Клыки

      Стемнело. В воде канала отражался оранжевый свет фонарей. Держась руками за прутья ворот, я бездумно раскачивалась из стороны в сторону. Мозг, опирающийся на здравый смысл, откровенно не понимал, почему моё тело уже минут двадцать топчется на территории академии. Нервно оторвавшись от забора, я отскочила в сторону и, спустив рюкзак с плеча, достала из небольшого кармашка измятую пачку сигарет и зажигалку. Должно быть, закончились пары у другого курса, или Рудницкий отпустил наших вечерников пораньше, потому что из университета начали потихоньку выходить студенты. Уверенность в принятом решении таяла с каждой секундой.       Нажав на черную кнопочку зажигалки, я развеяла темноту перед своим лицом маленьким огонечком пламени. Если огонь и возможность разжечь его в любой момент просто успокаивали, и зажигалки поэтому валялись тоннами во всех моих рюкзаках, сумках и ящиках стола, то зачем я таскала с собой сигареты – неясно, ведь я никогда не курила, и даже не пробовала.       Мимо, весело смеясь, прошли две девчонки, через пару секунд их догнал парень. При взгляде на их радость и беззаботность из груди вырвался тяжелый вздох. Сердце заставило меня прийти сюда, сердце заставило стоять и дожидаться криминолога, чтобы принять такое неловкое предложение. Но какого черта сердце указывало, что делать, а не мозг? Резко пихнув зажигалку в карман и расправив лямку рюкзака, я развернулась на пятках и зашагала прочь от университета, продолжая сжимать в кулаке пачку сигарет. Все же, не стоило принимать это приглашение, уж лучше остаться у кого-то из подруг.       — Алексия? — донеслось из-за спины.       Зажмурив глаза, я остановилась. Во мне буквально боролись два зверя – придурочный дебил и разумный адекват, и, кажется, побеждал все же первый.       — М, да. Здравствуйте, — обернувшись, произнесла я.       — Вы все же решили принять мое предложение?       Герман Александрович подошел на пару шагов ближе. Он выглядел довольно уставшим.       — Да, то есть. Нет. Я не… — взгляд заскользил по улице, избегая глаз преподавателя, — я не знаю.       Рудницкий мягко улыбнулся:       — Думаю, если Вы все же пришли сюда, то Ваше подсознание уже все прекрасно поняло. Отбросьте стеснение и неуверенность, выберите наилучший для себя вариант. Повторюсь, — он слегка приподнял брови, — Вы мне никак не помешаете, а Вас никто не обидит. Обещаю.       Потратив на раздумья еще несколько секунд, я все же согласилась:       — Ладно. Да. Хорошо. Спасибо Вам… большое. Не знаю, как и благодарить.       — Пустяки. Пойдемте, моя машина вон там, — Герман кивком указал на стоящий в отдалении бордовый внедорожник.       Закинув на заднее сиденье рюкзак и куртку, я уселась поудобней и потянулась за ремнем безопасности.       — Далеко ехать?       — Далековато, — спокойно произнес Рудницкий, заводя мотор. — Час, примерно.       — Это еще нормально.       Первое время мы ехали молча, я перебирала в голове разные темы для разговора, но так и не решалась его начать, вдруг преподаватель хотел побыть в тишине? Но вскоре Герман сам прервал затянувшееся молчание:       — Не знал, что Вы курите.       — Осуждаете? — повернувшись на него, спросила я.       — Разве я вправе? Просто наблюдение.       Преподаватель выглядел довольно расслабленным, он прислонился к спинке сиденья и, свободно держа обе руки на руле, не сводил взгляда с дороги. Хоть скорость машина держала и максимально допустимую, Герман не лихачил, никого не обгонял, не подрезал, спокойно пропускал других водителей. В салоне чувствовался приятный запах настоящей хвои и одеколона, это действовало успокаивающе и, в совокупности с теплом, мягкой тряской и мелькающими огоньками фонарей, усыпляло. Но я бы точно не уснула рядом с Германом. Как уже неоднократно замечала, этот мужчина умудрялся одновременно и дарить чувство защищенности, и заставлять чувствовать иррациональную тревогу, но понять, что с ним не так, не удавалось.       — Вообще-то, я не курю. Этой пачке уже несколько лет. Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день, — задумчиво процитировала я одного музыканта. Хотя, на самом деле, скорее отца, который раньше часто повторял эту фразу.       — Нечасто встретишь ребят Вашего возраста, которые знают эту группу, — отметил Герман.       — В моем детстве папа всегда их включал... Потом, когда все стало плохо, перестал это делать, а я наоборот добавила в плейлист все те песни. С тех пор и слушаю. Но больше люблю американский и европейский рок.       — Понятно.       Снова повисла неловкая тишина, и мне это ужасно не нравилось. Да еще и разговор закончился на такой ноте. Меньше всего хотелось, чтобы Рудницкий меня жалел.       — У Вас средний и безымянный палец одной длины? — чуть прищурившись, спросила я.       Герман убрал руку с руля и, выпрямив ладонь, показал мне.       — Видимо, да. Никогда не обращал на это внимания.       — Забавно, — на лице самопроизвольно возникла ухмылка.       — Почему?       — Я слышала, что у оборотней так.       — В смысле?       — Ну, говорят, у оборотней, когда те в облике человека, средний и безымянный палец одной длины.       — Надо же, первый раз слышу, — Рудницкий сказал это спокойно, и сумасшедшей меня, кажется, не посчитал.       — Ваша жена Вам про это не говорила? — поинтересовалась я, и тут же пожалела. Упоминание в разговорах его жены смущало, ведь могло сложиться впечатление, что меня это задевает. Хотя это совсем не так.       — Нет, а почему должна была? — все также спокойно спросил Рудницкий.       — Вы же говорили, что она любит фэнтези, значит, наверняка про это знает. — Я пожала плечами, — не знаю, я бы сказала своему мужу, если бы заметила, забавно же. Впрочем, я так и сделала. Ну, то есть, только не мужу, а Вам. Преподавателю.       — Может быть, она читала другие фэнтези. Про вампиров, например.       — Они же всегда идут бок о бок с вервольфами, разве нет? Типа, вечные противники, и все такое.       — Вам виднее.       И снова тишина. Самое неприятное, что даже музыка не играла. Если бы не шум колес, то тишина была бы просто мертвой. Вид в окне стал менее интересным, так что от скуки я начала рассматривать панель с кнопочками, а потом перевела взгляд на руки Рудницкого, все также лежащие на руле. Было видно, что под темной кофтой прячется крепкая мускулатура, длинные пальцы и широкие ладони выглядели эстетично-мужественно. Красивые руки красивого мужчины, ничего необычного, если, конечно, красивый мужчина уже сам по себе не был необычным явлением.       Мы проехали мимо очередного фонаря, и свет от него отразился бликом на безымянном пальце преподавателя. И как раз вовремя, потому что Герман, кажется, заметил, что я разглядываю его руки.       — Кольцо?       — Что? — переспросил Рудницкий.       — У Вас кольцо на левой руке?       — А, да, — он кивнул головой. — Да.       — Обручальное?       Черт, и снова эта тема про брак. Ну Рудницкий уже точно должен был решить, что меня это задевает, и что я имею на него виды.       — Нет, обручальное я не ношу. Да и разве их надевают не на правую руку?       — Да, но я же не знаю, какой Вы придерживаетесь религии или вроде того. Католики носят на левой.       — Резонно.       — Лично мне ближе версия с кольцом на левой руке, вне зависимости от религии, — зачем-то решила сообщить я.       — Почему? — судя по приподнявшимся бровям, Герману правда было интересно.       — Я читала, что традиция носить кольцо на левой руке возникла из-за того, что она ближе к сердцу, а на правой – потому что правая рука отвечает за правое, то есть, правильное дело. Вступать в брак – это, якобы, правильно. Первое у меня ассоциируется с любовью, потому что сердце, и все такое, а второе ассоциируется с навязанными кем-то там правилами.       — Интересно, никогда об этом не думал, — Рудницкий потер свою щетину-бороду. — А Вы бунтарка или просто романтик? — вдруг спросил он.       — В каком смысле?       — Вы сказали, что первая версия нравится из-за любви, а вторая не нравится из-за правил. Что весомее?       — Равнозначно. Я и любовь люблю, и глупые навязанные правила ненавижу.       — Понятно. Любите любовь, значит.       Я верила в настоящую любовь, всегда искренне верила в то, что она существует. Верила, что любой человек, способный любить и жаждущий любви, обязательно ее найдет. И не просто найдет, а обретет ту единственную, истинную любовь на всю жизнь. В существование родственных душ я тоже верила, ведь должен быть где-то тот самый единственный человек, с которым вы буквально созданы друг для друга, как же иначе? Всегда верила, но в последнее время все же стала задумываться, а права ли я в своей слепой вере? Если истинная любовь существует, почему же я никогда её не видела?       Я видела развод родителей, видела педофила-физрука, видела мать, бросившую собственного ребенка, видела парня, которому на меня плевать, видела родственников, ненавидящих друг друга, видела отношения, лишенные доверия и уважения, у своих подруг с их молодыми людьми, видела все, разное, но не любовь в ее истинном проявлении. В глубине души, может, и ждала, что она еще придет, но вера уже плотно перемешалась с сомнениями.       — Люблю. Как можно не любить любовь?       — Ну да, разумеется. Да это и правильно. Это нормально, когда юные девушки любят даже мысль о любви, — мягко заявил преподаватель.       — Я не наивна.       — Я этого и не говорил.       — А Вы сами верите в любовь?       — Да. Конечно, — так или иначе, но ответ мне был дан с паузой, что уже заставляло усомниться в его честности и прямосердечности.       Спросить бы про жену, но это снова выставило бы меня в ненужном и неправильном свете. Так что пришлось промолчать.       — Вот и я верю, но только, наверное, никого не люблю. Разве что, своего кота. Ну и некоторых подруг люблю, конечно, но все же другой любовью, не истинной. Дружеской.       — Помнится мне, Вы говорили, что у Вас есть молодой человек?       Надо же, он это запомнил.       — Да. То есть, может, уже и нет, — ухмыльнувшись, я собрала волосы вместе и перебросила их на одно плечо.       — Это как? Извините, если лезу не в свое дело, я прос…       — Нет-нет, все нормально, это не запретная тема. У нас с парнем очень сложно все. Настолько, что даже неясно, пара мы или нет.       — По молодости такое бывает. Да и потом, вообще-то, тоже.       Нормальной парой мы с Кириллом никогда не были, разве что, в первые дни этих странных отношений. Мы были любовниками, использующими друг друга, но не более. Я внушила себе чувства и с помощью парня затыкала одиночество, пустоту в душе, а он меня использовал для разного рода развлечений. Возможно, если бы Кирилл писал мне сам, интересовался бы делами, то все могло бы быть иначе, я бы держалась за него, продолжила бы топить в любви, как было изначально, вытягивала бы эти отношения. Потом бы выгорела, скорее всего. Но сейчас даже и вытягивать было нечего.       Перед тем, как приплестись к университету и ждать преподавателя, словно побитая собака, которой предложили ночлег, я все же написала своему, так называемому, парню. Не сказала про отца, не попросилась на ночь, просто начала нейтральный диалог, кинув несколько зацепок, в надежде, что парень проявит чуткость и внимание, разовьет тему, узнает, что случилось, может даже сам предложит помощь, тот же ночлег, да что угодно. Но Кирилл не предложил, не зацепился. Наверное, если бы я просто перестала проявлять любую инициативу, мы бы расстались окончательно. Без слов, без обозначения этого действия, просто перестали бы общаться и тихо бы разошлись, также незаметно, как и начали встречаться.       Открывать душу Рудницкому, рассказывать ему все в деталях и подробностях я не собиралась, но просто ответить на вопрос про личные отношения могла. Немного смущало то, что до этого момента наличие парня могло служить аргументом, что я не имею видов на преподавателя, а теперь… А, впрочем, какая разница?       — Да дело там и не в возрасте, Герман Александрович.       — Расскажете, в чем?       — Ему на меня абсолютно наплевать, вот и все. Его не интересую я, как личность, не интересуют мои чувства, переживания. Максимум, что его интересует, это… ну…       — Я понял.       — Ну да, вот. К тому же, по всей видимости, он заинтересовался кем-то другим. Но мне самой уже как-то плевать на это. Не думаю, что он мне особенно дорог.       — Не любите его, получается?       — Нет. И не любила никогда. Влюбленность была, да, и то, наверное, я просто себе ее внушила.       — Вы только не переживайте по этому поводу, Алексия. Всё еще впереди, я уверен.       — Надеюсь, что Вы правы, Герман Александрович.       Боковым зрением я заметила, как криминолог мягко улыбнулся, бросив в мою сторону мимолетный взгляд. К глубокому, одурманивающему голосу я уже как-то попривыкла, а вот глаза, вернее, взгляды Рудницкого все еще вызывали мурашки на коже.       Когда-то давно мне попалась то ли статья, то ли видео о нашем подсознании и опасных людях. Суть там заключалась в том, что если какой-то человек тебя напрягает, пугает, кажется подозрительным, то лучше держаться от него подальше, даже если объективных причин для этого нет. Наше подсознание замечает гораздо больше, чем мы, грубо говоря. Мозг считывает миллионы разных вещей, от мимики и пантомимики до ноток в голосе, предметов внешности и эмоций во взгляде. К неприятному предчувствию, которое возникает от присутствия рядом какого-то человека, на первый взгляд весьма приличного и нормального, лучше прислушаться, ведь это могут быть сигналы от мозга, который успел заметить то, что еще пока не успел заметить ты. Не все преступники выглядят, как уголовники, вспомнить хотя бы того же Теда Банди. Он был серийным убийцей, насильником, похитителем, некрофилом и даже, кажется, каннибалом, но при этом выглядел, как красивый, привлекательный, приличный мужчина.       На полном серьезе у меня, конечно, не возникало мыслей, что наш Герман Александрович может быть новым Тедом Банди, но что-то в криминологе пугало. Кстати, забавно, что и Тед, и Герман, оба – привлекательные юристы.       — Почему Вы решили мне помочь? — Этот вопрос не давал покоя.       — А как же иначе? Вам нужна была помощь, а я мог её оказать. Почему нет?       — Получается, Вы просто очень добрый и благородный?       — Либо так, либо я просто очень хочу таким быть, — уклончиво ответил преподаватель и попытался сменить тему. — Давно Вы полюбили фэнтези?       — Да, давненько, люблю убегать в другие миры от реальности, — быстренько ответила я, думая о том, как бы выйти на что-то более интересное. — А Вам больше нравятся вампиры или оборотни?       — Никогда об этом не задумывался.       — Сейчас появилась отличная возможность.       Он слегка улыбнулся.       — Наверное, оборотни. Они хотя бы живые, да и волков с собачками я люблю.       — В большинстве книг и фильмов вампиры пользуются большей популярностью. Обычно их показывают более привлекательными, — кажется, удалось найти правильное направление, осталось вывести этот разговор на конкретную нужную дорожку.       — Холодные куски камней, или даже ходячие мертвецы, в каком-то смысле. Убийцы, помешанные на крови, — в голосе Германа звучала искренняя неприязнь. — Не понять мне современную поп-культуру, увы.       — Они очень красивые. Совершенные. Сила, скорость, грация и безупречная красота. Конечно же, они нравятся девушкам, да и парням. Красота часто бывает обманчивой… Но это все ерунда, это неважно, так как ни сексуальных вампиров, ни сильных оборотней не существует. Больше пугает другое.       — Что же?       Да, отлично! У меня получилось.       — Что в нашем мире тоже существуют ужасные чудовища, прячущиеся за красивой внешностью. Вы знаете историю Теда Банди?       — Да, читал о нем. Один из самых ярких представителей криминального мира.       — Он насиловал, убивал и делал еще много всего плохого с женщинами, но он был очень красив. Когда я читала эту историю и смотрела его фотографии, то поняла, что с легкостью могла бы стать одной из жертв.       Герман тяжело вздохнул, он снова дотронулся до бороды, после чего опустил одну руку на колено. Дорога была спокойной и свободной, машин мало, никто не подрезал, никаких перекрестков и крутых поворотов – одно удовольствие от езды. Правда, на такой дороге легко заснуть за рулем.       — Жутко, конечно.       — Его прекрасную з… кхм, в общем, его посадили на электрический стул, так что он уже не может пугать. Но пугает тот факт, что могут быть и другие.       Преподаватель молча кивнул.       — Ну так что, Герман Александрович, расскажете мне свой секрет?       — Какой секрет, Алексия? Я никого не насилую.       Неловко получилось. Растерявшись, я попыталась подобрать подходящие слова:       — Нет-нет, что Вы! Я не… Я… Я ни в коем случае это не имела в виду. Я не это имела в виду. То есть, я…       — Алекс, успокойтесь, всё в порядке, — на секунду оторвав руки от руля и подняв ладони вверх, сказал Герман, — я Вас понял. Но не понимаю, о каком секрете Вы говорите.       Он впервые назвал моё имя в сокращенном варианте. Из его уст это прозвучало особенно красиво и странно одновременно.       — Извините, у меня просто разыгралось восприятие. — Искренне извинилась я. — Правда, извините за эту глупость.       — Разыгралось восприятие. Не воображение. Интересная формулировка.       Чудесным образом сну всё же удалось взять надо мной верх, и в какой-то момент я задремала. Рудницкий разбудил меня, когда мы уже приехали на территорию его дома. Просто нереально шикарного дома.       — Вау, — сорвалось с губ, стоило только выйти из машины и оглянуться по сторонам.       Просторная лужайка, на которой лежал снег, тропинки из камней, уличные фонарики, высокие ели – очень минималистично, аккуратно и по-своему брутально. Сам дом был просто огромный, деревянный с темно-коричневыми рамами. В темноте сложно разглядеть, но, кажется, на крыше виднелась труба от печки. Этажа было два, и на втором, вдоль линии окон, идущих от самого потолка до пола, находился небольшой балкончик. До невозможности красивое и уютное место. Стоя столбом с рюкзаком в руке и прижатой к груди курткой, я продолжала пялиться на волшебное жилище криминолога. Тот, конечно, упоминал, что ведет достаточно успешную и прибыльную частную юридическую практику, но, чтобы настолько успешную и прибыльную… Кто бы мог подумать. Я предполагала, что Рудницкий не нуждается в деньгах, но он-то в них, похоже, вообще купался.       Как же красиво. Это у Германа был такой изумительный вкус и чувство стиля, или же это заслуга исключительно дизайнеров? А может, кого-то из семьи?       — Я сейчас машину в гараж загоню, подождете минуту? — послышалось из-за спины.       — Конечно, — глаза продолжали гулять по фасаду дома.       Через пару минут Герман Александрович подошел ко мне и, предложив помочь с рюкзаком, пригласил войти внутрь.       — У Вас нереальный участок! Это же просто обалдеть! — не сдержав эмоций, выпалила я. — А кто это все проектировал?       — Спасибо, — сдержанно улыбнулся Рудницкий. — Спроектировали дизайнеры и архитекторы из строительной фирмы, а я максимально подробно описал им, что хочу видеть. Стоит сказать, что их проект попал в самое яблочко.       — Это шикарно… У меня нет слов.       Собственно, внутри жилье оказалось не менее прекрасным, я так и замерла, перешагнув порог. Ничего вычурного, ничего лишнего, стиль напоминал скандинавский, но, скорее всего, это было что-то другое. Красиво. Просторно. Уютно. Даже завидно стало.       А еще очень вкусно пахло хвоей и деревом.       Герман коротко откашлялся, обращая на себя внимание.       — Алексия, давайте, я покажу Вам ванную, Вашу комнату, покажу, где какая еда на кухне, и пойду спать, хорошо? У меня завтра рано утром онлайн-встреча с клиентом.       — Да, конечно.       Преподаватель провел быструю экскурсию по дому, показал гостиную, библиотеку, одну из комнат на втором этаже, теперь предназначавшуюся для меня, обе ванные, одну маленькую, другую побольше, с зоной для стирки, и широкую кухню, совмещенную со столовой. Цветовые решения, безупречно подобранные для каждого помещения, восхищали не меньше идеально расставленной мебели и предметов декора. Еще в доме находились кабинет, спальня и еще одна комната на втором этаже, но туда мы уже не заходили.       — В общем, — Герман упер руки в бока и посмотрел по сторонам, — пейте чай, ешьте все, что захотите, не стесняйтесь, пожалуйста. В ванной также пользуйтесь всем, что понадобится. А я в душ, — он поднял брови, глянув на меня, — и спать. Ужасно устал за последние несколько дней.       — Герман Александрович, а во сколько завтра надо встать?       — Мне?       — Нет… Мне.       Он нахмурился.       — Как хотите, как Вам нужно, — непонимающе произнес он.       — Я просто подумала, может, Вам надо куда-то уехать, или чтобы посторонних дома не было.       — А, нет-нет, — он прикрыл веки на секунду, — оставайтесь, сколько хотите. Запасной комплект ключей от дома, сарая и ворот висит в ключнице у входа, забыл сказать. Только отсюда транспорт никакой не ходит, либо пешком около получаса до автобуса идти, либо такси вызывать. Ну, или я Вас подвезу, если понадобится. Если клиентов в это время не будет.       — Оу… хорошо. Спасибо Вам огромное. Правда, не знаю, как Вас и благодарить.        На глаза навернулись слезы. Это были слезы облегчения и слезы благодарности. Ужасно захотелось подскочить к Герману, прильнуть к его широкой груди и разрыдаться, безостановочно повторяя слова благодарности. Но я этого не сделала, только улыбнулась.       — Никаких проблем, Алексия. Чувствуйте себя, как дома. Ах да, — Рудницкий полез в карман джинсов и достал оттуда телефон, — запишите мой номер на всякий случай.       Внеся в контакты номер криминолога, я нажала на зеленую трубку, кинув вызов, чтобы и он мог сохранить мой. Пожелав мне доброй ночи, Герман отправился отдыхать, а я, снова поблагодарив приютившего меня спасителя и пожелав ему доброй ночи в ответ, ушла на кухню.       Поскольку участок находился, можно сказать, в лесу, мобильный интернет тут тянул настолько слабо, что зайти в социальные сети не получалось. Пароль от Wi-Fi я не спросила, а писать сообщение преподавателю не стала, не хотелось лишний раз его беспокоить. Чувство голода оказалось сильнее смущения, так что удержаться от ужина не удалось. Найдя в холодильнике остатки какого-то мяса, сделав бутерброд и налив чай, я села за барную стойку и просто впилась зубами в несчастный ломтик хлеба с колбасой. Быстро поглощая его, словно ем в последний раз, вдогонку начала закидывать в рот еще и кусочки тушеного мяса. Несмотря на обед в ресторане, к столь позднему часу я ужасно проголодалась. Возможно, это отголоски последних нескольких дней, прожитых почти без еды – после смерти отца было как-то не до этого.       Когда желудок оказался наполнен, а кухня приведена обратно в порядок, я отправила свое тело мыться. В один момент, перестав тереть кожу ладошкой с налитым на неё мужским гелем, просто неподвижно встала под душ, направив лицо под горячие струи воды, и стояла так несколько минут, затем развернулась спиной. Впервые за последнее время тело начало расслабляться, впрочем, как и я сама.       Вымывшись, я переоделась в домашнюю одежду, которую утром запихнула в рюкзак, и пошла в свою комнату. Сушить волосы не стала, хоть в ванной и был фен, не хотелось шуметь. Уже плюхнувшись на мягкую кровать со свежим постельным бельем, я вдруг вспомнила о жене Рудницкого. Либо её не было дома, либо она была в одной из тех комнат, куда меня не заводили, но в таком случае странно, что она не вышла посмотреть, кто пришел.       Может, жена Германа, так или иначе, и была одним из его секретов? Играть в детектива на ночь глядя не хотелось, а хотелось просто зарыться в одеяло и уснуть спокойным сном. Как говорят, утро вечера мудренее. Возможно, и с женой все само собой прояснилось бы наутро, незачем было пытать свой уставший мозг догадками.