Марш на восток

- Так точно, план остается в силе, - сидя в своем броневике, майор Нонненьков докладывал по рации, в то время, как все вокруг него готовились к наступлению: солдаты размещались на танках. - Так точно, авианалет нанес определенный ущерб. Потери в пределах допустимого, все согласно расчетам. Если разведданные верны, то имеющихся войск хватит для успешной атаки. Так точно, приказ понял, начинаем штурм. Приказ был передан по цепочке, и мы тронулись, верхом на броне, навстречу горам. Мне досталось одно из мест с видом на броневик с майором. Пусть тот ехал не в первых рядах, но сам факт того, что он отправляется наравне с нами достоин уважения. Правда, если он таки включит заднюю, то мне придется забрать свои слова об уважении назад. - Ор-р-ркестр! - громко, чтобы слышало как можно больше людей, сказал кто-то из сидевших на соседнем танке солдат. - "Прощание славянки"! Оркестра здесь все равно не было, и играть приходилось разве что у себя в голове, по памяти. - Злата, в любом случае держись меня, как командира. Если меня убьют, то держись лейтенанта. Если все будет совсем плохо - живой не давайся, иначе таких вещей сделают, что не раз пожалеешь. И когда на землю бросаться будешь, то береги оружие, а то бывает, что с горяча как сиганешь, и весь ствол в земле, и затвором еще зачерпнешь. Карабин этот в разборе прост, но времени может не быть. Да ты и сама все понимаешь, что я все рассказываю. Если совсем страшно станет, то разрешаю кричать, но Родину матом не поминать. - Я не ругаюсь матом. Это грех, да и просто некрасиво. - Я тоже как-то сделал себе зарок, никогда больше не материться. Но человеческая тупость - это непобедимая сила, которая пробьет любые зароки и много чего еще. И помимо меня были тоже многие, хотя я сейчас не только про силу слабоумия. Пришел, как-то с одним из пополнений парень, очень уж благовоспитанный, даже "черт побери" говорил стесняясь. А под конец войны так материться стал, что любо-дорого послушать, начал заниматься этим как видом искусства, и достиг в этом таких высот, что даже командир наш его своим замом назначил, хотя и сам был тот еще мастер матерного слова. Но вот когда и сам слов подходящих не находил, то призывал на помощь своего зама. - Все равно я не стану так ругаться. Мне стоит примкнуть штык-нож? - Он больше мешать будет. Лучше драться как обычным ножом, или даже просто прикладом череп расколоть - главное, в мозгах не запачкать. - В нашей группе я была лучшей по ТББ, заняла несколько призовых мест на соревнованиях, - с вызовом сказала Злата. Ее лицо было срыто под маской, но я уверен, что в этот момент на нем отражались нотки надменности. - Уверена, в рукопашном бою один на один я смогу победить любого врага, в том числе и будучи безоружной. Но с ножом будет эффективнее, - протянув левую руку к поясу, она достала из ножен свой маленький ножичек, который с треугольным лезвием и без рукоятки, зажимается между пальцев. - Нэправильный у тэбя ножик! Таким только кур р-рэзать, - увидев, чем собралась драться Войкович, сидевший рядом Дахан не смог удержаться от вторжения в наш разговор. - Вот это - настоящий клинок, настоящего война! - из своих ножен он достал даже не нож, а немалых размеров кинжал, покрытый множеством царапин и кое-где зазубрин. - Разок нанизаешь на него и все - уноси готовенького! - Чтобы расправиться врагом мне не нужно оружие с таким большим лезвием. Я знаю уязвимые места на теле человека и я отработала приемы по их поражению. Вы хотите бросить мне вызов? - Ах-ха-ха! Ва-ха-ха! Рихард, ты это слышал? - последнюю свою фразу Злата сказала на полном серьезе, что Дахан нашел для себя очень радостным и потому смеялся без издевки. - Какая хорошая дэвочка тебе досталась! Если с ней то-то случится, то нэ будет тэбе прощения от Дахана. Когда будут назначать разведку - мы пойдем вместе, обязательно! - Так, никаких соревнований! - вмешался я. - И вообще: нечего учить мою Злату грязным вещам. Этого добра сейчас целыми реками польется. Подтверждая мои слова, неподалеку грохнул первый снаряд, раскидывая в разные стороны комья земли и осколки. Один из солдат на соседнем танке, скрючившись, рухнул на землю. Танк, ехавший следом, успел вовремя затормозить, не раздавив бойца. Только не известно, есть ли теперь этому солдату до того дело. И, конечно, не с тем мы врагом бодаемся, у которого на всю армию одно орудие - этого добра у них полно, разных калибров и для разных целей. Войны запада, так сложилось, что очень не любят ходить по опасной местности, и предпочитают сперва забомбить порой даже кажущуюся опасность, где в землю, а где в каменный век - горячий им привет от жителей Дрездена, и других, менее известных городов. Вы только подобраться нам дайте, а там уж должок вернем, хотя бы частично. За первым снарядом не заставил себя ждать и второй, и третий, и прочие. Кроме грохота и ора уже ничего не было слышно, летит в разные стороны земля, осколки щелкают по броне - кое-кого из наших успело ранить, и теперь его перевязывали на ходу. Народ на танках начал жаться друг к другу, будто сейчас была зима и они пытались согреться. Некоторые спрыгивали и бросались на землю, не слыша командиров и коллег. Я чувствовал, как вздрагивала всем телом Злата, вцепившаяся в меня - поначалу с каждым взрывом, а как рваться снаряды начали сплошняком, то вздрагивала уже хаотично. Вдобавок ко всей той пыли, что поднимали движущиеся траки, прибавилась пыль и дым, поднимаемый взрывами. Мы ехали почти как в дымовой завесе, особо не видя, что там в нескольких метрах впереди. Водителю, чтобы хоть что-то видеть, пришлось открывать передний люк. Еще один усатый танкист, командир, не побоялся высунуть голову из башенного люка. Передав что-то по радиосвязи, он взял в зубы сигарету и закурил, с таким лицом, будто остановился в мирном поле, чтобы походить минуть пять, размять ноги. Все же зря я вчера всю водку выпил, сейчас она бы пришлась очень кстати. И ощущения "ножа в сердце" сейчас бы не было - уже и вопросом задаюсь, от вражеской деятельности ли я помру, или от какого-нибудь приступа. Ведь мало того, что под плотным обстрелом едем, так едем еще и на, как говорится, пороховой бочке. Такому снаряду что броня легкого танка, что картон, а пробьет одинаково и разницы не заметит, а потом рванет. А следом рванет боекомплект, а за ним и рагнитовый радиатор. Раскидаем потроха от такого на гектар. - Все живы, пехота? - поправляя защитные очки, посмотрел на нас командир танка, при этом продолжая держать в зубах сигарету. - Живехоньки, танкист, - ответил тому Томаш. - Вы, главное, домчите, а там уж за нами не убудет! - Тогда запевай песню! Так быстрей доедем! - ответил тому командир танка, и первым потянул первые слова, которые я едва разобрал из-за творящегося кругом хаоса. - Нас извлекут из под обломко-о-ов! Остальные, кто знал слова, подхватили песню нестройным хором: Поднимут на руки каркас! И в залпы башенных орудий В последний путь проводят нас! Лучше всех, конечно же, получалось петь у Войкович. Сперва робонько так подала она голосок, но очень быстро вошла во вкус, забыв про все рвущиеся вокруг снаряды. Возможно, что и кто-то еще, на других танках, тоже подхватил песню. Людей вокруг казалось еще достаточно, чтобы наступление можно было завершить успехом. Но хватало также взорванных танков и раскиданных людей, убитых, зовущих на помощь раненых, сгорающих, особенно заживо, с криками, заставляющими забыв про защиту головы снять шлем и зажать уши. А мы ехали-петляли мимо всего этого, орали песни, делая вид, что ничего не замечаем. Один из таких солдат, протянул руку, когда мы проезжали мимо него, пытаясь ухватить кого-то из нас за ногу, будто бы мы были некими богами, способными дать спасение. Его объял огонь, форма почернела, тело начинало обугливаться, возможно он что-то кричал нам, только я не слышал. Но я никогда не забуду его глаза. Лицо скрывало забрало, и поэтому были видны только глаза, выпученные от боли и ярости. На мгновение в них появилась надежда, но она также быстро уступила место былой боли, от понимания того, что мы едем дальше, в то время как ему остается принять свою участь здесь и сейчас. От такого взгляда, казалось, что и сам вот-вот вспыхнешь ярким пламенем и останешься веки вечные бродить, проклиная всех все и вся. И хочется знать, глядя на десятки убитых, раненых, искалеченных, на множество наших горящих танков: все ли идет по плану? Сколько по расчету командования должно уцелеть человек, чтобы покорить эти вершины? А нужна ли была эта победа, да такой ценой, да и сама война нужна ли была - это вопросы для тех, кто будет жить после. Главное, чтоб не судил нас однобоко очередной кабинетный грамотей. - Вот оно, Злата, полюбуйся. Смотри внимательно, и запоминай, - сказал я подчиненной. Надеюсь, мой голос достаточно громкий и различимый, чтобы она слышала мое каждое слово. - Вот она, истина, без приукрас и наговоров! Теперь ты никогда не будешь прежней, потому, что это твое истинное рождение! Успокоившаяся, было, Войкович сжала в руках свой карабин так, что заскрипела ткань ее перчаток, напряглась и согнулась спина, сбилось дыхание. - О да, я вижу, хорошо вижу. Как в другой песне, ярость начинает кипеть волной, и не переживай, скоро ты покажешь ее нашим врагам. Но есть одно правило, слышишь. Посмотри на меня, Злата. Даже в такой ситуации никогда не теряй разум, иначе забудешься и станешь легкой мишенью. Не теряй разум. Запомнила? Теперь повтори. - Не терять разум, - повторила Войкович. - Убивай в волю - сколько врагов есть: все наши. Но убивай быстро: нам нужна эффективность, а не карнавал садизма. Сейчас мы в первую очередь убийцы, а об остальном будем думать после. Повтори. - Сейчас мы - убийцы. Я должна убивать как можно больше, и убивать эффективно. Об остальном будем думать после. - Верно. Сейчас, подожди немного, и все будет. Уже подъезжаем. Остроконечные высоты, местами цветущие растительностью, местами демонстрируя каменистые-скалистые склоны, заслоняли собой небо. Злата, убрав руку с цевья оружия, раскрыла один из подсумков у себя на поясе и достала небольшой футляр, в каких инженеры или медики носят кусочки рагнита. Отвинтила крышку. - Тебя ранило? - спросил я. - О нет, Рихард, меня не ранило. И скоро враги будут жалеть об этом, и многом другом, - оттянув краешек перчатки, Войкович ссыпала в нее, сразу внутрь, кусочек голубого минерала. Футляр не успела убрать назад, как вздрогнула, будто водой ледяной внезапно окатили, на всякий случай я взял Войкович под руку. Всю ее объяло голубым, как сам рагнит свечением, кожа побелела до фарфорового цвета, а глаза даже при свете дня, под затененными линзами горели двумя ясно различимыми огоньками. Я ощутил, как и самого затронула волна легкого холодка, как оно обычно бывает при использовании медицинского рагнита. - Мы выполняем волю Господа, а значит - воздадим врагам за все принесенное зло! Им стоит бояться быстрой смерти. Мне теперь тоже стоит задуматься, чего бояться больше: врагов, действий собственного командования, особенностей Златы, или религиозности Златы? Вряд ли у нее рука сильно дрогнет, если меня определят в такие же грешники. Только наш танк остановился у подножия горы, как все мы сразу же попрыгали на землю. По левую от нас сторону тоже останавливались или уже стояли другие танки, высаживая солдат - и остатки взвода подъезжают, и левый фланг для нас прикрыт будет. Справа, наоборот, пустовато, только один танк выезжает из дыма. Та часть его корпуса, что находилась позади башни, была перемазана красной кашей, из стороны в сторону раскачивалась свисающая оторванная нога в перепачканном сапоге. Следующий танк находился довольно далеко, что четко не разглядишь. С этого фланга у нас никого не будет, получается. Ну, а впереди высоты, где лесистые, где скалистые, и одинаково трудные для проезда техники. Но недостаточно крутые, чтобы было невозможно подняться человеку, плюс, обилие каменистых выступов дает возможность хоть как-то укрыться, да и спрятать взрывное устройство на голых камнях сложнее. - Томаш, видел, откуда пулемет садит? - спросил лейтенант, вместе со всеми укрывавшийся за каменной грядой, на нашу удачу оказавшуюся вблизи подножия. Вражий огонь сверху разобьет все это в крошево, думаю, минуты за две-три, если все будет продолжаться также. - Видел. Над ними как раз выступ хороший, попасть несложно, а одной "зажигалкой" должно накрыть пулемет этот, - закричал в ответ гранатометчик. - Делай! - сказал Хеннинг. - Роберт, ряди "зажигалку", - перевернувшись на другой бок, Томаш поставил перед своим помощником "РПГ", в который через несколько секунд был заряжен выстрел со скругленным, как у торпеды, концом. Взвалив гранатомет на плечо, Томаш отскочил на пару шагов назад от нас, присел на колено и прильнул к оптическому прицелу. - Выстрел! Едва заряд с хлопком отправился в полет, как Томаш тут же сорвался с места и юркнул назад, за каменную гряду. Окажись он менее проворен или целься на полсекунды дольше, то получил бы в свое тело все те грозди пуль, поднявшие пыль в месте, откуда тот стрелял. После того, как много выше нас грохнул взрыв, то стрельбы поуменьшилось. Или так кажется из-за грохота катящихся камней? - Попал? - сняв с головы фуражку, Хеннинг осторожно выглянул из укрытия. - Как пойдем, - ткнул я Войкович в бок, привлекая ее внимание. - двигайся за мной, след в след, дистанция метров в пять. Я проверяю путь - ты прикрываешь. Смотри внимательно на все сто восемьдесят, поняла? - Так точно. Назначив людей в первую группу, куда вошли и мы, лейтенант отправил нас на проверку, заодно велев не толпиться и не спешить. Естественных укрытий много, так что идем разрозненно. Наметив первое укрытие на своем пути, я выдвинулся к нему. Нужную точку вижу только краем глаза, так как основное внимание направлено вниз, а то вдруг кто подляну для нас оставил: ну там, нашел где мину прикопать и щебнем присыпать, или гранату взведенную среди камешков положить и леску протянуть. И это только то, что пришло при беглом осмыслении мне, человеку европейского склада ума, культуры и характера. А уж чего может придумать азиатский ум, славный своей хитростью и изобретательностью - я даже представить не могу. Кстати, а против чьих подразделений мы сейчас воюем? Как дойдем до трупов - надо будет на форму и знаки отличия внимание обратить. До тех пор - продолжаем идти и глядеть под ноги, а там: каменистые склоны, каменистые выступы, каменистые выступы с трещинами, каменистые выступы, затронутые легкой травяной поросолью, небольшая земляная ямка, размером с котелок, в горой скопилась горстка камней... Стоп! Жестом говорим Злате остановиться, достаем из ножен нож и острожно, стараясь не задевать камней, проверяем почву. Ткнуть в нее в одном месте, затем в другом, затем в третьем, где чувствуется что-то твердое. Возможно, просто камушек. Да, прощупав землю вокруг того места получше, я стал уверен, что это камушек - не может быть таких маленьких взрывных устройств: заряд причинит вред разве что обуви, не говоря о том, что поражающие элементы в такой не влезут. Теперь надо перебрать скопившиеся на дне камни, особенно подозрительно смотрится вот этот, скругленный и относительно гладкий - очень похож на "лимонку". Можно и просто обойти стороной, не тратя на все это время, но, глядишь, в будущем аукнется, пусть даже не нам, а тем, кто придет сюда после нас. Чтобы не вышло, как тогда с твоим наводчиком, Ганс. Да-да, именно с ним, а ведь мы все тогда той тропинкой ходили, и точно также любой из нас мог поставить ногу в том месте как раз на тот шаг левее. И это на тот момент считалось проверенным безопасным путем в тылу. Вот поэтому проверять нужно все. В этот раз все опасения оказались напрасными, камни оказались просто камнями, а яма просто ямой. Но зато путь продолжаем без лишних опасений. Похожую проверку я устроил и за выступом, который наметил своей первой позицией, и точно также перед ним никакой западни не устроили. Такими переходами, от укрытия к укрытию, мы добрались до вражеской позиции. Никто по нам даже не выстрелил - плохая примета. Притаившись за выступом, в котором появилась новая отметила от взрыва, мы смотрели на несколько лежавших обгоревших до черной корочки тел и перевернутый пулемет "браунинг". Этот облюбованный ими пятачок был относительно ровным, но небольшим - всех одной гранатой можно накрыть. Скорее всего, командованием эти солдаты сразу были определены в смертники, а поставлены сюда в роли эдакой сигнализации. Иначе бы пулемет сюда не приносили. Или бы разместили еще хотя бы один, чтобы вести перекрестный огонь, или снайперов посадили. Но если посмотреть по сторонам, по нашим флангам, то заметно, что трассеры туда-сюда летают как капли в ливень. Значит, нам встречу подготовили дальше, может даже специально сделали обманку с якобы брешью в своей обороне. А сейчас, пока подтягивается остальной взвод, можно закурить по одной, глядя на болезненно извивающееся обгорелое тело, лежавшее среди разорванных мешков, откуда вываливалась сине-зеленая клейкая масса. У этого солдата обгорели ноги и кисти рук, туловище и голова обгорели несильно, мятый китель даже не потерял своего темно-зеленого, "болотного" цвета, а полукруглая каска не вплавилась в остатки черепа, как у остальных. - Вот, Злата, полюбуйся на этот кусок дерьма, - отстегивая от своего шлема забрало, я ногой перевернул недобитка с бока на спину. - Конечно, он такой пока один, и не доставит должной радости, но согласись, все же чуточку приятней на душе становится, а? - Верно, это очень приятное зрелище, - спокойно сказала Войкович, чьи глаза продолжали светиться из-под линз маски. - Такими страданиями этот человек обретет спасение после смерти, поэтому мы не должны его убивать. - Верно, нам всем надо немного полюбоваться на это, - достав из кармана сигареты, я закурил. На самом деле, мне интересны не мучения этого бедолаги, а его униформа. До сего момента я видел такую только на картинках. Долго же вы ко мне на встречу шли, целых восемь лет, чего не сказать про ваше оружие: винтовки, очень массивного вида, за счет чего выглядят больше своих европейских родственниц. Коробчатый магазин, на двадцать патронов, длинный ствол, и сильная отдача. Я отлично помню, как хорошо они пробивают броню, и звук их выстрелов, который узнал еще у подножья. "М-14" - тогда она поставлялась федератам их добрыми союзничками из-за океана, которые сами в ту войну ввязываться не торопились, в отличие от сегодняшней. Американцы. Точнее, солдаты Соединенных Штатов Винланда, они же янки. А дикси все также отсиживаются и выражают свою поддержку нам словом - совсем их сильно прижали там, говорят. Подойдя к этому умирающему американцу, я присел и расправил тому воротник. Что-то тот солдат пытался мне сказать, но получалось издать лишь невнятный набор звуков. Может, просил о медпомощи, или пристрелить. Да даже если проклятия мне предсмертные говорил - то я все равно не собираюсь ему ни вредить, ни помогать. Расправив тому ворот, я снял с него одну из петлиц - маленький серый значок, якорь с обвивающим его тросом. - Возьми, тебе в коллекцию, - поднявшись, я отдал петличку подчиненной. - Спасибо. Кто это? - взяла Злата значок и убрала его поглубже в один из подсумков на ноге. - Американцы, - встав на прежнее место под выступом, я смотрел, как осторожно, пригибаясь, продолжает добираться к нам остальная часть взвода. Серая униформа солдат неплохо сливалась с окружением. - Морская пехота? Иначе почему якорь? - Именно: суровые войска. У янки, говорят, их вправду сурово тренируют. Но в отличие от наших, "черных бушлатов", у них нет практического опыта ведения действий в современной войне, так что наши лучше. - Я слышал, - сказал Бруно. - Наши и на островах начали действовать. Так что пободаются наши "суровые" с ихними. Наши морпехи получили у врага прозвище "черная смерть" не только из-за цвета униформы. Это те люди, кого готовят действовать в отрезанных от снабжения местах - пользуйся тем, что выдали, и что сможешь захватить. Они не носят индивидуальную броню, не применяют технику, кроме десантного транспорта, высаживаются на тихом бережку и на укрепленных врагами пляжах, им редко приходится рассчитывать на поддержку других родов войск, а значит, что каждый из них должен уметь все сам. Они несут тяжелые потери, но те из них, кому удается уцелеть, устраивают врагу кошмар наяву, стараясь на одного своего убить хотя бы десять вражеских. Этих людей отправляют на верную смерть, к чему они готовы, и собираются забрать на тот свет как можно больше противников. Они и есть смерть. Поэтому в нашем современном кино и литературе самым героическим считается образ солдата в бескозырке, матроске, и черном бушлате, а порой и без бушлата, в тельняшке. У нас на улице все мальчишки говорили, что хотят быть похожими именно на них. А танкисты, артиллеристы, разведчики, инженеры и прочие идут следом. Поэтому там, где дело дошло до нашей морской пехоты - врагу не поздоровится, но это не значит, что к последнему стоит относиться легкомысленно. А морпехи американские - пусть за последние пару десятилетий они не участвовали в крупных конфликтах с серьезным противником, но их тренируют сражаться в первую очередь с нами. Особенно с теми самыми "черными бушлатами", сведения о которых щедро нашептали федераты, потирая отбитые филейные части. Я думаю, мы не прорвемся через таких. Может отобьем пару точек, но в итоге поляжем все. Нет, Вольф, в этот раз все будет по другому. Нет-нет, про мадиров говорили, что они просто скоты, а насчет их боевых качеств было ни слова. Те были горазды только безоружных мирных жителей пытать, и верещать громче свиней, когда мы пришли вернуть должок. А вот рейнджеров мы тогда пусть и победили, но какова была цена! Я не считаю тот бой победным. И это повезло, что самых лучших из них отправили на северный, где и перемололи под столицей, но тоже - какой ценой это далось! Так что ты не прав, ой как не прав. Нет, я не стану этого делать - лучше постараюсь забрать их с собой на тот свет как можно больше. *** Дальнейший путь наш взвод также шел порознь, двумя группами. Скалистые гребни высились один над другим, заставляя извилистые тропки делиться на все новые и новые пути. Ерунда это все, конечно - пусть тропы эти каменисты и узки, но вместе с тем и достаточно пологи, чтобы можно было пройти не вспоминая об альпинистском снаряжении, которого у нас не было. Стреляли по нам - вот в чем трудность была: скал вокруг много, не знаешь, на какие обращать внимание в первую очередь. Вот выстрелит где-то над головой, товарища завалит, а ты высматривай, где эта сволочь драпающая пробежит, и ведь в то же время в тебя могут целиться с какой-нибудь другой позиции. А вот в открытый бой противник вступать не спешил - так, постреляет и убежит, нескольких наших так уже убили. - Может, нам отступить? - робко предложил Роберт, постоянно озиравшийся по сторонам в конце нашей колонны. - Приказ был наступать, - ответил из середины Бруно. - Но нас же просто убивают, как уток на охоте! А мы ответить не можем! - продолжил настаивать помощник гранатометчика. - Если все умрем - значит так тому и быть. Приказа никто не отменял. - Но ведь... - остальные слова Роберт так и не высказал, просто оборвав фразу, но все страхи и без того хорошо отражались в его глазах. Ведь ему всего девятнадцать лет, и ему хочется еще столько всего разного узнать и повидать, чего-то достичь, кем-то стать, а еще хорошо бы понравиться той самой красавице-спортсменке, что сейчас идет впереди. Та и сама, пусть ничего не говорит, но по движениям видно, как волнуется. - Они там, больше негде, - приживаясь к глыбе, и щурясь от яркого солнца, Бруно рассматривал нагромождение скал по правую сторону от нас. - Прочие ближайшие высоты слишком круты, иначе бы с них тоже давно стреляли. Похоже, мы обошли их с фланга. Меня только беспокоит тот крысеныш, что нас отстреливает. - Говорю же, приложил я его гранатой тогда. Кинул на слух и убил. Он уже давно не объявлялся, - сказал тому Кайнеску, с оружием наизготовку следивший за скалами слева от нас, отделенные ущельем. - Мы не видели тело, а значит точно сказать нельзя, - продолжил Бруно. - Как бы то ни было, пойдем на эту вершину. Рихард, идешь первым, мы будем прикрывать. К указанной позиции, с нашей стороны, вела вверх только одна узенькая тропинка, очень быстро начинавшая сворачиваться в крутые витки. Крутые, по большей части, в плане подъема, чем поворотов. По скалам подниматься опасно - мало выступов, без должного снаряжения можно и не пытаться. На самом же верху все еще стреляли, уже несколько минут, по второй части нашего взвода, несколько раз до нас доносились крики наших товарищей. Прижали их, но раз не перебили в первые несколько секунд, то нашли, где укрыться. Хорошо было бы сейчас взмыть вверх, будто птица, и пинками поскидывать тех гадов с занятой высоты, но в наше время сапер если и летит, то скорее далеко, чем высоко да и то по частям. На своих же двоих подниматься - то надобно не спешить, как бы сильно не хотелось: если и не ловушку пропустим, так нашумим сильно, раскрыв себя раньше нужного. В добавок - что-то у меня в ноге снова дробина ерзать начала, поэтому в любом случае резво не побегаю. Так что лезем не спеша, выбираем уступы получше, и не забываем смотреть под ноги. Ну вот, не зря соблюдал аккуратность, а то лежал бы где-нибудь поблизости в виде "одна нога здесь - другая там". Тянулась водном месте через тропинку тоненькая слабо заметная леска, к небольшому чахлому кустику, под которым лежала россыпь камней, один из которых оказался боевой лимонкой. Она была примотана к тоненькому стволу шнурком от ботинок. А вот чеку этот "сапер" ни заменить ни сдвинуть не догадался - лишь усики разогнул, да так и оставил: считай, подарил врагу гранату. Чека ведь всегда вынимается с ощутимым трудом, специально так делают, чтобы свои ненароком не убились. Даже если бы я не заметил эту ловушку, то почувствовал бы, когда задел ногой, или вообще, ненароком выдернул бы колышек, на котором держался второй конец лески, но никак бы не взвел гранату. Только и нужно, что срезать леску эту и шнурок. Разобрал я эту гранату в пару секунд, даже перчаток не снимая - может взрыватель подкоротили, чтоб рванул сразу, а не через несколько секунд? Тоже нет - взрыватель без изменений. Можно использовать без страха. Что же, неизвестный солдат, спасибо, что подарил гранату. Ожидают они, значит, что мы можем прийти с этого направления, что не выглядит удивительным. Действительно удивило то, что других ловушек для нас никто не оставил. Вот как добрались до самой вершины, так ни одной больше не встретили. Еще выступ здесь очень удобный, пусть и небольшой, за таким сидишь полностью укрытый, и вид открывается хороший на солдат в зеленом, сидящих к тебе боком. Восемь человек, укрываются за каменной грядой, полностью увлечены боем, из-за чего нас не замечают. Расположились чуть ли не в линию, и хорошо, хоть стараются не кучковаться. Дистанция, от десяти до двадцати метров, по моим прикидкам. Как раз по правую сторону от нас, чтобы не пришлось сильнее из укрытия выглядывать. Под боком у меня, на один выступ ниже, стоит Злата, у нее из-за плеча вытягивает шею Бруно, пытаясь рассмотреть хоть что-то, рядом с ним балансирует с кинокамерой в руках военкор Марат, а дальше по тропинке выстроились остальные. Про план у Бруно можно было и не спрашивать - все, что тот сказал, пришло в голову мне и самому, как только увидел окружающую обстановку: в два ствола валим тех восьмерых и переходим в наступление. Если повезет, они вообще не поймут, что были атакованы. - Рихард, позволь мне убить их всех, - подрагивающим голосом сказала Злата. Даже при ярком солнце было видно, как продолжали светиться линзы на ее маске. - Моя реакция все еще усиленная. - Тогда бей без промаха. На всякий случай, я подстрахую. Все, делай. Я только взял карабин поудобнее, и голову повернул, чтобы видеть противника, а Войкович уже сделала первый выстрел. Солдат, сидевший к нам ближе всех, получил пулю в висок, голова его рывком склонилась в бок, оружие не успело выпасть из рук а тело завалиться на ближайшую глыбу, как Злата выстрелила во второй раз, примерно через полсекунды после первого, с похожим результатом, тоже в голову - и так с каждым. Только последние два янки заподозрили неладное, и решили оглянуться в нашу сторону. Первый только немного повернул голову, прежде чем в ухо ударил разогретый разогнанный свинец. Второй успел повернуться полностью и увидеть нас, но не более - следующая пуля угодила ему под глаз, уродуя юное, почти детское лицо. Без крика он в следующую секунду рухнул на бок. - Ну ты даешь, - оглянувшись на подчиненную я жестом призвал ее подойти к себе, освобождая дорогу всему отряду. Сам также хорошо стрелять если и смогу, то только по бутылкам в тире, метров не более чем с десяти. И то сперва нужно хлопнуть пятьдесят боевых. - Я ведь говорила, что моя реакция усилена. И в этот я не колебалась. Мои действия тебя убедили? - Еще как. Пойдем, сейчас еще настреляем. Тела убитых оберем потом. Все молодые, как моя Злата и не похоже, что у них есть кто-то достаточно старший и опытный, чтобы не допустить такой самонадеянности, а то одну растяжку поставили, и посчитали, что хватит а враг непременно на ней подорвется, чем даст знать о своем приближении. Даже жалко становится таких убивать, будто бы и не с людьми дело имеем, а с щеночками или котятами. Только если мы не убьем этих новобранцев, то они убьют нас. Вторая половина американского отряда располагалась рядом, за гребнем. Похожим на своих погибших товарищей образом они разместились за валунами, и стреляли по нашим внизу, численность в районе пятнадцати. Стрелявший очередями пулемет заглушал все звуки вокруг. Первой в бой ворвалась моя трофейная граната. После взрыва выскакивает из-за гребня ударная группа и расстреливает всех, кого увидит. Все закончилось меньше, чем за минуту, не дошло даже до боевой матерщины. - Надо же, как мы их быстро перебили, - отсоединив от карабина полупустой магазин, Злата принялась менять его на полный. В ее голосе звучала не скрываемая радость, восторг, из-за чего Войкович даже не осознавала, как громко сейчас говорит. - Но это было слишком легко! Меня тренировали для большего! - Мы сражались с новобранцами, - подойдя к ближайшему телу, я перевернул его на спину. - Посмотри, такой же молодой, как и ты. Я уверен, что он был хорошо натренирован, но вышло так, что не нашлось для его грамотного командира. В открытом бою, в равных условиях все могло бы закончиться иначе. В нашу пользу сложилось сразу несколько вещей, и поэтому победа в большей части получилась благодаря удаче. Нечем гордиться. И не прими это за знак об отсутствии у них хороших командиров. - Не важно. Мы победили и остались живы - а значит правы. А за кем правда, за теми и Бог. - присев рядом, она взяла покойника за еще теплую руку. - Ты не против, если я возьму его часы? Пригодятся. - Против. Примета плохая. Если возьмешь личную вещь мертвеца, то он потом на тот свет с собой заберет. - А как же тогда всякие значки и кокарды? - в голосе Златы не звучало и капли беспокойства. - Это не те вещи, к которым возникает привязанность и с которыми связаны воспоминания. Это лишь часть униформы. Давай посмотрим, что у него в рюкзаке. Снова перевернув покойника на живот, мы раскрыли рюкзак и принялись смотреть его содержимое: дневник с личными записями, фотография молодой девушки; значок, похоже что какой-то спортивной команды, или клуба; катушка с неплохими, на первый взгляд, нитками - пригодится; пара консерв - их тоже не стоит оставлять... - А вот это похоже на конфетки, - достала Злата из рюкзака небольшой пакетик, в котором что-то пересыпалось и звонко гремело. - Я возьму? - Бери, сластена. На этом все - ничего ценного у этого солдата больше не осталось. Сигареты и спиртное стоит поискать у следующего. Подошел к следующему мертвецу, взял за плечи, тоже перевернул за спину, а тот как закричит во все горло, что я аж вздрогнул от неожиданности: - Friendly! Friendly! Don't shoot! - молвил он, подняв над головой руки. - Ты понимаешь, что он говорит? - спросил я Злату, уже направившую на выжившего оружие. - Я не знаю их языка. Но думаю, просит о пощаде. - Тоже так думаю. - Please, mercy. Ну вот что мне с тобой делать? В тыл с тобой не потащусь, с собой тоже не взять. И здесь, под честное слово, не оставить. Самое простое и надежное - просто пристрелить. Вскинув оружие, я выстрелил американцу в лоб, тот даже звука издать не успел. Ничего личного - просто работа. Сегодня ее и так на весь день полно. Нужно взять все полезное, что сможем унести.