Second

-Молодой человек, а кто у вас есть? -Что вы имеете в виду? -Вы, может, писатель. А, может, критик? Позвольте поинтересоваться, сколько к сегодняшнему дню вы написали книг? -Ни одной. Нет, точно, ни одной. Здравствуйте. А разве ли это так важно? Кто вы? И только сейчас он не понял, где он проснулся. Обстановка явно была не похожа на обыденную. На него смотрели три пары глаз. По одному на каждую голову. Головы, больше похожие на одно лишь глазное яблоко, обтянутое кожей. Эти существа были одеты в смокинги с повязанными у основания подобия шеи, галстуками, и смотрели на него не отводя головы. Комната была белой. С угла сверху подтекало что-то вязкое и серое, напоминающее по отблеску нефтяные отходы, пускаемые на заделку гудроновых ям. -Кто вы? А чего-нибудь значимого вы успели сделать? -Нет. Кажется. Нет? Головы даже не моргали. Они смотрели и зрачки их глаз больше походили на огромные-огромные дыры. Еще вчера вечером они обсуждали новый фильм…чей-то фильм…Это, очевидно, был сон. Но проснуться никак не удавалось. -Тогда дальше вам, наверное, пройти никак нельзя. Может вспомните что-то значимое? Неужели за всю свою жизнь вы не предприняли ничего для того, чтобы кем-то стать? Позор на вашу голову, молодой человек. Сколько вам лет? -Тридцать. -Слышали? Тридцать! Один глаз закатил зрачок за затылок. Обычные глаза не умели смеяться, но эти. Казалось, они смеются так громко. Они моргали и ресницы их лиц цеплялись друг за друга, пачкаясь в какой-то отвратительной на вид прозрачной слизи. Он стоял и взгляд его был устремлен в пол. Он смотрел в свои ноги, рассматривая царапины на своих ботинках, чувствуя себя ребенком на детском утреннике, запнувшемся посредине стиха и не способным боле сказать ничего из-за кома в горле. На него смотрели самым осуждающим из возможных взглядов. -В тридцать лет можно стать лучшим художником из живущих на земле, можно было потрудиться к твоему возрасту изобрести какую-нибудь вакцину от рака, к примеру, а ты… Они как-то слишком резко перешли на «ты» -А он! Он пришел к нам и ждет, пока мы похлопаем его по спинке, ребята! Глаза начали пересматриваться. Их ботинки были оттерты дочиста. Он совсем-совсем не помнит, как тут оказался, разве что – они обсуждали чей-то фильм. Еще вчера они обсуждали новый фильм. Потрудиться бы ещё вспомнить кто такие – они. Он – это, разумеется – он. А второй? И тут он что-то, кажется, вспомнил. И, проглотив значительную часть кома, вставшего поперек горла, он сказал: -Я снимаю видео. О путешествиях. Вроде бы, он и впрямь снимал что-то подобное. Правда, куда он путешествовал – вспомнить не удавалось. И с кем – тоже. Он – это, разумеется, он. А второй… -О, о путешествиях! Ребята, он снимает. Того. О путешествиях. Пропустим? Один, самый жирный из присутствующих глаз, опустился до уровня его двух. Около его зрачка плавала ресница, размером с небольшое бревно. Такими топят печи в деревенских домах. От глаза пахло дорогими духами и глазной мазью. Он никогда ещё в жизни не видел столь отвратительного глаза. Нижнее веко его заслезилось также, как, если бы человек долго смотрел на солнце, не отводя взгляда. -Пускайте его дальше, но возьмите с него бумагу. Толпа глаз расступилась, все так же всматриваясь в каждую нитку его одежды и самый высокий и длинный из присутствующих протянул ему бумагу на планшетнике, подавая ручку. -Подпишитесь и можете идти. Бумага, выбеленная дочиста, имела на себе ряд странного вида печатей. «Я, ниже подписавшийся, обещаю в течение кратчайшего временного периода выполнить предназначенное мне масштабное деяние, обязуюсь прославиться и стать самым лучшим на планете человеком, обойти всех существующих и несуществующих своих идеалов…» Его плеча коснулась рука, надавливая. Он не мог вспомнить своей подписи. -Время, Руслан Эдуардович, время никогда никого не ждет. Давайте быстрее. Этот глаз, в отличие от остальных, относился к нему более снисходительно. Расписавшись, он прошел дальше, к массивной красной двери. Из щели сочился яркий свет. Он снова попытался проморгаться, но ничего снова не вышло. Он прислушался, ожидая услышать чего-нибудь жуткого. Он – это, разумеется, Руслан. Эдуардович. А второй… Из-за двери доносился смех.