You'll never know the hell I've seen Don't fear what's coming We can't fight off the urge inside It's dark and you're afraid of The devils that come out at night Let's make this easy Soon, you'll haunt these beasts you hated No need for sleep tonight Sweet dreams are overrated
Sweet Dreams – Aviators
Лил сильный дождь. Я сидела на коленях на грязной и мокрой земле. Боли не чувствовала, как и слез, текущих по лицу и перемешивающихся с ледяным дождем. Меня трясло. Алек стоял над телом Германа и улыбался. — Давай, Алексия, добей его, как Дечебаля. Его белоснежные клыки, обнаженные уродливо-прекрасной улыбкой, мерцали в темноте, а мертвые упыриные глаза сияли очень плохим светом. Картинка для фильма в жанре ужас. Полностью бездушное создание, наполненное только злостью. — Добей его, или я продолжу его мучать! — взревел кровосос. Подскочив ко мне, он сжал мое лицо твердыми холодными пальцами и, глядя в глаза, прошипел: — Добей. Сейчас же. Занеся руку с кинжалом, я воткнула лезвие в грудь того, кого любила больше жизни. Герман заорал. Его крик перемешивался с веселым смехом Алека, превращаясь в отвратительную оглушающую какофонию. Кровь хлестала, заливая его тело, заливая мои руки, мои ноги и все вокруг. Герман продолжал кричать, Алек продолжал смеяться, а кровь все текла и текла. Мир вокруг качался и покруживался. Внезапно тучи расступились, кровосос исчез, а из леса вышел Александр. — Что же ты наделала, Алексия… — качая головой, произнес он. — Что? — спросила я, оторвав взгляд от сжатого в руке окровавленного кинжала и переведя его на Шведа. — Он мог выжить. Если бы не ты. Зачем ты это сделала? Руки задрожали, кинжал упал в лужу крови. Схватив Германа за плечи, я стала его трясти и кричать: — Проснись! Проснись! Ты не мог умереть! Не мог! Ты не мог меня бросить! Снова зазвенел смех Алека. Снова полил дождь. В моей руке почему-то снова был кинжал… который я втыкала в грудь любимого. — Нет! Нет! Нет! Кровь заливала все вокруг. Герман орал. Недалеко от него орал умирающий Дечебаль. — Ты всех убила, не я! — веселился Алек. — Это все ты! Это ты! Закрыв лицо руками, я стала визжать, сходя с ума: — Хватит! Хватит! Перестаньте! Нет! Хватит! Вдруг мое тело вздрогнуло. Глаза распахнулись. Никакого леса. Никакого Алека. Я лежала в кровати. Я не убивала Германа. Голова страшно раскалывалась, веки казались чугунными. Чуть приподнявшись, я огляделась. В комнате было относительно светло, значит, ужасная ночь закончилась. Обстановка выглядела знакомой, но я все равно не понимала, где нахожусь. И сколько вообще времени прошло? Пара часов? Сутки? Несколько дней? Герман! Сердце пропустило удар. Он в порядке? Он жив? Ужасно болело все тело, особенно рука, на которую кто-то заботливо наложил шину и зафиксировал у груди, и нога – тоже с шиной от бедра до стопы. Из одежды осталось только белье, если не считать бинты, закрывающие порезы. Густой воздух пропитывал сильный запах трав и пряной приторной мази. Превозмогая боль, игнорируя тошноту и головокружение, и несмотря на то, что казалось, что сил еле-еле хватает даже на дыхание, я села в кровати, спустив обе ноги на пол. Рядом, на стуле, лежала стопка чужой одежды, и к его спинке прислонили длинную толстую палку – видимо, импровизированный костыль. Не без труда натянув широкие тканевые штаны, я надела свободную кофту, просунув здоровую руку в рукав и, крепко держась за палку, встала. Медленно, аккуратно, приподнимая сломанную ногу над землей и рыча сквозь сжатые губы, маленькими прыжками я попыталась покинуть комнату. Нужно было найти Германа. Убедиться, что он жив. Ну или найти хоть кого-то, чтобы спросить о нем. За дверью этой комнаты оказалась хорошо известная гостиная-столовая бабушки Саги. Спасибо, что не отнесли меня на второй этаж, а положили приходить в себя и отдыхать в ее спальне… Но куда ушла она сама? Не хотелось даже думать о том, что старушка тоже могла пострадать. Прислонившись к стене у выхода из дома, я решила перевести дыхание. Пропрыгала всего пару метров, а уже успел сбиться пульс и выступил пот на спине и лбу. До дома Германа добираться таким образом была такая себе идея, конечно, но я надеялась встретить кого-то по пути. Вздохнув поглубже и медленно выдохнув, я толкнула дверь на улицу, лица сразу коснулся прохладный, свежий, влажный воздух с запахом хвойного леса. Небо плотным куполом заволокли светло-серые тучки, не оставив места для солнышка, которое показалось совсем недавно. Кадры прошедшего кошмара вспыхивали в голове один за одним: то перед глазами возникал изуродованный, умирающий Дечебаль, то смертельная драка вампиров и оборотней, то ухмылка Алека. Руки мелко дрожали, по щекам текли горячие слезы. Почему мир создали таким, что в нем возможны столь ужасные события? Почему в людях, в вервольфах, в вампирах – во всех так много зла, жестокости и жажды мести? Чем Дечебаль заслужил все то, что получил в своей жизни? А остальные? Почему в мире так много насилия? Злость на мир, боль и страх вырывались из моей души всхлипами, грозящими перерасти в настоящие рыдания. Оставалась последняя ступенька, когда я все-таки не смогла удержать равновесие и упала на мокрую от росы траву. Порция новой боли заставила вскрикнуть и заскулить, словно побитый щенок. Не торопясь вставать, я прикрыла глаза, сконцентрировавшись на приятных ощущениях от прикосновений горячей из-за повышенной температуры кожи к холодной земле. Снова захотелось спать. — Алексия? — послышался незнакомый юный женский голос. Вздохнув, я села и обернулась на него. Состояние было просто отвратительным. Из-за холода появилась дрожь, но возвращаться обратно в душную комнату не хотелось. Испуганно озираясь по сторонам и немного сутулясь, ко мне быстрым шагом приближалась девчонка в клетчатой рубашке и джинсах, ее длинные темные волосы спутались и запачкались. Выглядела она, как подросток лет шестнадцати, но среди учеников Германа, я ее, кажется, не видела. — Как тебя зовут? — нахмурившись, спросила я. — Алиса. Тебе помочь встать? Ответ мой ей не понадобился, в следующее мгновение очень ловко и без какого-либо труда Алиса поставила меня на ноги. Сила вервольфов иногда поражала. Худенькая, хрупкая девушка с перепуганными оленьими глазами, а такая сильная. И очень бледная. — Спасибо. — Ты одна? — Алиса, словно лань, чующая хищников, не переставала оглядываться и… принюхиваться? — Да… А кого ты ищешь? Что-то с ней было не так. Но что? — А ты не знаешь, всех вампиров убили? — Вроде, всех. Не беспокойся, ты в безопасности, все закончилось, — постаралась успокоить девочку я, хотя уверенности в том, что все точно позади, пока не было. Вот если бы Герман сказал, что все хорошо, тогда другое дело. Следовало поскорее его найти, сердце было не на месте. — Никого нигде не закрыли? Может, кого-то пока держат? — Я не знаю… А что такое? Почему ты спрашиваешь? Наши взгляды пересеклись. Черные глаза Алисы оказались абсолютно пустыми и холодными, прямо как… у Алека. Бледность, хрупкое, но сильное тело, эти глаза, страх... Поняв, что к чему, я тоже обернулась, молясь, чтобы рядом показался хоть кто-то из стаи. Но никого не было. — Уходи, Алиса, — прошептала я. — Хватит. Это пора закончить. Уходи, пожалуйста. — Я просто хочу найти моего парня, — ответила она. — Не зови никого, прошу. — Твой парень либо мертв, либо сбежал. Уходи. — Алексия, прошу, помоги мне. Алиса сделала шаг вперед, и я в испуге тут же отпрянула, из-за чего снова чуть не упала, но девушка успела ухватить меня за руку. Ее движение было таким быстрым и резким, что я не успела понять, что именно она хочет сделать, и с губ слетело громкое, но хриплое: — Герман! — Нет-нет, не надо, — округлив глаза, протараторила Алиса. — Я не трону тебя. Или их. Я просто хочу найти своего парня и уйти. — Одну упустили! — заорал показавшийся в этот момент из-за соседнего дома парень и со всех ног бросился в нашу сторону, обращаясь в зверя на ходу. — Беги, Алиса, — я взглянула на девушку. И она метнулась в лес. Через пару секунд мимо меня пролетел вервольф, следуя за ней. Было мимолетное желание попробовать как-то остановить его, чтобы девушка успела уйти, но… я не стала. Где гарантия, что потом она не придет мстить, как пришел Алек? К горлу подкатил ком. А если бы не пришла? А если я могла ее спасти? Нет, рисковать стаей было непозволительно. Оторвав взгляд от лесной чащи, я направилась к дому Германа. Благо, достаточно быстро встретился вервольф, чьего имени не помнила, он оказался настроен ко мне, как минимум, не враждебно и отнес к любимому на руках. На вопрос, что с Германом, он не ответил – сказал, что не знает. Так что дверь в комнату любимого я открывала с замершим сердцем. Волчонок уже в человеческом обличье спал в своей кровати. Одеяло он натянул только до середины торса, и полностью перемотанные белыми бинтами с кровавыми пятнами руки и грудь было прекрасно видно. Лицо любимого даже во время сна выглядело изможденным. Боясь разбудить его, я так и застыла у входа, прислонившись спиной к дверному косяку и зажав рукой рот, чтобы не разрыдаться в голос. Слезы лились водопадом – одновременно от облегчения, потому что любимый жив, и невыносимой печали и грусти, что ему пришлось столкнуться со всем этим ужасом. Казалось, что еще чуть-чуть, и сознание снова отключится. — Алекси? — вдруг хрипло позвал он. Вздрогнув, я подняла на него заплаканные глаза. — Милая, как ты? — Герман сел и тут же поморщился от боли. — Нормально, а ты? Ты цел? — Все хорошо. Прихрамывая, любимый подошел ко мне и помог добраться до кровати. Мы легли рядом. Прижавшись к нему, я больше не могла сдерживаться, и истерика накрыла с головой. Герман ничего не говорил, только нежно поглаживал по волосам. — Тебя скоро в больницу отвезут, — сказал он, когда я наконец успокоилась и уже почти задремала. — Кто? В какую? — сонно спросила я, не открывая глаз. — Один из наших, в ближайшую. Я пока не могу. Он расскажет тебе, что говорить врачам. Хотя эти не должны вопросов задавать. — Так не хочется с тобой расставаться. — Это не надолго. Потом мы с тобой поедем домой. Души коснулось облегчение. Скорее бы… — Всё закончилось? — Да. Всё позади, милая. Я тяжело вздохнула, и Герман, обняв покрепче, вздохнул следом за мной. Рядом с ним было так спокойно, так хорошо… Хотелось бесконечно благодарить Бога, жизнь, Вселенную, стаю, самого Германа за то, что он жив и с ним все нормально. Если бы он… нет, даже думать об этом было невозможно. — Много наших, то есть, ваших погибло? — спросила я. — Много, — тихо ответил любимый. — Мне ужасно жаль… Дечебаль… он… — не удавалось подобрать слов, чтобы рассказать про Деччи. — Я знаю, милая, я знаю. — Это так ужасно. Почему? За что? В чем они все были виноваты? Слезы снова заструились по щекам. Герман ничего не ответил. На эти вопросы не существовало ответов. — Александр жив? — я задержала дыхание. — Да. Облегченный выдох. — Сага? — Она в порядке, да. Виктория и Оля тоже. И Альфа жив. — Хорошо. — Погиб мой брат, но ты видела, наверное. — Видела. Мне ужасно жаль, милый… — хотелось обнять его посильней, но дурацкая сломанная рука не давала это сделать. — Михай погиб. Отец Лики погиб. Многие. — Бедная Лика. Бэсеску потеряла папу и жениха в одну ночь, и пока об этом даже не знала. Страшно подумать, что с ней будет, когда узнает. В дверь настойчиво постучали, я испуганно дернулась, и Герман сразу же тесней прижал меня к себе. — Да, папа, — устало отозвался любимый. Черт. Аластор! Легко было предположить, что сейчас начнется. Сжавшись в комочек, я повыше натянула одеяло, глупо надеясь, что останусь незамеченной. Дверь открылась, Аластор сделал пару шагов и остановился, посмотреть на него я не решалась. — Как себя чувствуешь? — сухо спросил он. — Неплохо, — ответил любимый. — Я гляжу, ты не один. — Здравствуйте, Аластор, — опомнившись, поздоровалась я, но по-прежнему не переводила взгляд на Рудницкого старшего. Максимально неловкая и тупая ситуация, хотелось исчезнуть. — Да, не один. С моей любимой девушкой, за которую ночью был готов умереть. Теперь я всегда буду с ней. — М. Всегда. — Да, папа, — Герман разговаривал с отцом ровным и спокойным голосом, но вряд ли в душе он был так же спокоен. Наверняка любимый сильно переживал из-за этой семейной ситуации, особенно после смерти брата. — И что? Уедешь из стаи? — Аластор начинал злиться. — Да, как и говорил изначально. Алека больше нет, угрозы для стаи нет, к тому же, вы будете объединяться с другими. Теперь я могу уехать. Отец Германа подошел ближе к кровати, и любимый, случайно или специально, опять сильней прижал меня к себе. — Ты лишишь меня единственного сына? У меня никого не осталось. Никого. И ты уйдешь? Так просто? — интонация мужчины была одновременно зло-раздраженной и глубоко печальной, мне даже стало его искренне жаль. Он же правда остался один: жена ушла, дочь ушла, один сын погиб, второй тоже собирался уйти. Грудь Волчонка сильно поднялась, а потом медленно опустилась. — Это последствия твоих выборов и поступков, исключая Томаса, папа. Мы с Вики живы, мы никуда не делись. Но ты сам не даешь возможности быть рядом. — Моя вина в том, что я хочу жить по волчьим законам? По порядкам оборотней? — Это твой выбор. Хочешь быть консерватором – будь им. А мы сделаем свой выбор. — Предатель, — сухо бросил Аластор. — Как и твоя мать. Как и сестра. Только Томас и был нормальным, но он умер. Умер из-за тебя. — Волчонок вздрогнул, будто эти слова отца ранили его физически. — Из-за твоей дурости и слабости. — Я не исчезну. Я все равно смогу быть рядом, если ты захочешь. — Ты сделал свой выбор. У меня больше нет детей. Развернувшись, Рудницкий старший направился к выходу. — Фрейю удочери, — усмехнулся Герман. Его отец с грохотом захлопнул дверь. На пару минут повисла тишина. — Это ложь, милый, — тихо заговорила я. — Ему просто обидно, вот он так и говорит. Ты ни в чем не виноват. — Виноват. Сердце разрывалось только от мыслей о том, что сейчас происходило в душе любимого. Он винил себя в смерти родного брата и, возможно, других вервольфов из стаи, его отец напрямую сказал ему, что теперь Герман для него больше не сын, при всем при этом любимый единовременно потерял кого-то из тех, кто был ему дорог. Бедный Волчонок… — Я люблю тебя, Герман. И я всегда буду любить тебя и всегда буду рядом. Обещаю. Что бы ты ни думал, ты – самый лучший подарок, который только могла дать мне жизнь. Когда-то давно мама говорила, что нельзя обещать того, в чем не можешь быть уверена. Так вот я была уверена на максимальный процент в том, что сказала любимому. В ответ Герман погладил меня по плечу. Я не заметила, как уснула, и проснулась только тогда, когда молодой мужчина из стаи пришел, чтобы отвезти меня в больницу.