Опасные связи

Мы с Малфоем, как две статуи, застываем около двери. И я все никак не могу поверить в то, что своими собственными глазами вижу этого легендарного игрока, лицо которого знают все: от семилетних мальчишек, что носят майки с его именем, до взрослых мужиков, что сидят в спортзале и с размаху ставят на стол кружку пива, болея за него и за его команду. Если мне скажут, что половина нашего городка на будущем матче будет болеть за Крама, а не за нашу команду, я совсем не удивлюсь. Потому что Виктором Крамом восхищаются все, даже те, кто не слишком увлекается футболом. И теперь этот человек здесь, сидит буквально в паре метров от меня. Однако по телевизору все несколько иначе. В жизни Крам кажется более крупным. Я вижу его прямой орлиный профиль, когда он поворачивается к Люциусу, чтобы о чем-то тихо спросить. И натыкаюсь на неожиданно тяжелый взгляд, когда он поворачивается ко мне. Но мне почему-то не страшно, а больше любопытно, и поэтому я нагло таращусь на него, а он смотрит на меня. Я вижу, что у него мощные скулы, волевой подбородок, кустистые брови и смуглая, тронутая загаром кожа. Видно, что Крам – человек с сильным и решительным характером, впрочем, это совсем не удивительно, вряд ли он смог бы достичь таких высот в спорте, если бы все было иначе. Не то, чтобы я испытываю к нему внезапный прилив фанатской любви, но звезду такой величины так близко я действительно вижу впервые. «Если не считать Гарри конечно… но он с самого начала казался мне каким-то… своим. Совсем простым, земным человеком. А что за фрукт этот Крам? Или овощ? Кто его знает. Хотя на первый взгляд он вызывает доверие. Смотрит прямо в глаза, не боится. Хотя чего ему бояться? Меня? И все же…» – медленно оглядываю его сильную фигуру: широкие плечи, прямую осанку, и не ощущаю никакого отчуждения. Но вот человек, сидящий рядом с ним, мне не нравится. Черные волосы до плеч, темные глаза смотрят цепко и холодно, в изгибе тонких бледных губ притаилась жестокость. Черная борода аккуратно подстрижена, дорогой костюм сидит идеально, на длинных пальцах перстни с камнями. «От такого нужно держаться подальше, – решаю я. – Но если с Крамом все понятно, то кто этот тип? Что они оба здесь делают? И вообще, какого хрена здесь происходит?..» Видимо, уловив мой мысленный посыл, Люциус с улыбкой произносит: – Драко, Гермиона, познакомьтесь с нашими гостями. Это Виктор Крам и его тренер – Игорь Каркаров. Они оба немного погостят у нас, – Люциус хитро прищуривается и продолжает: – И я надеюсь, что вы окажете им хороший прием. Его «надеюсь» звучит мягко, но в этой мягкости таятся властные нотки. Краем глаза замечаю, как Малфой дергается: кажется, он воспринял отцовские слова как приказ. «Я когда-нибудь закончу наблюдать за тем, как он пытается заслужить отцовское одобрение? – думаю с презрением. – Малфою бы пошло чаще выражать себя и свое мнение, а не пытаться слепо следовать приказам отца». – Ох, Люциус, прекрати, – говорит Каркаров со смешком, голос у него хриплый, неприятный и режет по ушам словно наждачная бумага. – Мы же не звезды… «Наглая ложь, ложная скромность. Сплошное притворство, от которого просто тошнит. Хотя не сама ли я также часто притворяюсь и лгу? Не себя ли ставлю выше всего этого просто потому, что знаю, во имя чего я это делаю?.. О-ох…» – не успеваю я погрузиться в свои тягостные мысли, как Люциус со смехом отмахивается от слов Каркарова и продолжает: – А это мой сын – Драко, и моя… – …дочь, – услужливо подсказывает ему мама. – Дочь Гермиона, – кивает Люциус, а мне хочется сбежать. Каркаров с благосклонной улыбкой кивает мне, а я бормочу, глядя в его холодные и острые, как разбитое стекло, глаза: – Здравствуйте. Люциус делает приглашающий жест рукой, и мы с Малфоем проходим вглубь комнаты и садимся за стол. Я – по левую руку от матери, напротив Малфоя, который осторожно присаживается около Каркарова. «Видимо, он сам еще не решил, как относиться к новым гостям», – с мрачной усмешкой думаю я. Стол ломится от закусок: передо мной стоит блюдо с дорогой рыбой и тонко порезанными дольками лимона, чуть дальше я вижу мраморную говядину, а мама, сидящая рядом, осторожными, вороватыми движениями подкладывает мне в тарелку трюфели. – Я не буду, – шепчу, тыкая вилкой в несчастный гриб. Мама с неодобрением смотрит на меня, а затем с улыбкой поворачивается к Каркарову, который предлагает ей выпить холодного, только что вынутого изо льда «брюта»: неизвестной мне, но скорее всего, очень дорогой марки шампанского. Затем Каркаров тянется через весь стол, чтобы и мне налить холодного напитка. Сквозь прозрачность изящного хрусталя и приятную игривость шампанского, налитого в него, я замечаю оценивающий прищур его темного взгляда. И мне это не нравится. Крам молчит и, уткнувшись в тарелку, похоже, тщательно пережевывает её содержимое. Малфой тоже молчит, но его молчание скорее напряженное, чем спокойное. «Интересно, когда я начала угадывать оттенки его настроения?..» Не успеваю я как следует поразмышлять на эту тему, как воодушевленный голос Люциуса выводит меня из задумчивости. – Давайте выпьем за приезд дорогих гостей! – говорит он, поднимая фужер. Мне не остается ничего иного, как последовать его примеру. Отпиваю глоток напитка и морщусь: сухая кислятина оседает оскоминой, практически завязывая язык в узел. – Заешь грибочком, – шепчет мне мама. – Великолепное шампанское! – восторженно говорит Люциус. – Всегда поражался твоему тонкому вкусу, Каркаров! – Это комплимент тебе из Франции, Люциус, – улыбается тот довольно. – Уж не от Франциска Первого ли*? – хитро щурит тот глаза. – Нет уж, уволь, – смеется Каркаров. Я, краем уха слушая их разговор и пытаясь нанизать несчастный гриб на вилку, вдруг чувствую на себе прямой взгляд. Поднимаю голову и натыкаюсь ими на Малфоя. Тот сидит прямо, будто кол проглотил, и сверлит меня глазами, в которых застыло укоризненное выражение пополам с насмешкой. Одними губами произношу: — Что? Малфой на это лишь презрительно кривит губы и легким ненавязчивым движением пододвигает ко мне тарелку с фруктами и шоколадом. Мне впору покраснеть за отсутствие понятий пищевого этикета у себя и у мамы, но я лишь упрямо вздергиваю подбородок и, вызывающе глядя на Малфоя, пропихиваю в рот гриб. Малфой насмешливо хмыкает и отворачивается. «Странно… Раньше он по-другому реагировал. Хотя может он выскажет мне все после ужина?» – думаю я, опуская глаза в пустую тарелку, и попутно ловя на себе недовольный взгляд Люциуса. Ужин продолжается. И мне нужно съесть хоть что-то, чтобы избежать потом ненужных разговоров. *** Наверх мы поднимаемся молча. Служанка провожает Крама и Каркарова в их комнаты, мама тихо уходит в спальню, а Люциус внезапно говорит, обращаясь ко мне и Малфою: – Мне нужно с вами поговорить. Смотрю на Малфоя, он переводит взгляд, наполненный недоумением, на меня. Неосознанная сплоченность в одной единственной эмоции – удивлении. Всего лишь на секунду. А затем мы отворачиваемся друг от друга и проходим в его кабинет. Люциус выглядит довольным, чуть ли руки не потирает от радости. Интересно, по какому конкретно поводу? От того, что такая известная личность, как Крам, находится в его доме? Или еще по какой-то причине? – Надеюсь, что вы оба в полной мере осознаете степень удачи, которая выпала всем нам, – начинает Люциус. Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, потому что если он это увидит, то не простит мне. «Ну конечно, принимать в своем доме звезду такого уровня – это большая удача! Вот только давно ли сам Крам осознал насколько он звездат?..» – И надеюсь, вы понимаете, какая ответственность ложится не только на мои, но и на ваши плечи. Так что настоятельно прошу вас воздержаться от шпилек в адрес друг друга. Установите хотя бы временный нейтралитет, иначе ваши склоки могут иметь очень серьезные последствия для всей нашей семьи. – Какие же? – тихо спрашивает Малфой. Люциус несколько секунд молча смотрит на него, а затем отвечает: – Странно, что мне приходится тебе все это разжевывать, – он вздыхает и продолжает: – Начнем с того, что Виктор Крам – медийная личность, практически бренд всей их футбольной команды. Живое знамя их предполагаемой, а возможно и предстоящей победы, в конце концов. И о том, что он остановился в нашем доме, скоро станет известно всем, – холодно говорит Люциус. – Так что готовьтесь к тому, что вы сами на какое-то время окажетесь в фокусе камер журналистов. Намек понятен? – Да, – сухо отвечает Малфой, а я молча киваю головой. «Куда уж понятнее. Остается лишь надеяться, что я не увижу в каком-нибудь журнале свою голую задницу на унитазе. Теперь придется контролировать каждый свой чих. Просто прекрасно, что уж тут скажешь!» – Единственное, чего я не понимаю, – говорит вдруг Малфой, – так это того, почему он должен жить именно здесь! – Разве? – приподнимает подбородок Люциус. – Это честь для нашей семьи! – А ты не думал, что скажут те же самые писаки про меня? – резко спрашивает Малфой. – Я участвую в чемпионате! Как только журналисты узнают, что Крам находится в нашем доме, обо мне поползут слухи, что я якшаюсь с врагом! Удивленно смотрю на него. За все то время, что знаю Малфоя, я никогда не слышала, чтобы он в таком тоне разговаривал с отцом. В обращении от него к Люциусу чаще всего сквозило почтение, почти раболепие вкупе с частичкой страха. А сейчас… «У малыша прорезались зубки! Беру свои слова назад, сейчас Малфой явно не пытается угодить отцу. Нагоняй от Люциуса он сейчас, конечно, получит, но посмотрите-ка на него!» Ловлю себя на мысли, что сейчас почти восхищаюсь Малфоем. Не тем его вечным беспокойством о том, что скажут люди, а тем, что Малфой идет против отца. Такая смена поведения немного пугает меня, поэтому я возвращаю свое внимание к разговору. – Сплетни будут всегда, – презрительно улыбается Люциус. – Они ведь даже сейчас преследуют тебя, верно? Так о чем беспокоиться? Говорить будут всегда. Что же касается нынешней ситуации, то не думаю, что на тебя повесят ярлык предателя Родины. Малфой на это еле слышно хмыкает. Я практически кожей чувствую его недовольство и внутренне улыбаюсь. «Он недоволен отцом. Это что-то новенькое. Неужели он действительно взрослеет? И учится думать своей головой, а не чужой?» А Люциус тем временем продолжает: – Мы, Малфои, всегда сами выбирали себе окружение, – надменно произносит он. – Без оглядки на общество, но с определенной долей благоразумия. Гермиона, – неожиданно произносит он. Я вздрагиваю и, резко повернув голову, напарываюсь на его внимательный взгляд, обращенный на меня. – Да? – я облизываю сухие губы. – Я буду тебе очень благодарен, если ты покажешь Виктору все, пока он гостит здесь. От неожиданности теряю дар речи. Малфой, вижу краем глаза, замирает и поворачивает ко мне голову. – А... почему именно я? – прочистив горло, наконец отмираю. Люциус лишь вежливо улыбается, а меня не покидает ощущение чего-то необратимого. Меня просто попросили, я еще не успела дать ответ, но уже чувствую, что обязана делать то, что мне говорят. «Фразы, выглядящие как просьбы, на самом деле являются приказами, которые не обсуждаются. Все равно что улыбка из вежливости, данная тому, кого презираешь», – искоса смотрю на Малфоя, тот отводит взгляд. – Дорогая, – ласково обращается ко мне Люциус, – я мог бы попросить об этом Драко, но точно знаю, что с этой задачей никто не справится лучше тебя. Виктор Крам – весьма занятная личность, вам будет интересно вместе. Таким образом мы убьем сразу нескольких зайцев: вы вместе с ним с пользой проведете время, а на Драко не упадет тени, которой он так опасается, – насмешливо прищуривает глаза Люциус. Не выдерживаю и ухмыляюсь ему в ответ. «А он хитер, черт побери. Даст прикурить всем нам вместе взятым. Держу пари, это все сказано для отвода глаз, а цель у него на самом деле другая. Господин манипулятор, когда вы стали таким сводником? И почему я? Не в этой ли семье мне всегда давали понять, что я – паршивая овца? Хотя... если подумать, то Люциус всегда относился ко мне лояльно. Несмотря на стену отчуждения, которую мы так и не смогли преодолеть, он ни словом, ни жестом никогда не унижал меня. Другое дело – Малфой...» – перевожу осторожный взгляд на последнего. Он выглядит бледнее обычного. Губы сжаты в тонкую полоску, между бровями ни единой морщинки. «Малфой зол и изо всех сил старается держать маску невозмутимости на лице, – неожиданно понимаю я. – Только губы выдают его...» Неожиданное непрошеное воспоминание о том, какими нежными и жадными они могут быть, вызывает во мне волну жара. «Как у такого человека могут быть такие губы?...» Эту непослушную мысль я усилием воли выкидываю из головы и тихо произношу, обращаясь к Люциусу: – Я согласна. – Отлично, – с улыбкой говорит тот. «Интересно, улыбался бы он также, если бы знал, что я сейчас думала о губах его сына?» У меня от этих воспоминаний слабеют ноги и сердце бьется, как сумасшедшее. И я очень благодарна ничего не подозревающему о моих мыслях Люциусу за то, что он продолжает: – Я рад, что вы идете мне навстречу. – Как будто у нас есть выбор, – недовольно произносит Малфой. Я смотрю на него пораженно и даже не пытаюсь скрыть удивления. «Ничего себе! Это уже открытая конфронтация! Что это с ним?» – Что ты имеешь в виду? – спрашивает Люциус. Я слышу, как тон его голоса становится на пару октав ниже. Малфой некоторое время молчит, а затем тихо отвечает: – Ты просишь так, будто приказываешь. И не оставляешь выбора. «В точку!» – Не говори ерунду! – презрительно фыркает Люциус. – Я все делаю для вас. Сейчас ты слишком молод, впереди тебя бегут твои амбиции и гордыня, и ты не видишь за ними ничего. Но потом, повзрослев, ты поймешь, что нужные связи с нужными людьми никогда не бывают лишними. Каркаров — мой давний знакомый, и конечно же, когда они собрались ехать сюда, я не упустил эту возможность. – А где остальная команда? – спрашивает Малфой вызывающе. – Неужели Крам не может жить с ними? – Остальная команда приедет на следующей неделе. Каркаров с Крамом прибыли сюда первыми. – По твоей просьбе, – подсказывает Малфой. – По моему приглашению, – поправляет его Люциус. – К тому же на следующей неделе я даю вечеринку по поводу приезда всей команды. Так что никто ни к чему не придерется, – с довольной улыбкой заканчивает он. – Позже я составлю список гостей и дам тебе, посмотришь его. – Надеюсь, в нем не будет хотя бы святого Поттера, – кисло скривившись, говорит Малфой. – В универе задрал светить своей непогрешимостью. Еще тут его не хватало. Люциус цокает языком, и я вижу в его взгляде, направленном на Малфоя, откровенное, ничем не сдерживаемое разочарование. – Гости будут те, которые нужны мне, – жестко говорит он. – Вы свободны, доброй ночи. Малфой молча опускает глаза, но в этой покорности я замечаю проблеск злости. То, каким почти болезненным румянцем вспыхивают его скулы, многое мне объясняет. «Спорить с Люциусом себе дороже, и он это понимает. Раньше Малфой хотел быть похожим на него, но, видимо, ничего не получилось. Не дотягивает он до уровня Люциуса. Возможно, дело действительно в возрасте, но думаю, что не только в нем. Может, в характере?.. Хотя, как по мне, так это и к лучшему, что они не похожи. Кажется, будто и Малфой это понял, и теперь просто хочет выйти из тени своего отца. Посмотрим, получится это у него или нет». Я думаю об этом, пока мы находимся в кабинете Люциуса, и тогда, когда дверь кабинета закрывается за моей спиной. – Ты же не думаешь извлекать выгоду из знакомства с Крамом? – внезапно раздается голос над ухом. Поворачиваю голову: Малфой испытующе смотрит на меня. – Ты имеешь в виду, не собираюсь ли я его охмурять? – почти весело спрашиваю. Малфой молчит. – Вообще-то и не думала, но ты подал хорошую идею… – изображаю задумчивость, а Малфой, меняясь в лице, шипит от злости: – Только попробуй! Закатываю глаза и тихо произношу: – Нет, не собираюсь. Это все, что ты хотел узнать? По его лицу расползается нехорошая улыбка, и все мои недавние надежды на то, что Малфой внезапно повзрослел, улетучиваются, как дым. – Вот и правильно, – говорит он. – Тебе незачем и надеяться, все равно тебе ничего не светит. – Послушай, – я вздыхаю и призываю на помощь все свое терпение и выдержку, – оставь меня в покое. Если ты еще не понял, то я тебя просвещу: мне тоже не нравится то, что он будет здесь жить. Но от меня ничего не зависит. Поэтому просто отстань. Дай мне жить, – ускоряю шаг, но Малфой не отстает. – У меня сегодня нет настроения на разборки с тобой, – угрюмо произношу я. Мы сворачиваем за угол, он тихо смеется, а у меня возникает чувство дежа вю. Я уже как будто видела нечто подобное, пусть и немного другое, но… Резко останавливаюсь и поворачиваюсь к Малфою. Он почти налетает на меня, и снова оказывается близко. Слишком близко. Нависает надо мной, серые глаза насмешливо блестят, а мне остается лишь догадываться, почему у него в последнее время так быстро меняется настроение. – Боишься меня? – его голос в пустоте длинного коридора звучит глухо, почти угрожающе. – С чего бы это? Я нагло блефую, и мы оба знаем это. Я отчаянно храбрюсь, пытаюсь держать марку, но правда в том, что мои коленки дрожат, а вдоль позвоночника бегут мурашки. Мне страшно. Я хочу сбежать. Кажется, будто за секунду перед глазами мелькает череда снимков, черно-белых фотографий, снятых чьей-то умелой рукой. Щелк-щелк-щелк. Щелк: вот он также близко. Щелк: прижимается ко мне. Щелк: целует, запуская пальцы в мои волосы… Стоп… Про волосы – это я уже сама придумала. Мысленно перечеркиваю последнюю фотографию, ведь такого не было на самом деле, и бормочу, стараясь не смотреть ему в глаза: – Если это такая психологическая атака, то… – …она удалась, – совершенно спокойно прерывает меня Малфой. Он делает шаг вперед, а у меня внутри что-то обрывается и с заложившим уши грохотом рушится. Наверное, это надежда на благоприятный выход из этой ситуации. Я пячусь… пячусь… а когда спиной натыкаюсь на стену, понимаю: отступать уже некуда. – Чего ты хочешь? – спрашиваю на грани слышимости, но кажется, будто кричу на весь дом. – Я? – его голос звучит слишком спокойно, немного задумчиво, а следующие слова обжигают, словно прижатые к коже оголенные провода. – Хочу, чтобы ты боялась даже оглядываться, чтобы всегда помнила: я рядом. И слежу за тобой, поняла? А если ты попробуешь что-то выкинуть, то пожалеешь об этом. Я сделаю так, что ты своей собственной тени бояться будешь, – в его голосе легко угадываются нотки удовольствия, и последние слова он практически шепчет мне на ухо. – Ты маньяк… – шепчу я в ответ. – Оставь меня в покое… Мне срочно нужно сохранить дистанцию, что еще осталась между нами, но тело словно одеревенело и отказывается подчиняться. Единственное, на что меня хватает – это выставить руку вперед, упершись ей в грудь Малфоя. Он тихо хмыкает, и выдыхаемый воздух невесомо колышет мой локон. Малфой доволен тем, что запугал меня, что я не могу ему сопротивляться. Чувствую, как ровно бьется его сердце в отличие от совершенно одуревшего моего, которое бешено лупит в грудь. Его ладонь накрывает мою руку. Пальцы у Малфоя неожиданно теплые. «А глаза, как у змеи, гипнотизируют, – понимаю я, когда он берет меня за подбородок и приподнимает голову, заставляя смотреть на него. — Только узких зрачков не хватает». – Нас увидят, – шепчу я. Моя рука падает. А к губам прижимаются его губы. И, черт побери, они такие же мягкие, как и в моих воспоминаниях. ________________________________________________________ *сухое игристое шампанское брют появилось примерно в 1535 году в Лангедоке. В эти года, по моим подсчетам, правил король Франциск Первый. Надеюсь, что не ошиблась, но в случае чего, жду поправок от знатоков истории)