очереди? Зальём весь дворец кровью? Воцарилось молчание. — Молчишь… Значит, твоя вероятность ничем не лучше её. — Назпервер горько усмехнулась и направилась к выходу. Шахихубан смотрела ей вслед. — Госпожа, что мы будем делать? — Спросила Бельгин калфа. — Мы должны быть наготове… Ты должна найти самых преданных мне охрану и служанок, самых надёжных и беспринципных! — Я займусь этим, госпожа. Как раз скоро должно придти пополнение из коптского монастыря. Я подберу кого-нибудь. — Хорошо. Нас ждёт большая война, Бельгин. И она только началась! Дворец Хюмашах Султан. Поздно ночью Хюмашах неподвижно сидела на кровати, когда услышала, как Ибрагим её окликнул. Госпожа посмотрела на мужа. Тот откинул одеяло и сел рядом. — Я не могу уснуть. Ибрагим сжал Хюмашах руку. — Матушка… Мы поссорились. — Поссорились? — Я хотела всё рассказать отцу, чтобы Шахихубан за всё ответила, чтобы её больше не было во дворце, рядом с мамой, но матушка… — Я все расскажу отцу, матушка. — Нет, Хюмашах, ты не станешь вмешиваться. — Как я могу не вмешиваться, матушка? Вас хотели убить, — несмотря на эмоции в душе, рассудительно спросила Хюмашах. — Я — ваша дочь. — Именно поэтому ты и не вмешаешься, Хюмашах. — Я больше не ребёнок! И я уже говорила Вам об этом. Я буду защищать Вас! Я обещала Вам. — Я помню, Хюмашах, а ты помнишь, что попросила у тебя я, чтобы выполнить своё обещание, ты должна быть тем, кем ты являешься, моей прекрасной доченькой. Ты радуешь меня и заставляешь гордиться. Этого достаточно, со всем остальным я справлюсь. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — Что, может, случиться, матушка? Я — госпожа, и я знаю, как ей быть благодаря Вам. Вы всему меня научили. Я знаю, как говорить с отцом. Я никого не оскорблю. — С достоинством ответила Хюмашах. — Я не беззащитна и не слабая, я не подведу Вас. — Конечно, нет! Но… — Нет, мама. Я не собираюсь не вмешиваться! Эта женщина хотела вас убить! Я не желаю видеть её рядом с Вами! — Хюмашах! — Она запретила мне вмешиваться… — Хюмашах покачала головой. — Тон, которым матушка произнесла моё имя… Она не крикнула на меня, не повысила голос, не сердилась и не приказала… Но… В детстве она мне сказала, что королевы повелевают… А вчера я не только на словах почувствовала, что это значит. Я до сих пор не согласна с матушкой, но я никак не могла её ослушаться, а тем более не продолжила спорить… Я никогда не проявлю к матушке неуважения. И в этот момент пришёл отец, и я поклонилась и ушла… — Хюмашах снова покачала головой, и Ибрагим почувствовал, как она неосознанно сжала руку, которую он продолжал держать, в кулак. — Я не желаю ни видеть Шахихубан во дворце, ни слышать её! — Хюмашах… — Ибрагим заключил Хюмашах в объятья. — Твоя Валиде не хочет, чтобы ты участвовала в интригах… И она права, это не слишком чистая вещь. — Я знаю, матушка меня оберегает, как и всегда, но я ведь больше не ребёнок, Ибрагим! Паша улыбнулся. — Для Сафие Султан ты именно ребёнок и есть, Хюмашах. Ты всегда им будешь. Ты — её дочь. Хюмашах тепло улыбнулась, но тут же улыбка исчезла. — Неужели я теперь должна жить в постоянном страхе, что когда-нибудь она всё-таки отнимет у меня матушку? — Голос Хюмашах дрогнул. — Ну, что ты, Хюмашах, даже не думай о подобном. Безопасность Сафие Султан по приказу Повелителя была усилена на каждом шагу, никто теперь просто не войдёт в её покои. Рядом с ней самые надёжные слуги и охрана. Да и Шахихубан больше не решится на подобное… Она не станет терять всё и подставлять себя под настолько очевидный риск. Тем более после случившегося когда все под подозрением Повелителя. Не волнуйся. Или тебя так беспокоит Ваша ссора? Это же мелочь, Хюмашах, такое случается. — Я ни разу не ссорилась с матушкой до сегодняшнего дня. — Серьёзно, ни разу за 19 лет? — Восемнадцать, у меня день рождения осенью, в сентябре, а сейчас весна. И, конечно, серьёзно. Почему тебя так это удивляет? — Все ссорятся с родителями, это не такая уж редкая вещь… — Ну, может, все и ссорятся, но наверное им просто не повезло так, как мне. У них же не моя замечательная мама, и у меня не было ни одной причины ссориться с ней. Ибрагим улыбался, смотря на супругу. Она просто светилась гордостью, говоря о Валиде. — Я очень люблю её, и это та часть меня, которой я никогда не ссорилась. Я никогда не чувствовала здесь каких-то проблем. С мамой очень легко. — Хюмашах, сейчас у вас тоже нет никаких проблем. Ты любишь Валиде, она любит тебя, у вас небольшое несогласие в отношениях, но, я уверен, что уже завтра вы поговорите и его преодолеете. Это не проблема для 18-летних и таких крепких отношений. Хюмашах посмотрела на мужа, его улыбку и рассмеялась. — Вот так, да, а сейчас, чтобы утро наступило быстрее, давай спать. Покои Сафие Султан. Сафие устало опустилась на подушки и прикрыла глаза, когда к ней обратился верный Бюльбюль. — Госпожа, простите… Что мы будем делать? Сафие усмехнулась. — Ничего. Но она будет уверена в обратном, и этот её страх ожидания отравит ей жизнь без моего участия. Но мы должны контролировать её, Шахихубан одна никогда бы не решилась на случившееся, и, конечно, одновременно мы должны усилить безопасность. — Все меры приняты, госпожа. — Нужно быть готовым ко всему. — Я понял, госпожа. На следующий день, практически с рассветом Хюмашах Султан уже была в Топкапы и подходила к покоям матери, когда её остановил Бюльбюль. — Доброго утра Вам, госпожа. Хюмашах кивнула. — Сафие Султан нет в покоях. — А где она? — Уехала в лавку к Салахадину эфенди. Вы разминулись совсем чуть-чуть. — А ты остался здесь? Отпустил матушку одну?! — Госпожа, Сафие Султан пожелала, чтобы её лично никто не сопровождал, но Вам незачем волноваться, конечно, же рядом с ней стражники и охрана. — А если среди них предатели?! — Госпожа… — Прости, Бюльбюль, ты прав. Я слишком волнуюсь. — После недавних событий это естественно, госпожа, но я уверяю Вас, для безопасности Сафие Султан сделано всё возможное. Вы подождёте Валиде в покоях? — Нет. Я поеду в лавку. Поговорю с матушкой, а заодно и поблагодарю Салахадина эфенди, ведь я так этого и не сделала. — Ободрённая своими планами, Хюмашах Султан улыбнулась. И вот карета госпожи уже пересекала огромный сверкающий лабиринт Большого Базара со множеством улочек, наполненных лавками. Хюмашах смотрела в окно: дорогие персидские ковры из Исфахана и Кабула украшали прилавки, мебель из кедра, мечи и доспехи, латунные и серебряные кофейники с искривленными носиками и длинными горлышками, стаканы для чая в форме тюльпанов и большие тонкие — для шербета, и ароматы различных благовоний, специй проникали в карету, как и звуки многообразия акцентов и наречий. От Базара на запад, к кварталу у мечети Айа-София, ещё несколько улиц и переулков. И наконец карета остановилась у лавки Салахадина эфенди. Юная госпожа увидела карету мамы и стоящую охрану, которая тут же отвернулась, как только Хюмашах вышла из кареты и направилась к лавке. Хюмашах вошла в неё. В небольшой, тесной комнате было тихо. Госпожа осмотрелась. Ряды стеллажей, на полках которых аккуратно разложенные книги, перед ними низкий столик, на котором лежали множество пергаментов и тубусов. Хюмашах прошла поближе к стеллажам и стала рассматривать книги. В этот момент из задней комнаты вышел сам Салахадин эфенди и тепло поприветствовал госпожу. — Доброе утро, госпожа. Так неожиданно и радостно увидеть Вас здесь. Хюмашах приветственно улыбнулась. — Я искала матушку, но не смогла устоять перед этим великолепием. — Ответила Хюмашах, осторожно дотрагиваясь до корешка одной из книг. — Сафие Султан в задней комнате. Там лучшие книги. — А ещё я хотела поблагодарить Вас. Ведь вы помогли спасти жизнь Валиде. — Не стоит, госпожа. Я рад услужить Сафие Султан. И благодарен, что однажды она вошла в мою лавку, с тех пор у меня только всё хорошо. Госпожа и поддерживает меня, и уже поблагодарила. И, если Вы позволите, я хотел бы Вам сделать подарок, госпожа. Салахадин эфенди отошёл к другой стене, к небольшой витрине, достал из-под неё небольшую коробочку и, вернувшись, протянул её Хюмашах. Открыв её, госпожа увидела внутри небольшой, треугольный, кожаный мешочек. Тумар. — В этот тумар вшита молитва. Пусть она служит Вам оберегом от всех бед и несчастий, от сглаза, зла и злых людей. — Спасибо, Салахадин эфенди. Я очень тронута. — Поблагодарила Хюмашах, убирая амулет во внутренний карман рядом с сердцем… *** Подняв голову от руки Валиде, которую продолжала сжимать, Хюмашах посмотрела на маму, она по-прежнему была бледной и без сознания, дочь вздохнула и тяжело поднялась, её продолжала бить мелкая дрожь. Хюмашах вернулась в кресло, достала из-под синего платья небольшой, кожаный треугольный мешочек и посмотрела на него. Он выглядел почти как новый и только кое-где на коже был заметен след прошедших лет. — Бюльбюль! — Госпожа, — верный слуга тут же вошёл в спальню. — Забери его, — Хюмашах протянула аге тумар. — Госпожа? — Забери его! — Но куда, госпожа? — Куда хочешь, мне всё равно, — Хюмашах, не отрываясь, смотрела на постель Валиде. Бюльбюль сглотнул, но понял, что продолжать бессмысленно. — Как пожелаете, госпожа. — И принеси плед. Мне холодно. — Госпожа… *** Хюмашах осторожно заглянула в комнату. Мама сидела в кресле и задумчиво рассматривала книгу. — Матушка… Сафие обернулась. Дочь стояла в дверях в красивом платье зелёного цвета, которое очень шло её глазам и выделяло их, а волосы делала ещё более светлыми. На лице дочери было обеспокоенное выражение. Сафие протянула свою руку. Хюмашах улыбнулась, подошла ближе и трепетно сжала руку матери, поцеловав её, и опустилась на колени. — Простите меня, матушка, если я проявила неуважение. — Хюмашах почтительно склонила голову. — Я этого не хотела. — Я люблю тебя, моя прекрасная доченька, — Сафие нежно провела рукой по волосам дочери. Хюмашах подняла голову. Спокойные небесно-голубые глаза мамы смотрели на неё с нежностью, а её тёплая улыбка, словно проникала и укутывала сердце. И Хюмашах тоже улыбнулась. — Вы не обижаетесь… Сафие устало вздохнула. — Я и не обижалась на тебя, доченька. Я не могу обижаться на твоё желание защитить меня, но ты не будешь подвергать себя опасности. Я не хочу, чтобы на тебе увидели мишень, Хюмашах. Так мне будет спокойнее. — Но… Матушка… — Хюмашах встала и обняла сидящую Валиде. — Вы — самая замечательная мама на свете, я меньше всего хочу расстроить Вас, но я же не могу спокойно смотреть, как они эту мишень видят в Вас. Я тоже Вас люблю и чудом уже Вас не потеряла. — Хюмашах усилила объятья. — Вы до сих пор выглядите усталой. — Хюмашах, тише… Со мной всё хорошо. Я смогу защитить себя, но для этого я не должна волноваться за тебя, потому что это будет мне мешать. Я должна знать, что ты, Мехмед, Фатьма и Михримах в безопасности. И тогда никто со мной не справится. Я обещаю. — Хорошо, матушка, — Хюмашах поцеловала маму в щёку. — Я никогда не ослушаюсь Вас, обещаю! «Но я буду защищать Вас…». Пронеслась в голове мысль. — Хорошо. — Сафие встала и подошла к небольшому окну в комнате. — Пора возвращаться во дворец. — Больше никогда не будем ссориться, матушка, ладно? — Подошедшая Хюмашах снова обняла Валиде, прижавшись к ней. — Конечно, доченька, не волнуйся, всё хорошо. Мы даже и не ссорились… — Сафие примирительно улыбнулась. — Мы просто кое-что прояснили. Это нормально, чем взрослее ты становишься и самостоятельнее. Я тобой горжусь. Значит, я делаю всё правильно. — Спасибо, матушка. Но я не хочу так больше ничего прояснять. — Хюмашах покачала головой. — Я чувствовала себя отвратительно этот вечер и ночь. И, давайте, я буду самостоятельной как-нибудь по-другому. Как сегодня или как в Эдирне. — Сказала Хюмашах и улыбнулась. — Ладно, как хочешь, моё сокровище. — Люблю Вас, матушка. — Я тоже люблю тебя, Хюмашах.