***
— Утро добрым не бывает, да? — Хоши миролюбиво поприветствовал зашедшего на кухню Электроника, спросонья потирающего глаза и зевающего во весь свой огромный рот. Теннисист как раз забрался на стул, чтобы поставить банку кофе обратно в настенный шкафчик, до которого с его-то размерами ему было бы не дотянуться. — Ты кофеёк не убирай, я так-то тоже буду… — в очередной раз зевая, вяло произнёс Сыроежкин, и начал лениво потягиваться. — Потом бы надо ещё сходить умыться, но для начала — самое главное. — Как знаешь, — коротко кивнул Рёма чуть в сторону, протягивая ему искомое. — Чайник там. Только что кипел. Проходи и располагайся. — Опять поднимают ни свет ни заря, что такое… — парень неспешно достал с мойки любимую кружку. Ополоснул её, лениво изучил на предмет осадка внутри, помыл ещё раз, посмотрел опять, и, судя по скривившейся мине, ему снова что-то там не понравилось. Но заморачиваться по новой ему сделалось лень. Он положил себе пару чайных ложек (с горкой) размолотых зёрен и начал заливать это дело кипятком. — Я, конечно, люблю нашу Ольгу Дмитриевну и уважаю её, но с этими подъёмами даже раньше, чем в нашем Совёнке, она перебарщивает… Оба с интересом взглянули на висящие над входом часы, на которых время только-только подходило к семи утра. — Даже не знаю, — теннисист спокойно пожал плечами. — Там, где я провёл крайние пару лет своей жизни, подобное было нормальным. — А где ты их провёл? — Электроник почесал голову. — В тюрьме. — … Оба помолчали, притом довольно неловко, затем Рёма всё-таки произнёс: — По-моему, на сей раз инициатива исходила не от вожатой. Нас снова поднимает, — и тут он не смог удержать подобие смешка в своём тихом и ровном голосе. — начальство. — А-а-а, вот как… — Сыроежкин растерянно огляделся. — Я опять забыл подзарядить своё устройство, наверное. Ну, меня просто Миу минут пять назад толкнула, дальше сказала нечто не очень приличное в адрес этого места, а после добавила: «вставай, одевайся», и, пока я ещё сидел на постели, вышла куда-то по своим делам. — Серьёзно? — чуть-чуть отпив кофе, Хоши с любопытством приподнял бровь. — Ваш бурный роман всё ещё продолжается? Мне сложно было оценить всерьёз твои шансы с кем-то вроде неё. Ребята припомнили один крайне курьёзный случай незадолго до Второго Суда, после попойки, когда кое-кому из них следовало стучаться. Электроник отвёл смущённый взгляд, почесал голову: — Да какой там роман-то, ха-ха… ты всё просто неправильно понял! Я только отдал ей ключ от моей комнаты, потому что уже пару раз чуть его не потерял. Миу тогда попросила его и сказала: «буду приходить, только если чо надо, а так ты всё равно его прое-…» к-хм, потеряешь. И всё. Но почему-то она по-прежнему сильно против, чтобы я спал в незапертой комнате… даже не знаю. Рёма о чём-то задумался. — Как думаешь, а зачем тогда нас позвали? — снова спросил Электроник, размешивая ложкой сахар и создавая звон на всё помещение. — Может быть, он хочет собрать нас всех здесь опять и наградить за отлично проделанную уборку? Я был бы так счастлив! Не помню, когда меня в последний раз хвалили за что-то… скорее бы уже народ подошёл! Думаешь, дадут грамоты? — Я думаю, нам дадут мотив… — Но ведь у нас уже есть один! — всерьёз забеспокоился Сыроежкин. — Зачем ещё больше? Мне-то казалось, эти штуки выдают только после того, как кого-то убили. И прошёл суд. Вроде, Миу объясняла. Джехи же просто ушла! Да, в это действительно оказалось трудно поверить. Труднее всего — тем, кто в самом деле её близко знал. Весть о том, что ещё один из них предпринял (и, вероятнее всего, весьма успешную) попытку покинуть Убийственную Игру, почти никому ничего не сообщив, многих вогнала в ступор. Самые серьёзно настроенные, вроде Моники, мгновенно предложили перерыть сверху донизу весь корабль (нет, глухая тетеря, не перемыть, а перерыть! — слова Севена кому-то из не расслышавших и уже хватающихся за сердце). Но в до блеска отдраенном новом доме старательными поисковыми группами не было обнаружено ни единого следа, ни намёка даже, что тело может быть где-то здесь, а коварный убийца бродит поблизости. И оставался лишь один здравый вывод: Кан вправду ушла. Пока все были увлечены общим делом, незаметно, оставила их, ничего никому не сказав. — Вот ведь сучка очкастая, — ругалась тогда Ирума, явно оскорблённая в лучших чувствах. — Обещала обсудить со мной события последней главы бонусной части и съебалась в закат… я ж теперь даже без понятия, стоит переписывать или нет… Обычно хакер попытался бы возразить, вступиться за подругу и ответить какой-нибудь колкостью на манер самой Миу, но сейчас на нём лица не было. Остальные лишь печально пожимали плечами. А что они ещё такого могли сказать или сделать? Человеком меньше или человеком больше, по факту, мирная жизнь продолжалась… — Я думаю, Джехи ещё к нам вернётся! И помощь за собой приведёт. Ведь правда же? — по-прежнему не унывал Сыроежкин. Рёма молча поставил чашку в раковину и вышел.***
— Как твой подозрительный друг? — Сидящий за одним из столиков Зен даже чуть заметно вздрогнул, когда услышал этот тихий вопрос. Красная, словно варёный рак, Чабашира стояла рядом. Она огляделась по сторонам: почти все были на месте. — Похоже, не хватает только его одного. После вчерашнего Тенко тоже немного волнуется об этом гадком извращенце. Вчера, после уже вторых подряд не увенчавшихся успехом поисков его сбежавшей подруги, обычно громкий и комментирующий всё подряд Люсиэль действительно не проронил ни единого слова и просто ушёл к себе. Исчезновение уже второго очень близкого человека здорово его подкосило. Это было заметно даже невооружённым взглядом самого невнимательного человека. Актёр лишь неопределённо повёл плечом: — Я сегодня постучался к нему, прежде чем отправляться. Мне не ответили. — Думаешь, он?.. — голос Чабаширы оказался взволнованным. — Этого мы не дождёмся. — А чего тогда ждать? — Что-нибудь вроде… — раздался столь непривычный среди обитателей корабля цокот каблуков по чисто вымытой плитке пола, и Зен вместе со своей собеседницей в числе прочих оглянулись на вход в столовую. Актёр мгновенно утопил своё лицо в обеих ладонях, — …вот этого, я полагаю. Твою ма-ать… На пороге, оглядывая собравшихся, возникла крайне обворожительная девушка, облачённая в костюм горничной. Её длинные огненно-рыжие волосы (такого же цвета, что и у Севена) доходили почти что до талии. Своими золотистыми зрачками она также напоминала всем пока что отсутствующего Люсиэля. Сейчас во взгляде незнакомки царило абсолютное безразличие: — Разрешите представиться: Мисс Мэри Вандервуд, Абсолютная Супер Горничная, — говорила она спокойно, отстранённо и тихо. Слова из её рта лились, будто песня. — Я оказалась здесь, дабы поддержать очень близкого для меня человека. Вы можете знать его под именем Севен, Люсиэль или… какая разница. У него ещё множество разных имён одно краше другого и у меня нет времени на то, чтобы вспомнить их все. Свою речь она вела каким-то очень подозрительным голосом: вроде бы всем весьма хорошо всем знакомым, но чуть более высоким, оттого и неясно до конца, женским или мужским. Горничная чинно поклонилась внимающей публике. Несколько бесконечно-долгих мгновений народ непонимающе переглядывался. — Если я всё правильно поняла… это полный пиздец, — Ирума с уважением и состраданием взглянула на сидящую рядом вожатую. Похоже, кроме неё этого сорвавшегося с губ самой старшей из них откровения более никто не услышал. — Ох, ёпт, — Юри тоже отвернулась чуть в сторону, прикрывая свой рот ладонью. — Кажется, наш мальчик с головой ушёл в отыгрыш и потерялся там… — едва слышно хихикнула Моника. Саёри же просто ойкнула. Словно не слыша здесь и там разносящиеся по толпе тихие возгласы, Мэри Вандервуд сухо продолжила: — Мой милый друг сегодня не сможет прийти, поэтому я на этом собрании буду вместо него. Миу громко постучала себя по голове, сурово глядя на «гостью»: — Ты понимаешь, что ты уже совсем поехавший, всё, блять?! На что горничная даже не вздрогнула, а лишь, глядя ей прямо в глаза, едва наклонила свою голову набок: — К кому ты обращаешься? Ирума пробубнила что-то себе под нос, отвернулась чуть в сторону, вся красная, и затихла. — Я сейчас ударю его, — негромко промямлила Тенко. — Спокойствие. Не нужно бежать впереди паровоза, — чуть слышно ответил актёр. — Я первый. — У нашего Севена что, есть сестрёнка?! А почему я как всегда последним об этом узнал? Её прислали сюда вместо Джехи? — простой, как две копейки, Электроник так ничего и не понял. Он стал активно прихорашиваться, приглаживать свои светлые волосы. Затем обернулся уже к «новой знакомой». — Нужна экскурсия? Давай я тебе всё тут покажу! Начнём мы с моей каю-… — Кхм, — негромкий кашель от Миу привлёк вдруг его внимание. — Да что такое? — сердито прошептал Сыроежкин, обиженно сложив руки на груди. — Не нужно мне здесь ревновать. Я просто пытаюсь произвести хорошее впечатление. — Дело хозяйское, — Ирума лишь, скептически приподняв одну бровь, сухо хмыкнула, — вперёд, ковбой. Только потом, когда узнаешь «её» маленький большой секрет, уже, чур, не жалуйся. Хотя… тебе, может быть, даже понравится. Растерянно почёсывающий голову Электроник, судя по всему, так ни о чём и не догадался. Гордо прошествовавшая рядом, Мэри проигнорировала протянутую руку Сыроежкина, без лишних размышлений усевшись на давно ожидавшее её свободное место аккурат между Зеном и Чабаширой. Она очень тихо вздохнула. — Чува-ак, перестань, — сквозь зубы произнёс вдруг актёр, едва слышно, и осторожно, но настойчиво потряс горе-горничную за рукав. — Всему есть своё место и время. Но здесь нас так друзья не поймут. — Друзья? — произнесла вдруг Мэри с явной обидой, гордо вздёрнув свой носик. Её лицо выражало презрение. Повисла очень долгая пауза. — Какое милое слово. Удобно же им разбрасываться! Но людям свойственны предательства, знаешь ли. У моего дорогого Люсиэля тоже были так называемые его «друзья». Он как-то об этом рассказывал. Я всё про них знаю. И что по итогу? Его очень близкая подруга вдруг бросила их. — Чел, Я всё ещё твой друг, — усердно стараясь не закипать, сказал Зен. — Такими темпами, правда, не знаю, надолго ли, — ища помощи, он обернулся на растерянно стоящую ближе всех Чабаширу. — Скажи что-нибудь, а то один я не вывезу… — Тенко очень неловко здесь находиться! — мгновенно сказала она, прикрываясь руками. — Очень, о-очень неловко! — Ты точно поймёшь меня, — вдруг горничная потянулась к ней. — Мы обе девочки. Ответь… — Я больше по ненависти к парням, а не по странным исчезновениям! — Я тоже не доверяю людям, ну, кроме моего хорошего друга, — во взгляде у Мэри мелькнуло вдруг нечто странное. — Ведь некоторые из них обращались со мною жестоко, — она сжала ладонь на дрожащей руке Чабаширы. — Ответь, разве тебе неизвестно это гадкое чувство, когда так называемая «самая близкая подруга» вдруг предаёт тебя, и оставляет позади ваше общее прошлое… скажи мне, знакомо ли? А ваша дружба была для неё ценна?! Ты когда-нибудь испытывала подобное?! — воскликнула горничная вдруг «не своим» голосом. Её всю затрясло. — Э-э-э… — несчастная собеседница сидела, словно парализованная. Должно быть, её мозг сейчас активно занимался вопросом, может ли она стукнуть девочку? А если эта «девочка» немного не девочка? Но мыслит и ведёт себя, как представительница прекрасного пола… и вызывает сопереживание Тенко… самую малость. «Здесь всё очень сложно!» — Прости, тяжёлые времена, — поняв, что дала маху, Мэри заметно смутилась. — Я знаю, на меня иногда находит… — Да мы уж заметили, — буркнул Зен. — Спасибо большое за ожида-… ох, твою мать, это вообще что такое, — кажется, никто здесь не заметил, как из динамиков внезапно зазвучал Морти. Но слава тебе, господи, что это всё же случилось, так как терпеть и дальше сплошной парад безумия смогли бы явно не все из собравшихся! — Сходи и переоденься. Это отвратительно. По затянувшейся подле них долгой и о-очень тяжёлой паузе Мэри смогла сделать вывод, что обращаются к ней: — Вы оскорбляете мои чувства, молодой человек! Как горничная, я одета вполне подобающе для выхода в люди. — Кхм, — голос крайне загадочно хмыкнул, будто бы подбирая слова. Похоже, Морти всё же решил поиграть по их правилам, а потому ответил в подобном же тоне. — Но я бы таки посоветовал сменить внешний вид. Ведь ваше нынешнее облачение… оно, мягко говоря, немного не подходит для места, куда мы отправимся. Вы сами поймёте. Поэтому, прошу, не заставляйте меня применять к вам строгие меры. — Мы что, куда-нибудь пойдём сейчас? — рассеянно поинтересовалась вдруг Тенко, пока горе-горничная, бурча что-то недовольное, встала и направилась к выходу. — И более того, — фыркнул Морти. Динамики пронзительно скрипнули. — Если остались незаконченные дела, советую доделать их сейчас, быстро. Вам выиграли немного времени! Потому что, возможно, не все из вас уже смогут вернуться обратно. Возьмите с собой планшеты. — Эй, эй, мы так не договаривались! — заволновалась Ирума. — Что это за хуйня? Что значит: «не все смогут вернуться»?! — И что значит «возможно»? — куда спокойнее произнёс рядом Рёма. Динамик предпочёл сохранять гробовое молчание. Однако, чуть подумав, Морти всё же добавил: — Ожидайте у лифта через пять минут.***
Вся побледневшая, словно увидела привидение, Саёри обхватила себя за плечи и, глядя перед собой невидящими глазами, мелко-мелко подрагивала в ожидании всеобщей загадочной участи чуть в стороне от всеобщей массы. Народ уже почти весь ожидал в коридоре. Обстановка и впрямь могла напоминать давящую тишину перед началом любого Суда, да и отправлялись в последний раз они ровно отсюда же. — Суда ведь н-не будет, п-правда?.. — одними губами чуть слышно пролепетала несчастная девушка, толком не глядя, казалось бы, ни на кого. Стоящая рядом вожатая собиралась было что-то ответить, успокоить бедняжку, но тут заговорил вдруг Рантаро, и Ольга Дмитриевна, обняв свою любимую книжку, поспешно отошла в сторону: — Хей. Что с тобой? — Амами искренне улыбнулся, похлопав по плечу Саёри. Он, более всех привычный к подобным вещам, единственный казался сейчас более-менее расслабленным. Хотя, наверняка, это тоже красивый фасад. Не может не быть им. — Держи лучше голову в холоде. Приём-приём! — Действительно, — осмелилась добавить и Ольга. — Не нужно себе надумывать невесть что! — Она даже ножкой притопнула. — У нас больше никто не погиб, и не погибнет, уверена, так с чего позволять себе эти мысли?! Все беды у нас в голове! Рантаро быстро взглянул на неё со странным сочетанием жалости и понимания в изумрудных глазах, но отвечать не стал. Вместо этого он вновь посмотрел на Саёри, игриво понизил свой голос: — Когда наш поход закончится, старший братик сделает тебе такой маникюр, закачаешься! Я ничего не забываю. Она подняла на него смущённый и чуть заинтересованный взгляд. Страх отступил. Все трое с интересом обернулись в сторону Электроника, который всё ещё озадаченно шатался по коридору туда-сюда, то и дело спрашивая кого-нибудь, «где новая девочка». — Может быть, всё же скажем ему? — первым предложил свою мысль очень добрый Рантаро. Саёри неопределённо повела плечами, дескать, решайте сами, я вмешиваться не стану. Слишком устала для всего этого. Вожатая немножечко сморщилась: — Пускай догадается сам. Не очень ведь глупый, пора уже включать голову… — Ох, чувствую я, это будет весело, — Амами хихикнул. Другие тоже не смогли сдержать проступившей вдруг лёгкой улыбки. Между тем, в компанию неторопливо вернулся, наконец, Севен, которого снова дольше всех ждали. — А ты! Ты не видел здесь новенькую? Тот странно поглядел на Сыроежкина и мотнул головой: — Кого? — Ну, эту… Его незадачливого собеседника вмиг вежливо оттеснил Зен: — Чел, ты как? Твой срыв накануне… это было немно-ожко крипово. Совсем чуть-чуть Может, хочешь о чём-нибудь поговорить? — Тенко даже не станет бить тебя! Ну… сразу, по крайней мере. Она постарается. Люсиэль лишь непонимающе оглядел стоящую перед ним явно взволнованную сильнее обычного парочку, вопросительно изогнул бровь и сухо сказал: — Вы о чём вообще? Всё в порядке. У кого проблемы? У меня нет проблем. Убрав руки в карманы, он быстро отошёл куда-то на другой конец «очереди». — Всё как угодно, но точно не в порядке, блин. — Да Тенко уже поняла… — Сигаретку сейчас бы. Ты куришь? — Что-о?! — Ладно, — долгий, долгий вздох из динамиков. — Кажется, все уже собрались. Заранее всё же хотел бы предупредить вас: там, куда мы отправимся… внизу связь довольно паршивая. Локальная сеть барахлит. Планшеты лучше возьмите — на них будут приходить оповещения и кое-какие важные сообщения от меня. Каждому индивидуально. Но вот коммуницировать там друг с другом посредствам этих устройств вам будет довольно сложно. Связь где-то на уровне одной палочки или её вообще нет. Не все поняли часть про «друг с другом». С чего бы это им такая потребность сейчас, если всё время до этого, когда ты хотел что-то сказать человеку, почти всегда ты просто шёл к нему и говорил лично, сам? А переписки оставались лишь привилегией самых ленивых, кому и пары шагов не пройти. — Спасибо, блин! Но выбора-то у нас всё равно хуй… Вместо ответа на очередной весьма ёмкий комментарий Ирумы двери лифта с характерным звоном были распахнуты, приглашая гостей. — Полагаю, делать уж нечего… — Зен первым вдохнул поглубже и заставил себя войти внутрь, послужив всем примером недюжинной храбрости и отваги. — Но постойте! Мы не дождались… — Да иди уже, — Ольга Дмитриевна не сильно подтолкнула следом своего верного «воспитанника», устало потирая лоб. «Когда-нибудь он догадается», — прошептала она себе. Послышался тихий писк Юри, которой, очевидно, от души отдавили ногу. — Не стой у меня на пути, — мимо гордо и чинно прошествовала, задрав нос, Моника. Она издевательски улыбалась. Губы тихони обиженно поджались и дрогнули, но никакого ругательства с её стороны, на удивление всем, не последовало. Юри прикрыла лицо рукой, машинально изучая не такие уж теперь и заметные следы недавних увечий. Да, бинты ей сняли ещё вчера, где-то в разгар генеральной уборки. Когда лифт уже окончательно поглотил всех своих жертв до последней и, даже не пережёвывая, начал затягивать в его тёмное нутро, сначала самые внимательные, а следом за ними и остальные, заметили кое-какие изменения во внутреннем интерьере. Если конкретнее, с кнопками на панели. Ранее их было две: «Корабельные Каюты» и «Зал Суда», верх и низ. Обе в тот раз горели зелёным, что, очевидно, значило — лифт может совершать эти передвижения, туда и обратно. Сейчас «Зал Суда» не подсвечен. Видимо, перемещение на данную локацию пока что невозможно. Многие с заметным облегчением выдохнули. Увы, ненадолго. Ибо зелёненьким загадочно горела другая локация, возникшая между двумя предыдущими, словно из ниоткуда. Должно быть, ранее новую кнопку скрывал в панели какой-нибудь механизм. До поры и до времени. Однако приятного в нынешнем конечном пункте, судя по всему, будет крайне и крайне мало. Потому что он назывался одним простым словом: «Тюрьма». Рёма что-то пробормотал. Судя по всему, не очень цензурное. Ранее, чем кто-нибудь ещё бы успел озвучить хоть какой-то вопрос, двери лифта со звоном разъехались в стороны. Морти не очень по-доброму усмехнулся: — Добро пожаловать в ваш новый дом.***
«Добро пожаловать в ваш новый дом». После этих тревожащих слов вокруг ребят повисла зловещая тишина. И, когда те, один за другим, неуверенно высыпались наружу, осматриваясь на новом месте, двери лифта с грохотом схлопнулись за самой последней, его покинувшей. «Счастливицей» оказалась Саёри. Девушка вздрогнула от поднявшегося за её спиной ветерка, когда в следующую же секунду закрытые двери вдруг перегородила довольно толстая и весьма частая металлическая решётка. Конечно же, сломать её голыми руками у них не получится. — Только не говорите мне, что здесь собираются сделать что-нибудь вроде импровизированной арены, и… — чуть слышно произнесла Юри, заинтересованно вертя головой. — Не подавай им лишних идей, идиотка, — буркнула ей Ирума, стоящая ближе всех. — Скорее всего, нас здесь подслушивают. — Выйти отсюда, наверное, мы больше не сможем… Тенко волнуется… Тенко нравилось на свободе. — Спокойствие, — тревожные переговоры по разным сторонам группы мгновенно оборвал излучающий уверенность одним своим видом Рантаро. Амами выглядел крайне спокойным и даже немного расслабленным, должно быть, отчаянно желая, чтобы хоть часть его настроения передалась окружающим в комнате, и они стали смотреть на мир не через пелену паники. — Я думаю, не всё столь безысходно. Скорее всего, Морти просто желает, чтобы мы тут хорошо смотрелись! Прежде, чем делать выводы или подводить нас к какой-никакой сути. Если б отсюда совсем не было выхода, мне кажется, они не оставили бы здесь это. С лёгкой полуулыбкой он указал на блестящую металлическую коробочку датчика, находящуюся в стене, чуть в стороне от решётки. Наверное, туда надо было что-то приложить, чтобы выйти отсюда. Скорее всего, планшет. — Покинуть это место мы ещё успеем. Давайте сначала осмотримся! Возможно, это было и удивительно, вот только никто спорить с Рантаро не стал. Первое впечатление, которое производила новая локация — какая-то сырость и затхлость. Весьма хорошо знакомый любителям приключений душок заброшенных зданий прямо-таки витал в воздухе. Если верхние этажи сейчас просто блестели и благоухали во всех своих местах чистотой, прибранностью, то здесь… оказалось довольно пыльно, скучно. Да ещё со связью проблемы, если Морти поверить! Один только факт пребывания тут уже нагонял некоторые уныние, тоску, желание поскорее уйти. И ни следа человеческого присутствия. Живого или же (ох, слава богу!) мёртвого. Когда Ольга Дмитриевна с очевидной брезгливостью провела двумя пальцами по первой попавшейся дверной ручке, а после с отвращением поглядела на то, что осталось на её руке, она недовольно сказала: — Фу. Этому ужасному месту влажная уборка тоже не помешает! Эй, кто-нибудь! Швабру, тряпку в руки, и… — со вздохом вожатая огляделась по сторонам, подбоченилась. Идущий по пятам народ уже пытался спрятаться, где попало (в длинной прямой кишке коридора, да). Даже Тенко теперь не горела вчерашней готовностью брать на себя все обязанности. — Ладно, сама буду вам примером. Когда-нибудь. Может быть. Само же помещение доселе скрытого этажа действительно представляло из себя тюрьму, подпись в лифте не врала. Долгожданные и, судя по всему, первые за о-очень долгое время гости попали сюда в самом центре локации (чего было ожидать логично, выбираясь на простом лифте из центра прошлой). Самой ближней к их входу-выходу оказалась так называемая «Комната Охраны». Ничего интересного. Не особенно большое, грязное помещение, подобные которым мы уже много где видели. Внутри, занимая почти половину имеющегося места, уютно расположился рабочий стол с большим монитором, работающим даже сейчас. На нём, в разделённых сегментах, транслировались одинаковые тюремные камеры. Абсолютно пустые. Пока что. Также, по традиции, на столике стояла парочка грязных чашек, вокруг одной из которых виднелись многочисленные липкие отпечатки: что-то здесь явно пролили. А бывшие нерадивые охранники не шибко следили за чистотой места. Потом, наверное, вовсе ушли. Ещё элегантным (нет) дополнением комнаты стал небольшой, с местами вылезающей обивкой и явно подранный какими-то, скорее всего, котами, диван. Электроник поспешил просветить всех, что это очень напоминает любимую вещь его детства: софу бабушки. На которой та постоянно играла с ним, читала ему разные сказки, пока он был ребёнком, а после, в один не особо прекрасный день, провонявший диван всей семьёй выносили из комнаты на свалку, это оказалось то ещё приключение, потому что на нём же бабка и… договорить Сыроеге не дали. И так тошно. Но он получил как минимум один ОЧЕНЬ понимающий взгляд. От Саёри. Плюс, тут имелась пара простеньких офисных стульев. Для лишнего удобства. Комнатой напротив оказалась «Столовая». Очень-очень бедный, немытый и страдающий карликовостью родственник той, что уже имелась у всех, наверху. Здесь в свои воспоминания пуститься собрался Хоши. Его аккуратно прервали, но Электроник спросил, знает ли он парочку тех интересных тюремных загадок, которые так любит Миу. Рёма знал. Далее, по обе стороны расходился прямой коридор, деля помещение на «Мужское крыло» и «Женское крыло» соответственно. Посередине, как раз возле столовой, висела какая-то импровизированная перегородка из занавески, что, очевидно, должна была отделять «мужскую» и «женскую» половины. — Вообще-то, это делается не так, но, думаю, на большее у них попросту бюджета не хватит… — сухо обронила Моника, оглядываясь по сторонам и пожимая плечами. Единственным существенным отличием мужской половины от женской стало то, что в самом конце женской ещё располагалась странная металлическая дверь с надписью «Мусоросжигатель». Она была заперта. В каждом крыле находилось по шесть камер, плюс, помещения по обе стороны оканчивались общими душевыми. Как стало понятно совсем уже скоро, со слов представителей обоих полов, исследовавших каждый «свою» территорию, помывочные оказались идентичны. Начинаясь с раздевалок и многочисленных шкафчиков (откуда запах застарелого пота ещё даже не выветрился, хотя там вовсе нечему сейчас было пахнуть) плюс уборных, помещения продолжались самими, собственно, душевыми, поделёнными на несколько кабинок-перегородок. — Эх, — с лёгкой ноткой ностальгии обронил Сыроежкин. — А ведь атмосфера здесь, почти как в «Совёнке»! Ольга Дмитриевна взглянула на него с каменной физиономией, и, явно пытаясь спрятать некоторую обиду, отвела вдруг покрасневшее лицо: — Вообще нет. Интересными и, пожалуй, самыми необычными дополнениями обеих душевых разом оказались находящиеся в районах раздевалок торговые автоматы, по одному на штуку. Большие, явно новые и почти блестящие, они содержали в себе… достаточно обширный спектр всевозможных товаров, на самом деле. Ничего опасного или убийственного, просто всякие вещи. Глаза здесь у всех попросту разбегались. Сложно сфокусироваться на чём-то одном, когда всего сразу ТАК много. И самым первым пришедшую к нему в голову мысль озвучил не в меру обрадованный Рантаро: — Забавно, — он почесал голову, с лёгким недоумением оглядываясь на остальных. — Здесь даже есть моя любимая «Спорт-Кола»! Это энергетик такой. Тот случай, когда под убогим названием скрывается действительно великолепный продукт! Их, вроде бы, больше даже не делают. Всего сто пятьдесят монет за штуку… неплохо. Вот только где денег взять? — Мне доводилось слышать об этом напитке. Друзья и знакомые, когда таковые у меня ещё имелись, поговаривали: дрянь редкостная. Которая сажает печень, — хмуро ответил Хоши. — Кажется, после какого-то скандала на производстве сего продукта, в том городе, где я жил, их даже стали отдавать три по цене одной. Лишь бы скорее избавиться. Это было лет десять назад. Потом всё закрыли. — Но как энергетик — вещь очень и очень мощная! — Не знаю, — Рёма равнодушно пожал плечами. — Я ведь его толком не пробовал, мне здоровье было важнее. Да даже прямо сейчас: уж если умирать, то не столь медленно и мучительно. Я ещё не лишился оставшихся у меня крупиц самоуважения. А это жуткое пойло… оно, говорят, привыкание вызывает. Рантаро, никем здесь не понятый, с заметной печалью поднял свой мечтательный взгляд к потолку, по пути подмечая находящийся на высоте почти пары метров ровно над автоматом, весь в пыли, большой вентиляционный люк. Похоже, закрытый и крепко закрученный болтами со всех четырёх сторон. — Когда я был ещё совсем маленький, я попросил отца на мой День Рождения закупиться «Спорт-Колой» в промышленных масштабах, — погружаясь в свои воспоминания, весело хмыкнул Амами. — Он никогда не понимал моего весьма странного влечения к «этой дряни», всегда воспитывая тягу только к самому дорогому. Во всём. Однако, это был один из немногих раз, когда папа всё-таки пошёл мне на уступку. Теперь у меня в доме есть целая комната, отведённая под склад для напитка. Рядом с комнатой дорогих часов. Я не шучу. Когда вся эта ерунда кончится, можно будет выбраться и попробовать распродать его, как раритет. «Тот самый, забытый вкус прошлого десятилетия»! Народу часто подобное нравится. Если только сёстры его ещё не растащили, а то с них станется… — А я бы, я бы тоже попробовала… — мечтательно прошептала Саёри. — Когда-нибудь. — Вот такая вещь, отвечаю! — Амами показал большой палец. — Эй, чёрт! Тебе ведь понадобится поблизости человек с холодным и охуительно расчётливым разумом, который будет вместо тебя разгребать всё полученные в связи с продажей баб-… — Растолкав стоящих поблизости, Ирума как-то незаметно оказалась вдруг рядом. Исправила оговорочку. — Ой, то есть трудности?! Это я хотела сказать. Финансовые. Я готова влезть в это дерьмо с головой, приятель! — добавила она, хитро потирая руки. Рантаро ничего не ответил. Задумался. — Эй, посмотрите сюда, Ольга Дмитриевна! — решил поделиться хоть с кем-то своей находкой и Электроник. Парень сиял от счастья. — Понятия не имею, как им это удалось, но… поверить не могу! Тут есть подшивка стенгазет из нашего лагеря за несколько лет! — Три тысячи монет? Да вы, поди, шутите? — вожатая взглянула на стоимость и побледнела. — За такое барах-… эм, — она вовремя прикусила язык. Конечно же, ребята у неё только самые-самые лучшие. И всё, что они делают, идёт лишь от сердца! — Я хотела сказать, простая воспитательница в жизни своей столько не заработает… даже если ночью на панель пойдёт. А я точно туда не пойду ради чего-то подобного. Похоже, никто её ремарки толком не понял. В ответ послышалось очень бойкое, мальчишеское: «а вам надо помочь и куда-то сходить? Тогда я могу, Ольга Дмитриевна! Положитесь на меня, вот пока все убираются…». Некоторые пойдут на что угодно, кроме работы. Даже ещё не понимая всех «трудностей», связанных с этим. Ольга прикрыла лицо рукой. К счастью, крайне незадачливую беседу прервал и избавил от объяснения вновь донёсшийся голос, чуть искажаемый заметными помехами: — Приве-ет! Меня слышно? Все разом вздрогнули. А особенно — Моника. — Ну, раз вы уже осмотрели свою новую территорию, — хмыкнул Морти. — Позвольте тогда мне перейти к самому главному. И интересному. По помещению раздевалки прошёлся нестройный хор прилетающих на планшеты сообщений. Народ в изумлении стал переглядываться. — Не бойтесь, — где-то за кадром один паренёк позволил своей коварной улыбке стать чуть шире. — Ничего страшного там не будет. Открывайте. Можете поделиться сообщением с классом, я не возражаю! Однако за этим последовало лишь большее удивление. — Что за хуйня?! Кажется, кто-то перепутал на своём старом вонючем компе папку с дик-пиками, которые он хотел разослать, и… я, блять, даже в душе не ебу, с чем же ещё… — сердито проворчала Ирума. — Всё верно, — игнорируя самую шумную, спокойно продолжил Морти. Он, впрочем, ещё не спешил раскрывать всю интригу. — Сейчас мы сыграем с вами в одну, если можно так выразиться, забавную игру. Которая станет нашим новым мотивом. Итак, вам всем только что, в совершенно случайном порядке, генератор случайных чисел разослал на планшеты два варианта сообщений. Скрывать их друг от друга бессмысленно: я всё равно узнаю, в какой вы группе. И моё наказание за неповиновение вам не понравится. — Но Тенко пришла лишь фотография волка, — чуть слышно произнесла Чабашира, смущённо показывая всем картинку мультяшного животного на своём устройстве. — Я ничего не поняла. — У Юри — овца, — прохладно усмехнулась Моника, поглядывая своей бывшей подруге через плечо. Тихоня от подобного вмешательства вздрогнула, прижав планшет к груди. — Неплохое тотемное животное для кого-нибудь вроде неё. — … — Всё правильно, — фыркнул паренёк. — Волки и Овцы. Это то, чем вы станете. И какую роль примете на себя в нашем дальнейшем эксперименте. Пожалуйста, покажите свои результаты всем остальным и разойдитесь по группам. Севен и Зен, не понимая ничего, переглянулись: обоим выпали «овцы». Парни пожали плечами и шагнули немного поближе к не менее растерянной Юри. — Похоже, что мы с тобой теперь в одной лодке, — сказал ей актёр. — Как бы это ни прозвучало, учитывая всю ситуацию. Девушка молча кивнула. Рантаро и Саёри оказались куда довольнее, обмениваясь своим результатом. Дали друг другу «пять». Ведь парочке посчастливилось пребывать наверху пищевой цепочки. Что бы это ни значило. Они составили компанию задумчивой Тенко с другой стороны тесной комнатки. — Ауф, ёпта, — скоро к ним присоединилась и Миу, приподняв руку в жесте приветствия. А жеребьёвка продолжилась — сюда уже бежал предвкушающий нечто приятное Сыроежкин: — Вы представляете?! И мне повезло! Для разнообразия. Не все смогли похвастаться тем же. Теперь, когда он увидел на своём дисплее портрет милейшей овечки, лицо Рёмы, казалось, не выражало ничего даже гораздо усерднее, чем обычно: — Мне заранее не очень нравится, как всё обернулось. — Я тоже сюда, — Ольга Дмитриевна чуть неуверенно поприветствовала Электроника и остальных, прижимая к груди планшет и протискиваясь в их компанию. Ей тоже посчастливилось быть в «волчьей» группе. Последней осталась лишь Моника. Она специально не очень спешила со своим результатом: хотелось чуть-чуть ещё подержать интригу. Совсем немного. Запомнить, как жребий распределил других, сделать выводы. И интуиция уже подсказывала, что предпочтительнее. — Что ж, видимо, кому-то здесь у нас просто не повезло, — она бросила уничтожающий взгляд в сторону Юри. — Как и обычно. Затем посмотрела на свой результат. Пришло время развеять интригу, хотя, ну давайте признаем: всем уж давно очевидно, что человеку вроде неё от природы полагается забирать себе только лучшее, а потому… Моника еле сдержала ругательство. Добро пожаловать в команду послушных овечек, бывшая Президент.***
— Теперь, когда с этим покончено, я проясню ситуацию, — снова заговорил Морти. — Дабы немного ускорить очередное убийство, я решил дополнить старый мотив. При условии выигранного суда и побега убийца до сих пор получает возможность попасть в своё счастливое «никогда», как мы ранее говорили. Вот только давайте сделаем игру чуть-чуть поинтереснее. — Но разве новый мотив не появляется, только когда..? Несколько голосов из разных уголков комнаты с разной степенью вежливости попросили Сыроежкина помолчать. — По нашей новой задумке, вы все поучаствуете в Стэнфордском Эксперименте. Вы знаете, что это такое? — Конечно! Тенко видела аниме! Оно ей вообще не понравилось, если кто спросит, все три сезона, но там… — Так. Давай всё-таки лучше я объясню, — снова взял инициативу организатор. — Отныне часть людей у нас становятся заключёнными, а часть превращается в надзирателей. Мы смотрим, что из этого получается. Я думаю, деление по командам объяснять мне не следует… где волки, а где у нас овцы. — Оказаться в одной тюрьме с ней… — донеслось очень тихое, переполненное презрением, одновременное. — Лучше уж сразу сдохнуть… — Естественно, всё это не просто так, а с преимуществами, — игнорируя ворчание самых недовольных, с улыбкой продолжил Морти. — Которые достаются более выигрышной стороне. Ну, тут уж, как говорится, решает жребий! Итак, с помощью сканера сетчатки глаз, который вы могли увидеть на входе, группа охраны получает право самостоятельного перемещения между локациями, когда им того заблагорассудится. Заключённые, в свою очередь, подобной священной привилегии у нас будут лишены: что это была б за тюрьма, где не соблюдаются даже такие простые правила?! Никто из милых овечек не сможет покинуть загон. За обнаружение вне пределов тюрьмы и, тем самым, игнорирование новых правил любой заключённый и те, кто помогали ему, будут незамедлительно казнены. Кроме одного исключения. — Опять, небось, что-нибудь про убийства… — пробубнил себе под нос хакер. — Абсолютно верно! Заключённый, пойманный «на территории врага» с намерением убить, казнён не будет. Убьют лишь охранника, который не доглядел. И всё же… — если бы голосом можно было подмигивать, Морти б сейчас это сделал. — Постарайтесь не попадаться, ладно? Вы же только там всё отмыли. Обидно будет… Повисла тяжёлая пауза. — Касаемо охранников, — хмыкнул парень. — Вы будете отвечать за этот сброд своей собственной головой, буквально. В ваших же интересах любое отсутствие побегов, волнений, разборок, бунтов и иже с ним. Уж сами решайте, как вам вставать в смены. Пряником ли, кнутом — мне главное, чтобы работа была выполнена. Но в то же время, — на этом моменте голос решил подсластить горькую пилюлю. — За дело, выполненное ХОРОШО, вам на планшеты будет начисляться кое-какая премия. Бонус! Вы за неё бесконтактно сможете купить что-нибудь в этих вот автоматах… так что можете не стесняться применять силу на своё усмотрение. Следите за порядком. Бейте. Запугивайте. Используйте свои полномочия. К сожалению, наши заключённые даже этого лишены. Овечки находятся внизу пищевой цепочки! Вроде бы, вот и всё. Развлекайтесь. — И долго ли это продолжится… — чуть слышно пробубнила себе под нос Ольга Дмитриевна. — Кошмар какой. Однако, она довольно быстро оказалась услышана. В динамиках раздался сухой смешок: — До первого убийства уж точно. На этом связь прервалась. Последние слова Морти оставили за собой в помещении эффект неразорвавшейся бомбы. Юри и Моника сверлили друг друга полными гнева взглядами, Хоши остался невозмутимым, вожатая явно впала в уныние… другие же, все как один, выглядели очень, очень, очень растерянными.***
Последующие несколько часов попавшим на роль охраны ребятам пришлось в спешке перетаскивать хотя бы самые необходимые (такие, как банные принадлежности и запасные наборы одежды) вещи для несчастных заключённых, которые уж точно не были готовы оставаться здесь на подольше и потому ничего толком с собой не прихватили. Затем наступило время обеда. А после совместными силами была проведена ещё одна небольшая уборка территории — уже не настолько дотошная, как в первый раз, но пару слоёв пыли с окружающего угрюмого пейзажа-таки убрали. В камерах теперь хотя бы стало не отвратительно находиться, да и те странные отпечатки от кружек в комнате охраны всё-таки тоже оттёрли. Близилось время ужина, когда Электроник следом за Моникой важно вошёл в их очень маленькую столовую: — Ничего личного, девочки! Просто Ольга Дмитриевна попросила меня провести с вами, так скажем, культурную беседу на тему вашего поведения, — на всякий случай пояснил парень. Он поставил рядом с собой сумку с инструментами, которую нёс в руках. Электроник не стал добавлять, насколько же измождённой выглядела вожатая, давая ему сие поручение. Она даже, между ними, не надеялась, что кто-то всерьёз послушает… но принципы воспитательской работы — штука такая. — Я всё понимаю, — пока Сыроежкин ходил за её вечной соперницей, Юри как раз спокойно заваривала в столовой чай. Сейчас перед ней стояли небольшой заварочный чайник и целых две кружки с горячим, исходящим паром, волшебным напитком. Душную комнату освежал запах целебных трав. Губы девушки освещала едва заметная улыбка — Только хотела спросить: Сергей, тебе с.? — Ой, да я так попью! — вмиг расцвёл Электроник, пронёсшись мимо неё, прыгнув на первое свободное место и уже хватаясь за кружку. Тихоня от неожиданности едва слышно пискнула. — Саёри как-то рассказывала, насколько вкусный чай ты готовишь! И у тебя ещё был целый набор редчайших японских трав с собой, правильно? Всегда мечтал что-то такое попробовать! — Н-но я туда… отлила специально для Моники… — под испепеляющим взглядом ненавистной оппонентки бедняжка вся зарделась и задрожала. — Так вы уже подружились обратно? Как здорово… тогда, может, и беседа никакая не понадобится! Вот Ольга Дмитриевна обрадуется, — Электроник поднёс к губам чашку, вопросительно глянул на Монику. — Наверное, для тебя рецепт какой-то особенный. Я немного попробую, можно? — Можешь выпить всё, — собеседница одарила его самой сладкой (приторной даже) и доброй улыбкой, невзирая на вялые попытки стремительно побледневшей Юри сказать: «Н-нет, не!..». — Я себе ещё сделаю. Тихоня вся подозрительно сжалась, а Моника лишь, сложив руки на груди, с заметным интересом наблюдала, пока дегустатор распробовал этот прекрасный напиток. Немного покатал его по языку, прочувствовал послевкусие. Потом, наконец, с явной гордостью Электроник вынес свой вердикт: — Я такого у себя раньше не пробовал даже. Интересный какой чай. Солоноватый… не подскажешь мне, что за рецепт? — Э-это… — отчего-то застенчивая девушка, выглядящая очень-очень несчастной, вдруг опустила голову, виновато закрывшись руками. — Если я правда скажу, то ты перестанешь со мной общаться… — Саёри говорила мне, ты очень скромная, но я и не подозревал, что настолько, — Сыроежкин растерянно почесал голову. — Скажем так, в этот напиток она старательно вложила частичку себя. А для столь скромной и утончённой девушки попытки выпытать у неё настоящий рецепт — уже почти оскорбление, — пояснила очень мудрая, добрая и понимающая Моника. Сама она почему-то при этих словах глядела на Юри презрительным взглядом истинной победительницы. И упивалась своим превосходством. — М-мразь, — сорвалось еле слышное с губ последней, когда та отвернулась. Электроник, похоже, этого не расслышал. Лекция о правилах поведения и уважении друг к другу, старательно написанная Ольгой Дмитриевной и зачитанная вслух Сыроежкиным далее, судя по всему, здесь зашла на ура. Девочки очень внимательно слушали, не перебивали его и лишь иногда перебрасывались какими-то взглядами, что, наверное, означало, что они всё быстро поняли и уже почти помирились. Электроник допил чай и оказался собой очень доволен. — И почему же Миу говорит, что здесь «токсичный гадюшник», — задумчиво произнёс он себе под нос, когда всё закончилось. — Очень милые и добрые девочки, чаем вот угостили. Послушали. Так ей и передам, — Сыроежкин поднял свою большую потёртую сумку и засобирался. — А т-ты, что… уже уходишь? — неуверенно спросила вдруг Юри, прижимая руки к груди. — Так быстро? — Извините меня, милые дамы, — довольный подобным вниманием с её стороны, он опять расплылся в добродушной улыбке. — Охотно побыл бы с вами чутка подольше, — Электроник хлопнул по сумке, где весёлым звяканьем ему отозвались различные инструменты. — Но там парни в душевой на стояк что-то жаловались. Надо взглянуть! На несколько долгих секунд позабыв про любые взаимные разногласия, девочки растерянно переглянулись, смотря ему вслед: — А сумка зачем…***
— …я и сказала, что туда не пойду. Жалко, правда. Говорят, было ОЧЕНЬ интересно! — девочка из параллельного класса с огромным красным бантом глядит на тебя весьма любопытно. Как там её… Сатори или вроде того? Ты чем-то ей очень нравишься. В огромных голубых глазах почти всякий раз при встрече с тобой читается необъяснимая щенячья радость или чувство, к этому крайне близкое. Каким-то образом она периодически, при том, уже далеко не впервые, умудряется вылавливать тебя в минуты уединения сразу после уроков. Что весьма отвлекает от постоянных размышлений о всяком и попыток в стихосложение один на один с собой, в тишине. Ты поначалу думаешь: «Эй, постой, у тебя что, слишком много свободного времени? Сейчас самый разгар старших классов! Не знаешь, чем заняться — поготовься к экзаменам, например». Прогнать не хватает бестактности. Со временем общество единственного человека, которому, похоже, взаправду интересно всё то, что ты делаешь (правда, во время слушания твоего творчества в глазах по нулям и неизменное выражение на лице: «ничего не понятно, но очень любопытно», это временами может раздражать) понемногу перестаёт угнетать. В конце концов, её бесконечно-длинные, весёлые истории обо всём подряд и ни о чём конкретном при отсутствии желания можно даже не слушать, уйдя поглубже в себя и экранировавшись от прочего мира. Как ты делаешь обычно. Практика показывает, подвоха на той стороне даже не чувствуют. А если уж человеку нравится поболтать самому с собой — то пускай, это дело хозяйское. Главное — по-прежнему кивать с максимально вдумчивым видом. Но в этот раз пластинка неуёмной девочки внезапно останавливается на самом интересном (???) моменте. Она набирает в грудь побольше воздуха и смотрит на тебя так, словно решилась, наконец, совершить признание в Самом Важном. — Послушай, я давно хотела сказать тебе… — выдаёт, наконец, собеседница, чуть потерянно глядя в пол перед собой. — Я ведь тоже немножко пишу. Но показывать как-то пока нет смелости, ведь оно… даже близко не такое красивое, как у тебя. Ты ожидала немного другого, поэтому на сердце всё-таки здорово отлегло. Надо же! А ведь в какой-то момент уж показалось, что она в самом деле без ума от тебя, поэтому таскается постоянно, ха-ха… это было бы крайне неловко, так как задеть чьи-то нежные чувства своим отказом очень бы не хотелось, но про эту странную штуку под названием «любовь» ты знаешь пока только из пары случайно посмотренных аниме и подслушанных разговоров в столовой. И совершенно не представляешь, как именно себя стоит вести в таком случае. Какое же счастье, что сейчас не об этом. А человек просто нашёл в тебе друга по увлечениям, которые здесь, очень мягко говоря, мало кто разделяет! Это можно понять. — Ах, ну… Но ты не успеваешь ответить, когда этот весёлый ураган эмоций и мыслей опять перебивает тебя: — Одна моя хорошая подруга давно мечтала создать Клуб по интересам, где все могли бы делиться своим творчеством друг с другом и всем было бы тепло и уютно вместе. Литературный. Пока он ещё очень маленький, но скоро нас будет больше! Так что, пожалуйста, если тебе это интересно… — она назвала номер классной комнаты. — Приходи завтра сразу после уроков. Печение у нас уже есть, э-хе-хе-ммм… но можешь взять с собой немного чая! Так вот, о чём она всё время собиралась сказать. Весьма неожиданно. Видя твои довольно смешанные эмоции, девочка сильно смутилась, обронила какое-то неловкое извинение и убежала.***
Ты долго боялась признаться в этом даже себе самой, но ведь желание найти здесь понимающих собратьев по духу обосновалось в твоём разуме уже довольно давно. Можно, наверное, и сходить разок в этот «Литературный Клуб», вдруг всё же понравится? Если не выгорит, будет весьма обидно. Ты даже до недавнего времени не представляла, что здесь такой вообще есть. Придя домой, ты тотчас же перерываешь все свои записи, даже из средней школы: выбрасывать стихи ты не любишь. Насколько бы они ни были жалкими, уродливыми и неказистыми, в первую очередь они твои. Здесь очень нужно отыскать что-то, что с большой вероятностью понравится ничего не понимающим серым массам, то есть — большинству. Такое, очень-очень нейтральное, для первого раза. Твой истинный стиль может всех оттолкнуть, огорошить. В нём слишком много грязи и мерзости. А иногда — даже пошлости. Иными словами, такого, что все обычные люди пытаются игнорировать или же никогда не заметят: не всем приходится по вкусу настоящая красота отчаяния, прелесть увядания и прочие радости бренной жизни. Из крайне малого количества людей, которым было что-то показано, большинство даже ничего толком не оценили (и только та девочка — вообще не поняла), ибо настоящей поэзии следует живописать сиюминутную красоту каждого дня и только, а не всякие мерзости или уродства из близлежащей подворотни! Если ты пишешь подобный мрак, наверное, дело в тебе, и стоит у соответствующего доктора провериться. Но наше творчество — это отражение нашей души. И что поделать, если у тебя она вот такая. В конце концов, тебе удаётся отыскать что-нибудь более-менее сносное. Тебе самой оно до жути не нравится, ибо это не ты, не вся ты, но среднему обывателю должно зайти. А там можно потихонечку и раскрываться начать. Наверное.***
Весь следующий день, все уроки ты настолько сильно нервничаешь перед будущей встречей (а сможешь ли ты всем им понравиться? вдруг нет?), что даже пишешь ещё пару стихов. Обычно это получается как-то само собой и вызывает успокоение. Тебе даже нравится то, что у тебя в этот раз получилось. Твоё настроение немножечко поднимается. …как выяснилось, очень зря. — А вот и я! Всем привет, друзья! Это Моника, — Саёри (о да, да, ты наконец-то вспомнила её имя) с небывалой радостью подводит тебя к той подруге, о коей ты столько слышала. — Моника, это Юри! Она теперь тоже с нами. Надеюсь, что ей здесь понравится. Я, эхе-хе-ммм… привела её прямо в наш Клуб! — На всякий случай она добавила очевидное, затем чуть растерянно огляделась. — А где же наша Нацуки? Ладно. Я вас чуть попозже тогда познакомлю. Моника смотрит на тебя изучающе. Дольше положенного держит свой взгляд, слишком уж, слишком пронзительный. Тебе уже становится под ним настолько некомфортно, что ты хочешь сбежать, дабы больше сюда не возвращаться, никогда в жизни. — Приятно познакомиться, — натягивает улыбку местная Президент, протягивает тебе руку. Доносится тихий смешок. Сомнений в этом нет. Да. Она тебя помнит. Всё ещё. Ты что-то, как обычно, мямлишь в ответ. Потому как если она тебя просто вспомнила, то ты это улыбчивое лицо почти всю свою среднюю школу не забывала. Да, оно к тебе являлось во снах. И не то, чтобы в очень приятных. После той первой и пока что последней стычки, когда она, будучи предводительницей местных хулиганок, публично прочитала твои крайне неумелые стихи, выуживая наружу и обсуждая самое любопытное, самое болезненное для тебя вместе с приятельницами, вы больше с ней как-то почти и не виделись. Всё просто: Моника потеряла интерес к своей предполагаемой жертве издёвок. Тебе повезло, что она в параллельном классе. Какое-то время ты всё ещё наблюдала её, но где-то на периферии. Со временем глупых подпевалок, бродящих за нею хвостиком, становилось всё меньше, пока, вроде, их не осталось вовсе. Они надоели со временем Монике и та их оставила, или наоборот? Если честно, без разницы. Главное, что не трогали. Кажется, переключились на какую-то другую несчастную девочку. Тебе было жаль её. Со временем ты стала видеть её всё меньше. Но позже, уже ближе к старшей школе, имя Моники стало чаще светиться среди победителей каких-то олимпиад, её то и дело отправляли на разные конкурсы, хвалили среди учителей, даже директор в какой-то там речи однажды поставил её всем в пример, как гордость учебного заведения. Тебе усердно хотелось поверить, что это другая Моника. Ну, мало ли людей с одинаковыми именами? Но реальность бывает жестока. Она глядела на тебя с видом истинной, заранее предопределённой победительницы. Всё столь же неотразимая, с годами расцветшая лишь сильнее и к выпуску, прямо сейчас, уже набравшая ещё сотни две баллов и в своей красоте, и в харизме, и в умении заводить новые знакомства. Чего лично тебе так не хватало все эти годы… И что же теперь? — Здравствуй, новенькая, — всё также улыбается. Гостеприимно. А рукопожатие у неё крепкое, цепкое и даже немного… болезненное. Ты чуть-чуть морщишься, потеряв перед ней ещё больше очков своей выдержки. — Поверь, мы здесь ценим любое творчество, поэтому, если у тебя есть, что нам показать, то стесняться абсолютно некого, пис-… эм-м, Юри. Почти ни о чём в тот момент даже не думая, ты прямо на автопилоте, стараясь меньше смотреть ей в глаза, быстро протягиваешь свои стихотворения. Не те, что старательно со вчера отбирала. Сегодняшнее. Это осознанное решение. Когда Моника всё с тем же пренебрежительно-дружелюбным выражением на лице знакомится с твоим творчеством, с настоящей тобой, ты только растерянно опускаешь глаза в пол. И смотришь на её руки. Которые покрылись мурашками. Тебе вдруг мерещится, что она затаила дыхание. — Довольно неплохо для новичка, — суховато сказав это, она вновь улыбается, протягивая листы обратно. Ознакомиться с чем-то из своего пока не предлагает. — Можешь присесть за любое место и подождать, когда все девочки соберутся. Нацуки уже вернулась, но теперь Саёри оставила нас. Мы скоро начнём. Не переживай. Она зачем-то отвела взгляд чуть в сторону. Ненадолго закусила губу.***
Время ожидания самой весёлой немного затягивается. Другая, пока ещё не представившаяся тебе лично девочка с милыми розовыми волосами (ты не особенно помнишь, чтобы видела её в школе, но за всеми не уследишь), внезапно подсаживается ближе: — Печение хочешь? Я сама испекла, только-только. Лучше скорее возьми. А то эта Саёри как саранча — вернётся, налетит, ничего после неё не останется! Тебя эта её манера тихонько на всё подряд ругаться себе под нос почему-то уже сейчас чуть веселит. Ты со всех сил стараешься не улыбнуться. Однако, её бескорыстная забота о тебе с первой фразы, с самого первого взгляда пробуждает в глубине души некие новые чувства. Такого у тебя прежде никогда ни с кем не было. И тебе это нравится. Нацуки смотрит на тебя с интересом, тихонечко наклоняется ближе. Шепчет: — Как прошло ваше первое знакомство? Ты показала ей своё творчество. Что она сказала? — «Неплохо для новичка», гм… — здесь нет смысла что-либо приукрашивать или скрывать. — Ну да, это Моника. Её довольно тяжело чем-нибудь впечатлить, — немного разочарованно. — В ответ на моё первое стихотворение она вообще ничего не сказала. Всё ясно. Нацуки очень хочет, чтобы её похвалили, и очень расстроилась, что этого до сих пор не произошло. — Может быть, ты прочитаешь? — наконец-таки, смущённо спрашивает она. — Расскажешь о том, что думаешь… Тебе ещё никогда прежде не предлагали критиковать чужие работы. Звучит очень здорово, тебе нравится. Во время более глубокого изучения ты постараешься быть с нею очень и очень нежной, чтоб не испортить ваш первый совместный опыт. Правда-правда. — Моника всё время пишет так возвышенно и поэтично, — опять начинает бормотать Нацуки. — Без шуток. Мне очень нравятся её стиль и богатый язык. Особенно эти яркие описания. Я, наверное, так никогда не смогу… Ты опять молчишь. Но молчишь ободряюще. — Но что я всё о себе. А про что пишешь ты? — опять спрашивает она, чуть наклонив свою голову. Это выглядит очень мило. — Я? Ну-у… — Подобный вопрос действительно заставляет тебя ненадолго задуматься. Хотя, не настолько, как сам простой факт, что его тебе кто-то задал. Да, видимо, теперь всё-таки есть, кому. И, наконец-таки, ты отвечаешь. — Наверное, тоже описываю мир, что вокруг меня. Потом чуть-чуть ей улыбаешься: — Только немного иначе.