***
Время свадьбы приближалось и Эйдан постепенно впадал в уныние. После того случая Киллиан бежал от него, как от чумы. А ведь казалось бы, теперь-то все точно на мази! Он тоже тосковал по нему и тоже любит, Эйдан был в этом уверен. Но не тут-то было. С упорством, достойным лучшего применения, чертов ирландец разрушал свою жизнь и жизнь влюбленной в него женщины. Этого нельзя было допустить. Поэтому сегодня Эйдан твердо был намерен объясниться с ним, и не важно, что именно в этот день проходила репетиция свадебного торжества. Еще никогда он не ощущал такого отчаяния и горькой печали, видя, как красив Киллиан в свадебном фраке, под руку с сияющей от счастья Сиршей. Только вот глаза его оставались печальными. Улучив момент, когда Киллиан оказался один, он решительно двинулся к нему. — Снова Вы, агент Фокстейл? — завидев его, Киллиан нахмурился и сложил руки на груди. — Избавиться от вас невозможно? — Эйдан, — мягко поправил он. — Пожалуйста, выслушай меня! Киллиан возвел глаза к небу и сделал попытку обойти его. — Киллиан, даже приговоренному к смерти дают последнее слово! — Эйдан в отчаянии повысил голос, что заставило их обоих нервно оглянуться. Не сговариваясь, они немного отошли от церкви и встали в тени раскидистого дерева. Солнечные лучи пробивались сквозь зеленые резные листья высокого клена и золотили русые волосы Киллиана. Эйдан украдкой оглядел стройную высокую фигуру и сказал: — Знаю, ты мне не веришь. И имеешь для этого все основания. Киллиан поднял руки, словно отгораживаясь от него: — Ты врал напропалую, чтобы добиться своего. Играл со мной, как кот с тупой, доверчивой мышкой. Поманил несуществующим чувством, дал надежду… Зачем было разыгрывать любовь?! Мог бы просто завербовать, ты видел, что я не хочу в этом участвовать! Я бы все сделал, чтобы спасти семью. Могу представить, как тебе было смешно. Соблазнить кого-то и выяснить, что оказался первым, умора просто… — он отвернулся и отступил, зажмуривая глаза, их начало щипать. — Нет! Никогда я ничего не разыгрывал и не смеялся над тобой! — Эйдан осторожно приблизился. — Пусть я не самый высоконравственный человек на этом свете и мой поступок не делает мне чести. Но в том, что касается чувств, я не лгал тебе, — он легко дотронулся до плеча Киллиана. — Я очень быстро понял, что влюбился в тебя. И правда думал убежать вместе, когда все закончится. И все, что между нами было — это настоящее! Киллиан отрицательно покачал головой. — В тебе нет ничего настоящего. Я совсем тебя не знаю: ни имени, ни характера. Я любил своего Лиама, его доброту и глубину. Ты ни на йоту на него не похож. Даже внешность не та. — Послушай, — Эйдан поймал его вздрогнувшую руку, — я — это я. Неважно, какая одежда на мне надета: сутана или джинсы. Лиам не выдумка, иначе я не смог бы изображать его так долго. Да, он скромнее и набожнее, но это вся разница между ним и мной. И я люблю тебя так же, как и он. — Да? — Киллиан скептически поднял бровь. — Ты говоришь иначе, держишься иначе… да все иначе! Все, что ты рассказывал о себе, оказалось враньём! — Говорю, выгляжу, держусь? Это просто фасад, обертка. Внутри я все тот же, — осмелев, Эйдан погладил длинные пальцы. — Причём тут фасад! — на щеках Киллиана появился румянец, он вырвал ладонь. — Ты говоришь с другим акцентом — с таким же, как и те, кто расстреливает мирные демонстрации! Мне плевать на твои манеры, но ты не веришь в Бога, ты незаконно занял место его служителя! И это, черт побери, не фасад, это многое о тебе говорит! Ты совсем не тот, кем казался… Он в замешательстве отвернулся, потому что глаза защипало сильнее, Лиаму… то есть Эйдану, не нужно это видеть. — А люди с твоим акцентом взрывают машины на людных улицах! — Эйдан тоже разволновался. — И что? Я не ненавижу тебя за него, потому что это глупо! Да, я притворялся священником, но я не выбираю себе профессии, когда работаю под прикрытием. Мне было важно раскрыть группировку в короткие сроки, чтобы пострадало как можно меньше людей! Да, нужно было подступиться к тебе осторожнее и может быть, не задействовать «медовые ловушки», но время поджимало! И ты вряд ли с радостью побежал бы с докладом к людям «с акцентом, расстреливающих мирные демонстрации». А пока бы ты думал, сколько было бы взрывов и жертв? Два, три, двадцать три?! Я не имел права рисковать чужими жизнями. Эйдан обошел Киллиана и положил руки ему на плечи, заглядывая в лицо. — Пойми, пусть все это началось, как работа, но потом очень быстро перестало ей быть. Я действительно полюбил тебя, — его голос сорвался на шепот. — Да, я плохо поступил, Киллиан, но выбора не было не только у тебя, но и у меня. Об одном жалею, что ты узнал все не от меня лично, а от полковника. Дай мне еще один шанс, прошу, — бережно огладил щеку. — Я понимаю твою обиду, но отпустить тебя не могу. Вдалеке, на зеленой лужайке перед церковью, показалась одетая в белое платье фигура. — Сделанного не воротишь, — Киллиан отступил за толстый ствол дерева и прислонился к нему, будто ему было трудно стоять на ногах. — Я сделаю все, чтобы преодолеть свою греховность и очень прошу не мешать мне в этом. Слова явно давались ему с трудом. Между нахмуренных бровей залегла морщинка, на скулах заходили желваки. Он в упор смотрел на Эйдана, синие глаза блестели, будто бы к ним подступили слезы. — Если ты и правда этого хочешь, я не буду больше вмешиваться, — Эйдан сделал еще шажок вперед, их лица почти соприкасались. — Но прошу, прислушайся ко мне. Отложи свадьбу. Не ради меня, но ради себя и Сирши. Хорошо подумай, чего ты желаешь на самом деле. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив, пусть и не со мной. Еще одно мимолетное прикосновение к плечу и Эйдан ушел, оставляя Киллиана в смятении. Интуиция говорила ему — поверь, но он твердо решил противиться ей. Он не наступит еще раз на эти же грабли. Этот человек — болезнь, от которой нет лекарства. Прокравшись в его душу, это ненормальное чувство проросло маленьким ростком, постепенно захватило все его существо и выросло в могучее дерево. Лиам ли, Эйдан… такой родной и чужой одновременно. Киллиан тосковал. По его губам, по его телу, по их разговорам. Но как можно доверять предателю? Репетиция закончилась и он не мог дождаться момента, когда сможет остаться один. Поскорее бы проводить невесту домой и сбежать, забиться в нору, как раненный зверь, свернуться калачиком и забыться тяжелым сном. Дни шли, похожие один на другой, день свадьбы неотвратимо приближался. Киллиан перестал различать смену суток, он почти не спал от переживаний. Родные заметили и начали донимать вопросами. — Отмени свадьбу, — к его ужасу, заявила ему накануне мама. — Я же вижу: ты оставил кого-то в Ирландии и сейчас пытаешься заткнуть дыру в душе этой девочкой! Это не сработает, Киллиан, послушай меня… ! Ему пришлось сбежать домой, чтобы не нагрубить ей. А на следующий день, одетый с иголочки жених приехал к своей невесте, чтобы отвезти ее в церковь. Их уже ожидали гости, их семьи и священник. Глядя на Сиршу, такую красивую с белом подвенечном платье, Киллиан не выдержал. Кого он пытается обмануть? Нельзя ломать жизнь этой прекрасной девушке. Она не заслужила холодную постель и мужа, который будет ей пренебрегать. Киллиан опустился на колени перед сидящей в кресле Сиршей и признался ей во всем. Что не сможет любить ее так, как она того заслуживает. Что она достойна мужа намного лучше, чем он. Что Киллиан ее не стоит. Разговор закончился ее слезами. Сирша плакала и уверяла его, что у них все получится. Вместе они смогут побороть его изъян. Но Киллиан был непреклонен. Это событие вызвало большой переполох в семейном кругу. Как ни странно, мать сразу встала на его сторону. Обняв сына, она гладила его по голове и успокаивала. Будто ему снова пять и он прибежал жаловаться на разбитую коленку. Тихий голос лился, как журчание ручья, прикосновение маленьких рук наполняли силой и надеждой. Она говорила, что он правильно поступил. Не нужно жить, чтобы «как у людей», надо слушать свое сердце. А его сердце точно не с Сиршей, а осталось в Ирландии. К глазам подступили слезы. Груз тайны, который Киллиан носил в себе с подросткового возраста, вдруг стал непосильным. Он и сам не смог бы позже пересказать, что говорил и в чем признавался. Кажется, просил у мамы прощения за то, что вырос неправильным. И сбивчиво объяснял, когда почувствовал греховную склонность в первый раз и как отец О´Хара помогал ему справляться с ней. — Я должна была понять, — к удивлению Киллиана, объятия стали крепче. — Теперь все встало на свои места. Бедный мой, как же ты настрадался! Киллиан поднял голову, с опаской вглядываясь в материнские глаза. Потом обвел взглядом остальных. Ни у кого на лице не было ненависти. Рори вообще слушал вполуха: мальчик играл в какую-то игру на телефоне одного из старших братьев. А у остальных был такой вид, будто бы они давно обо всем догадывались. На плечо Киллиана легла еще одна ладонь, маленькая, но жесткая, со светлым маникюром. Затем еще одна — четыре пальца сжались на предплечье в ободряющем жесте. Еще одна, ещё и еще… Слезы все-таки пролились, но он не стал их вытирать.***
Эйдан встрепенулся от стука в дверь, он никого не ждал. Когда стук повторился, он чертыхнувшись, побрёл к двери, на ходу приглаживая растрепанные волосы. Очень хотелось выпить, но Эйдан пока держался, возможно ближе к ночи он сорвётся. Вздохнув, одернул майку, даже продавец пылесосов не должен видеть его в таком виде. Он открыл дверь и поднял усталые глаза на стучавшего. — Киллиан?! — Эйдан уставился на него, как на привидение. — Я думал, вы с Сиршей сразу уедете. Поздравляю со свадьбой, она наверняка была очень красивая. — Я… Можно я войду? — тот смущенно оглянулся на высунувшуюся из соседней двери любопытную соседку, после чего прошел в небольшую комнатку. — Ничего не вышло, ты был прав, — и с тяжелым вздохом опустился на софу. — Что случилось? — Эйдан подсел рядом, взял за руку, глядя в глаза. Прикосновение, которого он так жаждал. — Может, выпьешь немного? На тебе лица нет. Не дожидаясь ответа, он сходил за виски и налил обоим. — Решил отложить вступление в брак? — осторожно предположил Эйдан. Киллиан горько улыбнулся, вспомнив заплаканное и полное отчаяния лицо Сирши и выпил свой бокал одним глотком. — Я не смог. Сирша плакала, просила подумать, говорила, что вместе мы преодолеем мою греховность, но я все равно не смог. Сказал, что никогда не смогу ее любить, а она, как никто, этого достойна. Может, я бы и согласился попробовать, но моя мать… Она сказала, что это будет ужасной ошибкой. Что я испорчу жизнь нам обоим и она была права, черт побери! Он вскочил и в волнении заходил по комнате туда-сюда. — Моя скверна никогда не даст мне быть счастливым. Возможно, так лучше. Я могу посвятить себя помощи своей семье и церкви. Так будет правильно. — В тебе нет никакой скверны, — Эйдан решительно встал на его пути, вытащил пустой стакан из сжатых пальцев. — Ты самый чистый и прекрасный человек, которого я знаю. Киллиан, не казни себя! Мир меняется, и любовь к своему полу давно вариант нормы. Браки между мужчинами разрешены даже в Ирландии, что уж говорить про Штаты! Прошу, не хорони себя заживо, — он положил руки на вздрогнувшие плечи. — Я, конечно, был слишком самонадеян, когда поехал вслед за тобой. Но для меня самое главное — твое счастье. Ты больше не хочешь быть со мной, ну что же… Обещай мне только, что будешь жить полной жизнью. И не называй это «греховностью». То, что между нами было — не просто плотское желание. Мы хотели познать друг друга не только в постели. Мы хотели быть вместе, заботиться, поддерживать, стать ближе — мы любили! А это совсем другое, нечто большее. Я знаю, ты тоже это чувствуешь… чувствовал раньше, — Эйдан дотронулся ладонью до груди Киллиана, напротив сердца. Он не смог удержаться. Осторожно, боясь, что его в любой момент оттолкнут, Эйдан нежно провел ладонью по его плечу, обласкал шею, погладил по слегка шершавой щеке. Почти невинное прикосновение воскрешало в памяти десятки других, не таких невинных моментов. О Боже… Эти ласковые руки и колдовские глаза, в глубину которых Киллиана затянуло безвозвратно… Дыхание перехватило, прерывать запретную, но такую желанную ласку не хотелось совсем. Внутренние установки и обида боролись в его душе с чувствами и проигрывали. Он не мог выкинуть этого англичанина из своего сердца, разве только вырвать его вместе с ним. Киллиан прижался щекой к горячей ладони и в первый раз произнес его имя вслух. Не то, ненастоящее, а его собственное. — Эйдан… — прошелестело в воздухе еле слышно, будто пронизало все его существо и осело в сердце, чтобы остаться там навсегда. Эйдан с несмелой улыбкой сделал шаг навстречу. Теперь они стояли, тесно обнявшись, в его крохотной однушке, а за окном начинало темнеть. — Помнишь, как мы ездили на побережье? Как гуляли по Дублину? — он позволил себе погладить Киллиана по спине и не стал убирать ладонь. — Я тогда мучился от того, что никогда не смогу рассказать тебе, кто я на самом деле. Даже если мы все бросим и уедем, как я смогу сказать правду? Поймёшь ли ты? Простишь ли? Думал, что ты никогда не назовёшь меня по имени… и всё-таки я слышу его из твоих уст, — Эйдан осторожно коснулся губами щеки Киллиана. — Но сейчас надо мной нет моего начальства, а над тобой твоего. Я не притворяюсь, я никогда не притворялся в своих чувствах к тебе. Знаю, я очень виноват, но попробуй меня понять. Киллиан млел от желанных прикосновений. Теперь он не смог бы отказаться от Эйдана, даже если бы очень захотел. Их прошлое было непростым и запутанным, болезненным и сладким, но разве должно оно помешать будущему? Киллиан наслаждался жаром родного тела и запахом волос. Другой акцент, джинсы вместо сутаны, но Эйдан все еще был собой. Тем парнем, которого он полюбил. Киллиан зарылся носом в его шею и замер. — Я помню каждое мгновение, что мы провели вместе и грущу о тех, что мы прожили порознь. Я давно не злюсь на тебя, Эйдан. Просто… я больше не знаю, что правильно, а что нет, я так запутался… Киллиан зажмурился, но это не помогло. Руки Эйдана ласково поглаживали его спину, бархатный голос словно обволакивал. Но можно ли ему верить? Раньше все было просто и понятно, что хорошо, что плохо. А потом появился Лиам… Эйдан, и спутал все карты. Он говорит, что любит, он отправился за ним, помог уехать всей семье — теперь Киллиан знал точно, что в этом была огромная заслуга Эйдана. Но вдруг ему снова что-то нужно? Да нет, не может быть, да и что ему теперь может дать Киллиан? — Я все ещё считаю… это, — Киллиан почувствовал, что краснеет, — неправильным. Лиам смог меня переубедить, но когда я узнал, что его не существует, мои сомнения вернулись. Киллиан опустил глаза. Он не мог спокойно смотреть на своего собеседника, слишком много это навевало неприличных мыслей. — Я не знаю, что мне делать, — повторил он. — Я бы хотел поверить тебе, но мне страшно. Я вообще всегда держался на расстоянии от людей, тем более уже предававших. И никого ещё не подпускал так близко. Эйдан осторожно прижал к себе несопротивляющееся тело любимого человека и стал ласково перебирать его волосы. В его жестах была только нежность и забота. — Но мне тоже страшно, милый. Я ведь никогда никого не любил так, как тебя. До дрожи в коленях и до сумасшедшего биения сердца в горле, когда готов на все ради того, чтобы твой любимый был счастлив. Разве может такая любовь быть неправильной, Киллиан? — Эйдан осторожно приподнял его лицо за подбородок и заглянул в глаза. — То, что мы оба мужчины? Так во всем мире это уже принимается как вариация нормы, некоторые священники даже благословляют однополые пары. Господь любит всех своих детей и если он подарил нам наши чувства, разве имеем мы право презреть его дар? Мы можем быть счастливы, а ведь это не каждому дано. Разве это не чудо, любить и быть любимым? Разве может быть грязью то, что несет в себе свет, Киллиан? Мнение отца О´Хары уже давно не главенствующее. Недалеко от нашего дома есть церковь, почему бы тебе не сходить туда? Я уверен, что там нас поймут и никто не назовет наши чувства скверной. Этот голос лился в уши, как пение ангелов. Как же хочется поверить и как страшно снова обмануться! Киллиан чувствовал, как его притягивает взгляд синих глаз, и не мог противиться наваждению. Только услышав про церковь, он смог взять себя в руки. — Эйдан, — имя звучало непривычно и выговорил он его с трудом, — я должен уйти сейчас. Хочу побыть один, подумать. А завтра зайду в ту церковь. Но теперь мне нужно уйти, — но Киллиан все не мог отпустить его руку, игнорируя свои же слова. Радость почти выплеснулась из Эйдана победной улыбкой, но он сдержался. Давить на Киллиана было нельзя. Впрочем, все складывалось как нельзя лучше: Эйдан предвидел его желание сходить в церковь и именно поэтому наведался туда раньше и поговорил со служителями. К его удовлетворению, чокнутых гомофобов среди них не было. То, как Киллиан жался к нему, гладил руки, будило желание. Но нельзя, слишком рано. Поэтому Эйдан осторожно и с сожалением высвободил ладонь из горячих рук, а потом целомудренно коснулся своими губами губ Киллиана: — Конечно, любимый, я понимаю. Я буду ждать, — после чего улыбнулся на прощание и разорвал объятия. Хотелось орать от радости и танцевать на улице. Не зря Эйдан день за днем заботился о том, чтобы Киллиану попадалось на глаза как можно больше «знаков». И флаеры, и газеты с кричащими заголовками в почтовом ящике, и новые клиенты автосервиса — все это было именно его, Эйдана, работой. Но, надо отдать ему должное, это был последний раз, когда Эйдан лгал, недоговаривал или вводил Киллиана в заблуждение. Он поклялся сам себе всегда быть честным с Киллианом и твердо намеревался сдержать данное себе слово.***
Киллиан не переставал удивляться тому, как все повернулось. Никто из семьи не сказал ему ни одного дурного слова, а мама с сестрой вообще вели себя так, будто наконец нашли ответ на давно мучивший их вопрос. Единственное, что его беспокоило, так это состояние Сирши. Он ужасно поступил с ней, и мог только надеяться, что девушка оправится со временем. Чтобы не бередить ее сердечную рану, Киллиан решил переехать, и, когда-нибудь, когда Сирша снова будет с ним разговаривать, попросить прощения за все. Переезжал он впопыхах, лишь бы прочь из квартала. Квартирка оказалась крохотной, даже кухня прямо в комнате, но это было неважно. Церковь тоже пришлось сменить, ему было неудобно появляться там, где он чуть было не обвенчался. К удивлению Киллиана, в новом храме к нему отнеслись очень терпимо. Знакомых советов — избегать соблазнов, молиться, больше работать, не последовало. Наоборот, местный священник повторил то же самое, что и Эйдан в первый день их знакомства. Это было странно и непривычно, но внушало надежду. С Эйданом они продолжали видеться, но в основном при свидетелях, тот был частым гостем в семье Киллиана. Из-за хлопот с переездом времени, чтобы все обсудить, пока не находилось. Они по-прежнему бегали вместе в одном парке, Эйдан все так же мозолил ему глаза своими короткими шортами, но вел себя очень корректно. Он ясно дал понять, что не будет давить и ждет от Киллиана первого шага. А тот и не знал, с чего начать. С каждым днем они узнавали друг друга лучше и Киллиан убеждался, что Эйдан не так уж сильно отличается от Лиама. А это безумное притяжение между ними становилось только сильнее. Киллиан позволил себе поверить, что и правда любим, и сам любил Эйдана больше жизни. Рядом с ним Киллиан даже перестал замечать все неприятные стороны чужой страны. С ним он бы согласился жить где угодно. Эйдан был нужен ему, как воздух или вода, каждый день, каждую минуту, насовсем. Это «насовсем» все чаще мелькало в мыслях Киллиана. Он все собирался с силами, чтобы сказать Эйдану об этом, и не решался. Очень хотелось, дать Эйдану и себе тоже какое-то зримое доказательство этого «насовсем», он даже нашел такое доказательство. Киллиан раз за разом готовился, продумывал, что и как скажет, но не находил в себе сил. Когда переезд завершился, Эйдан как-то незаметно стал бывать у него. Они проводили время, как два приятеля: то за фильмом, то за пиццей и пивом, и конечно, за разговорами. Киллиан чувствовал, что Эйдан ждет его решения. Видел его неосознанные провокации, обтягивающие брюки, взгляды исподтишка, случайные прикосновения, зазывные улыбки. Впрочем, Эйдану даже не надо было ничего делать, он сам был ходячей провокацией. У Киллиана подскакивал пульс, стоило тому просто войти в комнату. Одним теплым воскресным вечером они решили посмотреть фильм. Сегодня картину выбирал Эйдан. Кино захватило Киллиана с первых же минут. — Боже, что он делает, — восклицал он, подавшись вперед, к экрану. — Они же почти женаты! У них же будет ребенок! Марк, одумайся! — Что поделать, — раздался рядом вздох Эйдана. — Любовь, она такая… Еще пива? И склонился над столом, разливая. — Нет, спасибо, мне хватит, — Киллиан с мученическим видом отвёл глаза. У него чесались руки шлёпнуть Эйдана по его наглой красивой заднице, которая опять оказалась слишком близко. Киллиан ещё с первых кадров фильма понял, почему Эйдан выбрал именно это кино — драму о двух коллегах-полицейских, которых угораздило влюбиться друг в друга. Марку и Каю невозможно было не сочувствовать. Кино настроило его на романтический лад и придало решимости наконец сказать то, к чему он так долго готовился. Слова, как назло, не шли с языка. Да еще и Эйдан, то наклонится над столом, то мимолетно прижмется бедром, садясь рядом. Вот как тут сосредоточиться, когда все мысли об одном? Не пялиться, не трогать, повторял Киллиан мысленно. Потому что если он все-таки сейчас решится на то, что не давало ему покоя уже давно, лапать будет точно не к месту. Он подождал, пока Эйдан снова присядет рядом с ним. Привычно залип взглядом на темных кудрях и улыбающихся губах, но когда взгляд опустился ниже, к распахнутому воротничку поло, одернул себя — смотреть только в глаза. — Эйдан, — Киллиан тяжело вздохнул, — я…. В общем… Я тебя люблю, и… Я подумал… Отрепетированная речь никак не шла из уст, поэтому он молча вытащил из кармана небольшую коробочку, которую в последнее время постоянно таскал с собой, и раскрыл ее. — В общем, вот. — Киллиан осмелился поднять глаза и столкнулся с изумленным взглядом Эйдана. И не на шутку испугался: — Я глупый, да? Извини… Я знаю, ты привык жить по-другому, ничем себя не ограничивая. Но мне показалось… Что показалось, объяснить Киллиан уже не смог. Сейчас он чувствовал себя беспомощным, как младенец. Эйдан же почти не услышал фразы после «я тебя люблю» и уже был готов вскочить и накинуться на Киллиана с поцелуями, когда его взгляд привлекла небольшая коробочка в широкой ладони с длинными пальцами. Некстати в голове завертелась мысль, что эти пальцы внутри его тела раньше дарили райское блаженство. А теперь вот судорожно сжимают коробочку. Эйдан догадывался, нет, он точно знал, что именно там находится, несмотря на то, что прослушал слова Киллиана. Но поверить было сложно. Сердце сделало кульбит и упало прямо в желудок. Эйдан поднял взгляд на любовника. Тот явно нервничал и не знал, куда девать глаза. Но Эйдан должен был убедиться, что тот серьезен, что действительно имеет «это» ввиду. Он крепко ухватил дрожащую ладонь, сжимающую коробочку, своей и наконец поймал взгляд любимого человека после чего, удерживая его своим, серьезно спросил: — Ты уверен? После этого я никогда не смогу тебя отпустить, понимаешь? Киллиан кивнул, преодолевая дрожь в руках. — Абсолютно уверен. И я не хочу, чтобы ты меня отпускал. Эйдан разжал пальцы Киллиана и открыл коробочку. В ней лежала пара простых серебряных колец. Взяв одно, Эйдан увидел гравировку на внутренней стороне: «Le chéile go deo». «Вместе навсегда» на гэльском. Эйдан тяжело сглотнул. Почему-то захотелось совершенно по-детски заплакать от счастья. Он без слов протянул руку, на безымянный палец которой Киллиан тут же надел заветное колечко, и в свою очередь надел кольцо ему на палец, поцеловав запястье. Эйдан крепко прижал к себе теперь уже партнера, размышляя, что надо как можно быстрее подать документы, чтобы любимый не успел передумать. При мысли об этом его руки непроизвольно сжались вокруг Киллиана сильнее и тот задушено крякнул. — Прости. Я подумал о том, что завтра с утра надо бежать в мэрию, — пробормотал он куда-то в волосы Киллиана. — Ты согласен? — в любимом голосе было столько робкой надежды, что Эйдан чуть не прослезился. — Как я могу отказать, я же нашел «своего человека». Киллиан улыбнулся, вспомнив тот их разговор. Они потянулись друг к другу и как-то незаметно легли рядом на узкий диван, целуясь. Тот жалобно поскрипывал, но ни Эйдана, ни Киллиана это не волновало.***
После признания события развивались стремительно. С Киллианом не произошло ничего из того, что он себе нафантазировал, думая о том, как примет его семья и общество. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даже хотелось себя ущипнуть — вдруг спишь? Через неделю после их памятного разговора ему хотелось этого постоянно. Особенно сегодня, поздним воскресным утром, увидев Эйдана на своем пороге, Киллиан сначала подумал, что еще не проснулся. Ну не может обычный человек из плоти и крови быть таким красивым! — Доброе утро, — он зевнул и немного протер глаза. — Эйдан? А мы разве не встречаемся в полдень? Что ж не предупредил, что придешь пораньше, я б хоть побрился, — Киллиан отвел глаза, стесняясь своего вида. — Не вздумай, ты выглядишь замечательно. Эйдан улыбнулся, одновременно вручая Киллиану одноразовый стаканчик кофе, параллельно отодвинув его с порога плечом и занес в квартиру две большие спортивные сумки. — Прости, моя аренда закончилась и в свете последних событий, я подумал, что смысла ее продлевать нет, — смущенно произнёс он. Киллиан с благодарностью глотнул горячий кофе — после него мозги начали работать чуток быстрее. Эйдан уже знал эту его особенность: до первого кофе утром Киллиан не человек. Прояснившимся взглядом он посмотрел на своего любимого, затем на его сумки. Конечно, это было неожиданно, но разве они оба не этого хотели? — Но у меня нет ничего, кроме кровати. Даже кухня и та в комнате. Если тебя это устраивает, половина шкафа твоя, — Киллиан отпил ещё, наблюдая, как Эйдан ловко раскладывает вещи. — Просто я думал, ты привык к лучшему. Ему стало стыдно за дешёвую квартиру. После разрыва с невестой Киллиан снял первое, что под руку попалась. Спать есть где — и ладно. Эйдан лишь улыбнулся. Он быстро наводил порядок, заодно развесил и одежду Киллиана, что так и стояла в коробке с начала переезда. Откровенно говоря, Эйдану было все равно, где именно жить, хоть на улице в упаковке из-под холодильника, лишь бы Киллиан был рядом. Поэтому он быстро успокоил своего смущенного ирландца поцелуем: — Кровать — это самое главное, не находишь? — и усмехнулся, глядя на алеющие щеки и кончики ушей Киллиана. — Ты правда этого хочешь? Жить вместе и все остальное? Прости… мне иногда до сих пор кажется, что я сплю и вижу сон. Потому что в жизни так хорошо не бывает, — тот осторожно погладил Эйдана по волосам, словно боялся спугнуть призрак. — Дата уже назначена, и моя мама не пришла в ужас, и семья тоже. И даже священник согласен нас благословить, да так просто не бывает! Киллиан крепко обнял Эйдана, целуя в висок. — А что до кровати, то ее надо бы проверить на прочность. Выдержит ли она испытания, которые ей предстоят? Он с улыбкой отстранился, смотря в лицо улыбающегося Эйдана. Тот потянулся к нему, поднимаясь на цыпочки. Они целовались, как миллион раз до этого, но только недавно Киллиана отпустило напряжение и чувство вины, которое раньше было неотделимо от его любви. Теперь он точно знал, что может любить Эйдана и оставаться верующим человеком. Что он не дьявольское отродье, а его влечение — не крест, который Киллиан обязан нести до конца жизни, никогда не поддаваясь искушению. Стоило позволить себе поверить в это, и с плеч будто свалилась многотонная тяжесть, давившая на него многие годы. Целуясь и спотыкаясь, они добрались до кровати. Киллиан не без труда стащил с Эйдана узкие джинсы и поло, тот помог ему избавиться от майки и пижамных штанов. Разложенный диван-кровать поскрипывал, когда они перекатывались по нему, и к будущим «испытаниям» был определённо не готов. Киллиан подмял Эйдана под себя, яростно целуя. Он вспомнил самое начало их отношений, когда каждый шаг был, словно по неизведанной земле. Сейчас Киллиан знал, что делать и зачем, но от этого ни интерес, ни страсть не пропали. Эйдан ерзал под ним, пытался прижаться сильнее, его руки оглаживали тело Киллиана от плеч до бёдер. Тот хмыкнул, видя такое нетерпение, поцеловал Эйдана в шею и медленно сполз по его телу вниз, целуя, пока не оказался между ног. Когда Киллиан захотел сделать это в первый раз, он не решился спросить прямо. У него и сейчас была проблема, назвать вещи своими именами и ясно высказывать собственные желания. Тогда он просто дождался, чтобы они оба разделись, и встал на колени. Киллиан волновался, что сделает все не так, но Эйдан после так смотрел на него, так целовал, что тревога ушла. Самым сложным было потом, в воскресенье, не думать об этом во время причастия, не думать и не представлять. Киллиан бросил быстрый взгляд вверх: Эйдан пристально смотрел на него, голубые глаза окутывали тёплом. Киллиан не стал медлить, сделал глубокий вдох и вобрал его член в рот. Сдавленные вздохи ласкали его слух, Эйдан дрожал и комкал пальцами покрывало. Киллиан старался брать поглубже, играть языком вокруг, он делал все то, что сам Эйдан делал с ним. И судя по признаниям в любви вперемешку с проклятиями, он все делал верно. Собственное возбуждение жаром расползалось под кожей, концентрируясь в члене. Киллиан на секунду прервался. Его опять настигла проблема — он не мог просто попросить. Язык не поворачивался сказать «трахни меня», а «возьми меня» казалось каким-то высокопарным. В их первый раз он сам попросил об этом. Киллиана одолело любопытство: раз Эйдан с таким удовольствием отдаётся ему, плохо это быть точно не может. Тот быстро понял и взял все в свои руки. И с тех пор обращал больше внимания на язык тела Киллиана, чем на слова. — Эйдан… а может, по-другому? — хрипло прошептал он, и потянулся к прикроватной тумбочке. Там хранилось все необходимое. Киллиан протянул Эйдану тюбик, надеясь, что тот поймёт без наводящих вопросов. Эйдан не сразу сообразил, чего от него хотят, настолько хорошо ему было. Он лишь успевал стонать в унисон скрипящей кровати и удивлялся: когда это его праведник стал столь искусен в оральных ласках. Пусть он брал не так глубоко, но компенсировал недостаток глубины ловкостью языка и нажимом губ. Когда Киллиан замялся, склонившись над ним, Эйдан лишь улыбнулся: он точно знал, чего тот хочет, но так стесняется попросить. Поэтому ловко перевернул своего скромника на живот и зацеловал его шею, плечи, позвоночник, слегка куснул мигом подобравшиеся ягодицы, на прощание лизнув каждую. Быстро набрав гель и согрев теплом своей руки, он принялся неторопливо и осторожно растягивать своего любимого. Стеночки приятно сжимались вокруг его пальцев и он нежно их оглаживал, срывая с губ партнера ругательства вперемешку со стонами. Когда терпение Эйдана иссякло, а Киллиан сильно насаживался уже на три его пальца, Эйдан вытащил их и тут же вставил в горячее отверстие свой член. От удовольствия они оба синхронно выдохнули. Эйдан не стал медлить и принялся сильно и страстно вдалбливаться в желанное тело. Киллиан поскуливал под ним, елозил членом по простыне и крутил задницей, пытаясь то насадиться поглубже, то выпустить его из своего тела. Стоны, хриплое дыхание и пошлые влажные шлепки тела о тело сопровождались скрипом кровати. Когда Киллиан громко вскрикнул, кончая и крепко сжимаясь на его члене, Эйдан догнал его в один глубокий и сильный толчок, а его оргазменный крик слился с треском подламывающихся ножек кровати и грохотом их падающих тел. Киллиан лежал на жёстком полу своей квартиры и смотрел в потолок. Он никак не мог отдышаться. Эйдан привалился к нему и легонько поглаживал по груди. Он с трудом повернул голову и встретился с ним взглядом. — Придётся сломать две оставшиеся ножки и спать на матрасе, — и со счастливой улыбкой подгрёб Эйдана к себе. Эйдан хихикнул и с улыбкой поцеловал своего парня, или, правильнее сказать жениха, в район плеча. — Думаю, нам придется переезжать. Я вчера присмотрел кровать, которая сюда, увы, не влезет.***
С погодой им удивительно повезло. Эйдан зажмурился, подставляя лицо солнечным лучам. Они с Киллианом дожидались возле церкви, когда прибудет оставшаяся часть семьи. Его мама и братья уже были здесь, а вот сестра должна была вот-вот появиться после ночной смены. Она настояла, что обязательно придет, даже если придется выпить три литра кофе, чтобы держаться на ногах. — Поверить не могу, — пальцы Киллиана сжали руку Эйдана. — Это на самом деле происходит. У него был такой счастливый и беззаботный вид, что Эйдан просто не мог нарадоваться. Он вспомнил разговор с одним из священников этой самой церкви, когда интересовался, действительно ли можно получить у них благословение. Тот кивнул и тут же серьезно добавил: — Но это не венчание, молодой человек. Дома можете отпраздновать, как вам угодно. Но обряд другой и, само собой, разрешения Святого Престола у меня нет. Я это делаю под свою ответственность. — Пусть. Моему партнеру важно одобрение церкви хотя бы в таком виде. — А что важно вам? — Мне важно, чтобы он был счастлив и спокоен. Эйдан очнулся от воспоминаний, оглядывая радостного Киллиана. Да, именно так. Главное — его счастье. — Я не опоздала? — Энни подбежала к ним и обняла сначала брата, затем Эйдана. — Прости, пробки, черт бы их побрал! И вдруг замерла, словно увидела привидение. — Килл, ты не мог бы… — ее голос стал робким, девушка попыталась спрятаться за широкой спиной Киллиана. — Нет уж, сама разруливай! — тот почему-то весело улыбался. — Я не могу… ! — Ещё как можешь! Твой брат — религиозный фанатик одобряет, — и со смехом вытолкнул сопротивляющуюся сестру вперед. — Да что происходит? — недоумевал Эйдан, наблюдая эту сцену. — Я тебе потом расскажу, долгая история, — продолжал веселиться Киллиан. К ним приближался высокий блондинистый парень со шрамом на губе и красно-синей татуировкой на шее. Он развел руками, взмахнув при этом огромным букетом темно-бордовых роз, и смущенно улыбнулся. А Энни покраснела, как помидор, и улыбнулась в ответ.Конец.