Марш на восток

Поднимая за собой облака пыли, ехала по дороге колонна танков, навстречу рассвету. А мы, рассевшиеся по этим танкам, смотрели, на то же восходящее солнце или на окружавшие нас степные просторы. Не прислали самураи никого ни в помощь пограничникам своим, ни в контратаку по врагам - нам, то бишь. Если они до последнего рассчитывали на наше невмешательство, то я бы дорого заплатил за возможность посмотреть на лица вражеских генералов, когда тем приходят сведения о недавнем прорыве границ. В особенности того явно позера в модных очках и с трубкой. Как там его звали - Артур Дуглас, вроде? Интересно, сколько нам дадут проехать, до первого боестолкновения? Но это если для нас вправду не устроили западню - а то вдруг много заранее подготовили котлы на нашего брата, и теперь ждут да никак дождаться не могут. Больно уж просто там на границе было - понятно, что в жизни чего только не может оказаться, но все равно, где-то в недрах мозга назойливо скребется мысль о том, что мы сейчас о самые жабры на крючке у федератов с "солнечными". Наш взвод из того боя без каких-либо потерь вышел. Почти стершийся кремень моей зажигалки, с первого раза высек достаточную искру, чтобы дать жизнь язычку пламени и я смог закурить. Наполняя легкие горячим дымом, я перевел взгляд вправо, посмотреть на следовавшую за нами технику. Первым шел танк, такой же средний "штурмовик", с заостренным лбом, точно также везущий на себе около десятка человек и оставляя за собой в воздухе пылевые следы. Следом за ним катилась машинка полегче, тоже на гусеничном ходу, но вместо башни была установка с несколькими крупнокалиберными пулеметами, глядящими в небо. Сидевший на положенном месте стрелок приветливо улыбался во все тридцать два, ветер развевал незастегнутые лямки его шлемофона а в защитных очках отражался восход. По левую от меня сторону, впереди, получается, пылил на ходу еще танк с солдатами, а перед ними жужжал мотоцикл. А совсем рядом со мной сидит молчаливая Злата, с нажимом уперевшись ногами в край бортика танка и с хмурым лицом разглядывая здешние пейзажи. В поезде она была повеселее, хотя, может именно сейчас она ведет себя более обыкновенно? Я ведь и суток ее не знаю. Но, склоняюсь к мнению, что это с непривычки - столько мертвых сразу видеть, иных, видывал, и в истерику с такого бросало, но подобное на моей памяти случалось не более пары раз. А то, что среди тех убитых не было наших и хорошо - что все живы мы остались - но в то же время... Может дать ей ложное чувство нашей неуязвимости. Очень сладкое чувство, как таким не обмануться, в ее молодые, особо охочие до побед годы? Еще хорошо, что трупы "санни" не получили серьезных увечий вроде оторванных рук-ног и вываливающихся внутренностей. Оно, понятно, дальше все будет, но пусть Злата привыкает к такому постепенно: так будет легче. - Воздух! - закричал своим скрипучим голосом одноглазый Клаус. Пристроив локти на танковой башне, он смотрел через оптический прицел, куда-то прямо по курсу. Я смог разглядеть там только пару точек вдали, напоминавших назойливых мух, и даже жужжавших похоже. Чем они становились ближе, тем отчетливее были видны крылатые силуэты, напоминающие птиц. Боевая авиация, две машины. Вот как нам сейчас быть? В прошлой войне о подобном оставалось только мечтать, что нам, что врагам, а теперь эти мечты стали былью, с которой я не знаю, что делать. Стрелять по ней? Но даже если попаду - много ли толку будет от моей пульки? Просто сидеть и покорно ждать своей участи, или броситься всем врассыпную? Только, что одно, что другое - беспомощность перед врагом, будто лежишь раненый на дне воронки, не в состоянии пошевелиться, и смотришь, как мимо проходят солдаты противника. Как боксерская груша, которая, как известно, не может дать сдачи. - Взвод! - прокричал Хеннинг. - Врассыпную! - Злата, с машины и залечь! - выкрикнул и я, спрыгивая на землю. Перевернувшись на спину, я сжал в руках карабин и принялся высматривать ту пару самолетов. Они продолжали нестись навстречу нашей колонне, снижая высоту. Жужжание двигателей усиливалось. Казалось, что это вращаются не винты моторов, а два сверла, начавших бурить мои виски. В кого же они будут стрелять? Или бомбы скинут? Воздух прочертило несколько линий трассеров, что пролетев ощутимо ниже этих жужжащих птиц, умчались навстречу рассвету. Это били с той машины, у которой вместо танковой башни крупнокалиберная установка. Улыбаясь еще шире - хотя, из-за надобности удерживать зубами сигарету улыбка больше походила на оскал - стрелок в расстегнутом шлемофоне стрелял короткими очередями. - Да вашу ж душу! - ругался военкор Марат, оставшийся сидеть на танке, прильнув к своей кинокамере. - Летите нормально! Ни черта снять не могу! А те продолжают лететь, на колонну, ни стреляя ни виляя от прицела. Одна из очередей, кажется, зацепила первую машину, только никакого вреда... Ох, опять тороплю события - пошел первый самолет дымком, начав ее сильнее крениться носом к земле. Теперь точно не долетит до нас, даже если захочет врезаться в наши танки. Он попытался уйти, сделав поворот и взяв обратный курс, но все тщетно. Второй точно также сделал в воздухе полукруг и пошел назад, не став испытывать судьбу. А ведь если бы петлял, то мог и уцелеть. Броню свою, что ли, переоценил? Или забылся? Или вообще не научен? Вот и вышло, что в первый раз нас беда миновала, но лишь потому, что вскоре они вернутся, в большем количестве и, возможно, с иной схемой действий. Небо, оно же вон какое просторное, таких маневров можно накрутить, что никакая пехота не повторит на своей земле. Прозвучала команда "по машинам", мы быстро загрузились, наш "охотник на птиц", начал получать бесчисленные похвалы от попутчиков, а все мы вместе поехали дальше. Через минуту-две троица танков, как раз везущих на себе весь наш взвод, съехали с дороги и погнали уже полем, как раз туда, где в нескольких километрах впереди по курсу и упал тот летун. И так было не только с нами, вся колонна стала делиться на тройки и четверки начавшие веером расходиться по степи. Это мы сейчас действуем по плану, или такое решение было принято из-за тех самолетов, скажем, чтобы рассредоточить войска, усложняя противнику охоту? Кстати, Ганс, а смог бы ты сбить одну такую, из ПТРа? Тут ведь не как с человеком, тут недостаточно просто попасть - надо угодить в... куда-то - не знаю, где у них уязвимые места. Ведь носятся они как гоночные болиды, и хотя бы просто попасть по такому уже окажется большой удачей. Так получилось, что рухнул этот летчик как раз на пути нашего следования. Оставив за собой борозду в поле, лежала его "птица" среди редких кустов, красуясь перед местным пушистым обитателем нарисованными у основания хвоста оранжевыми кругами, по одному с каждого бока. С нами этот самый пушистый знакомится не захотел и мигом дал деру, как только подобрались к нему достаточно близко. Остановились танки, мы с оружием на перевес, военкор с фотоаппаратом в руках, спрыгнули на землю и принялись окружать. Пилота боялись зря - он так и остался сидеть в кабине, штаны и сиденье его были залиты кровью, из живота торчал клинок со слегка искривленным лезвием, похожий на тот, с каким на нас со Златой ночью набросился офицер пограничного поста, но покороче. Посмертное выражение лица этого летуна напоминало ухмылку, будто бы он находил все происходящее издевательством над нами. А может, ему просто было нестерпимо больно. Встав рядом со мной, Марат щелкнул фотоаппаратом, затем обошел самолет и сделал снимок с другой стороны. Кстати, интересно, как это инженеры умудрились убрать орудия в крылья - сами механизмы и их принцип действия любопытен, да и калибр того, из чего нас рвать собрались тоже надо бы знать. А то глядит из крыла ствол, а тебе гадать, продырявит из него тебя насквозь или сразу располовинит? Обшивка пусть и металлическая, но содрать ее много труда не составит - времени, только, на это нет. Но самое важное для нас было видно невооруженным глазом - это небольшие выступы по бокам на носу, напоминающие рыбьи жабры: их сделали для защиты рагнитовых радиаторов, которые, как известно, очень нестабильны перед прямыми повреждениями, и в особенности взрывчаткой. На самом деле, это и так было очевидно, ведь рассуждая по логике - где двигатель там и рагнитовый источник питания, но теперь мы знаем это точно и можем не ссылаться на домыслы в стиле "что если эдинбургские ученые придумали, как изолировать рагнит от мотора и вообще убрать его в место, где броня потолще". - Все, посмотрели, и хватит, - сказал лейтенант, вместе с нами спрыгнувший посмотреть на это достижение современной техники. - Противник ждать не будет. По машинам! И снова полезли мы назад на танки, и двинулись дальше, продолжая пылить по полям. Если присмотреться, то вдали, в нескольких километрах, оставляя за собой такие же следы, ехали другие наши подразделения - если кому надо будет помочь огоньком, то домчим в пару-тройку минут до "соседей". Только причин для этого все не было и не было - сколь уже едем, а врагов все не видать, кроме самолетов тех двух. Вспоминаю, как всю страну на поезде пересекал, от западноевропейской части, до дальневосточной, через Сибирь. Едешь вот так, день, другой, третий, неделю, а за окном все леса да поля, будто по кругу колесишь. От таких сравнений меня оторвало ощущение того, что все тело клонит к краю борта, но несильно, так что падение на землю мне не грозило - наш танк всего лишь немного повернул вправо. - Теперь прямо по курсу дым, - сказал Клаус, как и прежде смотревший вдаль через прицел. - Что за дым? - спросил я, вытягивая вместе с остальными солдатами шею, посмотреть, правду ли говорит снайпер. - Дым как дым. Деревни, будто, не сжигал? Вот что-то такое там и горит. В этом он прав - дымит по-черному, и очень много, раз за несколько километров видим. Значит, что огонек большой, и на просто загоревшуюся от жары траву не похоже, тем более, что до полудня еще очень далеко. - Вот, теперь и дозорная вышка показалась, - через некоторое время поведал нам новости снайпер. - Такие вещи просто так в мирных местах не строят, - сказал я, но уже скорее Злате, чем Клаусу. - Либо военный объект, что "санни" подобно нам в восемьсот девятом, подожгли и ушли оставив врагу; либо концлагерь с пленными, тоже предали сожжению, вместе с пленными. Потом заодно скажут, что опять наших рук дело. - Но ведь во время Второй Европейской действительно бывали случаи, когда наши солдаты сжигали лагеря с пленными, - вклинился в мои наставления Рудольф. - Во-первых, не перебивай старших, особенно по званию, - ответил я. - А во-вторых, я ж не отрицаю, что мы сжигали. Было, такое, что уж скрывать. А знаешь, кто еще сжигал? Федераты, только у них яй... мужества маловато, чтоб признаться в совершенном. Это если в контексте международного словоблудия говорить. В словоблудии они с давних веков сильны. Вот скажи, Злата, как ты считаешь, в чем сила? Если говорить не о физическом развитии и подготовке. - В правде, - ответила Войкович. Слишком быстро, почти бездумно, так обычно говорят в школе заученный ответ на вопрос учителя. - Неверно, Злата, - сказал я. - Правдивого всегда можно оболгать и выставить самым наигнуснейшим лжецом. - В этом ты прав, Рихард, но Господь все видит, и воздаст лжецу наказание за совершенные грехи. Поэтому сила с теми, у кого правда. - А ты, Руди, что скажешь? В чем сила? - Я не могу дать точный ответ, - поскреб помощник гранатометчика переносицу. - его не существует. А все же, что такое сила, по твоему мнению? - Слабоумие и отвага, - ответил я. - На том и стоим, уже не первый век. - Рихард, ты ведь шутишь, да? - обиженно спросила Злата. - Это очень злая шутка. Это мысль, поданная как шутка. - Злата, я твой командир. А командир, он что? Он всегда прав. Так что делай, как говорю, и не спрашивай лишнего. Будешь сомневаться - подведешь меня и остальных. Ибо хорошо сплоченный отряд - и есть сила. При удачных обстоятельствах. Тем временем, место пожарища было все ближе, стало возможным разглядеть, что горят именно здания, деревянные бараки. Горят недавно, еще не развалились даже. Для деревни маловато строений, да и поля вокруг не распаханы, если, конечно, на них вообще возможно что-то-то вырастить. Заместо этого были проторены дороги - одна длинная-длинная, расходившаяся на несколько покороче: если смотреть сверху, то было бы похоже на узор. Только не вели никуда эти дорожки, заканчивались чем-то напоминающим гаражи. - Ну все, теперь дай мне тоже посмотреть! - продолжал настаивать на своем Бруно, глядевший из-за моего плеча. - Вообще-то, это моя винтовка, - напомнил Клаус, бесцеремонно схватив оружие в моих руках за цевье и потянув на себя. На самом деле снайпер был довольно хилым и в драке я бы победил его на раз два, но ведь мы драться не друг с другом сюда пришли, да и винтовку я действительно взял у него, посмотреть вдаль через прицел. - Забирай, - разжав пальцы, я позволил владельцу вернуть свое оружие. В то же время, ехавший на соседнем танке лейтенант, оторвавшись от бинокля, и сказал что-то танкисту, чья голова выглядывала из люка. Через пару секунд все танки остановились. - Взвод, стройся! - приказал Хеннинг, спрыгнув на землю. Как только мы спрыгнули следом, и выстроились, он продолжил. - Впереди вражеский аэродром. Наша задача - проверить его и подавить любое сопротивление. численность противника неизвестна. Возможно, что все "санни" уже отступили и здесь никого нет, но внимания никому не ослаблять, местность может быть заминирована. Первыми идем мы, следом танки. Разделились мы отряды и пошли. Впереди Бруно, в паре метров от него я, за мной Злата, а там и прочие. Двигались мы, обходя кустарники и места большого скопления травы - вдруг кто растяжечку там оставил, или мину со шнурами - заденешь один такой даже легонько, и все: одна нога здесь, другая там. В траве такое прятать - самое то. Конечно, есть еще и мины нажимного действия, которые и среди голой земли не найдешь, но все же по открытой местности ходить спокойнее. На этот раз нашему Бруно повезло пройти весь путь до сетчатой ограды целым, и, соответственно, нам тоже. - Это солдаты? - спросила Войкович, глядя на беспорядочно сваленные у ограды тела в зеленой униформе, в пятнах крови и со следами пулевых и резаных ран. Ближайший к нам, лежавший на боку, будто прикорнул на привале, красовался косой чередой отметин от пуль, через все туловище - били из пистолета-пулемета. Рядом с ним лежал боец, на спине, будто небом любовался - весь в осколочных ранах, и туловище, и лицо; отсутствует кисть правой руки: не иначе, как гранатой себя подорвал. И все прочие, десятка два, примерно, были похожего вида. - Солдаты, Злата, - ответил я. - Кому еще так одеваться и погибать в бою? Только это не "санни". Форма у них пусть и похожего цвета, но оттенки разнятся, снаряжение в лице подсумков и портупей иное, и каски отличаются. У "санни" миски для мозгов закрывают только верхнюю часть головы, и еще сеточками покрыты. А у этих еще и затылок почти полностью скрыт, и большая красная звезда на лобовой части нарисована. Явно красноармейцы. Окруженцы, я думаю, продолжали борьбу партизанскими методами. Посмотри на их вид: форма грязная, вся в пыли, лица заросшие, волосы не стрижены давно. Убиты совсем недавно, так совпало, что они решили устроить налет в то же время, как мы стояли на границе. Может, чуть раньше. Меня больше другое интересует - как они отличают своих от чужих? Вблизи понятно, но издали? Или в бою, когда видишь силуэт, а детали различать нет времени или возможности. - Это похоже на правду, - согласился лейтенант. - Раны выглядят свежими, да и сами тела пылью занесло слабо. Точно недавно все было, - повернувшись, он махнул рукой танкистам. - Ломай ограду! Здесь и здесь, чтобы по телам не ездить. Проволочная сетка покорно смялась под траками наших "штурмовиков". Переступив останки заграждения мы двинулись проверять территорию аэродрома. Никого здесь не оказалось: ходили мы, также по-отрядно, все кусты проверяли, все строения, и ни единой души не обнаружили, только ветер, гонявший туда-сюда пыль, догоравшие бараки, да взорванные самолеты в отведенных специально для них гаражах. Интересно, что один из гаражей пустовал, а все самолеты, кроме одного уже давно перестали гореть и чадить черным. - Все ясно, ничего интересного тут не осталось, подвел итог лейтенант, глядевший на догоравшие доски, ранее бывшие одним из зданий. - Могли бы и не задерживаться здесь. Всем по машинам, мы уходим! - Рихард, - взяв мою руку, Злата залезла на танк. - Мы просто так оставим те тела на корм падальщикам? - Мы их оставляем, да. Но не падальщикам. Когда сюда придут внутренние войска, они займутся похоронами, а свои время и силы мы должны уделить другим делам. Скажем, если убьют и меня, во время наступления, то тоже придется оставить мое тело, как и любого другого из нас. Даже лейтенанта. Все это Войкович понимала, понимала задолго до отправки на фронт - по глазам ее невеселым вижу - но сохранилась до сего момента в ней некая... надежа, наверное, и натолкнувшая на подобный вопрос. Но осталось ей только смириться с происходящим, цепляясь за образок в своих ладонях. - Господи, помилуй души этих рабов твоих, отдавших жизни в борьбе за свою страну, и забери их в царствие Твое. Пресвятая Азура Покровительница, помоги нам сразить врагов наших и остановить то Зло, что они несут с собой. У нее в этот день было припасено множество обращений к богу и прочим его приближенным. Прерывалась она лишь когда начинала греметь стрельба - то стрелковое щелкало, то легкая пехотная артиллерия. Когда это происходило то в небо пускали сигнальные огни. То в одном месте на узел сопротивления наткнутся, то в другом-третьем. Но то все другие подразделения, а мы продолжали ехать с ветерком, иногда делая остановки, чтобы нагнали остальные, задержавшиеся в боях или преодолениях особо трудной местности. - Даже неловко как-то перед остальными, - сказал Рудольф, вертя в пальцах маленькую губную гармошку. - Спросят, вот, вечером, как день прошел, а мне и сказать будет нечего, будто только и делал, что в сторонке отсиживался. - Нэ торопись на смэрть, дарагой, - лениво поскреб сапог, Дахан. - Наслаждайся возможностью пожить, а на тот свет нэ опоздаешь. - Мы приехали сюда убивать! - возмутился наш одноглазый снайпер. - Но пока убивают врагов другие, вместо нас. - Это мы с табой приэхали убивать. Нэ он. Не только вы двое. Тут половина полка нашего ради этого поехала. А из другой половины половина, небось, просто стесняется в этом признаться. Эта забава с федератами у нас тянется уже много веков, так что дело уже не обязательно в том, что кто-то жаждет крови из-за своей натуры. Наши предки с ними сталкивались во многих войнах, тоже самое будет и с нашими потомками. Можно сказать, это дело принципа, следование традициям, к которым прилагается слава защитников Родины. А когда едешь вершить такие важные дела, то совершенно не хочется простаивать в стороне или заниматься какими-то сторонними делами, как, например, "стелить" дорогу для танков. Заехали мы в какие-то топи. Неглубоко, где-то по щиколотку, но больно уж вязко, что траки не прогребают: генерал Грязь, как всегда, служит Родине с максимальным рвением. Пришлось рубить деревья в ближайшей роще, для переправ. - Нет, Злата, это слишком молодое. Пусть растет себе дальше. Давай вот его, оно старое, многое повидало, такому умирать не страшно, - хлопнул я ладонью по выбранному дереву. - Дахан! Зарубку нам сделаешь? - Сдэлаю! Сейчас, этого дорублю! - отозвался бородач, стуча топором по уже поваленному дереву. Через пару минут я вместе со своей подчиненной приставлял пилу к свежей зарубке на стволе. - Давай, Злата, - перекрикивал я стук нескольких топоров. - На раз-два. И р-раз! - я толкнул пилу в ее сторону. А затем потянул назад, на себя. - Два! Раз-два! Раз-два! Войкович явно не приходилось ранее заниматься подобными работами. В противоположность той отточенной до идеала расправе над вражеским командиром, сейчас ее движения казались неуклюжими, лишенными легкости и ощутимо медленными. Как бы она хорошо ни дралась, но нехватка физической силы сказывалась и на деле: с моей стороны борозда выходила глубже, и выглядеть наша работа со стороны могла так, будто мы решили пилить дерево по кругу, как по часовой стрелке. Ругаться на Войкович смысла нет - не виновата она, что женский организм по своей природе слабее нашего. Наоборот, старается девочка как может, вся взмокла, раскраснелась, пытается выровнять дыхание, но чувствуется, что пила от ее рук двигается постепенно слабее и медленнее. - Давай, Злата, уже три четверти сделали! Соберись! - Да. Просто жарко очень. Правда: печет очень сильно, как в бане, или пекарной духовке. Многие на такой жаре кителя поснимали, оставшись в тельниках, а некоторые даже и их скинули. Злате тоже не помешало хотя бы расстегнуться, но ведь так она будет своим видом дразнить всех остальных, так что пусть терпит. - Поберегись! - закричал я когда дерево начало с треском крениться. Едва оно упало, как тут же подбежало несколько человек и давай кто на бревна рубить, а кто ветви отсекать. Густав, ты помнишь ту лошадь? Ту, тягловую, с рыжинкой. Ехал себе мужик на обозе через городскую окраину, тут как бахнет снаряд: снег во все стороны, лошади горло осколком перебило, лежит, кровью снег заливает, извивается, брыкается, все умереть никак не может, а к ней уже оголодавшие солдаты со всех сторон сбегаются, с топорами в руках. А мужик продолжает сидеть охреневший. Лошадь пытается орать, хрипя и захлебываясь кровью но эти призывы о помощи почти не слышны, из-за бесчисленных ударов лезвиями по мягкой плоти. И это противное чавкающее хлюпанье, с которым разрывают на части мышцы. Треск костей. Через несколько секунд все заканчивается, и перепачканные в чужой крови и потрохах солдаты разбегаются назад, с жадным видом прижимая к себе еще не остывшее мясо. - Рихард? - потянула меня за локоть Злата. - С тобой все хорошо? Не напекло? - Нет-нет, все хорошо, - я тряхнул головой, выбрасывая из нее воспоминания. - Ты сейчас стоял словно сам не свой. Будто чертей увидел. - Вспомнилось кое-что. Не бери в голову. Бревна уже были готовы. Дружно взвалив их себе на плечи, мы пошли назад к танкам. Вернее, пошлепали по топи, расплескивая воду, ругаясь друг на друга и пытаясь не выронить свою ношу. То у кого-то нога увязнет, то кто-то запнется, то бревно начнет сильно кренится, настойчиво увлекая нас за собой, и все это под непрерывное нытье не привыкшего к такому плеча. И еще солнце. Со стороны, небось, выглядим мы не хуже бурлаков с той знаменитой картины - прям хоть бери и рисуй современную адаптацию с нас. Но, когда пришли на место, то все не закончилось - сначала подкладывали эти бревна под танки, потом выкорчевывали из грязи, переносили на другое место, и все по-новой. Иногда попадались менее вязкие участки, и пока мы ехали через них, то могли насладиться отдыхом. несколько часов так провозились, пока эти топи не закончились. На тот момент мы растеряли весь свой геройский видок, форма измялась что ровного места не осталось, сапоги покрылись щедрыми слоями грязи; сами обозленные, уставшие и взмокшие, как со смены рабочей возвращаемся. Теперь, пусть в бои мы так и не вступали, но находимся среди догоняющих. Поэтому не удивительно было видеть далеко впереди развеваемые столпы дыма и получить по радиосвязи просьбы о помощи. - Двенадцатый, мы на подходе. Повторяю: на подходе, прием! - кричал в рацию лейтенант, глядя то на карту в своих руках, то вдаль. - Двенадцатый? - Злата, как себя чувствуешь? Сильно устала? - тем временем задал я вопрос подчиненной. - Скоро будет бой. - Ничего непривычного, - ответила та. - У нас всегда боевую тренировку начинали сразу после физподготовки, без перерыва на отдых. - И правильно делали. Очертания зданий впереди становились различимы все сильнее: обычные сельские дома-коробки с соломенными крышами, стоявшие в хаотичном порядке. У нас в стране я тоже не раз встречал похожие. - Взвод, - скомандовал Хеннинг, когда подъехали ближе. - Дальше идем пешком. Танки за нами. Отделения... Получив приказы, мы направились к домикам. Не видно никого, кто бы из других имперских солдат мог бы нас встретить, никаких опознавательных знаков даже не оставлено, и стрельбы не слышно - высока вероятность, что прибывший сюда взвод уже перебили, и теперь мы идем в засаду. Может сейчас из-за ограды, до которой несколько метров осталось, выскочит отряд автоматчиков и всех нас тут положит. Или из окна домика ударит пулемет, или снайпер, а может и не из окна, а с чердака. Вот она и ограда, отделявшая дворик от остального мира, добрались мы до тебя. В разных местах она была построена из разного материала - где-то из кособоких неровных нагромождений глины, из которой, похоже, пытались вначале сделать кирпичи; где-то из тех же кирпичей, но уже нормальных строительных; а где вовсе только вязанки хвороста были. По ту сторону был обычный сельско-хозяйственный дворик: иссохшийся обоз, старая не развалившаяся только чудом тачка. На земле среди пыли виднеются россыпи крупы, только кур не видать и не слыхать. В воздухе ясно ощущается запах паленого: гарь пороховая, гарь от паленого хвороста, мяса, ГСМ, и особо едкая - от краски. Заглянув, с оружием наготове, в дом, Бруно жестом показал, что все чисто. Двигаемся дальше, через похожие пустующие дворы и дома. - Что видишь? - спросил я Злату, сам изучая стену, под которой, в тени от небольшого шкафа скопилась горстка стреляных гильз. Очередной из домов, который мы вдвоем осматривали, был "сквозным", с двумя выходами, один напротив другого. Напротив, через дорогу, стоял еще один дом, повернутый к нам немного наискосок. Через его дверной проем открывался удобный вид на "наш" дом и часть двора. Раз лежат гильзы, значит стреляли, а запримеченный мною дом может быть неплохой позицией. Сняв перчатку, я провел ладонью по скрытой домашним полумраком стене - пулевых отметин не обнаружено, хотя мог и пропустить, если их не больше одной-двух. А то вдруг у них там уже пулемет развернут, и местечко пристрелять успели? - На первый взгляд, ничего особенного, - ответила Войкович, отодвинув старую истершуюся штору пальцем, на самую малость. Голос подчиненной звучал приглушенно, из-за защитной маски. - Ограда цела, у стен ни повреждений, ни чего-то, похожего на укрепление. Землю не копали. - Чердак? - спросил я. - Окон нет. Если там и замаскирована бойница, то угол стрельбы по нам неподходящий. Разве что среди соломы моли запрятать, но я не вижу никаких следов. - Солома могла выпасть на землю. Ничего такого не видишь? - Не вижу. Выглянув во двор я подал знак остальным нашим, и после недолгого обмена жестами мы пошли к следующим дворам, разбившись на группки в два-три человека. Ничего там не оказалось, даже хоть одной растяжки никто не оставил. Похожим образом мы миновали еще череду домов с дворами - сперва поглядим, есть признаки, выдающие западню, и только потом идем проверять. Так, постепенно продвигались к одному из столпов дыма, коего, как известно, без огня не бывает. Что горит - пока не ясно, но скорее всего техника: чем ближе, тем сильнее едкий запах краски становился. - Солдат! - крикнула Злата, заглянув за угол очередного домика. - Не подходи к нему! - отодвинув подчиненную в сторону я сам посмотрел, что там находится. У соседнего дома, это метрах в двадцати от нас, сидел прижавшись спиной к стене солдат в нашей униформе. В руках продолжает сжимать "АК", ноги вытянуты, голова склонена, будто бы он решил немного вздремнуть. На стене, над его головой, остался стекающий вниз след крови. - Может быть приманка, - снайпер может бить... много откуда, окон и проемов вокруг, откуда это место просматривается очень много, и сказать, где точно, не получится, разве что угадать. - Смотри, сколько хороших позиций. Следи внимательно, в случае чего прикрой, а я проверю тело. Ясно? - Так точно! - Все, пошел! Конечно, вряд ли она успеет выстрелить на опережение, поэтому первая пуля в этой перестрелке будет предназначена мне. И вот, помирать уже давно не страшно, но все равно, сердце от чего-то жмется в такие моменты, каждый раз. Черезмерной боли, что ли опасается? Или словить экспансивную пулю, которая все кишки в кашу размолотит, оставив после себя жуткого вида выходную дыру? Помнится, тому бронебойщику, по весне тридцать шестого, прилетела такая, в бок, из другого бока вышла, оставив дыру с кулак, а тот даже не вскрикнул - упал и умер без единого слова. Помнишь, Ганс? Тот солдат, что сейчас был передо мной, погиб от обычных пуль - две в грудь. Кровь на стене еще не полностью засохла. Рюкзак, похоже, скинутый в спешке, куда попало, валялся неподалеку, рядом с ним пылились на земле пустые гильзы - примерно на два магазина их наберется. Аптечка на поясе умершего так и осталась нетронутой, возле ног лежала игральная карта, десятка червей - покрытие новое, блестящее, уголки без измятин. В очередной раз мы с товарищами по отделению обменялись несколькими жестами и продолжили наш путь по деревне. Вскоре, у соседней дорожки мы нашли еще двоих наших, тоже убитых. Один лежал уткнувшись лбом в приклад пулемета, рукоятку которого держал и после смерти. Второй совсем рядом, завалился на бок - судя по видневшимся в его сумке барабанным магазинам, пулемет был его. Он погиб первым, затем его коллега отодвинул труп и продолжил стрелять. И опять на телах лежат игральные карты - в этот раз две восьмерки черных мастей. За амбаром, что был чуть поодаль мы, наконец, узнали, что это так дымит хорошо и разносит по округе едкий запах. Оказался наш танк, похожий на наш "штурмовик" - зад раскурочен, траки разорваны, задние колеса раскиданы по округе, башня тоже лежит в стороне перевернутая. Под запчасти на "лбу" просунута карта бубнового короля. - Мы опоздали, - помрачневшим голосом подвел итоги лейтенант, с чьим отрядом мы встретились возле танка. - Вы нашли выживших? - Никого, - ответил Бруно. - Нашли троих наших, но все мертвы. - Кто-нибудь встречал местных жителей? - поинтересовалась Войкович, державшая на прицеле дорогу, что просматривала из-за догоравшего танка. Вела она себя собрано, не давая волю эмоциям, но чувствовалось, что ее голос несколько утратил тот настрой, что был еще с утра. - Никого, - сказал командир. - Мне кажется, кроме нас здесь уже никого не осталось, но нужно прочесать деревню полностью. На этом мы продолжили идти дальше, и все также не встречали ничего нового - пустые дворы, заброшенные дома, никакой скотины, а из людей только наши убитые солдаты. Всю деревню обошли, и ничего иного не встретили. - Надо доложить командованию, - поглядев на уходившую вдаль дорогу, сказал Хеннинг. - Айзек, включай рацию. Соединись с полковником. - И все же, куда пропали жители? - поникшим тоном, неизвестно у кого спросила Злата, теребя выступавшую из брошенного у колодца тюка сена соломинку. Из-за маски нельзя было увидеть ее лицо. - Возможно, что угнали в другие места, - предложил я. - Куда? В лагеря? - отпустив соломинку, подчиненная посмотрела на меня. - Больше некуда. Чтобы в партизаны не шли, и окруженцам не помогали. Федераты в этом плане тоже особо не церемонятся, но тут еще смотря к кому попадешь. Мадир, к примеру, хорошо если сразу на месте пристрелит. А вот эдинбургцы или янки, особенно первые, не гнушаются соблюдать конвенции. Но если сильно им насолить, то тоже не пощадят. - Никуда их нэ вывозили! - проходя через амбар, вмешался в разговор Дахан, беспечно положив свой карабин на плечо. - Нашел я их, здэсь они все, - он махнул рукой, указывая куда-то за амбар. - Рихард, - сложила Злата ладони перед грудью. Голос задрожал еще сильнее. - Разреши посмотреть. - Пойдем вместе. Услышав это, она не прошла, а промчалась через амбар, замерев возле входа и вцепившись одной рукой в дверную раму. Никого там не оказалось, как я увидел, подойдя к ней через пару секунд. Только земля, которую не очень давно копали: вырыли большой длинный ров, потом закопали. А пустые гильзы так и остались лежать неподалеку от него.