***
Это было бесполезно. Она, и в самом деле, сначала попыталась сделать так, как говорили ей некоторые другие ребята. Едва только осталась одна. Больше думала о всяческой повседневной ерунде, старалась отвлечься на какое-нибудь занятие, попыталась начать считать простые числа в уме, даже стала напевать вслух какую-то глупую песенку, что первой пришла на ум — словом, всё, что угодно, лишь бы не ходить по комнате кругами, проигрывая в голове события пары часов давности. И заново переживая гибель ещё одной своей близкой подруги. Слишком яркую, чтобы просто забыть. Ничего не помогало. Хотелось уткнуться в подушку лицом и горько-горько расплакаться, несмотря ни на что. Навзрыд. Да, Монику, однозначно, нельзя было назвать хорошим человеком, особенно под самый конец её жизни. Она приносила своим близким множество боли. Порою могло показаться, что даже ничего, кроме этого. А всё-таки какие-то светлые моменты и у них двоих тоже были. И, прямо как назло, сейчас наружу вдруг полезли различные приятные мелочи — забавные случаи из их совместного времяпровождения, когда всё было ещё не так плохо. Иногда даже — почти хорошо. Светлые воспоминания просто вскружили ей голову. Да. Сама Юри понимала, что это лишь временно и что разум вновь и вновь подсовывает ей одну и ту же обманчивую пустышку: иллюзию ушедшего вместе с не самым приятным человеком из её жизни счастья. А толку-то? Умом она прекрасно осознавала, что эта тоска должна скоро пройти, эта нездоровая тоска. Да даже для самой Моники, Юри хорошо понимала, там теперь будет намного лучше. И гораздо спокойнее… Она, наконец, хотя бы перестанет так мучиться. «Тот случай, когда некоторые живые могут позавидовать мёртвым», — самым краешком своих губ Юри всё-таки улыбнулась. Неясно ведь, что ожидает теперь впереди их самих: тех, кто остался. Пока что. Как ни крути, а Моника была её подругой, и это факт. Не очень-то приятно оно: разбрасываться своими близкими, когда их и без того не особенно много (а теперь уж куда меньше). Даже вот такими. Поэтому тихоня и сама не заметила, как вдруг усталые от навалившегося стресса, дрожащие ноги внезапно привели её прямо в столовую. Там было довольно удобно, а сейчас ещё — очень тихо и даже пусто, словом, как Юри любит. В тесной и душной комнате ей запираться одной больше ну совсем не хотелось, но всё ещё хотелось посидеть в тишине. В одиночестве. Защищённой. В её чуть-чуть дрожащих руках, будто сама собою, уже оказалась бутылка красного полусладкого итальянского вина. «Lambrusco di Modena». Как-то раз, сидя в тюрьме на одной цепи, девушки разговорились по душам о своих предпочтениях — Моника тогда вскользь упомянула, что из всего того, что здесь видела, считает этот напиток «самым более-менее неплохим». Пообещала даже приобщить её, Юри, к «прекрасному», как только они двое выберутся из клетки. Что ж, видимо, этому никогда не суждено было случиться. В глазах уже застыли никем не прошенные слёзы, когда одинокая рука с наполовину полным бокалом медленно поднялась: — За тебя. — Не стоит, ха-ха, в одиночку делать две вещи: выносить все трудности и выпивать. Девушка невольно вздрогнула. Аккурат напротив неё, уже вооружившийся бутылкой весьма неплохого, насколько она сама могла судить, шотландского виски, гордо возвышался Рантаро. Демонстративно показывающий сейчас собеседнице два своих пальца. — А? Чт-то?.. Стой, я д-думала… — робко начала мямлить Юри, уже немного путаясь в своих словах. Хотя и выпита пока, по её скромному мнению, была всего какая-то жалкая пара капель. Больше половины бутылки ещё даже не тронуто! Что ж. Видимо, не стоило делать этого на голодный желудок… Усевшись подле неё, враз ловко наполнив рюмку золотистым содержимым и вдохнув терпкий аромат, Амами игриво хихикнул: — Насколько я знаю, столовая у нас — это не частная территория. Каждый может приходить, когда и насколько захочет. И каждый может выпускать здесь свой стресс. Пока это не переходит за чужие границы. — И-ик! Ой… это не- — С тобой точно всё будет нормально? — Рантаро в лёгком волнении немного наклонил голову. — Могу проводить до каюты, если тебе плохо. Тихоня опустила взгляд в пол. Покраснела: — Следи лучше за, за С-Саёри… т-ты, чёртов дамский угодник. В лице Амами что-то неуловимо изменилось, когда его тон, вместо шутливого, вдруг стал довольно серьёзным: — Она сильнее многих из нас. Она справится.***
Рантаро никогда не любил проявлять свои настоящие чувства на публику и уж, тем более, говорить о них с кем-нибудь вслух. Когда кто-то близкий или же небезразличный ему делился с Амами очередной своей трогательной историей о проблеме, которую этому человеку было никак не решить — то, сколь бы печально всё ни было, но если беда вдруг не разрешалась взятыми в долг деньгами или очевидным советом, горе-собеседнику не на что было здесь даже рассчитывать. За исключением брошенной на откуп пары дежурных фраз. Многие после этого периодически на него обижались — за то, что, якобы, уж чересчур практичный Рантаро Амами не понимает всей тяжести их бытия и не умеет сочувствовать. За то, что, если дело вдруг доходит до чего-то по-настоящему важного и откровенного, то он такой вот сухарь, вечно держащийся на своей волне. Ну, что же. Они бы крайне удивились, увидь они его сегодня, буквально несколькими минутами ранее, в Зале Суда. Всклокоченного и покрасневшего, едва не вырывающего свои холёные волосы цвета авокадо с корнем и орущего на несчастную Саёри так, что даже Миу Ирума поспешила ретироваться. Звучало много любопытных деталей, и сам монолог длился что-то около пары минут (по некоторым сведениям, даже чуть больше). Но, если опустить все подробности, история крутилась вокруг «злосчастного комплекса героини», грёбаных «готовых убить ни за хрен собачий» лезвий, «наплевательского отношения к близким» с этим «вечным желанием сдохнуть» и ещё многого из «той херни, которую ты постоянно делаешь». Сама же «обвиняемая» выслушала тираду даже без единого слова в попытку своей защиты, с каменным выражением на лице. Юри, которая в спорах с Амами вечно её защищала на правах старшей подруги, и та тогда порядком растерялась, не ведая, что же такого сказать. Конечно, уже спустя несколько минут мучительной тишины, когда все почти разошлись по своим родным комнатам, Рантаро вдруг торжественно осознал, что наговорил лишнего. Тогда же, в попытке постучаться к подруге со скромными извинениями, пока всё не зашло слишком уж далеко… Амами невольно оцепенел. Он, разумеется, ожидал услышать за знакомой дверью тихие всхлипы или какие-нибудь успокаивающие голоса, окружавшие объект его непрестанной заботы. Подумал, что Саёри, уязвлённая его острыми, точно лезвия бритв, словами, после всего попытается сброситься в море. Снова. Зная её эмоциональную натуру, да почти наверняка попытается. Или уже сейчас что-нибудь с собой делает, но только, чтобы теперь уже даже без шанса на ошибку. Рантаро пару раз видел её такой — уже почти готовой. К примеру, накануне Третьего Дела. Когда, по его личному мнению, до предела ей оставалось ещё совсем чуть-чуть. Да, в этом плане с новой старой знакомой сладить оказалось малость сложнее, чем с его самой печально известной младшей сестрой. Хотя Амами и часто их сравнивал. Но он знал. Знал и всё равно позволил себе сорваться. А вот теперь стоял и слушал звуки бьющегося стекла из той комнаты. За дверью очень громко и, временами, достаточно грязно ругались — голосом, который Рантаро сначала даже не смог бы признать. Потому что он не смог поверить, кому тот принадлежит. А комнату всё продолжали громить. Похоже, внутри звонко летала по помещению и затем падала мебель. Потом кто-то очень громко там стучал и ходил. Опять крики. Снова что-то разбилось. Об стену бились чуть ли не головой. Амами нерешительно постучался. Дальнейшие слова так и застыли на его, как правило, всегда гибком, словно хлыст, и остром, точно жало, языке — стоило двери открыться. Саёри возвышалась аккурат перед гостем, растрёпанная и грязная. Девушка тяжело дышала. Бант кое-как болтался на её взъерошенных волосах, подол платья был порван. Она успела вовремя спрятать свои руки за спину, однако, от цепкого взора наблюдателя не ускользнула пара маленьких капелек крови, промчавшаяся по разбитым костяшкам и упавшая на пол. Позади открывался вид на форменное побоище. — Моники больше нет. Чем мы… — она, успокаиваясь, оглядывала его с ног до головы, будто что-то оценивала. И, пускай в глазах Саёри по-прежнему стояла холодная ярость, губы постарались явить согревающую улыбку, — Теперь займёмся?***
— Я даже толком не понял, что бы мне ей ответить, — Рантаро постарался спрятать смущение, растерянно потёр голову. — И смалодушничал. Добавил, что заходил просто поинтересоваться, не нужно ль чего. Она же ответила, что нет, всё хорошо. А после мне не оставалось ничего, кроме как удалиться. Одним залпом осушив свой бокал, Рантаро громко выдохнул и со звоном поставил пустое стекло обратно на стол. — Я… правда, благодарна тебе, — очень, очень тихо вдруг ответила Юри, всё ещё виновато смотря куда-то себе под ноги. Недавно она с предельной внимательностью выслушала всю эту маленькую историю. — За что? — двух мнений быть не может. Молодой человек либо искренне её не понял, либо же оказался не самым плохим актёром. — За то, что случилось. Или за то, чего промеж вас всё-таки не случилось, если быть более точной. — … — Мне кажется, Саёри… сейчас не до конца понимает, что она делает. Или что хочет сделать. Ей нужно немного времени, чтобы остыть. Рантаро, казалось, о чём-то горько подумал, прежде, чем наполнить уже второй свой бокал за сегодня и потерянно произнести: — В последнее время я всерьёз начинаю задаваться вопросом, способен ли всё это вывезти. Никчёмный из меня старший брат, правда? Юри ободряюще положила на его запястье свою прохладную ладонь — прежде, чем сама же заметила и осторожно убрала её: — Это не так. Повисла короткая пауза. Двое неловко отодвинулись друг от друга чуть-чуть подальше. — Выходит, что после всего этого Саёри приходила уже ко мне, — негромко поделилась вдруг Юри, между делом наматывая свой фиолетовый локон на палец. — Мы с ней посидели немного. Она спросила, не нужно ли мне помочь с чем-нибудь, а я рассказала ей о том, что мы выяснили про предателей, — Амами лишь приподнял одну бровь в ответ на эту странную оговорку, но никак её не прокомментировал. — Потом всё-таки каким-то чудом уложила её спать. Проваляется теперь без задних ног хоть до самого утра! Боже, я не могу. Она такая милая, когда спит или хочет спать… Рантаро лишь одобрительно усмехнулся. — Ну, а раз уж теперь-то с детьми всё в порядке, взрослые могут предаться своим маленьким слабостям, не правда ли? — Я-я уже г-говорила?.. Ты иногда омерзителен. — Знаю. По непривычно пустой столовой разнёсся обнадёживающий звон бокалов.***
— Не знаю. По-моему, это было охуеть как стрёмно. Может, достанем немного той странной травки из капитанского кубрика? Я сейчас пиздец хотела бы выкурить чего-нибудь эдакого, — пожаловалась Ирума, поближе пододвигаясь к сидящему около неё Сыроежкину и облокачиваясь на него. Миу устало прикрыла свои веки, долго и протяжно зевнула. — Выкурить и послать всё это к хуям. И никто нам с тобой больше не будет нужен… Ребята расположились на кровати у Ирумы в комнате. Электроник осторожно гладил уже успокаивающуюся девушку по её шелковистым волосам. — Может, немного попозже? Не думаю, что сейчас подходящее время для этого, — парень с сомнением посмотрел на неё. Чуть улыбнулся. — Мы всё ещё слишком на взводе. Я знаю немного о том, как всё это работает, но мы так не расслабимся. Но я не удивился, что тебя напугала казнь Моники. Я-то поглядывал на всё это только одним глазком, и постоянно приговаривал себе, что она не самый хороший человек. А всё равно теперь долго есть не захочется, — он сделал характерный жест ладонью по горлу. — Это всегда неприятно. А ещё она кричала так… громко. — Да ну? В следующий раз напомни выдать тебе наушники. У меня ж есть с собой и запасные. Типа, её же… не превратили там в сраную отбивную, не поджарили на костре до румяной корочки, ну или… вроде того? — Миу сладко потянулась, лениво почёсывая свою голову и прижимаясь плотнее к нему. — Я уже достаточно такой хуйни за две блядских игры перевидала. То есть, бывает, иногда потом сплю плохо, кошмары там всякие — ну, поэтому я иногда и без сна по две ночи, а сама мастерю что-нибудь или, на худой конец, что-то пишу — но съесть по-прежнему готова целого ёбаного коня! Меня-то больше напугал чёртов клоун и то, как он в конце концов вдруг сломался. Как вопил на свою деревенщину. Ни разу не видела его таким прежде. — Да, Рантаро был тогда очень жутеньким. Пусть бы и дальше лучше загадочно о чём-то молчал, так было бы поспокойнее. Миу одобрительно усмехнулась, после чего парочка отвесила друг другу громкое ободряющее «пять». — Так его! — А знаешь… — немного помолчав, неуверенно протянула Ирума. — Пока у нас тут будет свободное время, я, кажется, хотела бы поработать немного над новым романом. Я знаю, что тебе предыдущий не особо понравился. Но в этом будет детективная линия! — Но выйдет очень неловко и неприятно, если ты вдруг вдохновишься своим жизненным опытом и кое-какие дела внаглую перепишешь прямо из- — Ой, не пизди! К тому же, я уже давно придумала себе эту завязку, вот, слушай! — с огнём в глазах Миу начала пересказывать. — В центре сюжета этой истории у нас будет Вынь-Сунь, молодой инспектор по телам несовершеннолетних… — Может быть, по делам? — попробовал поправить её Электроник. — Не-ет.~ — …***
— ТЫ Ж ЧУТЬ НЕ ОСТАЛСЯ ТАМ! НАВСЕГДА!!! Какого… какого дьявола с тобой не так творится, а, друг мой?! В комнату к актёру без всяких ненужных прелюдий наподобие стука вломился, едва не выбив дверь, разгневанный Севен. Хакер активно размахивал своими руками, пока кричал. Сам же Зен в момент появления незваного гостя был занят тем, что лежал на кровати, откуда-то из колонок на фоне доносилась грустная музыка, а сам он отыскивал в своём планшете фотографии, где была Моника… и удалял их. С глаз долой — из сердца вон! Пока что помогало не очень. — Ты о чём это? — постарался Зен сыграть перед другом само спокойствие. С его заплаканными, покрасневшими (гораздо больше обычного) глазами и взъерошенными волосами на сей раз это оказался… отнюдь не лучший его, как актёра, дебют. — Мне Миу все рассказала! — Люсиэль грубо плюхнулся задницей на край кровати, прямо к товарищу. — Не отнекивайся. — Опять это трепло блондинистое, — в сердцах пробормотал Зен чуть слышно и немного обиженно. — Лезет, куда её не просили… — Что-что? — Ничего. Они посидели ещё немного, в полном молчании. Затем актёр вдруг сжал свои дрожащие кулаки. — Мне жаль, что я не смог помочь тебе с твоим чёртовым планом. Держу пари, она бы тоже хотела этого. — Да я уже и сам не знаю толком, чего она там хотела, — Севен пожал плечами, а после потупился, словно бы очень долго собираясь с мыслями, чтобы что-то сказать. Люсиэль протяжно выдохнул, глядя перед собой. Продолжения не последовало. — Чёрт! Да до последнего момента вы держали меня почти в полном неведении, — словно прочитав настроение собеседника, подбодрил его к раскрытию истины друг. — И то, я смог разобрать, как следует, лишь свой сценарий! Над чем вы там вдвоём работали- — … — Я понимаю, что так было нужно вам для моего лучшего отыгрыша, но!.. Послушай. Дружище. Если есть что-то такое, о чём мне, да и всем остальным, сейчас вдруг стоит знать… думаю, теперь-то всё кончено? — Зен вымученно усмехнулся, стараясь заглянуть Севену прямо в глаза. — Операция провалилась. Никто уже никуда не сбежит. — Пока нет, — хакер сделал заметное выделение на первом слове. — Хорошо! Даже так. Ну, а теперь просто скажи мне, что у тебя больше ни в каком из рукавов не припрятано никаких опасных секретов, готовых разнести всё это место и нас вместе с ним. — Никаких! — Люсиэль очень быстро отвёл глаза и потупился. — Теперь то же самое, но только честно. — Клянусь тебе, ничего там нет, — судя по всему, Севен начинал понемногу сердиться. — Тогда почему руки за спину спрятал? — Блин, чувак, мы что сейчас, в детском саду?!***
Утро следующего дня, к всеобщему глубочайшему сожалению, тоже начиналось отнюдь не с кофе. Вместе с первыми же лучами взошедшего над бескрайним виртуальным морем цифрового солнца внутренности несчастного корабля всполошил громогласный рык некоего гудка, который спозаранку притащил с собой Морти. Похоже, это был едва ли не первый случай, когда организатор решился созвать всех, так скажем, лично, в своём живом присутствии. Хотя и не сказать, чтобы многие были довольны. — Эх. А ведь такой интересный сон сейчас видела, — печально вздохнула тихоня, показываясь в коридоре и громко зевая. — Меня там уже почти закололи… — Доброе утро, — она мгновенно натолкнулась на ясный взгляд Саёри, которая, как будто, сама давным-давно проснулась и даже умылась. Девушка радостно протягивала ей свой кулачок. — Попробуем вместе улыбнуться новому дню? Юри далеко не сразу сообразила, чего же подруга от неё сейчас хочет, но всё-таки сонно ответила на приветствие своим кулаком. Девочки стукнулись, и Саёри прямо-таки засияла. Не все из постепенно собирающихся в коридоре, правда, смогли бы разделить с ней её настроение, даже если это была только лишь игра на публику, чтобы взбодрить остальной народ. — Что такое? Из-за чего тревога на этот раз? Тенко надеется, что больше никого не убили, — взволнованно произнесла Чабашира, осматриваясь по сторонам. Но, кажется, все постепенно выходили из своих комнат, а тел нигде не было видно. Это слегка обнадёживало. — Как же я, бля, хочу себе тихий домик на берегу ебучего Ничего, подальше от всяких забот. А не всё это дерьмо, — сердито пробормотала ещё не проснувшаяся Ирума себе под нос. — Я тоже очень рад видеть вас в целости и добром здравии. Всех тех, кто остался, естественно, — вмиг подавившие невольные зевки и прервавшие свои дальнейшие реплики ещё в зародыше, слушатели наконец-то обратили внимание в сторону Морти, поведшего свой монолог. Паренёк приподнял руки на манер какого-нибудь проповедника из телепередачи перед внимающей ему аудиторией, тем самым призывая их всех, видимо, к тишине в помещении. — Как видите, порядки после последнего Дела у нас слегка поменялись: теперь вы чаще сможете видеть меня, хе-хе, лично. В связи с чем есть кое-какое, так скажем, нововведение. Об этом я и пришёл рассказать. Хоть говорил он столь же спокойно, как прежде, да и держался вполне уверенно на своих двоих, сам Морти выглядел после вчерашнего отнюдь не лучшим образом: вокруг уничтоженного Моникой глаза добавилось изрядно кровавых бинтов, которые уже давно пора было сменить, а чудодейственная перчатка на руке после встречи с зловещими лезвиями вовсе, кажется, перегорела и даже немного оплавилась. Сам Морти будто бы вовсе не замечал всего этого, ну а боль, если таковая была, игнорировал. Организатор должен оставаться организатором в любой ситуации. — Говори уже, чего ты там хочешь, а, болезный?! — не выдержала Ирума, решившись вдруг нарушить драматичную паузу. — Ты сообщи нам поскорее, да я спать пойду… рань ещё ведь, во столько даже я не встаю. — Почти никто из вас об этом не знает, плюс, я не собираюсь выносить сор из избы и посвящать каждого в какие-то подробности своей личной жизни, но, — Морти оценивающе оглядел собравшихся. Всех. — Я прибыл сюда, чтобы отыскать одного человека. Отыскать и убить его, лично — потому как на вас и на всю эту игру полагаться у меня уже не получается. Пока что я понятия не имею, кто это именно. Сначала мои подозрения пали на Монику, но она, — организатор немного задумался, — Скажем так, не подошла. Повисла неловкая пауза. — Поэтому сейчас я обращаюсь напрямую к своему человеку, находящемуся среди вас, народ, — Морти без лишних вступлений перешёл к самому главному. — Да-да, я говорю про тебя, Люсиэль. Не нужно больше делать вот такое лицо. И строить из себя дурачка тоже уже не выйдет. Теперь все знают, что мы с тобой находились в сотрудничестве. Почти что с самого начала игры. — Эм, стойте, вы чего, ребята. Да я всё объясню!.. Толпа, однако, расступилась от хакера, словно от прокажённого. Остался на освободившемся пятачке рядом с ним только Зен. Актёр долго-долго беззвучно двигал губами, застыв, и глядел на своего некогда самого близкого друга исподлобья, озлобленным взглядом, будто бы на врага народа. Коим тот, видимо, отчасти всё-таки был? — Пиздец. И почему я, сука, уже чему-то подобному даже и не удивляюсь? — раздался тихий голос Ирумы где-то на периферии. Она гневно плюнула себе под ноги. — Н-да уж. Удары прилетают, откуда никак не ждёшь, хах… — негромко пробормотал себе под нос Рантаро. И сразу обстановка вокруг сделалась словно на пару тонов мрачнее. — Вот, народ, вечно вы что-нибудь недослушаете! — попробовал теперь вступиться на свою защиту сам Севен, неловко оглядываясь по сторонам. Он виновато всем улыбнулся. Очень виновато. — Да, я подписался в некоторых вопросах помогать Морти почти с самого начала этой игры! Но — хей! Это только потому, что он пригрозил мне кое-чем личным и очень дорогим. При этом моя помощь заключалась лишь в выведывании информации для него, к убийствам я ни разу даже не был причастен! За время пребывания тут мне нужно было раскопать побольше грязных секретов на каждого, кто мне с моим намётанным шпионским глазом покажется хоть сколько-нибудь подозрительным. Морти надеялся, что так я помогу ему поскорее выйти на след «того самого» человека. За время всего нашего здесь нахождения я о-очень пристально уже успел последить за Рантаро — прости уж, приятель — потом за вожатой, всё время продолжая задаваться вопросом, уж не является ли она русской шпионкой, прости меня Господи. После чего немного положил глаз на Рёму, он всё-таки имел реальный срок за убийство, что вышло довольно… нело-овко, учитывая дальнейшие события. Мой официальный работодатель за такое бы давно к стенке поставил, — хакер лениво почесал голову. — Но ошибки случаются даже у гениев. Ну а потом уже, можно сказать, была Моника. Хотя, между нами говоря, — он весьма доверительно понизил тон, — Мне кажется, это она больше следила за мной. Вот такая история. — То есть, ты всё это время занимался тем, что рассказывал Морти разные наши… секретики? — неуверенно поинтересовалась краснеющая Саёри, неловко соединяя указательные пальцы обеих рук. — И это всё, эм, по секрету? — Вроде того, — вместо хакера угрюмо заговорил сам организатор. — Но, в основном, это был лишь всякий мусор. — Так. Погоди-погоди! То есть, и про мою секретную коллекцию, к-хм, кое-каких журнальчиков у меня под кроватью… ты ему тоже уже всё рассказал?! — опешил вдруг Электроник, у которого даже земля ушла из-под ног от таких откровений. Люсиэль хитровато поправил очки: — А должен был? — … — Вот сейчас я не поняла, если честно, — угрюмо заговорила Ирума. — Т-там только номера журнала «Сделай Сам»! Э-это чистая правда! — Но Тенко пока ещё кое в чём не уверена, — Чабашира вдруг всерьёз призадумалась. — Это что получается? Ты помогал Морти? — А-агась! — хакер сложил руки за голову. — Пойман с поличным, народ. — Но в то же самое время ты воевал против Морти? Севен неловко соединил указательные пальцы, оглядываясь назад, в сторону мрачного организатора: — Давай-ка лучше, хе-хе-хе, сейчас не будем об этом всём, ладненько?.. — … — И потом, это всё равно была Моника, ну, по большей части, со своими идеями и дурным влиянием, а о мёртвых уже либо хорошо, либо никак… — Наговорился? — Морти вдруг недовольно взмахнул рукой, разворачиваясь и бредя в сторону лифта. — Теперь следуй за мной. Ты должен будешь вывалить мне каждый чёртов байт той информации, которая у тебя сейчас есть. — Но что, эм, произойдёт, если, — Севен неуверенно почесал голову, явно не особенно желая сейчас куда-то идти. — …Я вдруг и есть этот самый человек? А ты мне вот так вот поверишь- — О, то есть ты решил получить сразу все ачивки, да? — едва слышно пробормотала Ирума чуть в стороне, закончив это дело одиноким сухим смешком. Морти остановился. Пристально вгляделся в своего собеседника, а потом твёрдо, буднично даже, ответил: — Знаешь, мне так не кажется. Но я тоже могу ошибаться, и такое бывает. В случае, если подобная ошибка и вправду имеет место… ну, я просто убью тебя, как только всё выяснится. Хакер неуверенно выдохнул, постарался натянуть на лицо былую озорную улыбку… а после, направившись вслед за своим командиром, неспешно продемонстрировал из кармана куртки всем уже давно и печально знакомый злополучный маленький стеклянный флакон. — Что же… я ухожу отсюда . И мой небольшой токсичный дружочек уходит вместе со мной. Пожалуйста, не ищите его, если надумаете вдруг вытворить какую-нибудь гадость или вроде того. Ошарашенные до глубины души, все молча провожали взглядом уходящего Люсиэля. Все, кроме одного человека. — Он никуда не пойдёт с тобой, слышишь, ты, урод?! Расставив свои руки в стороны, Зен преградил дорогу уходящему товарищу, оказавшись точно между ним и Морти, спиной к последнему. — Тебе не стоило этого делать, — негромко произнёс организатор. — Забей на него! — яро продолжил актёр наседать на своего друга. — Уверен, что, если мы дружно будем все его игнорировать, рано или поздно этот мудила Морти послушается и выполнит все наши указания и требо-, — внезапно он скривился от боли, схватившись за простреленную руку. — Твою ма-ать… это… это довольно больно… И медленно осел на колени рядом со своим приятелем. — Это была плохая идея, — сухо отметил Морти, медленно опуская руку в перчатке. Оружие, видимо, хоть и пострадало немного, но в основном ещё работало, как полагается. Парень молча посмотрел на то, как Зен и Севен полушёпотом, быстро переговаривались о чём-то. Никто не решался подойти ближе к этой парочке, всем стало боязно. И, в конце концов, Морти наскучило. — Если ты не пойдёшь со мной сейчас же, Люсиэль, я прострелю тебе колени и утащу силой.