***
Утро второго снежного дня начиналось, внезапно… да, с кофе. Вернее, для тех, кто хотел — оно так начиналось. Для прочих же всегда имелась возможность поспать ещё и даже вообще в столовую не являться. Поэтому некоторые пока что из комнат-то своих толком не показывались, а ведь уже полдень не за горами. Теперь, когда не стало ни Джехи, ни вожатой, а Моника, по большому счёту, уже перестала стараться их всех собирать, внезапно будто бы испарилось и то странное чувство «объединения». Настал вдруг печальный конец совместным принудительным приёмам пищи, когда, даже если ты не особо чего-то и хочешь, тебя всё равно растолкают, а после насильно поведут с утра пораньше забивать твой живот. Этого больше нет. Теперь каждый мог питаться как или чем он хотел. И собирался в столовой народ уже только от случая к случаю. Когда Ирума пришла сюда, позёвывая, выпить чашечку кофе да взбодриться на день грядущий, её невольные сожители по-прежнему громко сопели себе в подушки, словно младецы. Всё снаружи опять оказалось белым-бело, от этого сделалось как-то… непривычно, но всё-таки отчего-то спокойно и умиротворяюще на душе. Поэтому поднимать оры спозаранку ей не хотелось. В столовой уже вовсю хозяйничали Саёри, Рантаро и Юри. — Пиздец, — протянула Миу севшим спросонья голосом, всё ещё стоя у печально известного шкафика и наконец-то отхлебнув свежезаваренный горячий, горький напиток. Она лениво протёрла глаза. — Этот Зен сказал, что в общаге жить просто? Уебу, когда встречу. Я, блять, полночи ворочалась, не в силах и глаз сомкнуть, потому что одни у нас храпят, вторые пердят или хрюкают, а ещё время от времени и тех и этих в туалет выводить приходится. Детский ёбаный сад. — Как я тебя понимаю… — рядом уже пристроилась, потягивая свой согревающий чай, довольная Юри. — Дайте мне свою комнату. Больше ничего не попрошу в этой жизни. — Сеструха? — Подруга, — всё-таки ответила тихоня после небольшого раздумья, и девочки легонько стукнулись исходящими паром кружками. У каждой на губах заиграла чуть заметная улыбка. А вот кто сейчас здесь вовсе не улыбался, так это Саёри. Девушка ходила всё утро мрачная и задумчивая, словно даже не пыталась больше хоть чем-нибудь прикрыть свой настоящий настрой. В отличие от вчерашнего дня. — Всё в порядке? — заботливо поинтересовался Амами, садясь напротив неё. Он только что принёс им закуски и теперь просто лучился весёлым озорством. — Сегодня ты какая-то хмурая. Может, на маникюр? ~ — Да ты лишь обещаешь… — А вот сегодня возьму, и сделаю! — Дело-то, если честно, совсем не в этом, — потерянно протянула Саёри, глядя куда-то сквозь стол. — А в чём тогда? У нас есть реальные поводы для беспокойства? Или всё это, как и обычно, только в твоей голове? — Очень смешно, — и девушка легонько щёлкнула его по носу, улыбнувшись. — Но если совсем уж серьёзно, то я немножечко беспокоюсь о Монике. — В компании величайшего хакера и самого абсолютного в мире актёра она, как за каменной стеной! Да и… уж эта-то сумеет за себя постоять, даю слово! — Амами почему-то игриво хихикнул. — Нет тут поводов для беспокойства. Видали и хуже. — Да всё дело в том, что мы вчера встретились с ней… на вечерней прогулке. Мы вроде разговорились. Она ещё была немножко под градусом, хотя обычно я за ней такого не замечала… ну, ранее. И там, во время нашей беседы, в самом конце… Моника кое-что мне сказала. Я пока не могу поведать тебе, что же именно, да и сама не больше твоего знаю, чтобы о чём-то задумываться и строить выводы. Может, у неё и вовсе случайно вырвалось, а в виду она имела что-то совсем другое. Рантаро понимающе кивнул: — Ну, допустим. Пока что он не рвался выпытывать у Саёри подробности. Захочет — сама потом всё расскажет. А было бы что-то важное, скорее всего, уже бы сообщила. Ибо даже её то, что творилось в прошлом Деле (со спрятанным телом), должно было ну хоть чему-нибудь научить. Хочется верить. Саёри покачала головой и грустно вздохнула: — Никогда её до конца толком не понимала. Сегодня Моника такая, завтра другая… — Ей тоже бывает несладко, Саёри. Подумай: здесь больше не существует людей, на которых она могла бы равняться. А как я смог понять из её типа личности, наблюдая за ней — для неё это очень важно. — …как и людей, которые смогли бы держать под контролем некоторые её… порывы. — При этих словах и помрачневшем вдруг лице собеседницы Амами невольно аж вздрогнул. — Ты прав. Джехи и Ольги Дмитриевны больше с нами нет. — Как нет больше Нацуки. А уж потеря одной из вас, — Рантаро сделал ударение на последнем слове, — должна бы очень здорово её подкосить. Пусть Моника всегда старается этого не показывать. Будь с ней помягче. — Она… ведь ради Нацуки она и вправду старалась стать лучше, как ради самой беззащитной, самой чуткой из нас. Особенно — в последнее время. Я это видела. Но Нацуки больше нет. Ничто больше не сдерживает Монику от её истинного безумия. — Ты так о ней говоришь, — Рантаро не сумел спрятать нервный смешок, — как будто она монстр какой. — Я слишком сильно… — Саёри призадумалась, подыскивая правильные слова. — …гм, люблю её? — Подумала ещё немного и решила оставить, как есть. — Чтобы позволить себе такие высказывания про неё. Но и ты нашу Монику хорошо не знаешь, — словно подчёркивая последние слова, она ударила стаканом о стол. Ненароком. — О, вот как. — Давай я лучше расскажу тебе о том, как начиналось наше общение с ней?***
— Итак, ребята, — наша добрая учительница с интересом осматривала полусонный класс, наверное, пытаясь отыскать кого-нибудь для привычных вопросов: она любила начинать уроки литературы с чего-то подобного. Мои одноклассники (те из них, которые не спали на партах или не думали сейчас о чём-то своём, как я) приготовились и навострили ушки. — Сегодня у нас будет крайне интересная тема! Но прежде я бы хотела спросить… Мне были не особенно интересны эти уроки. И школа вообще. Да и… что-либо, наверное. Мне просто очень-очень хотелось спать, потому что вчера до глубокой ночи любимые мама и папа громко и ужасно ругались, опять произнося это противное слово… «развод». Терпеть его не могу. Всё, наверное, снова оттого, что я оказалась не достаточно хорошим ребёнком, и вот оно как получилось. Всю первую половину ночи мне приходилось слушать их обидные колкости и унижения в адрес друг друга, тогда как во вторую папа под громкие крики мамы вдруг собрался и куда-то ушёл из дома. Тогда же она увидела, что я ещё не сплю, и очень сильно отругала меня. Было ужасно. Но не так, как проводить всю оставшуюся часть ночи один на один с своими грустными мыслями, не в силах сомкнуть глаза. Опять. Какая уж тут теперь школа… да ну её. Вот я бы и не пошла не куда, как обычно, да дома сегодня мама. Она недавно про прогулы узнала всё-всё, и… короче, опять будет злиться. Лучше переждать это где-то ещё. Я всё-таки хочу остаться для неё хорошим ребёнком. А тут ещё учёба эта дурацкая — экзамены, которые с каждым днём близятся. Моё будущее. В такие вот моменты иногда просто кажется, нет у меня его. Ничего там не ждёт. Ничегошеньки не хочется делать… опять. Наверное, единственными лучиками света в моём царстве тучек были мои две подруги, с которыми мы раньше много-много общались, вот только одна переехала в другой город не очень давно, а вторая сильно заболела. В общем, в школу сейчас не ходит. Она живёт далеко — я ту часть города ещё толком не знаю. От станции туда идти неудобно, как она говорила. Вот я и боюсь одна — вдруг заблужусь? Ну, и есть ещё один мальчик. Он мне очень-очень нравится, это мой давний друг. Самый давний. Мы вместе выходим в школу — и это, наверное, единственный повод, почему я хоть иногда ещё хожу сюда. Он часто поднимает мне настроение. Но даже он в последнее время стал какой-то мрачный и замкнутый. Много молчит. Не смеётся уже так, как раньше, когда я что-нибудь смешное для него делаю или говорю. Раньше было так хорошо… Лучики раннего весеннего солнышка игриво пробиваются сквозь окошко рядом со мной, немножко мешая спать. Я накрываю их раскрытой ладошкой, и смотрю, как струится свет через неё. Это очень красиво. Ещё окно чуть приоткрыто, и оттуда вместе с лёгким ветерком доносится мелодия пения птиц. Вот уж у кого точно всё хорошо… люблю вторую половину весны. Потому как впереди ещё целое полное света лето, а мрачных тёмных тучек уже почти нет. Здорово, должно быть, сидеть в такой денёчек с кем-то на улице, держаться за руки и просто говорить обо всём. И никуда-никуда не спешить. По улице разносится медленная и немного печальная мелодия пианино. Наверное, это из класса музыки. — А кто-нибудь из вас, ребята, здесь знает, — в мои вяло текущие мысли опять ворвалась вдруг учительница со своим плавным голосом, — что обычно скрывается под этим красивым словом: «любовь»? И-и-и… Саёри, которая снова витает у нас где-то в облаках и даже меня не слышит… не удивляйся, я смотрю именно на тебя! Весь класс начинает над кем-то очень громко смеяться, пока я гляжу в окно. — Мне кажется, что ты у нас довольно неплохо знаешь, что же такое «любовь», на своём личном примере. Вперёд же, поделись тогда с классом, — в голосе тихий смешок. Прошло ещё где-то с минуту, наверное, пока все молчали. Причина этой очень неловкой паузы теперь заинтересовала даже меня, и я начала оживлённо осматриваться по сторонам. Пока не поняла, наконец, на кого все здесь смотрят. Вдруг стало настолько неловко, что захотелось просто взять и исчезнуть, пока я кое-как говорила то, что на самом деле и думала: — Любовь — это… ну-у… счастливые чувства! Хе-хе… Молчание. Странные, косые взгляды со всех сторон, пока я стою здесь одна. Боже мой, как неприятно! — Ты хочешь сказать, это всё? — учительница мрачно вскинула бровь. Усмехнулась. Какой строгий взгляд, до мурашечек. — Если бы это было темой твоего домашнего задания, к которому, уверена, ты опять даже не притрагивалась, я бы сказала тебе: «садись, это дв-».! — Нет-нет-нет-нет, постойте! Теперь все дружно обернулись уже на неё. Лучшую девочку в классе. Гордость нашей школы. Её зовут Моника и она хороша во всём, за что вдруг ни возьмётся. Родители и даже другие учителя дома и на уроках так часто ставили мне её в пример, когда говорили про оценки и всё такое… и даже предлагали начать с ней общаться, ведь у Моники очень много друзей. Но это не так просто. Не человеку вроде меня. У неё куча увлечений, а ещё она идеальная во всём, что бы ни начинала. Я вот даже представить пока не могу, чего же хочу в жизни. Она родом из хорошей, богатой семьи. А мы живём скромно. Она общается только с элитой школы, насколько я знаю. Мне и своих нынешних друзей-то с трудом удержать удаётся! А это лишь три человека. Она очень воспитанная, целеустремлённая, блистает на всех уроках, да и вообще занятой человек. Всё время следит и за собой, и за своей репутацией. Что бы ей делать около бесталанной замарашки вроде меня? Да ещё и настоящей бездельницы. Пока я думала про всё это, Моника снова заговорила. Медленно и уверенно: — Я понимаю, что у вас своё видение в плане подачи материала и это ваше полное право, дорогая __________-сан! Плюс, кто я такая, чтобы подсказывать, как делать вашу работу? Но всё-таки считаю нужным заметить, что именно в этот раз, только сегодня, вы допустили небольшой просчёт, когда спросили у нашей миленькой дурочки нечто настолько расплывчатое в своём определении. Ибо каков вопрос, таков и будет ответ. Любовь подчас не поддаётся логике и осмыслению. Ещё она огромна и многолика. Любовь может быть плотской и платонической. Те чувства, что всецело разделяют между собой двое влюблённых, как и те, что давно поддерживают давние друзья, ставшие сплочённой командой. Или чувства между ребёнком и его матерью? Всё это — проявления одного. Только все они разные. И для кого-то они становится причиной начать ещё один день, смотреть с улыбкой в ближайшее будущее, радоваться, ожидая появления конкретного человека. А кто-то даже готов петлю себе на шею накинуть, чтоб больше не чувствовать этого. Когда объект глух и слеп к твоим чувствам. Ибо такое ведь тоже имеется, и происходит достаточно часто. А есть люди, всецело считающие, что любовь — обычные химические реакции в организме! Что никакого великого таинства здесь вовсе нет — лишь простая наука. Но, по сути своей, они тоже ведь правы. И поэтому, основываясь на подобных суждениях, — Моника лишь с улыбкой пожала плечами. — Я осмелюсь заявить, что вы подобрали не совсем правильный вопрос. Учительница очень удивилась после таких слов. Сильнее удивилась здесь только я. Ведь прямо сейчас эта идеальная девушка, не имеющая со мной ничего общего, кроме класса, и замечавшая меня от силы, может быть, пару раз за все годы… отважно и так впечатляюще помогла мне на этом уроке? Но ведь это её совсем не касалось. И от того, поставят ли какой-нибудь случайной дурочке хорошую или плохую оценку, обычно Монике, как говорят, ни горячо, ни холодно. Тогда зачем?.. На тот неловкий момент я даже и не представляла, какой на самом деле человек наша Моника. И что ты должен усвоить сразу две вещи прежде, чем вступать с нею в общение. Первое. Она всегда держит некую цель у себя на уме, чтоб уверенно идти к ней. И добивается результата любыми возможными способами. Я не особенно хорошо разбираюсь в людях и их психологии, но сейчас думаю, что это придаёт её пустой жизни смысл, или… вроде того. Так обычно говорят. Ну, а второе: Моника врёт очень и очень редко. Наверное, я не смогу тебе вспомнить ни одного подобного случая. Напротив, она — как раз тот человек, который будет говорить злую правду всем прямо в лицо, хотите вы того или нет. Она получает от этого свой, особый, извращённый вид удовольствия. Но самое интересное всегда оглашает вскользь, чуть-чуть не договаривает. Как если… в её очень ярких и длинных речах об отношении к нам, о собственной мотивации и желаниях значение имеют лишь некоторые детали. В них прячется дьявол.***
День медленно и как-то слишком лениво подходил к своему закату. Для большинства он проходил тягуче и очень вяло. Изредка отдельные — уж совсем не боящиеся лютого холода, либо же настолько желающие хоть немного отдохнуть в одиночестве — личности поднимались на заснеженную палубу, подышать свежим воздухом. Сегодня никого уже особенно не тянуло в сторону зимних забав: кому-то и одного раза очень даже хватило, а у кого-то настроение сейчас просто было… не то. В основном народ проводил свои долгие, спокойные часы, закрываясь по тёплым комнатам. Каждый у каждого на виду. Просто тихо-мирно общаясь друг с другом, или совместно играя во что-нибудь, или вообще занимаясь, кто чем пожелает. Изредка могли предприниматься и так называемые «вылазки в гости». Ещё одним местом случайных, но тоже не шибко-то многочисленных встреч, конечно, была и столовая. Рантаро, Саёри и Юри заглядывали сюда в третий раз за день — чего-нибудь перехватить. В самый первый раз они пересеклись здесь с сонной Ирумой, остальные два были полностью предоставлены сами себе. На самом деле, здесь отсутствие какой-либо организованности и уже не такое большое количество обитателей на столь просторном корабле в последнее время нехило так давали о себе знать. И если гостям хотелось хоть чего-то большего, чем просто закуска или не особо аппетитные, приевшиеся полуфабрикаты, доводимые до ума в микроволновке, готовить нашим страждущим приходилось самим. Рантаро оказался досаточно неплох в кулинарии, и создавалось впечатление, что этот талантливый молодой человек способен сотворить съедобное чудо для них троих хоть из подножного корма. Хотя, недаром же он звался когда-то Абсолютным Выжившим, по его же нескромным словам о себе. Наверное, уже приходилось, и при том буквально. А самые громкие и яростные дискуссии между ним и Юри начинались, конечно же, именно возле плиты. В одном неугомонная парочка лишь была солидарна: ни за что не подпускать туда Саёри во время готовки, насколько бы полезной она ни обещалась быть. Во-первых, вокруг неё всегда таинственным образом куда-то пропадала вся необходимая для сотворения будущего «кулинарного чуда» еда, а во-вторых… память о «русском сахаре» всё ещё была жива. Во всяком случае, конкретно для Юри . Их нынешнее посещение кухни в поисках чего-то полезного начиналось с того, что Амами указал на маленький столик с красующимся на нём френч-прессом и счастливо отметил: — Глядите-ка, нам кто-то сегодня здесь даже заварку оставил! Не перевелись ещё добрые люди, да? Саёри ответила что-то счастливое, а Юри, во все времена ответственная за подбор ТОЛЬКО лучшего чая для своих подопечных, с подозрением вскинула бровь. Тихоня мигом оказалась у чайника и очень долго изучала заварку. Сначала на цвет, потом даже понюхала, а после и вовсе немного покатала содержимое на языке. Чтоб потом сразу выплюнуть. — Она у нас как будто бывалая ищейка, — не удержалась в этот момент Саёри. — Или какой-нибудь Абсолютный Чайный Сомелье! — Также хихкнул Рантаро, игриво подталкивая собеседницу в бок. На что сама Юри развернулась, немного обиженная и покрасневшая, а после, оторвавшись уже от своего странного занятия, сжала кулаки и смущённо проговорила: — Я не могу позволить нам глотать это пойло. На вкус как, — она задумалась в поисках наиболее подходящего сравнения, но, кажется, ничего лучше так и не нашла, и потому, скривившись, всё же добавила, — …моча какая-то. И-извините! Но тот, кто это готовил, не знает, видимо, ни о вкусовых особенностях данного божественного напитка, ни о том, как лучше их раскрывать, ни даже элеметарного правила, что если чай стоит достаточно долго, его уже нельзя пить!.. Как и хороший кофе, он тоже достаточно быстро теряет свои вкусовые качества, или, как проще говорят, «умирает». И даже становится вредным к употреблению. Поэтому оставьте напиток мне. А это я просто вылью от греха подальше. Господи, до сих пор отвратительный привкус на языке. Что за люди!.. Что Юри сказала, то она тут же и сделала. — По-моему, ты слишком сильно нервничаешь из-за ерунды, будь чуть-чуть попроще, — уверенно сказал ей Рантаро. — Сам ерунда! Молчи и не мешай! Я же не учу тебя, как, эм-м… н-например, путишествовать… ну, вот и ты не лезь, — сердито ответила девушка, стараясь поскорее успокоиться, но всё ещё забавно краснея. — Доверь дело профессионалу. И лучше вместо постоянных ш-, шуточек приглядывай сам знаешь за кем! Когда она у тебя заболеет из-за того, что отпустил на мороз, и сляжет с температурой под сорок, вы оба прибежите ко мне с вопросом: «чт-, что д-делать»?! — Как скажешь, мам. — Н-не надо вот этого, я-я ведь уже просила! — срывающимся голосом. — Ребята, ребята, давайте не будем ссориться! — Саёри заняла свою привычную позицию между ними, вытянув руки в разные стороны и (игриво?) стараясь разнять друзей, будто вот-вот могла завязаться суровая драка. Ей приходилось так делать… достаточно часто с момента, когда троица начала жить вместе. Но ничего серьёзного промеж них не происходило, всё это больше напоминало своеобразную игру в «лидера». — Ага, — Рантаро вдруг вспомнил, даже щёлкнув пальцами, — Точно. А пока мы с тобой будем готовить, я бы хотел услышать продолжение той утренней истории от Саёри. Ну, знаешь, о том, как она медленно, но верно попадала в цепкие лапы к одной коварной манипуляторше. Мне кажется, что Юри тоже будет интересно послушать. И вспомнить былые денёчки. — Не надо такого про Монику! — обиделась теперь уж Саёри. — Она хоть и бывает немного… со странностями, ну. Но она по-прежнему пытается быть хорошей! Заботится о нас. Я же вижу! — Я тоже вижу, ибо могу распознать опасного человека из толпы, — чуть слышно промурлыкал Рантаро, словно ни к кому конкретно и не обращаясь. — Ага, — ответила себе под нос Юри, уже уверенно копающаяся в подвесном шкафчике в поисках того-самого-идеального-чая. — Он ведь и сам такой. — Да? Ну, это уж чья бы коро- — Ребятушки! Так. Или вы замолкаете, или дальше никакой вам истории! Я всё сказала.***
— Привет! У тебя здесь не занято? Её бодрый и мелодичный голос ворвался в моё скромное одиночество, когда я доедала тот большой бутерброд на лужайке у школы. Приготовленное мамой угощение показалось мне очень и очень вкусным, а вот мысли о том, что произошло совсем недавно на злосчастном уроке — нет. Это ж надо было перед всеми так опозориться своими глупыми мыслями! Кошмар какой. Я, кажется, теперь должна той девочке, Монике, за своё ловкое «спасение», да? А ведь ещё на два урока идти. Как же не хочется… …кажется, я отвлеклась, продолжая и продолжая нелепо сожалеть о чём-то своём, пока она стояла прямо передо мной, такая красивая и важная, гордо возвышаясь и ожидая ответа. И да, здесь занято не было — в хорошую погоду я всегда перекусывала на небольшом пятачке под этим старым деревом, и почти всё время делала это одна. Как получилось сегодня. Скорее всего, у Моники нет проблем со зрением. И это просто такой способ вдруг начать разговор. Он мне понравился, кстати! Надо будет запомнить… Переборов своё смущение и кое-как не подавившись закуской, я всё же смогла ответить: — Фто фы, вдефь ффегда фвобовно! Моника брезгливо поморщилась, быстро-быстро отряхнув свою школьную форму. Должно быть, всё же стоило хорошо прожевать и проглотить еду прежде, чем разговаривать, находясь так близко от собеседника… Её неприязненное выражение лица вдруг сменилось очень тёплой улыбкой, когда она стала мне отвечать: — Тебя зовут Саёри, ведь правильно? Моника запомнила моё имя! А это… оказалось довольно приятно… Я быстро кивнула, и девушка, больше не спрашивая разрешения, присела вдруг рядом. Она устремила свой взгляд куда-то за облака, мечтательно улыбаясь. Когда игривый порыв лёгкого ветерка нежно потрепал её прекрасные волосы, я ощутила едва заметный трепет по всему телу. Живая легенда школы! Сидит сейчас, вот так вот, рядом со мной! Мы даже можем о чём-нибудь поговорить! Но все слова куда-то улетучились. Грустно… Тогда, как и ранее на уроке, инициативу решила взять Моника. Она повернулась ко мне и вдруг стала говорить, с загадочным блеском в глазах: — Ты знаешь, а ведь я давно искала… кого-нибудь вроде тебя. — Чт-, что?.. Странная эмоция, вдруг промелькнувшая в её взгляде, немного меня напугала. Но Моника всё с тем же всезнающим спокойствием, с лёгкой улыбкой на губах просто добавила: — Я некоторое время уже, вроде как, приглядываюсь к тебе. Только ты не пугайся. — Не п-пугаться ч-чего?.. Мама и папа раньше частенько предостерегали меня разговаривать с кем попало на улице, рассказывая о таких нехороших людях, которые следили за чужими детьми, ловили их и отдавали на органы. Или ещё что похуже. Поэтому я малость перепугалась. Но Моника ведь не из таких, правильно? Не из таких же?.. Заметив переживания на моём лице, она лишь рассмеялась. Так весело, красиво и так непринуждённо… как дуновение свежего воздуха в душную комнату. Мне сразу стало хорошо и легко на душе. — Я собираюсь создать новый Клуб. Литературный, — ответила тогда Моника. — Тебе это о чём-нибудь говорит? Я вообще не читаю. Но и ответить ей чем-то вроде: «нет, даже не интересно» мне тоже показалось довольно обидным. Она ведь всё-таки недавно постаралась ради меня! А ну как сейчас встанет и вдруг уйдёт?! А если обидится? Поэтому пришлось подумать над своими словами. — Я слышала, что в нашей школе ещё нет такого! Хе-хе, ~ — ответила я. Должно быть, выглядя очень глупо. Моника малость подумала над ответом. — Тут, видишь, какое дело, — всё-таки призналась она, — одна я не могу здесь ничем заведовать. Мне нужно набрать людей. Для этого нужен кто-нибудь, гм, подходящий. — «Подходящий»? Но у меня даже таланта никакого нет! — Я много общалась с людьми, похожими на тебя, — она снова тепло улыбнулась, и между делом погладила меня по голове. Так приятненько. — Вам нужен лишь стимул и что-нибудь лёгкое за основу. А также — немного свободного времени. Тогда дар потихоньку раскроется, капля за каплей. Это как не огранённый алмаз. — Алмаз? Я-я?.. Никто и никогда не говорил мне, что у меня что-то получится. Хоть где-нибудь, в чём-то. Никто и никогда по-настоящему не верил в меня. Во всяком случае, не показывал так, как это сделала Моника. Она ведь на меня теперь надеется, верит! Могу ли я тогда отказать? Тем более, всё это лишний повод на подольше остаться в школе, а возвращаться поскорее в дом к ругающимся родителям у меня особого желания нет… Моника, между тем, лишь спокойно кивнула мне: — Да, — усмехнулась чему-то. — Алмаз. Саёри, не спеши и подумай. Я не прошу тебя ответить сейчас. У тебя будет время. Мы, в конце концов, всегда встретимся в школе! — В школе… а-ага… я п-подумаю, именно… — зачарованно промямлила я, ещё этим утром даже не подозревающая о подобной возможности. — Чтобы… вступить в клуб. — Естественно, ты подумаешь, а то как же, — поднимаясь и отряхиваясь, тихо сказала Моника. И мне показалось, или она ответила не так, как разговаривала со мной до этого, ещё с минуту назад? Она ответила чуть более… злобно? — Будто у тебя есть, из чего выбирать. Но я не стала придавать этому большого значения: скорее всего, показалось или послышалось. Родители говорили, мне часто чего-то мерещилось. Особенно в раннем детстве. А Моника быстро ушла. Разговор был закончен. Как я смогла понять из более позднего нашего общения, мне в тот раз не показалось. Монике и вправду были свойственны некоторые… перепады настроения. Порой — достаточно жуткие. Только по-настоящему пугало меня даже не это. А то, с какими грацией и изяществом ей удавалось подбирать ключики даже от самого чуткого и скованного подозрениями сердца. Она сумела бы отыскать общий язык даже с деревом. Моника запросто входила к другим людям в доверие, предлагая свою помощь, оставляя их в должниках и, конечно же, используя чужое расположение. До тех пор, пока ей всё это будет выгодно.***
Ещё один день наконец-то закончился, и закончился без происшествий. Время на часах давным-давно уже перевалило за полночь, а это означает, что на всём корабле царила мёртвая и пугающая тишина. Лишь только Юри, казалось, ещё не смотрела со всеми остальными свой десятый сон. К превеликому огорчению. Она непрестанно ворочалась, пытаясь поудобнее устроиться на постели: то слишком горячей, то вдруг слишком твёрдой, то попросту неудобной! Уж вот кто, без лишних слов, прекрасно понимал все страдания Миу. Прошедшая ночь для Юри тоже была ужасной: казалось бы, даже на нарах, в тюрьме, под боком у столь нелюбимой Моники, ей как-то удавалось засыпать с куда бОльшим комфортом. Ну, или, хотя бы, попросту — засыпать, а не добирать полагающиеся истощённому организму часы в светлое время суток, ходя из-за этого весь день, как овощ! По крайней мере, бывшая Президент ночью хоть не пиналась (да, в светлое время хватало других прегрешений, но всё-таки) и не издавала никаких лишних звуков во сне. Чем, оказывается, очень грешила Саёри. Тихоня не задумывалась об этом. Пока девушкам не пришлось делить одну постель на двоих. Потому что, из трёх спальных мест, какие ещё здесь могли бы быть комбинации? Забрать у Рантаро его — она уже была почти уверена, что курортную — пожизненную бронь на полу и поменяться с негодяем местами?! Ну да, на практике звучало приемлемо, но это лишь, пока Юри не начинала думать о возможных ПОСЛЕДСТВИЯХ вот такого опрометчивого решения! И как ТОГДА будет неловко ей спать в этой комнате. Фу! Фу! Фу!!! Просто ужасно. Нет, нет, такого точно н-не будет! Уж явно не в её смену. Да и никогда! И вообще, Саёри ведь ещё только ребёнок! То есть, телом нет! И в этом-то главная её проблема. Но вот в духовном плане, в нравственном — всё ещё. Ей просто такое нельзя. Неприемлемо! К тому же, в конце концов, сама Юри даже не могла толком вспомнить, чтобы когда-то, хоть раз в своей прежней жизни (до корабля), где она и без того была достаточно замкнутым человеком, делила бы свою постель с кем-то другим. Это ведь так… тесно и некомфортно! Да даже не развернёшься толком. Одеяло делить как?! Бр-р. А если вдруг ей захочется- — Не спится? Тихий голос закопошившейся рядом Саёри вырвал из размышлений. — Нет, — очень хмуро ответила Юри. — Если тебе так не нравится, не стесняйся, скажи, мы ведь можем и поменя- — Молчать! — закричала тихоня почти в истерике и тут же заткнула руками рот, боясь разбудить вроде бы давно спящего где-то рядом Амами. — И-извини, просто я н-не привыкла, — добавила шёпотом. — Ну, а мы вот в детстве часто у тёти моей ночевали, — мечтательно ответила Саёри, погружаясь в воспоминания. — Она жила не особо богато, и там мне приходилось делить кровать с мамой, потому что другой больше не было. Так что я привычная! Девушки замолчали, прислушиваясь. Кажется, за дверью сейчас кто-то ходил. — Ну да, — обиженно припомнила всё-таки Юри, чуть погодя, — тебя хотя бы там н-не пинали…***
— ЭЙ, ГРАЖДАНЕ АЛКОГОЛИКИ И ТУНЕЯДЦЫ, А НУ, ВСТАЁ-О-ОМ!!! ТУТ ДАВНО НОВЫЙ ДЕНЬ ЗА ОКНОМ! И НОВЫЕ НОВОСТИ! ВСЕ УЖЕ ТОЛЬКО ВАС ЖДУТ, А ВЫ СПИТЕ!!! — в комнату порывом сметающего всё урагана ворвался вдруг Люсиэль. — Ох, ну и теплынь тут у вас, мне аж завидно… — уже куда тише пробормотал себе под нос он, зябко обхватывая себя за плечи, давая разбуженным бедолагам опомниться и созерцая картину… явно весёлой ночи. — Кроватка… такая мягонькая кроватка, — чуть слышно лепетала себе под нос ещё толком даже не проснувшаяся Юри, широко распластавшись под одеялом и заняв всё предоставленное спальное место целиком. Девушка явно пыталась его обнять. — Не пущу…~ — по подбородку стекала тонкая дорожка слюны. Где же тогда, в таком случае, находилась Саёри? Ну, ответ на этот вопрос уже мог знать Рантаро, которого некто, вероятно, безжалостно выкинутый во сне с кровати «на мороз», крепко обхватил руками и ногами, чтобы согреться. И присутствия кого поблизости выживальщик сначала даже и не почувствовал — настолько он, видимо, крепко спал. Или мастерски притворялся… Рантаро открыл глаза и спокойно заметил, первым делом обращаясь к вошедшему: — А что, у нас какие-то проблемы, коллега? — Д-да, блин, п-проблемы! А главная из них — э-это ты!.. — закричала не своим голосом Юри, которая уже полноценно проснулась и теперь сидела на кровати, всклокоченная, в одном нижнем белье. Ей очень не понравилось то, что она увидела. — Ребятки, ну чего ж там за шум-то, — наконец, сонно промурлыкала кое-как разлепившая глаза Саёри, поглубже утыкаясь лицом в грудь находящейся совсем рядом «главной проблемы». — Я ещё посплю немножко, хорошо? Мне ко второму уроку… — Да как хочешь. — Нет, она больше так не поспит! А ну, к-кыш!.. — Ну, народ, ваша дружба — это ваша дружба, — Севен, в кои-то веки обделённый чужим вниманием и заметно огорчённый этим, насупился и заговорил. — Работайте над ней, развивайте её . Но знайте: сейчас позади меня, за порогом этой самой комнаты, да, стоят целых две женщины, — Он оглянулся и кому-то чуть заметно кивнул, за дверным проёмом было не видно. — Одна недовольная, а другая разгневанная. И, поверьте, вам придётся иметь дело с обеими, если через пять минут вас не будет в столовой! Из-за вас ведь никак начать собрание и не можем! — «Собрание»? — призадумалась Юри, растерянно прижимая к себе футболку и непонятливо моргая. — Какое такое с-собрание? Мы ни о чём подобном заранее не договаривались… — Да и сигнала об обнаружении тела я тоже не слышал, — заметил вмиг посерьёзневший Амами, старательно выползая из-под спящей Саёри и натягивая штаны. Саёри добавила: — Мне… ко второму… м-м-м… — Не бойтесь, у нас больше никто не умер, — вопреки этому, продолжил Люсиэль уже гораздо мрачнее, убрав из голоса все свои привычные ужимки. — Есть новость, над которой я работаю довольно давно. Вернее, не только лишь я. А также кое-что произошло этой ночью. Это касается всех. Давайте, короче, в столовую! Поговорить следует о многом, а я не люблю объяснять по сто раз! Дважды ему просить никого не пришлось.