Клыки

      С трудом разомкнув глаза, я уставилась в деревянный потолок невидящим взглядом и усердно пыталась понять, где нахожусь. На это пришлось потратить около минуты, абсолютно незнакомая обстановка или не проснувшийся до конца мозг мешали здраво воспринимать реальность. Сквозь завешенное тонкими лиловыми шторками окно в комнату пробивался дневной свет, слышалось приглушенное пение птиц. Запах хвои пропитавший постельное белье, да и весь дом, теперь чувствовался и от моих волос.       Герман.       Мысли о преподавателе помогли резко протрезветь, прогнав из измученного сознания остатки сна и обрывки сновидений.       Сев в кровати, я потерла глаза руками, запустила пальцы в запутавшиеся волосы и замерла в таком положении на несколько минут. Происходящие в жизни события просто не укладывались в голове, всего пару недель назад стояла зима, я жила в квартире со своим пьющим отцом, сохраняя в глубине души любовь к папе из прошлого, ездила на пары, где упорно учила юриспруденцию, болтала с Катей и наблюдала за Германом с «безопасного расстояния», думая о том, какой он пугающий и привлекательный одновременно. Я встречалась с Кириллом, вспоминала маму, не без глубоко поселившейся обиды, конечно, и переписывалась с подругами. Рисовала, зачитывалась фэнтези и тонула в сериалах. А что теперь? Всё изменилось словно по щелчку пальцев. В воздухе начинало пахнуть весной, отец перестал существовать, он умер физически, а не только морально, отношения с Кириллом незаметно закончились, дядя решил выгнать меня из квартиры, и, вот, я проснулась в доме своего пугающего-притягивающего преподавателя.       В принципе, всё, что сейчас происходило, я могла представить, вообразить и раньше. Всё, кроме утра в доме Рудницкого. Ни разу, ни на долю секунды прежде я не задумывалась о том, что такое вообще возможно. И даже сейчас это ощущалось каким-то сном, чем-то нереальным.       Ущипнув себя за руку, я убедилась, что не сплю.       Ступая босыми ногами по прохладным лакированным доскам, я слегка приоткрыла дверь комнаты и выглянула в коридорчик. В доме стояла полнейшая тишина. Может, Рудницкий уехал? Вряд ли он еще спал, вечером преподаватель говорил о ранней онлайн-встрече. Направившись в ванную, чтобы умыться и привести свои волосы, да и себя в целом, в порядок, я вдруг поняла, что к запаху хвои и дерева примешивается еще и запах лаванды, слегка кружащий голову.       Вопрос о местонахождении жены Германа никак не давал покоя.       После умывания я убралась в комнате, сложила все свои вещи обратно в рюкзак, после чего все же спустилась вниз, в гостиную, которая тоже пустовала. Большие настенные часы показывали без десяти минут одиннадцать часов дня. На телефон никакие сообщения от Рудницкого не приходили, записки также нигде не наблюдалось. Побродив немного по первому этажу, разглядывая мебель и предметы интерьера, я зашла на кухню. На одной из тумб стоял заварной чайник, наполовину наполненный кофе. Наверное, его можно было брать? Вряд ли хозяин этого жилища оказался бы против. Налив уже остывший напиток в чашку и разбавив его молоком из холодильника, я села за массивный деревянный стол и сделала пару глотков. Непонятный зуд в сознании очень сильно мешал расслабиться, что-то напрягало. Что-то во всей этой безупречной обстановке было не так. Неправильно. Но что? Мои глаза забегали по кухне, ища подсказку. Вариант ответа, на немой вопрос сознания, был только один – дом слишком пустой. Точнее, для одного человека, для мужчины, всего было достаточно, но складывалось такое впечатление, что его жена здесь не жила. Если она не жила тут, то где тогда?       Может… она погибла? Это было бы самым логичным, хоть и печальным, ответом.       В доме не было ни её, ни признаков того, что она здесь живет, однако Герман обозначил её существование. Он не носит кольцо, однозначно и моментально отвечает, что жена не будет против моего приезда, но ни слова, ни намека на развод. Обычно, при разводе люди говорят «бывшая жена», а не просто «жена».       Что ж, это многое бы объяснило. Но все равно было тревожно.       Тревожности еще добавляло непонимание того, каковы мои дальнейшие действия. Пользоваться гостеприимством Германа было бы неправильно, так что мне следовало уехать уже сегодня. Но куда? Хороший вопрос. И хорошо бы как-то отплатить преподавателю за его доброту и, например, приготовить ужин, но неплохо бы сначала узнать, как мужчина к этому отнесется. Вдруг, он не хочет, чтобы на его кухне хозяйничали посторонние?       Размышления прервал звук захлопнувшейся двери. Поставив чашку на стол, я обернулась на коридор, совмещенный с гостиной, через пару секунд там появился Герман. Его губы тронула легкая вежливая улыбка.       — Доброе утро, Алексия, — сказал он, подойдя ближе.       — Доброе утро, Герман Александрович. Вообще, я уже давно проснулась, — зачем-то решила добавить я.       Подойдя к холодильнику, мужчина оглянулся через плечо.       — Вы завтракали?       — Нет. Только кофе взяла.       — Яичницу будете?       Вообще-то, я была не прочь перекусить.       — Да, спасибо. Только знаете… — Герман вопросительно глянул на меня, ожидая продолжения фразы. — Может быть, я приготовлю? Или я могу приготовить Вам обед. Или ужин. Или… что захотите.       — Чувствуете себя обязанной?       Он продолжил готовку.       — Да. Точнее, нет. Но я бы хотела сделать для Вас что-то полезное. В знак благодарности.       — Это совершенно не обязательно, милая Алексия, — не переставая взбивать яйца вилкой в большой металлической миске, он посмотрел на меня все с такой же вежливой улыбкой, — но, если Вам так хочется, я не против. Можете приготовить ужин.       — Хорошо.       Герман продолжил молча готовить яичницу, а я наблюдала за его действиями. Взбив яйца, он поставил сковороду на плиту и налил в нее немного масла, затем включил тостер в розетку и закинул в него пару ломтиков хлеба. Мне нравилось следить за быстрыми и четкими движениями мужчины, нравилось смотреть на его руки – крепкие и жилистые, с небольшими белесыми шрамиками неизвестного для меня происхождения, и длинными пальцами, один из которых, как и вчера, украшало кольцо.       — Герман Александрович, могу я Вас спросить?       — Спрашивайте.       — Вы говорили, что женаты… Получается, Ваша жена сейчас в отъезде? Извините, дело не мое, но просто любопытно, — я закусила губу.       — Моя жена… — он тяжело вздохнул, — она сейчас живет не здесь.       — Но она… жива?       Наверное, слишком прямой и некорректный вопрос, но не ходить же вокруг да около целую вечность?       — Да, жива, — совершенно невозмутимо ответил Герман, не отвлекаясь от готовки. — Огурец, помидор будете?       — Огурец, пожалуйста. Получается, вы в разводе? Извините, я, наверное, правда лезу не в свое дело.       — Нет, мы не разведены, но живем не вместе.       — Понятно.       Конечно, мне было не до конца понятно, но расспрашивать Германа и дальше было бы дикостью и вопиющим бескультурьем. Особенно учитывая, что он – мой преподаватель.       Вскоре передо мной оказалась тарелка с ароматным симпатичным завтраком. Отпилив боковой частью вилки кусочек поджаренного яйца, я отправила его в рот. Вроде, максимально обычное блюдо, просто яичница с тостом и свежим огурчиком, но это было так вкусно! О чем я и сказала Герману.       — Очень вкусно, спасибо большое.       — Пожалуйста, — кивнул мужчина. — Еще кофе?       — Нет, благодарю, — приподняв брови, искренне улыбнулась я. По непонятным причинам, настроение резко улучшилось.       Рудницкий выглядел уставшим, несмотря на утро. А еще задумчивым. Он ковырял еду вилкой и не торопился её есть. Моё присутствие, кажется, преподаватель тоже особо не замечал, даже когда разговаривал, это звучало отстраненно.       — Герман Александрович?       — Да? — он поднял на меня осознанный взгляд.       — У Вас всё в порядке? — мягко поинтересовалась я.       — Да, все хорошо, — ответ прозвучал озадаченно, чуть нахмурившиеся брови тоже говорили о том, что Герман не понял, почему я вообще это спрашиваю.       — Вы выглядите задумчивым и напряженным. Или мне кажется?       — А, — он кивнул, — да. Наверное, Вам не кажется, Алексия, — Рудницкий по-доброму улыбнулся. — Утром был разговор с клиентом, о нем и думаю.       — Сложная ситуация?       — Неоднозначная. Не уверен, что хочу брать этого клиента, его запрос слишком сильно расходится с моими моральными ценностями.       — А что за запрос?       — Он хочет забрать у бывшей жены и ребенка чуть ли не все, что у них есть. Его ситуация с женой и сам развод, конечно, не слишком приятные, но, наказывая жену, он накажет и своего ребенка. Это неправильно. Не хочу в этом участвовать.       — Откажетесь?       — Скорее всего. У нас сейчас была первая консультация, я обещал подумать… Но, да, скорее всего, мой ответ будет отрицательным. Этот клиент предлагает очень хорошие деньги, однако, совесть и спокойный сон стоят дороже. Я так считаю.       — Думаю, Вы правы, — одобрительно кивнула я. — Классно, наверное, быть настолько крутым юристом, чтобы позволять себе выбирать клиентов и иметь деньги на такой шикарный дом. Хотела бы и я также.       Герман улыбнулся, глянув мне в глаза, отчего в груди потеплело.       — Если действительно этого хотите, Алексия, то сможете добиться таких результатов. Но я совмещаю консультативную юридическую практику и карьеру адвоката, это две разные, но смежные стези. Как адвокат, я получаю больше денег, нежели как консультант, однако работа консультантом позволяет зарабатывать тогда, когда хочется отдохнуть от серьезных адвокатских дел, понимаете?       Я дважды кивнула. Это звучало действительно очень грамотно.       — Вот только этот дом я купил не за деньги с зарплаты.       — Будет очень невежливо поинтересоваться, а как Вы его купили?       — Не знаю, но я отвечу. У моего отца есть свой бизнес. Мясной. Не сильно крупный, но, возможно, Вы всё же видели магазины его сети, «Рудницкие колбасы».       — Ой, да. Я видела. Но никогда не думала, что Вы имеете к этому отношение.       Однажды мы с подругой даже заходили в эту мясную палатку, её мама просила купить пару видов колбасы на стол ко Дню рождения, но я никогда не задумывалась, что владелец этих палаток – не просто однофамилец нашего криминолога, а его отец. Надо же.       — В общем-то, лично я и не имею, но отец имеет, да. Он и мой брат сотрудничают с более крупной сетью, там сложная система, на самом деле, — Герман потер ладонью глаз и немного впалую щеку, — но, если в двух словах и простым языком, они поставляют мясо со своей бойни на завод, принадлежащий более крупному производителю, там производят конкретные виды колбасы и сосисок, отец их забирает, продает в своих магазинах вместе со свежим мясом, а часть прибыли выплачивает тому более крупному производителю. В целом, понятно?       — Да, я поняла. А животные? У него своя ферма, получается?       Убрав волнистую прядь волос за ухо, я допила кофе и снова уставилась на Рудницкого.       — Не совсем, но у него там тоже свои договоренности. В этом мясном бизнесе крутится очень большая часть моей семьи, на самом деле, и у них разная зона ответственности. Отец отвечает за производство и магазины, брат помогает, продажами занимаются уже другие родственники, фермой – тоже, более дальние. Ну, и так далее.       — Поняла. А Вы?       — Я помогал и до сих пор помогаю с юридической стороной разных вопросов, но от своей доли в бизнесе решил отказаться. Этот дом – подарок отца и Томаса, моего старшего брата, взамен на эту самую долю, но больше никаких денег от дела я не получаю и получать не буду. В общем-то, сеть не очень большая, бизнес – не прям масштабный, однако так или иначе обеспечивает всю нашу семью.       Вопросов было так много, всё хотелось разузнать, и поподробней, к тому же, стали открываться разные грани жизни и личности Германа, а меня это безумно интриговало. Криминолог, сам того не желая, сумел здорово заинтересовать. Может, благодаря неоднозначному производимому впечатлению, может, благодаря ощущению сокрытия им множества тайн, но сумел – и это факт. Забрасывать мужчину разными вопросами с ног до головы и надоедать ему было бы неправильно, но поспрашивать еще чуточку-то можно.       Положив оба локтя на стол и подавшись чуть вперед, я спросила:       — А почему Вы не захотели участвовать в бизнесе? Если не секрет.       — Душа к этому не лежит, вот и все. Я решил полностью уйти в юриспруденцию. Не вижу себя в этом мясном деле, да и не понимаю, что вообще могу там делать, кроме как быть «своим юристом», — ответил Герман, после чего наконец вернулся к яичнице.       — А преподавание?       — Это мое хобби. Активный отдых на природе и преподавание. Ну и, в каком-то смысле, мое призвание. По натуре своей – я учитель.       — Так хобби или призвание? — наклонившись еще сильней, чуть ли ни приподнявшись со стула, уточнила я.       Рудницкий слегка наклонил голову вбок и вопросительно прищурился:       — А одно другому разве мешает?       — Нет, но… Ладно, а юриспруденция – это тогда что? Хобби или призвание?       — Это карьера, дело жизни, которое мне нравится и позволяет зарабатывать.       — Получается, тоже и хобби, и призвание?       — М, нет. Не совсем.       — Ну, тогда я в Вашей логике запуталась, — я сжала губы и откинулась на спинку тяжелого стула.       Герман мягко улыбнулся, но ничего не ответил. Кажется, он уже собирался встать, но я озвучила свою мысль, продолжая диалог.       — Везет Вам. У Вас и преподавание, и консультативная юриспруденция, и карьера адвоката. Вы действительно нашли свое место в жизни.       — Получается, что так.       — Немного завидую, если честно. Как же и мне хочется найти свое место! — сведя бровки домиком, я глянула на преподавателя, тот внимательно слушал. — А по факту даже с работой не получается… Я хотела устроиться в книжный, но после собеседования мне так и не перезвонили. Еще с парой магазинов тоже не срослось, а в некоторых график не подошел, пришлось отказаться. Дальше одноразовых подработок в интернете пока ничего никуда не ушло. Не подумайте, я не жалуюсь! — я подняла руки, показывая ладошки. — Придумаю что-нибудь. Просто, к слову пришлось.       — Вы хотите делать карьеру через магазин? Работать в магазине       — Нет. То есть… Я на первое время хотела устроиться в магазин, пока учусь, потом на курсы бы записалась, а после них уже искала бы работу по профессии. При этом, мне реально интересна юриспруденция, но не могу сказать, что чувствую её своим призванием, или что вижу себя в этом на сто процентов.       — А в чём Вы себя видите, милая Алексия? — с доброжелательной легкой улыбкой поинтересовался Герман.       Его теплый взгляд, негромкий приятный голос, эта милейшая улыбка... Преподаватель был таким спокойным и мягким, таким добрым и уютным, что аж грустно стало. Есть в мире хорошие люди, действительно хорошие, достойные, что ж мне-то так не везло? По жизни я старалась избегать вопроса «почему я?», вместо этого старалась спрашивать «зачем?» или «для чего мне это?», потому что из «почему я?» может следовать только нытье и жалость к себе, никакого конструктива, сплошные страдания. А вот если задаться вопросом, для чего все происходящее тебе дано, то можно извлечь урок, получить полезный опыт и двигаться дальше.       Вот только, к сожалению, не всегда ты можешь найти ответы на все свои вопросы.       — Я бы хотела охотиться на оборотней и вампиров, а по выходным рисовать, — ответила я. Наверно, прозвучало слишком глупо и по-детски, но в целом просто сходило за шутку, хоть я и не шутила.       — Охотиться? Хотите убивать нечисть? — как ни в чем не бывало поддержал беседу Рудницкий.       — Ну… Не знаю. Убивать не очень хочется. Хотя, если эти ребята плохие и вредят людям, то, может, и убивать.       — Волков следует убивать за то, что они едят зайцев?       — Это пищевая цепочка. Один волк убьет зайца, а другой сам погибнет от чего-нибудь.       — Вампиры – тоже хищники, как и волки, а люди для них – зайчики. Оборотни вообще людьми не питаются, во всяком случае, большинство из них, — серьезным, будничным тоном заявил преподаватель.       Мои брови самопроизвольно взлетели вверх.       — Выходит, в мире фэнтези Вы все же разбираетесь.       — Лишь на уровне простого обывателя. Кстати, я хотел спросить, — он резко поменял тему, — а почему Вы вообще выбрали профессию юриста?       На этот вопрос я отвечала уже множество раз, и семье, и друзьям, и разным знакомым, да и в университете на первом курсе нас спрашивали о причинах выбора такой специальности, но почему-то в этот раз перед ответом из груди вырвался тяжелый вздох. Помолчав пару секунд, я рассказала Герману Александровичу свою историю. Не слишком интересную, не слишком трагичную, но теперь достаточно печальную лично для меня.       Мой отец работал в очень хорошей компании, он занимал высокую должность и был достаточно успешным в своем деле, но это до алкоголизма, разумеется. Когда мне только исполнилось двенадцать, у папы на работе случилось что-то плохое, наступил острый кризисный момент. За долгие годы это стало первым тяжелым временем для нашей семьи. Папа постоянно задерживался допоздна, приезжал домой за полночь, сильно переживал, постоянно пребывал в плохом настроении. Они с мамой начали часто ссориться, срывались друг на друга, да и на меня, теплый семейный климат стал серым и дождливым. В один вечер я вышла из своей комнаты, чтобы сделать чай, мама тогда сидела в гостях у подруги, а папа, что на тот момент было редкостью, уже вернулся домой. Услышав меня, он молча пришел на кухню, а я также молча налила ему черный крепкий чай, поставила кружку на стол и просто села рядом с папой.       Мы пили чай в полной тишине, а потом папа сказал: «был бы у меня свой юрист, вот свой человек, которому можно доверять, все сложилось бы иначе… Или будь я сам юристом…»       Та фраза навсегда отпечаталась в сознании. Мне так хотелось помочь папе, так хотелось вернуть мир и любовь в нашу семью, что я была готова засесть за учебники, закончить школу экстерном и поступить в юридическую академию. В голове отложилась наипростейшая формула: «буду юристом = все будет хорошо». Через год желание уйти в эту отрасль никуда не делось, я поделилась с родителями своими мыслями, и они меня поддержали, одобрили мой выбор. Папа говорил, что это очень важная и нужная профессия, потому что я буду грамотной во всех правовых вопросах, смогу защитить себя и свою семью в любой ситуации, и никто не сможет меня обмануть или облапошить: ни продавцы в магазине, ни недобросовестные полицейские, ни работодатели, ни партнеры. Папа вообще на этой идее зациклился, начал просто грезить ею. До того момента, пока окончательно не спился, до того момента, пока не потерял возможность хотеть чего-то, кроме водки, он хотел видеть меня юристом. А мама тогда сказала, что юрист никогда не будет сидеть без денег и работы, да и вообще профессия очень уважаемая. Наверное, если бы она не ушла из семьи, то поддерживала бы мой выбор и дальше.       И после того разговора с родителями в тринадцать лет, я уже точно решила стать юристом. Начала смотреть разные фильмы и сериалы, связанные с этой сферой, купила себе конституцию, старалась заучивать законы, ребятам в школе об их правах рассказывала. И в этой роли я чувствовала себя взрослой, классной и нужной. Мне нравилась эстетика юриспруденции, и мне нравились представления о себе в этом мире прав и законов.       Ближе к окончанию школы желание уйти в юриспруденцию стало диктоваться желанием справедливости: наказывать виноватых, защищать невиновных. Я стала задумываться о карьере судьи или адвоката, заинтересовалась криминологией и расследованиями.       В одиннадцатом классе все мечты и стремления ушли далеко на задний план, ситуация в семье просто убивала, было слишком тяжело и больно, так что желания думать, желания выбирать свой жизненный путь совершенно не было, вот я и пошла туда, куда всегда хотела прежде. Чудом поступила на бюджет и стала учиться. Жаль только, что к тому моменту папа уже не мог мною гордиться и не мог радоваться тому, что его мечта сбылась.       После моего рассказа, на кухне повисла тишина. Герман сначала внимательно слушал, а когда я закончила говорить, лишь понимающе покачал головой. Было заметно, что он хочет что-то сказать, как-то приободрить, но подходящих слов не находит. Дабы не смущать мужчину и не ставить себя в положение жертвы, которую надо пожалеть, я сменила тему.       — У Вас дома так вкусно пахнет, мне нравится, хотя голова от лаванды немного кружится.       Взгляд Германа удивил. Он стал таким серьезным, внимательным и озадаченным, что аж заставил растеряться. Я даже зачем-то обернулась, словно ища ответ на вопрос, что же могло так удивить Рудницкого?       — Не замечал. Привык, наверное. А чем конкретно пахнет? — его глаза продолжали впиваться в меня.       — Хвоей…       — Просто тут лес рядом.       — Ну да. Еще сеном или какой-то луговой травой. И лавандой, как уже сказала. Может, немного цитрусом еще.       — Наверное, это из-за сушеных ароматизаторов для дома. Сушеной смеси ароматической. То есть, ароматической смеси разных сушеных… растений.       Почему его так заинтересовало мое замечание? Почему он так внимательно и удивленно смотрел на меня? Это начало напрягать. Правда, через пару минут Рудницкий моргнул, задержал веки опущенным на несколько мгновений, и потом снова стал тем спокойным и расслабленным Германом.       Он посмотрел на время.       — Оу, заболтался я что-то. Надо идти работать.       — Герман, — позвала я и закусила губу. Мужчина вопросительно приподнял брови. — А-Александрович, то есть. Извините, — прикрыв глаза, я слегка помотала головой из стороны в сторону, — задумалась.       — Всё нормально. Что такое?       — Я хотела спросить… Вы вечером подвезете меня до остановки или объясните, как дойти?       Съемную квартиру я не нашла, да особо и не искала, потому что интернет слабо ловил, а пароль от Wi-Fi так и не спросила, но и пользоваться гостеприимством криминолога настолько долго не могла, неловко это. Одна подруга была готова пустить меня к себе на столько, на сколько потребуется, правда, она жила в двухкомнатной квартире с мужем и братом, но я собиралась остаться у неё на ночь или на две, а за это время уже все же снять квартиру.       Но я так запуталась... И плохо представляла, что делать и как дальше жить. Несмотря ни на что, я не была готова к смерти отца.       — М, да. Конечно. Отвезу. А куда Вам нужно? Куда поедете?       — Домой. То есть, к подруге. На пару дней.       — Вы можете оставаться у меня столько, сколько нужно. Вы мне не мешаете.       Черт, конечно, я бы хотела остаться у Германа. Я вообще всегда мечтала жить в таком шикарном и уютном доме. Да и Герман был очень приятным человеком. Но разве я могла? Разве я могла принять предложение, которое делали из вежливости и чистого альтруизма? Помимо этого, еще я боялась... Боялась привыкнуть к такой жизни, привыкнуть к комфорту, к прекрасным условиям, к тишине и спокойствию. К Герману.       — Я не знаю… Мне так дико неловко! Вы не представляете.       — Что ж, Вам решать. Но принимайте решение исходя из того, что я абсолютно не против. Даже наоборот. Хоть повеселее как-то, а то сижу тут один, иногда по вечерам аж выть хочется.       Я задумалась, взгляд скользнул в нижний угол.       — Надо на работу устраиваться… Наверно, все же пока придется принять вакансию продавца в одном магазине с химией и косметикой. — Это были просто мысли вслух.       — Ваше лицо сейчас выглядит ужасно печальным. Совсем плохая вакансия?       — График неудобный, труд неблагодарный и зарплата маленькая. Впрочем, я просто переоценила себя или возможности, думала, сразу, с первого раза, без какого-либо опыта найду что-то классное и интересное. — Я ухмыльнулась. — Пора переставать верить в сказки.       Герман хотел что-то ответить, уже приоткрыл рот, как меня вдруг осенило, появилась идея.       — Герман Александрович, извините, а у Вас случайно нет для меня работы? Я много чего умею, я очень быстро печатаю, могу быть корректором или копирайтером, могу транскрибировать, отец учил сайты делать даже, тоже это могу, надо только детали вспомнить. — Я продолжила тараторить. — Могу гулять с собаками, сидеть с детьми, могу убираться, готовить. Могу и продавцом быть, может, Вашему папе в его магазин нужен продавец? Или Вашей сестре нужна няня для ребенка? Или уборщица? Или даже по профессии могу, опыта нет, но я его быстро получу, я теории много знаю.       Рудницкий молча на меня смотрел, он чуть прищурился, скрестил руки на груди и явно задумался.       — И сколько Вы хотите получать?       В душе заискрилась надежда, ведь раз криминолог спрашивал про зарплату, значит, были варианты, что мне предложить? Устроиться через знакомство, пусть даже в тот же магазин, уже было бы для меня морально легче и проще, чем шагать в полную одиночную неизвестность, так хоть какая-то опора есть.       — Да без разницы, лишь бы хоть на какое-то жилье хватило, на еду и коту на корм, да и всё.       — То есть, Вам нужна работа, чтобы снять жилье, покупать продукты и содержать кота? Это всё?       — Телефон оплатить, транспорт, одежду по мере необходимости, а так, да. Всё. На первое время это уже будет просто идеально. В принципе, я готова питаться водой и хлебом, а вечерами сидеть без света, главное – жилье.       Рудницкий снова задумался.       — А хотите быть моей помощницей?       — Что Вы имеете в виду?       — Смотрите, я могу предложить Вам жить здесь, но помогать мне с уборкой по дому, с готовкой, стиркой и прочими делами. Но в первую очередь меня интересует пыль и полы, так как дом большой, а я один и много работаю, — спокойно сказал Герман. — Своим трудом Вы будете как бы оплачивать аренду. А также я предлагаю быть моей помощницей на работе, выполнять разные мелкие поручения, связанные с юриспруденцией или с клиентами, за это буду платить деньги. Такую сумму, чтобы спокойно закрыть остальные потребности.       Это звучало просто… идеально. Лучший вариант, на который я и рассчитывать не могла. Самый комфортный из всех возможных. Смотря на криминолога широко распахнутыми глазами, я никак не могла ответить ему из-за восторга, от которого перехватило дыхание. Прекрасное предложение! Просто сказка! Неужели началась белая полоса?       — Правда?       — Конечно, — мягко улыбнулся Герман. — Отдохните пару дней, и начнем с Вами работать, потом что-нибудь получше подыщите, или, во всяком случае, доучитесь спокойно.       — До диплома еще полгода… чуть меньше. Вы готовы меня нанять на такой длинный срок?       — Да. Если, конечно, у меня в жизни ничего не изменится. К тому же, — он немного прищурился, — может у нас получится ввести Вас в консультативную юриспруденцию. Я думал над открытием своей небольшой конторы в будущем, в таком случае, у меня уже будет первый сотрудник, а Вы сможете быстрее начать работать по профессии. Как думаете?       — Господи, я не верю. Это звучит просто волшебно! Боже!       Мне хотелось плакать и смеяться от восторга, мне хотелось броситься на шею к Рудницкому, мне впервые за последние несколько дней хотелось петь и танцевать. Во-первых, на время решился вопрос и с жильем, и с работой, во-вторых, мне предложили не просто какую-то непонятную работу, а работу моей мечты. Мы с Германом стали бы, как герои в американском сериале: он – крутой юрист-адвокат, а я – его верная помощница, и вместе мы бы разбирались с разными сложными и интересными делами. И я не была бы одна.       На лице преподавателя сияла искренняя улыбка.       — Что ж, отлично, но только… — он посерьезнел. Вынырнув из своих мыслей, я стала внимательно его слушать. — Сначала я Вам ничего существенного не дам. Это будут простые поручение, скорее подходящие для секретарши. Но со временем постараюсь погрузить Вас в пучину разделов имущества, алиментов, разводов и брачных договоров.       — А что-то криминальное?       — Посмотрим.       — Хорошо.       — А с жильем тогда сами смотрите, я Вас не обязую находиться тут, если найдете более удобный вариант, но я Вас и не гоню.       — Хорошо, а сможете конкретно обозначить мои обязанности? Что нужно делать по дому, как часто, что наоборот не нужно?       — Конечно, но через пару дней. Пока Вам нужно просто расслабиться и отдохнуть, хоть я и не психолог, но я убежден, что лучше поступить так.       На глаза буквально навернулись слезы. Просто не верилось, что все в итоге складывается так хорошо, хотелось бесконечно благодарить Германа.       Но я вдруг вспомнила о двух важных вещах.       — Герман Александрович?       — Да, Алексия?       — Есть два момента.       — Слушаю.       Мужчина положил оба локтя на стол и переплел пальцы в замок.       — Что с моим котом? Я… я не могу его бросить.       — Привозите.       — Правда? Вы не против?       — Нет.       — Боже, спасибо Вам огромное! — воскликнула я. — Он очень хороший! Он ничего не портит! И я буду за ним присматривать все время, обещаю!       Герман кивнул. А я продолжала бороться с желанием броситься ему на шею и повторять слова благодарности.       — Второй момент какой?       — Учеба…       — Что Вы имеете в виду?       — Ну, мне же придется ездить на учебу. Некоторые пары я смогу пропускать, но все же иногда мне придется уезжать надолго.       — Это не проблема, учитесь. Это раз. Насколько я помню, по программе у Вас уже почти закончились все лекции, скоро начнется практика, экзамены и защита диплома. Это два.       Точно, а я про это и забыла, как-то вылетело из головы. До конца лекций и начала практики оставалось совсем мало времени… Скоро моя студенческая жизнь закончится. Никаких больше пар, никаких лекций, никаких походов в магазин с Катей на перерыве. Останется только написание выпускной квалификационной работы, составление дневников практики, сдача экзаменов и, собственно, защита диплома. Даже не верилось, что это конец.       Я уточнила еще некоторые детали моего нового образа жизни, после чего завалила Германа благодарностями, но на шею все же не бросилась. Наш диалог закончился, и преподаватель ушел работать дальше. Прибравшись на кухне, я решила немного поваляться на кровати в своей комнате, а потом уже приготовить ужин. Теперь пароль от Wi-Fi был мне известен, так что появилась возможность позависать в интернете или посмотреть какой-нибудь фильм.       Лазая по разным пабликам и листая ленту, я наткнулась на один пост, в нем говорилось о новой жертве, скорее всего нового серийного маньяка.       «Сегодня утром в лесопарке случайные прохожие нашли тело еще одной молодой девушки. Сообщается, что, как и у других недавних жертв, у этой тоже было перерезано горло».       Мои глаза быстро скользили по строчкам. Я закусила губу.       «Это уже четвертый случай за последний месяц, и у всех этих случаев явно прослеживается одинаковый почерк убийцы. Он разрезает шеи, причем очень неаккуратно и рвано, но не грабит и не насилует жертв. Последняя жертва была обнаружена уже южнее, возможно, маньяк решил поменять место своего обитания. Будьте бдительны, если видели что-то подозрительное, обращайтесь в полицию. И берегите себя».       С похолодевшим сердцем я залезла в комментарии к этому посту. Как обычно, ничего полезного и конструктивного там не было, кто-то скинул фотографии одной из жертв, но я успела пролистнуть и не вглядеться в то, что было на них изображено, однако силуэт девушки и красное пятно все же успели отпечататься в сознании. Я спокойно смотрела страшные фильмы, спокойно читала жуткие истории, но в том случае, если это был вымысел. Вид большого количества реальной крови и пострадавших людей меня жутко пугали и лишали спокойного сна на несколько дней.       Посты про прошлых жертв новоиспеченного убийцы мне тоже уже встречались, подобные вещи всегда попадают в новостные паблики ближайших городов. Эти события холодили кровь. Хоть я и жила совсем в другой части, но к Кириллу как раз ездила вниз, в соседний район от места нападений. Теперь же, у Германа, я жила еще чуть ниже, соответственно, если маньяк продолжит двигаться на юг, то сможет попасть куда-то сюда. Впрочем, он мог прийти вообще куда угодно.       После каждого поста про убийство, на следующие дни я снова заходила в эти паблики, надеясь увидеть, что маньяка поймали, но, увы, про поимку не было ни слова, Пока не составили даже фоторобот предполагаемого преступника.       Всё это было ужасно пугающе, и было очень жаль погибших и их семьи… В те дни чьи-то дочери и сын, возможно сестры и брат, любимые девушки и любимый парень так и не вернулись домой. Они жили, что-то планировали, кого-то любили, задумывались о будущем, обещали встретиться с друзьями, но какой-то урод просто взял и лишил их жизни. Просто так. Просто потому что они оказались не в то время не в том месте. Каких бы жутких монстров не описывали авторы жанра хоррор, самым страшным монстром все равно оставался человек.       Рвано выдохнув, я встряхнула головой, прогоняя неприятные мысли, и попробовала отвлечься. Неожиданно для себя, мне захотелось спуститься к Герману, рассказать ему эти кошмарные новости, чтобы… чтобы поделиться своим страхом. Чтобы получить поддержку? Чтобы меня успокоили? Глаза округлились от осознания этих вещей. Резко спрыгнув с кровати, я подошла к окну и посмотрела на лес.       Рудницкий действительно позаботился обо мне. Мало того, что он поинтересовался моими делами, пригласил на обед, предложил ночлег, теперь еще он предложил жилье и работу на более длительный срок. Он был мил и учтив со мной. И это заставило панцирь треснуть. Панцирь, который я начала выращивать на себе в тот момент, когда мама ушла из семьи, а отец запил. Нет, еще раньше. В тот момент, когда то, что произошло между мной и физруком заставило переживать и чувствовать отвращение, в первую очередь к себе, и я никому не могла об этом сказать. С каждым годом, с каждой сложной ситуацией, которая преодолевалась в одиночку, панцирь креп и разрастался. Именно этот панцирь помогал мне справляться со всем самой, он оберегал от боли и страданий, от лишних переживаний, и теперь очень напугал тот факт, что этот панцирь так легко дает трещину, стоит лишь кому-то проявить обо мне заботу.       Какой была я-прежняя? Я-настоящая? Я, которая не закрывалась от людей, которая умела просить о помощи и принимать ее. Я, которая умела любить и которую любили. Милая, светлая, добрая девочка. Вспомнить бы, почувствовать бы себя снова прежней. Но, с другой стороны… Страшно это. Ведь, когда жизнь заставит снова стать каменной и бесчувственной, будет очень больно.       Чуть ближе к вечеру я приготовила несложный, но вкусный ужин – тушеное мясо со сметаной, вареные макароны и салат из овощей. Герман поел очень быстро, чуть ли не стоя, а потом улетел, куда-то по делам. Вымыв посуду, я стала бродить по дому, ища себе занятие. Очень хотелось зайти в кабинет Рудницкого, посмотреть, как он выглядит, сравнить с моими представлениями, однако воспитание не позволяло это сделать, хотя у входа я все же помаялась, борясь с желание немножко приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.       В итоге, я просто сходила в душ и снова вернулась в свою комнату. Небольшую, но очень уютную комнатку с ультрамягким матрасом на кровати и вкусно пахнущим постельным бельем фиолетового цвета, с красивым лесным пейзажем в рамочке на стене и тремя ловцами снов рядом. Вроде, и хотелось чем-то заняться, но сил совершенно не было. Полностью погрузившись в фильм про парня-зомби, который помнил лишь первую букву своего имени, я ненадолго выпала из реальности и не слышала, как вернулся Герман. За окном уже абсолютно стемнело, когда на экране телефона, как раз в момент, когда фильм уже подошел к концу, высветилось уведомление о новом сообщении.       Герман Александрович: Я заварил свежий травяной чай, очень вкусный. Если хотите составить мне компанию, спускайтесь вниз.       От такого заманчивого предложения невозможно отказаться. Ответив, что спущусь через минуту, я выключила фильм, взбила и расчесала еще немного влажные волосы и, поправив одежду, вышла на лестницу. Яркий свет от верхних ламп слепил глаза, которые за несколько часов уже привыкли к темноте, заставляя щуриться. Рудницкий был на кухне.       — Добрый вечер, — сказал он, оглянувшись на меня через плечо.       На криминологе были надеты черные спортивные штаны и темно-серая футболка, облегающая накаченное тело и открывающая изумительные руки. Я аж невольно засмотрелась. Рудницкий держал себя в безупречной форме.       — Добрый. Не слышала, как Вы вернулись.       — Есть будете?       — Нет, только чай, пожалуйста.       Иногда наши диалоги напоминали официальный разговор или разговор с человеком, оказывающим какую-то услугу. Официант такой: «из еды что-то будете заказывать?», а клиент: «нет, только чай, пожалуйста». Преподаватель был очень сдержанным и воспитанным мужчиной, хотелось ему соответствовать. А еще было ужасно интересно, как он ведет себя в компании близких друзей. Очень сложно представить Германа Александровича, который не следит за словами, сокращает «что» до «че», громко смеется и нецензурно выражается. Казалось, что этот граф или лорд всегда держит марку и гордо поднятый подбородок.       Однако, сейчас мужчина выглядел очень «домашним», в простой одежде, в очках, с немного растрепавшейся прической и усталостью во взгляде. Он выглядел обычным человеком, без той тайны и загадки, которая прежде мешала мне его так воспринимать. Держа обе чашки, Герман направил меня в гостиную. Сев на удобный бежевый диван, я протянула руку к красному клетчатому пледу, небрежно лежащему посередине, и вопросительно глянула на криминолога.       — Я возьму?       — Конечно, — ответил он, садясь на противоположный конец дивана.       Завернувшись в пледик, я забрала у мужчины одну из чашек и поднесла ее ближе к лицу, вдыхая приятный аромат.       — Он должен подействовать расслабляюще и успокаивающе. Это смесь разных трав, рецепт моей прабабушки, — сказал Герман, сделав глоток.       — Ого. Здорово. Спасибо.       Для меня волшебный чай пока был слишком горячим.       — Решил, Вам не повредит. Да и мне тоже.       — Это действительно кстати, — сдержанно улыбнулась я. — А у Вас что-то случилось? Или просто устали?       — И устал, день был тяжелый, и с семьей некоторые разногласия, это тоже здорово выматывает.       С одной стороны, было интересно узнать, что за разногласия у Германа с его близкими, возможно, и из вежливости следовало поинтересоваться, но с другой стороны, такие расспросы о личном наоборот могли показаться некорректными и неуместными. В итоге, я все же решила промолчать, лишь понимающе кивнула.       Вскоре у нас возникла легкая непринужденная беседа о разных жизненных ситуациях с уклоном в философские размышления. Мне ужасно хотелось чем-то поделиться с Германом, и в то же время я не могла оторваться от его размышлений, его речь была такой гладкой, такой приятной, и он очень интересно рассказывал.       Допив вкусный чай, я поставила чашку на кофейный столик и, сильней завернувшись в плед, облокотилась боком на спинку дивана, внимательно глядя на преподавателя. Тот расслабленно сидел ко мне в пол оборота, закинув одну ногу на колено другой. Каким-то непонятным образом, с отстраненных тем мы перешли на личные, и, незаметно для себя, я начала говорить об отце.       — Когда мама бросила нас и ушла к чужому мужику, с такой легкостью забыв обо мне, о родной дочери… было больно. Грустно, страшно, непонятно. Но отец… — мой невидящий взгляд был устремлен вниз, — он был рядом в тот момент. Ему самому было ужасно трудно и ужасно больно, он же очень сильно любил маму, а тут такое предательство, но он поддерживал меня, находил в себе силы для этого. В тот момент папа, — голос предательски дрогнул на этом слове, — он… он обещал, что так всегда будет. Что он меня никогда-никогда не оставит, — подбородок начал мелко дрожать, а несфокусированный взгляд окутала пелена, — что он всегда будет рядом, что он всегда будет любить меня и никогда не бросит. Папа… папа обещал, — в горле встал ком. Я пыталась прекратить это, из последних сил пыталась взять себя в руки и замолчать, но уже просто не могла остановиться. Излияния текли рекой, неудержимым потоком. Плотина, сдерживающая озеро накопившейся боли, просто в один момент рухнула. Может, так повлиял чай, ночь и расслабляющая обстановка, а может это просто не могло больше копиться во мне, может, наличие слушателя наконец заставило проговорить всё это. — Обещал, что никогда не бросит. Обещал, что будет рядом.       Герман ничего не говорил, но я знала, что он внимательно слушал. Хотя я и не задумывалась о нем в тот момент, просто говорила, говорила, говорила…       — А он бросил меня! Дважды бросил! — Эмоции уже начинали потихоньку захлестывать. — Сначала запил, и забыл обо мне, забыл обо всем, о работе, о друзьях, о том, что когда-то любил. Он думал только о гребаной водке, — я с ненавистью выплюнула последнее слово. — Отец знал, что меня бросила мама, обещал, что сам не бросит, но так легко забыл свое обещание. Как можно вообще кому-то верить после такого? — По щекам уже вовсю текли горячие слезы. — Но потом он решил бросить меня и во второй раз, бросить окончательно. Как?! Как он мог?! Я же… я же тоже любила его! Папа… мой папочка… Он должен был вылечиться, он должен был бросить пить и вернуться ко мне. Он не мог просто взять и залезть в петлю, бросив меня одну навсегда. Совершенно одну. Я так… я так его люблю, я так по нему скучаю… — из-за прорывающихся рыданий мои слова стали уже совсем невнятными. Сморгнув слезы, я подняла глаза на Германа. Искреннее сочувствие в его взгляде оказалось последней каплей.       Закрыв лицо руками, я горько заплакала.       — Па-апа… папоч-чка-аха-а, верни-ись… й-й-я… лю-блю… тебя-а. Я скуч-ча-аха-ю п-по тебе. — Рыдания, прорывающиеся после каждого слова, на время превратились в поток. — П-прошу, верни-и-ись… Папа, умоляю, — плакала и просила его я.       Герман придвинулся ближе, теплая ладонь легла на спину. Он мягко прижал меня, содрогающуюся от новой волны рыданий, к своей груди и, ничего не говоря, стал медленно поглаживать по волосам. Чередуя невнятные слова про любовь к папе и свое одиночество с истеричными рыданиями, я продолжала изливать из себя всю боль, находясь в объятиях криминолога.       Он молчал, он не пытался успокоить. Он просто был рядом и спокойно гладил по волосам, ни на секунду не выпуская меня из своих рук.       Непонятно, сколько прошло времени, пока истерика закончилась. Я выбилась из сил, перестала рыдать, но никак не удавалось прекратить резкие всхлипывания, мешающие дышать. Медленно отстраняя меня за вздрагивающие плечи, Герман тихо сказал:       — Подожди одну минуту, я принесу воды.       — Нет, не уходи! — вцепившись пальцами в его футболку, воскликнула я. Глаза снова защипало, начала зарождаться новая волна бесконтрольного плача.       — Ну-ну, — притянув меня обратно к себе, произнес он.       Вскоре все же удалось успокоиться окончательно и взять себя в руки. Рудницкий принес стакан холодной воды. Я выпила его залпом. Голова стала чугунной и сильно гудела, веки распухли, горло неприятно сдавливало… но как же легко стало на душе. Мне это было нужно. Нужно было выплеснуть из себя всю боль.       Правда, скоро в очистившуюся душу начали заползать смущение и стыд.       — Пойду умоюсь, — промямлила я, вставая с дивана.       Отражение в зеркале не порадовало, но умывание освежило и смыло с лица соленые дорожки от слез. Когда я вернулась обратно в гостиную, преподаватель сидел на прежнем месте.       — Как Вы? — поинтересовался он.       — Нормально, — смущенно отведя взгляд, ответила я. — Спасибо Вам. И извините за это, пожалуйста. Оно как-то… само нашло.       — Милая Алексия, не беспокойтесь, всё в порядке. Вам надо было выплакаться.       — Мне неловко, что именно Вам пришлось стать жилеткой. Особенно после всего, что Вы для меня сделали.       — Всё в порядке, правда, не переживайте.       — Спасибо, — снова негромко повторила я, топчась на месте. — Я, наверное, пойду спать. Отдыхайте.       — Может, Вам одежда какая нужна? — тоже поднявшись на ноги, спросил Герман.       — Нет, спасибо. Я завтра съезжу домой, заберу ноутбук, одежду и еще кое-какие вещи, а-то дядя все выкинет. Вы не против?       — Конечно нет. Привозите все, что нужно. Можете перебраться во вторую комнату, она побольше. Кстати, Вы на чём поедете?       — На метро, скорее всего, — мои пальцы нервно сминали краешек футболки, стыд за слезливую сцену не отпускал.       — Неудобно же.       Я пожала плечами.       — Отвезти Вас на машине?       — А Вам не сложно будет?       На самом деле, это было бы просто чудесно.       — Иначе не предлагал бы.       — Было бы здорово, — сжав губы и приподняв брови, я глянула на преподавателя. — А что насчет кота? Я тогда… заберу его тоже?       — Да-да, как и договаривались.       — Герман Александрович, спасибо Вам большое. За все. Правда, спасибо, — эмоции меня накрыли, аж глаза снова защипало от навернувшихся слез. — Вы такой великодушный и благородный… Я просто не знаю, как Вас благодарить и как отплатить Вам за все, что Вы сейчас делаете для меня.       — Алексия, Вы преувеличиваете, — медленно кивнув, спокойно сказал Герман.

***

      Откинув голову на спинку пассажирского сидения, я смотрела в окно на оранжевый свет проносившихся мимо фонарей, ярко контрастирующий с темно-синим небом. От волос, спадающих на грудь волнистыми локонами, приятно пахло мужским шампунем. Шум колес летящего по свободному шоссе внедорожника перекрывала играющая песня. Вокалист пел о том, что «the secret is out», но для меня тайна Германа, которая у него точно была, еще не раскрылась. Это не было проблемой. Плевать, что он скрывал. Он однозначно был замечательным человеком.       Я не могла и подумать, никак не могла предположить, что помощь придет отсюда. Что тем, кто, можно сказать, спасет меня, окажется наш криминолог. Непредсказуемость и удивительность жизни порой просто шокировали.       В эту минуту, рядом со мной сидел человек, который вез меня за вещами, чтобы я забрала их в новый дом – его дом. Человек, который дал мне кров и работу, который неожиданно пришел на помощь и изменил мою жизнь. Человек, от которого я никогда этого не ждала – мой преподаватель, пугающий своим пронзительным взглядом, интригующий своей личностью.       Не Кирилл. Не Катя. Не кто-то из друзей или родственников. Не мама, вдруг решившая вернуться. Не внезапный Прекрасный принц.       Герман Александрович Рудницкий.       А ведь раньше он чем-то пугал меня. Он притягивал и отталкивал одновременно. Вообще, от него до сих пор исходило что-то нечеловеческое, что-то опасное, но теперь я просто не могла его бояться.       Вспомнилось, как пыталась добиться его внимания на паре, как хотела поймать и ощутить на себе его пронизывающий взгляд.       Было в Германе что-то необычное. Было что-то необычное и в моем отношении к нему. Абсолютно точно, наша встреча была неизбежной, она была запланирована судьбой, потому что во всей этой истории было что-то непростое. Может быть, мне даже было суждено поступить именно в этот университет, чтобы сейчас Герман оказался рядом. Может быть, я тоже была нужна ему для чего-то.       Что же вызывало у меня такое странное отношение к Герману? Почему он решил мне помочь? Я чувствовала, что впереди будет еще много всего, и хорошего, и плохого, что это только начало большой истории. Чувствовала, что, просто встретившись с Германом, подступила к некой черте, а приняв его предложение переночевать, переступила эту черту, и пути назад уже не было. В какой-то момент я совершила судьбоносный выбор, раз и навсегда определив свое будущее. И я была готова к этому будущему. Я доверилась человеку, сидящему за рулем слева от меня, потому что иначе не могла.       Эти странные мысли продолжали медленно, даже лениво, прокручиваться в голове, трансформируясь в новые формы, но сохраняя прежнее содержание, а я все также расслабленно сидела и смотрела в окно. Мне хотелось поделиться этими мыслями с Германом, но вряд ли удалось бы подобрать подходящие слова, да и мужчина мог бы неправильно меня понять, не в том контексте, в котором бы говорила. Поэтому я продолжала молчать, слушая на фоне мыслей играющую музыку.       Казалось, будто я бегу и разрываю себя на части, что начинаю с нового имени на чистом листе и смотрю в бесконечность.       Душа отзывалась на ритм музыки, хотелось начать танцевать и петь в голос, но сознание словно отделилось от тела, и пока тело сидело и смотрело в окно, душа кричала в унисон с вокалистом.       Внутри – полное расслабленное умиротворение и прилив огненной энергии одновременно.       Показалось, будто Герман подпевает, но бросив на него быстрый взгляд, я увидела, что губы мужчины сомкнуты.