Эльф, который потерялся

Мне приснился солнечный свет. Он пробивался из ниоткуда, мне казалось, что купол реальности рассыпается, на меня падают осколки темноты леса, причиняют неимоверную боль где-то на кончиках ногтей. Будто я разбиваю ее, сам, своими руками, а из щелей льется свет. Я, может быть, так уже поступал, точно, я помню что-то подобное. Только Аэгнор больше не держит мою руку. Скажи мне, где ты? Неужели ты снова потерялся, неужели тебя больше нет, неужели все-таки утонул?.. Кое-где еще растет трава, но стоит пройти буквально пять шагов, начинается песчаный берег. Финрод открывает глаза и видит над собой голубое небо, лист пальмы, где-то высоко-высоко летит птица, то ли чайка, то ли ласточка. Тихо шумит море, легкий ветерок развевает волосы. Никаких других звуков, сейчас утро, часов девять, а может даже восемь или шесть. Он встает, оглядывается по сторонам и видит Аэгнора, стоящего у кромки воды. Он смотрит куда-то вдаль, наслаждается видом моря и молчит, думает о чем-то. Лучи света играют на его волосах, прыгают с пряди на прядь, с волос на глаза, и Финрод понимает, как же он рад, что брат все-таки вернулся к жизни. Он не будет больше в темноте, ему не будет больше страшно и холодно. Не будет больше того страшного болота, оно будто звало, манило к себе своей отвратительностью. Даже Эру, наверное, не знает, как так получается, почему эльфы идут туда и тонут, но все позади. Аэгнор здесь. И Финрод подходит к нему ближе, берет его за руку и с наслаждением чувствует, как он кладет голову ему на плечо. Улыбается и закрывает глаза. Достает из кармана камушек, смотрит на него и кидает в море. Финрод, мы же не торопимся? Давай позагораем, я так давно не видел солнце. Он скидывает тунику, смотрит на небо. Такое синее, такое глубокое, как прозрачное озеро, он будто видит все, каждое облако, каждую птицу, каждый луч света, что сейчас прикасается к нему, он так давно этого не чувствовал. Вечность, наверное. Сколько его тут не было? Финрод снимает свой плащ, откидывает волосы с лица и видит, что ожоги на груди почти зажили, уже и не болят совсем. Он ложится на теплый прибрежный камень, тот самый, он тут уже загорал тогда, когда сам вышел из той темноты. Финрод вдруг понимает, что иначе то место и не назовешь – лес, болото, заросли – просто темнота. Аэгнор ложится рядом с ним, кладет руку под голову и закрывает глаза, перед этим еще раз мельком глянув на небо. Он будто и не думает ни о чем, просто наслаждается светом и мягкими прикосновениями прохладной воды, прозрачной, как лучи в рассветном небе, такие мягкие и такие родные. Сколько он их не видел? Финрод смотрит на него, видит исхудавшее тело, бледную кожу, белую, как подвальные цветы, видит растрепанные волосы и руки, спокойно лежащие на теплом сером камне. Он еще плохо понимает, что произошло, как так вышло, не знает, что подумает отец, когда увидит, что его нет дома, но не это сейчас важно. Сейчас ничто не имеет никакого значения, кроме света, воды, Аэгнора, лежащего рядом с легкой улыбкой на лице, и одного вопроса. Только он сейчас беспокоит Финрода. Ничто более. Скажи мне, если это не секрет. Скажи, а как ты вообще оказался в том болоте? Аэгнор смотрит на него не мигая, проводит рукой по его щеке, и Финрод понимает, что брат будто боится рассказывать. Это как вспоминать страшный сон, хотя так оно в принципе и есть – один кошмар, темнота, сплошная непоколебимая ночь без конца, середины и края, но Аэгнор все же начинает говорить. Все также глядя в глаза Финрода и чувствуя, как волосы - пряди цвета пшеницы и горящего свечения - бесшумно шевелит легкий морской бриз. Это было так странно, знаешь, я и сам толком не понял. Меня никто не видел, потому что я хотел уйти. Не помню зачем, меня тревожило что-то, не давало покоя. Я не понял, как это произошло, но в какой-то момент чертог закончился, и я оказался в этом лесу. И не смог оттуда выйти. Не помню, сколько пробыл там, сто лет? Пятьсот? Эпоху? Мне казалось, что целую вечность, но там время течет не так, я пять раз засыпал под этими корявыми стволами, засыпал и видел лазурные берега Валинора. Мне снился солнечный свет. Скажи мне, Финрод, умоляю, скажи, что я сейчас не сплю, что мы и вправду в Амане! Скажи мне! Он смотрит в его испуганные глаза, кладет ему руку на голову, пытаясь успокоить. Аэгнор глубоко вздыхает, переворачивается – на спине лежать жестко. Лучи солнца приятно согревают его замерзшую душу, осторожно собирают заново сгоревшее сознание – Финрод, глядя на брата, вспоминает, каким он был той ночью, на той тесной поляне. Как сминали сырую траву его пальцы, как он от избытка чувств сжимал зубами край зеленого плаща, как он прижимался к нему, так несмело, но так искренне. Финрод помнит это и сейчас, глядя на него, осторожно гладит по волосам, чуть спутавшимся от ветра. Не волнуйся, мы правда в Амане. Ты не спишь сейчас. Пойдем домой? Он встает, накидывает плащ и, видя, что брат идет за ним, оправляется к городу, к той самой дороге, по которой он уже ходил. Тут все уже знакомое – эта пыль под ногами – серый раскаленный металл, но еще мягкий и теплый, эти зеленые листья, горячие камни, дома и сады со всех сторон – такие родные и красивые, до чего же замечательно тут, он и не думал об этом раньше. Может, и не было никакой темноты, может все, что было этой ночью – это просто страшный сон, Аэгнор всегда был рядом – вот он, такой же, ничуть не изменился, только чуть бледнее и похудел сильно, но может он всегда таким был? Финрод уже и не помнит, но сейчас не хочется об этом думать, сейчас надо идти, есть хочется, пить хочется – горло так и горит от жажды. Отца найти надо, он волноваться будет, если уже не волнуется. Вдруг он уже проснулся? Мысли все перемешались, Финрод не может понять, что сейчас происходит в его голове, а потому просто ровно дышит и оглядывается по сторонам. Они идут по широкой улице, справа дома, слева сады. Вокруг никого, будто город и не проснулся еще, впрочем, сейчас рано совсем, только на один балкон выходит девушка, поливает цветы - белые и сиреневые. Финрод ее видел раньше, точно видел, когда сам шел домой, он помнит этот балкон, эти рыжие волосы. Аэгнор вдруг останавливается, смотрит на девушку, будто знает ее, будто эта картина абсолютной беззаботности что-то говорит ему, чего Финрод уже дважды не может услышать. Это Амариэ? Похожа так, но я и забыл уже, на самом деле. Ты ведь раньше любил ее? Мысли в голове внезапно замолкают, сворачиваются и уходят, уступая место белым цветам и морскому бризу. Я кого-то любил? Он смотрит Аэгнору в глаза – отражение утреннего неба, непонимание и задумчивость, залитая солеными брызгами волн. Не помню точно. А я? Забыл уже, меня что-то беспокоило там, в темноте, но теперь делось куда-то. Не в этом суть, наверное. Пойдем? Финрод смотрит вперед – на дорогу, на дома и сады, на цветы и плетеные кресла - и идет дальше, все также вперед, туда, где их родной город, где их ждет отец. Нужно туда. Больше некуда. *** Уже вечер, звезды смотрят в окно, тепло, так тепло, так спокойно, легкий ветер. Очень тихо, кажется, что слышно, как горит свеча на прикроватном столике. Финрод лежит поверх одеяла и смотрит на пламя. Такое беспокойное, колышется на ветру, прыгает туда-сюда, но не гаснет. Эльф улыбается, закрывает глаза и вспоминает то, что было днем, то, что было утром, понимает, как же это все замечательно. Как смеялись все трое за ужином, как Аэгнор, не до конца осознавая, что произошло, обнимал отца, чуть не плакал, невозможно скрывать эмоции, немыслимо, да и не нужно, как был счастлив отец, как он радовался. Финрод не понимает до конца его чувств, но это и не важно, главное – отец доволен, светился просто. Это тепло его рук и волос, это пламя в его глазах. После ужина, наговорившись обо всем, они разошлись по комнатам, отец не остался ни у Аэгнора, ни у Финрода, ушел к себе, говорил, что надо бы убраться, завтра мать приедет, то-то обрадуется! Он уже, наверное, заснул, уже и Аэгнор спит, только Финрод не может сомкнуть глаз, да и не хочет. Не раздеваясь, лег на одеяло и смотрит на пламя , оно такое ровное, спокойное совсем – ветер стих, все будто замерло. Он уже думает задуть свечу – поздно ведь, сколько можно думать - но слышит тихий скрип входной двери. Может отцу не спится, может сквозняк, но нет, это Аэгнор. Зашел к нему перед сном, его будто что-то тревожит. Он без рубашки, в одних брюках, и Финрод замечает, как он тяжело дышит, как беспокойно теребит волосы, собирая их в небрежный хвост, какая дрожь проходит по его исхудавшему телу, хотя в комнате очень тепло – теплое пламя, теплый свет, теплый воздух из окна. Аэгнор садится рядом, говорит о чем-то, но Финрод понимает, что не за тем он пришел, его беспокоит что-то, отравляет его сознание, впивается в душу и разбавляет кровь каким-то острым ледяным ядом. Он не смотрит ему в глаза, отворачивается, прячет взгляд, будто стесняется. Финрод не выдерживает, поднимает его лицо, разглядывает близко-близко. Тонкие губы чуть приоткрыты, на щеках легкий румянец, от смущения будто, а в глазах темный дым от смоляных факелов. Финрод, скажи мне. Если засну сейчас, я проснусь? Я не окажусь снова там, в темноте, не потеряюсь, не утону? Брат замолкает и снова смотрит куда-то в пол. Его дыхание сбилось, руки теперь теребят край одеяла, веки чуть подрагивают – он бы закрыл глаза, но страшно. Боится, что может снова оказаться там, в том болоте, в холодном лесу, кричат вороны, стучат камыши, а волосы покрываются копотью. Он не сможет больше выбраться оттуда, дело не в дороге, не в силах – в страхе, что все повторится опять, что существование закольцовано, как было в том лесу, где все дороги вели в погребальную яму, залитую тиной и ядом, сочащимся с паучьих лап. Он видел во сне Аман, видел солнечный свет и просыпался в темноте. Не хочется больше, не надо, хватит, пожалуйста, он не выдержал бы больше, оказавшись там снова, он бы утопился. Без раздумий и промедлений. Несколько шагов, камыши, вода, простите меня. Не могу больше. Аэгнор, это не иллюзия, мы дома, все будет хорошо, не переживай. Он замолкает и обнимает брата за шею - с ним не так тревожно, не страшно почти, не холодно, а его дрожь бьет, будто лихорадка. Финрод проводит рукой по его спине, она горячая, как огонь, как раскаленное железо, Аэгнор горит в его руках, прижимается к нему, тяжело дышит. «Не волнуйся» - говорит Финрод, глядя в задымленные глаза, - «не переживай, я побуду с тобой, если хочешь, мы проснемся дома, не будет больше темноты». Гладит его по волосам – таким чистым и таким ярким, будто горящий свет, пламя далекого факела. Аэгнор поднимает голову и, словно вспоминая прошлую ночь, тянется к его губам, чувствует вкус родниковой воды и будто бы успокаивается. Финрод сейчас почему-то видит его насквозь, как отец видел его тогда, он ведь точно такой же был, так же волновался, говорил что-то, уже не важно что. Он кладет Аэгнора на кровать, скидывает рубашку и ложится рядом. Пламя свечи на прикроватном столике снова колышется на ветру, из распахнутого окна льется теплый воздух, звезды будто заглядывают в комнату, но эльфы на них не смотрят. Аэгнор прижимает к себе Финрода, ему кажется, что без него он пропадет, не проснется, но тот почему-то уверен – это пустой страх. Просто волнение, не более. Но не может это сказать, слова сейчас ничто – пустые звуки, звон капель дождя, шелест листьев – должно быть тихо, но это потом. Сейчас он понимает, что нужно как-то усмирить то пламя, что пылает в душе брата, он всегда был таким, сколько он помнит – слишком горячим, вспыльчивым и беспокойным. Слова не помогут, нужно поделиться спокойствием, поделиться чистотой воды, прохладой и светом. Поделиться собой. Я растворюсь в тебе. Если хочешь. Финрод лишь улыбается, когда, расправившись с застежками, скидывает на пол одежду, проводит рукой по обнаженному телу Аэгнора – как он бледен, как исхудал в том лесу! – когда чувствует жар его кожи, ему будто придает сил это пламя. Он нежно целует его пересохшие губы, гладит его по плечам, чуть вздрагивает, когда он входит в него, очень плавно – каких усилий это стоит, невозможно держать себя в руках, немыслимо просто. Аэгнор и не может уже, перед глазами темно, сознание горит, душа переплавляется, Финроду жарко под ним, очень тяжело дышать. Аэгнор наклоняется к его шее, и Финрод замечает на его волосах копоть. Стирает ее и смотрит брату в глаза, прижимается к нему и проводит рукой по горячему лбу. Финрод, я бы остался с тобой… Позволишь? *** В распахнутое окно пробивается лунный свет. Аэгнор спит на плече брата, чуть прикрывшись тонким одеялом, и во сне чему-то улыбается. На его лице такое счастье, бесконечное спокойствие, его ничего не тревожит, все хорошо, больше не страшно. Финрод осторожно гладит его по волосам, слушает его ровное дыхание. Он до сих пор плохо понимает, что произошло, это не то, чтобы пугает, но мысли все бегут и бегут - бесконечный поток, водопад может даже. Он вернул Аэгнора домой, вернулся сам, но какой ценой… Эти бреши в реальности, эти сны и видения, вдруг ставшие если не явью, то просто чем-то осязаемым, только слишком искаженным, эти ночи, когда он познал неведомые доселе чувства. Ему кажется, что он исказил все, что мог, исказил привязанность и братскую любовь - ради жизни. Он жив, вот он, лежит под тонким одеялом, Аэгнор рядом с ним, они дома. Может все-таки оно стоило того?.. Но сейчас поздно, спать хочется, и Финрод последний раз проводит рукой по его спине, закрывает глаза, но почему-то продолжает все видеть. Эти звезды в темном небе, луна, ночной ветер, эти белые берега Валинора, лазурные в сиянии полуночи. Он смотрит на эту реальность, но уже не может заглянуть за ее край – он больше недоступен ему, можно только увидеть что-то расплывчатое, будто иллюзорное, слишком искаженное, чтобы существовать. Он подходит к краю, к световой завесе действительности и смотрит сквозь нее. Там темно-оранжевое небо, зеленое свечение, темный лес и мутная вода. Там, за гранью. А здесь его нет, здесь жизнь, здесь те, кто его любит, теплый воздух, легкий дым от потушенной свечи и ровный свет - серебристая улыбка Тилиона.