Марш на восток

На этот раз нас провожал только одинокий каменный солдат, в шинели старого образца, стоявший посреди площади перед вокзалом. В тридцать четвертом все было по другому. Я хорошо помню тот день, будто его и сегодня не разделяло девять лет, а все тогда происходившее случилось вчера. Тогда стоял шум и гам, на перронах толпились солдаты и не желавшие их отпускать женщины, мелькали фальшивые улыбки, слышались бравады и истерики, а где-то невдалеке оркестр играл военный марш. Но сейчас, этот августовский вечер, мы отправлялись спокойно и без какой-либо торжественности. Вокзал был освобожден от людей, а все поезда здесь предназначались для перевозки солдат. Но точно говорю - в своей сути изменилось мало чего. Даже форма на нас того же образца, что и тогда в тридцатые. А вот оружие новенькое. Возвращаясь в тот же тридцать четвертый - помню, с какой гордостью инструктор нам тогда показывал самозарядную винтовку, которая могла вести автоматический огонь, почти что очередью. Так гордился он, будто самолично разработал ее. Но оружие это в правду было хорошее, только убедиться в этом мне довелось лишь спустя несколько месяцев войны. Вооружения новейших образцов, как нас "обрадовали", не хватало, и поэтому многим выдавали винтовки "маузер". Только что нам этот "маузер", в котором всего-то пять пулек умещается, да то, каждую перед выстрелом нужно самому досылать в патронник. В то время как у федерата, кого ни возьми с винтовкой - а у всех самозарядные. Что я ему с таким старьем сделаю - я в него лишь разок выстрелю, в то время как он в меня уже целых десять успеет. Это снайперу особой разницы нет - он сидит далеко, сделает выстрел, да ползет на другое место. Но вот нам, инженерам-саперам, без автоматики очень плохо было. Зато, как получили мы эти вожделенные самозарядные "геверы", так отыгрались потом на этих федератах на славу, все им припомнили. А сейчас чем нас вооружили - самая настоящая сказка: автоматический карабин! Патрон почти как у винтовки, а скорострельность, считай, как у пистолета-пулемета. И конструкция очень простая - разок разберешь-соберешь, и знаешь это оружие, будто со школы ним дело имеешь. Будь у нас такие в ту войну - то таких бы дел наворотили! Но ничего, сейчас наверстаем! - Молодцы наши оружейники, что еще сказать? - с важным и довольным видом хорохорился широкоплечий солдат лет сорока, в одной из ближайших ко мне групп солдат, собравшихся в кружок поболтать. С такой же гордостью, как тот инструктор рассказывал нам про "геверы", он сейчас демонстрировал всем свое оружие, что выглядело как труба с двумя рукоятками и оптическим прицелом. - Почти всю войну прошел - с тридцать четвертого по тридцать восьмой - носил с собой вот такую хреновину, - он поднял руку примерно на высоту собственного роста. - почти как копье. Да вы и сами видели. А сейчас полюбуйтесь, какую красоту сделали! РПГ! Пусть я уже немолодой, но с таким хоть в два, хоть в три раза больше танков набью, чем прежде! А нам, помню, танки федератов приходилось взрывчаткой обклеивать. Не всегда, конечно, но подобные случаи, в определенный период, стали обыкновением. Благо, тогда выпали нам городские бои, что давало преимущество в борьбе с техникой. Надеюсь, больше с таким никогда не столкнусь. - Рутвен! - пока я стоял, развесив уши, ко мне подошел мой командир, лейтенант Хеннинг. - Вольно. Теперь, вижу, ты точно как рыба в воде стал. - Так точно. Как в старые-добрые времена. С таким оружием хочется поскорее задать врагу перца. - Боевой настрой - это хорошо. Подчиненного готов принять? - Подчиненного? Одного? - Одного, да. Но ему нельзя позволить сгинуть, ни в бою, ни где либо еще. Поэтому только одного. Будете как снайперы, только саперы. - Ну, один, так один. Кто такой хоть? И почему так важен? - А вот сам и узнаешь, - глянув куда-то по правую сторону от себя, он поднял руку и подозвал кого-то приглашающим жестом. Обходя группки разговаривающих солдат, к нам подошел... подошла? - Я не понял: мой подчиненный что, женщина? - Я девушка, - поспешила доложиться она. Все окружавшие нас солдаты затихли, начав коситься в ее сторону. - Рядовой Злата Войкович. - Передаю ее под ваше командование, сержант. Не подведите, - сказал мне Хеннинг. Вот и дожили. Война уже не одно тысячелетие как является чисто мужской забавой, а тут начали и женщин в свои ряды набирать. Конечно, я совру, не сказав что, например, в прошлой войне женщины тоже входили в состав действующих армий, но то были небоевые должности, вроде связисток или полевых санитаров. Нашлось место и женщинам-снайперам, да, но их было в сравнении с мужчинами настолько мало, что можно вынести в разряд исключений. Были еще тогда две валькирии, принимавших участие в сражениях, одна из которых даже заслужила офицерское звание и командовала подразделениями... но это еще большее исключение, чем женщины-снайперы. Неужели, кто-то у нас решил перенять западную моду на равноправие? И отправилась бы эта самая Злата в те же снайперы - я еще понял бы. Но у нас здесь не разведка, а инженеры: мало того, что наука инженерная не для женского ума, так еще и работаем мы в мясорубках. Еще видок у этой девахи какой-то странный. Высокий рост, правильная осанка, да и вид того, как она просто стоит, говорили о прохождении ей определенной подготовки - я почти уверен, что более серьезной, чем у обычных солдат. Под просторной униформой, схожей с нашей, не было видно, но уверен не менее сильно, что и тело у нее спортивное. Все, вроде бы, как надо, только откуда эта нездоровая бледность? Туда же и цвет волос - перекинутая через плечо коса естественного для человека, золотистого цвета, но почему ближе к кончикам цвет начинал переходить в пепельный? И еще глаза - не то карие, не то какого-то более красного оттенка. Признаки внешности, присущей валькириям прослеживаются ясно, но почему они проявляются только частично? Может, она полукровка? В таком случае - если человек имеет в роду такую кровь, то зачем его зачислять сюда? Небезызвестная полковник Сэлвария Блес - та самая валькирия-офицер - стала военнослужащим в более старшем возрасте, и обладала силой валькирий. Стоявшая же передо мной девушка была молода - семнадцать-восемнадцать лет - носила обычную форму, а вооружена была таким же как и у меня "АК". - Ну хорошо, Злата, - сказал я, провожая взглядом оставившего нас лейтенанта. Солдаты вокруг вернулись к своей болтовне, хотя нет-нет, да то и дело оглядывались на мою подчиненную. - Я Рихард Рутвен. Будем знакомы. - Я вас не подведу, - ответила она. - Тебя. - Прошу прощения: не поняла, о чем вы. - Ты. Будем на ты. - Хорошо, я тебя поняла. - Сказали, беречь тебя надо особенно, поэтому слушай и держи в голове все, что я тебе сейчас скажу. Выполняй все мои приказы беспрекословно: без лишних слов и раздумий, даже если тебе покажется, что я где-то ошибаюсь. Это первое. Поняла? - Так точно. - Второе. Боевого опыта у тебя нет, верно? Настоящего боевого опыта, а не с учений. - Так точно, настоящего нет. - Значит в первом бою никуда не высовывайся и не рвись. Ты молодая, голова у тебя дурная - сразу захочет себя проявить, да всем показать. Эта причина и составляет немалый процент гибели новобранцев в первом же бою. Для начала, ты должна понять что такое современный бой. Поняла? - Так точно. - Хорошо. Расскажи, каким навыкам ты обучена. Саперное дело насколько хорошо знаешь? - Я обладаю только базовыми знаниями в области взрывчатки. С чем-то кроме гранат на практике иметь дело не приходилось. - Плохо. Еще что? Медицина? - Обучена навыкам оказания первой помощи в полевых условиях. - Уже лучше. Еще что? - Ближний бой. Я являлась одной из лучших в боевых искусствах на нашем курсе. Занимала призовые места на соревнованиях, а также защитила титул мастера. Я одинаково хорошо могу расправиться с противником как при помощи ножа, так и полностью безоружной. - А вот это пригодится. Мы воюем на малых дистанциях, и нередко еще и в ограниченном пространстве: ближний бой у нас не редкость, так что в этом нам повезло с тобой. Только ножами пользуемся не так часто, как тебе может казаться. Бить лопаткой гораздо удобнее, и ранения более опасные от нее остаются. В общем так, Злата: на первый взгляд ты толковая, но нужно посмотреть на тебя в бою. Прозвучала команда строиться, передаваемая по цепочке - одни скажут, другие подхватят. Мы построились, затем явились командиры, убедиться что все в полном составе готовы к отправке, а там и в вагоны велели грузиться. Как и прежде - поедем в полумрачных "товарняках". Мне, со своей подчиненной, повезло занять место в уголке. - Ну что, вояки! Прокатимся с ветерком! А как доедем - так надаем этим обезьянам, что убегут на свой остров в страхе! - рядом со мной плюхнулся на пол тот говорливый солдат, что недавно расхваливал этот свой, как он его назвал, "РПГ". - Что мне эти "солнечные" островитяне, - ответил я. - Я федератов больше пострелять хочу. Давние счеты надо бы сровнять. - Как и у всех нас, друг, - протянул он мне руку. - Я - Томаш. Томаш Маринский. Бронебойщик. - Рихард Рутвен, - я пожал его ладонь. - Где воевал? - На центральном. - Недалеко служили мы друг от друга. Я тоже "по центру" был. Помогал удерживать федератов на пути к столице. Был на линии Зигваля. - Хорошо вы им там влупили. Но еще лучше было, когда их добили после взятия в "котел". - Да, хорошо тогда округа полыхала, - заулыбался мой новый знакомый. - Потом долго недобитков по лесам вылавливали. А ты сам где служил? - Мы в то время под Краковом мадиров отстреливали. - Те еще суки были, - хлопнул он меня по плечу. - Зато сейчас, только в армию вернулся, как невесту с порога выдали? Отвоюешься, и жениться побежишь? - Это смотря как отвоюемся. Тебя тоже откуда-то из другой части перевели? В нашей учебке я тебя не встречал. - Нас, бронебойщков, теперь раскидывают по другим отрядам. Это тогда под каждый род войск выделялась свой армия, но сейчас правила изменились: новые времена настали. Это мой второй номер, - Томаш указал на сидевшего напротив нас солдата, молодого, ровесника моей Злате, с которой он не сводил томного взгляда. - Рудольфом звать. - А? - оживился юнец, услышав свое имя, и посмотрел на нас. - А, да, рядовой Рудольф Доу. Странная фамилия у него. Не наша. Больше как раз для федерата подходит. Да и сам он зажатый какой-то, точно боится. В бою не факт, что струсит, но сейчас ему точно не по себе. - Со мной теперь еще и Злата, - я посмотрел на свою подчиненную, все то время молча следившей за нашей беседой, то ли не заметив, то ли не подав виду, что уже стала объектом интереса помощника Томаша. - Расскажи, как ты оказалась в войсках? - Я доброволец из движения "благословение Господа", - при этих словах она так искренне улыбалась, будто на нее в самом деле сошло какое-то благословение свыше. - Нас тренировали специально для войны. Я вступила потому, что хотела также, как и другие солдаты сражаться с врагом ради нашей Родины. И вот, этот день настал. Слишком просто. Думал, что сейчас услышу что-то необычное, а оказалось, что причина ее присутствия здесь такая же, как и у меня. Времена идут - а в плане призыва на службу ничего не поменялось. Возвращаясь в тридцать четвертый - мне тогда также хотелось побыстрее оказаться в армии, и речи мы говорили друг другу похожие, почти слово в слово. В погоне за воинской славой я, как и немало других моих ровесников, соврал в военкомате насчет своего возраста: поскреб в нужных документах дату рождения кончиком лезвия бритвы, и из шестнадцатилетнего себя сразу же превратился в восемнадцатилетнего. К нынешним двадцати пяти здоровье уже малость не то, но это не будет помехой - тут кого из ветеранов той войны не возьми, так у каждого болячка не одна найдется. Ну что с того, что на левую ногу малость припадаю, из-за дробины, которую доставать слишком опасно? Ходить могу, и бегаю неплохо. В груди еще порой, бывает, побаливает, прям по центру, где ребра вместе сходятся - ощущение такое бывает, будто нож какой невидимый в это место всадили. Иногда оно бывает посильнее, тогда еще кажется, что боль словно бы ниточкой проходит оттуда влево, к подмышке. Но это тоже не страшно - просто остановлюсь, сделаю несколько глубоких вдохов-выдохов, и отпустит. - Понятно. Я ожидал, что причина твоего попадания сюда позапутаннее окажется, - Сказал я Злате. - В смысле: ты же знаешь, как выглядишь. У тебя на лицо признаки внешности, присущие валькириям, но проявляются они лишь частично. Почему так? - последние фразы я произносил тихо. Едва ли кто бы сам не догадался до того же, что и я сам, но не хочу, чтобы посторонние уши слушали такие разговоры. - Мне понятно твое любопытство, Рихард, но данная мною клятва запрещает мне рассказывать даже малейшие подробности. Прошу прощения, - ответила та, сложив вместе руки, как на молитве. - Я тебя понял, Злата. Тогда оставим это. Видно, что ты очень религиозная девочка. Ты по этому не сострижешь свою косу? В полевых условиях от нее будут только проблемы. - Увы, но такова воля моего отца. Я не раз говорила ему тоже самое, но отец остается непреклонен, - сказала она, теребя одной рукой перекинутую через плечо скатку, на которую и спадала ее светлая коса. - Пойти против его слова я не могу. - Это очень нехорошо. Но не смертельно. - Я сделаю все, чтобы моя коса была единственной нашей обузой. - Не говори ерунды, Злата. Мы оба знаем, что так невозможно. Впредь не давай обещаний, которые точно не можешь сдержать. Но ничего: в твои годы сам таким же был. - я перевел взгляд на помощника Томаша, продолжавшего все также молча следить за нашим разговором. - А ты, Рудольф, как в бронебойщиках оказался? - Возраст наступил, когда в армию пора, вот и пошел, - вместо юнца ответил Томаш. - И пришел. А ты, Рихард, инженером и тогда был? Или только сейчас стал? - И тогда и сейчас. Только инженер - это неправильное название, я считаю. Инженеры, они кто: они строят, с чертежами разными работают, проектируют. А мы, по большей части, ломали, взрывчаткой. И разминированием занимались. Что же по части "строить" - вот с этим не задалось. Так что я сапер, а не инже... - я на миг прервался, заметив краем глаза, как злата, прикрыв рот ладонью, пытается скрыть зевок. - ...нер. Злата, вижу тебе спать хочется. О таких вещах говори сразу: я должен всегда знать, каково твое состояние. - Виновата. - Здесь вины нет. Но пока есть возможность - вздремни. Скорее всего, атаковать будем либо ночью, либо рано утром, и от сонной тебя толку не будет никакого. - Хорошо, Рихард. Я постараюсь. - И почему им не рассказали такие простые основы? - повернулся к Томашу. - Как в тридцать шестом. - В тридцать шестом много чего произошло, - ответил бронебойщик. - Что именно ты имеешь в виду? - Про то, как усилились бои и возросли потери, думаю, ты без меня знаешь. - Многое бы отдал, чтоб забыть. - Я бы и сам многого не пожалел ради такого лекарства. Тоже тогда приходили к нам пополнения, в большинстве своем такие же ребята, как и я. Ты-то постарше будешь, тебе тогда больше, чем мне сейчас было. Мы ж с пацанами тогда в военкомате наврали, убедили комиссию, что нам восемнадцать было. Возможно, потому и вижу порой во снах тех парней, тридцать шестого года призыва. Тоже все обученные к нам пришли, с криками нестись на убой. Не знали ни о поиске укрытий, ни о том, когда нужно перемещаться ползком, ни даже об опасности собираться в группы. Зато, как за царя в атаку кидаться - это им рассказали. Страну защищать надо - тут бесспорно. Но не так: тут надо тоже по уму действовать. Иначе на кой черт воевали, если жить станет некому? Больно мне, Томаш, видеть, что время идет, а такие ошибки остаются.