Тучанка: жизнь и быт для чайников

– Сто шестнадцать… – свистящим натужным шепотом пропыхтела Рэйчел, локтями коснувшись согнутых коленей. – Сто… – рухнула обратно, лопатками приложившись о пол, и использовала инерцию движения для нового рывка корпуса, – семнадцать… Мокрая от пота футболка неприятно липла к спине, скулы и уши горели – к зеркалу не ходи, и так понятно, что на вид они раскаленно-красные. И еще неизвестно, от чего больше, от усталости или злости: нехватку привычки чуть что грозиться мирозданию всеми перематами Рэйчел успешно компенсировала искренностью и самоотдачей. Знать бы еще, какая падла ее на базе проекта так удачно подстрелила! Тюремный врач разрешил вернуться к тренировкам больше недели назад, но косые живота до сих пор побаливали даже от неудачного чиха, что уж тут говорить про третий подход упражнений на пресс. Видел бы Джейкоб – от смеха лопнул. А может, от жалости, кто знает. Помнится, он выиграл, даже когда Рэйчел соревновалась в полном расцвете сил: уже на шестисотом рывке спор превратился из дружеского пари в муторную скуку, двести сверху она накинула из чистого упрямства, но до ежедневной нормы Джейкоба в тысячу двести качаться только ради сомнительного выигрыша (и еще более сомнительного приза в виде ящика пива) стало откровенно лениво (и тяжело, чего уж там). И вот как все обернулось: под арестом времени спокойно хватило бы на три таких джейкобовских нормы, если бы не последствия ранения. Рэйчел полежала немного, разглядывая косо налепленный на стену самодельный календарь – двадцать три крестика отмечали двадцать три дня на нижнем уровне ванкуверской базы, – вздохнула, когда отпустила боль в боку, и проконтролировала, чтобы следующий рывок был не таким резким: – Сто восемнадцать… – насовсем дискомфорт не прошел, но тянущее ощущение в мышцах Рэйчел приноровилась игнорировать, подстраиваясь под более плавный ритм. – Сто девятнадцать… сто… двадцать… Может, сегодня до двухсот дожмет, и можно будет… что потом, Рэйчел еще не знала – без экстранета не так-то просто оказалось выдумывать себе занятия, – но старалась нарисовать перспективу в голове в наиболее вдохновляющем свете. Получалось так себе. Рэйчел старалась упрямее, хотя воспроизводить по памяти галактические карты и таблицу Менделеева надоело. Может, составить список покупок для корабельного бара (если у нее когда-нибудь еще будет корабль)? Или накатать с десяток жалоб – так, развлечения ради, – на условия содержания? Хотя нет, не стоит, слишком жалко лейтенантиков, на которых администрация повесит бумажную волокиту… – Сто двадцать один… сто двадцать… За бронированной двухслойной дверью шаги были, к сожалению, не слышны, и трезвон разблокирующего механизма застал Рэйчел врасплох. Она опять неудачно дернулась, зашипела – зараза, заросло все давно, когда болеть перестанет! – рухнула назад, так и не коснувшись локтями коленей. Заныли стукнувшиеся о пол костяшки пальцев, намертво сцепленных на затылке. Какого черта? До ужина еще прилично времени, неужели, проверка нагрянула? Проклятье, только бы Хакетт, а не Герреро, старикан своим бубнежом спугнет аппетит не то что до ужина – до завтра… Индикатор на панели мигнул зеленым и сразу погас, вместо этого загорелся диод кашляющего динамика: – Шепард, я собираюсь войти, – предупредил смутно знакомый голос. – Ты э-э-э готова? Рэйчел напрягла память: кажется, кто-то из охранников. Ура, смерть аппетита отменялась! Хотя показушная вежливость подпортила настроение не меньше генеральского визита. Камера под видеонаблюдением, чем она тут, черт возьми, может заниматься, чтобы при виде входящего мужика вскакивать со стыдливым взвизгом «ой, выйди, противный, я еще не докачалась»? – Сто… двадцать… один, – выжала Рэйчел сквозь стиснутые зубы, поняла, что сбилась со счета, но поправляться не стала, рухнув на пол. Сделала глубокий вдох, гаркнула, чтобы долетело до принимающего микрофона. – Пойдите, пожалуйста, к черту! Я ужасно занята, никого не хочу видеть. На несколько секунд повисла тишина: охранник, видимо, не был готов к отказу и теперь думал, что ответить, пока индикатор предупредительно горел желтым. Потом откашлялся и более низким, то ли разозленным, то ли недоумевающим голосом уточнил: – Даже если я принес пищу? «Ну еще напизди мне тут», – ласково фыркнула в мыслях Рэйчел, уверенная, что сейчас точно не время ужина. Закрыла глаза, продышалась, собираясь с силами для нового рывка корпусом… Это все попахивало откровенным безумием. Злить охрану было глупостью, как ни посмотри: и ей легче не станет, и лейтенантики, которых отправили на эту неблагодарную работу, не заслужили такого отношения. Это скука, поставила она в голове жирную галочку, меняя приоритет навалившихся проблем, это все от скуки и безделья. Ее посадили в каталажку… хорошо, если говорить официально – оставили под наблюдением на время расследования до выявления всех обстоятельств, но по сути своей – посадили под щадящий, но все равно арест. Видеокамер нет только в крохотном душевом отсеке, доступ к каким-либо новостям или каналам связи отрезан, параноик-Герреро выпустил особую инструкцию, из-за которой она вчера полчаса ковыряла резиновую отбивную пластиковой вилкой без ножа (скормить бы их вместе – отбивную с вилкой, – придурку, который умудрился испортить отличный эскалоп таким количеством барбекю), у нее до сих пор болит простреленное брюхо, тренировки встряли на месте, а местный доктор выкачал пол-литра крови на анализы, поставил целый список нечитаемых диагнозов и наотрез отказался выписывать снотворное, так что в перечень жалоб можно смело добавлять сверхреалистичные и с отличными спецэффектами кошмары про взорванный Бахак… «И чертова скука, – подвела итог Рэйчел, на открывшемся втором дыхании рванув корпус вверх. – Сто двадцать два. Пусть идут к черту». – Сто двадцать три, – едва слышно прошептала Рэйчел под нос и крикнула громче. – В таком случае, я объявляю голодовку. Передайте повару, что извращение – это не его ночные похождения к варренам, а жареный майонез в салате. Я не собираюсь, пережив Коллекционеров, отравиться его шедеврами! На этот раз охранник отреагировал быстрее: – А если речь про пищу духовную? – в голосе даже сквозь динамик отчетливо слышалось ехидство. Рэйчел впала в ступор. Духовную? О чем он? Неужели, промелькнул в мыслях проблеск надежды, Хакетт совершил чудо и процесс разбирательств закончили в экстренном порядке, без назначенных слушаний… Промелькнул – и сразу потух, слишком уж это хорошо звучало. Но тогда что?.. Ждать охранник не стал, отключил динамик и нажал на последнюю комбинацию клавиш. Дверь с тихим, слишком изящным для ее махины шорохом отъехала в сторону – растерянная Рэйчел успела только сесть прямо, по-турецки подобрав гудевшие от усталости ноги, и уставилась на вошедшего снизу вверх. Не небоскреб, но коренастый и широкоплечий – таких в учебке за глаза и в глаза не стеснялись звать «гризли». Большинство охранников Рэйчел успела выучить хотя бы по именам, но этого парня перевели на базу меньше недели назад, особой разговорчивостью он не отличался, смотрел больше исподлобья – и Рэйчел, которой казалось, что лейтенант затаил на нее какую-то невысказанную обиду, ограничилась мысленным обозначением «тот, с татушками». Даже за воротом кителя виднелся край чего-то стилизованного, похожего на крыло, а сейчас, когда лейтенант явился в камеру в одной футболке, Рэйчел смогла лучше разглядеть путанный клетчатый узор – впрочем, никакие татуировки не могли заинтересовать ее также, как пакет в руках охранника. Рэйчел разглядывала его с любопытством, без капли стеснения, и, кажется, лейтенанта встрепанный коммандерский вид смутил гораздо больше, чем ее – взгляд сверху вниз. Он издал странный звук – нечто среднее между кашлем и прочищенным горлом, – огляделся, потирая шею. В камере мало что могло измениться за два дня с его последнего дежурства: прибавилось разве что зачеркнутых дней да сваленных на столе кособоких журавликов, свернутых из оберток от тюремных бутербродов. Рэйчел как-то прочитала, что то ли пятьсот, то ли тысяча таких птах исполнят любое желание, но на легенду особо не полагалась – такими темпами, по три обертки в день, ей предстояло куковать на базе года три, – и складывала их все по той же причине: убить скуку. «Ну так что там с пищей духовной», – подмывало Рэйчел первой нарушить молчание, но тут она наконец сообразила, куда смотрел лейтенант – на напольную отметку за ее спиной, обозначавшую точку, с которой арестованным-тире-подследственным надлежит встречать охрану, – и философски вздохнула. Ехидство ехидством и наглость наглостью, а инструкцию лучше не нарушать. Стараясь кряхтеть потише – пресс, стоило выпрямиться, скрутило, – Рэйчел встала и сделала шаг к отметке, ленно размышляя, вставать как полагается, с руками за голову и лицом к стене, или лейтенант простит, если она из любопытства обойдется без формальностей… – Э-э-э…я думаю, не стоит, – мотнул головой охранник. – В смысле, это не обязательно. Я просто думал, ты шутишь, что занята. Так бы занес уже с ужином, – он тряхнул пакет. – Так как, надо? Передачи полагается оформлять с отдельным протоколом, но парни сказали, ты не бузишь, так что можно просто туда-сюда метнуться. У меня если что шокер с собой, это я так, на всякий предупреждаю… «Боже, да он же просто не знает, как ко мне подступиться», – сообразила Рэйчел, едва не засмеявшись, и торопливо перебила лейтенанта, пока окончательно не заболтался: – Разумная предосторожность, – улыбнулась она и, вытянув шею, подбородком указала на пакет. – Так что там? – Твой запрос от четвертого числа… Лейтенант еще не договорил, а Рэйчел уже сообразила. Не донеся ногу за черту, отшатнулась, едва сдержалась, чтобы аккуратно забрать протянутый пакет у него из рук, а не жадно выдернуть; краем глаза огляделась – за спиной была кровать, отлично, иначе пришлось бы оседать прямо на пол, – упала на застеленный краешек, благоговейно задержала дыхание, вытряхивая из пакета на колени датаблоки… Боже, нет, не датаблоки – такого же формата книги, выпотрошенные из заводской упаковочной пленки и промаркированные поверх обложек штампами «проверка безопасности пройдена». Настоящие бумажные книги. Настоящие. Бумажные… – Боже, – вслух пробормотала Рэйчел, неверяще уставившись на тома. – Это же целое состояние! – Ага, – лейтенанта опять перебили, но он, кажется, оправился от первичного ступора и уже не обратил внимание на такую мелочь, осклабившись. – Герреро настоял. По инструкции запрещена любая техника, так что он собирался отделаться отказом. Но пришло указание по возможности не препятствовать твоим запросам, так что… Лейтенант развел руками, еще шире растянув губы в ухмылке, Рэйчел хмыкнула. Интересно, если бы мать знала, чем все закончится, так ли усердно помогала подыскивать колледж в школьные времена? Даже забавно, что от пометки «дополнительное образование – кибербезопасность» в личном деле никогда не было пользы, зато теперь один сбрендивший генерал уверен, что Шепард способна хакнуть целую военную базу, если ей выдать одноразовый датаблок – на таких в магазинных автоматах за два кредита записывают выпуски «Горячего созвездия». Удивительная штука жизнь. – Параноик, – веско припечатал лейтенант, подведя итог. Рэйчел бы поправила – отличный специалист, пусть и большой оригинал, но не стала. Лейтенанту, увлекшемуся рассказом, как Герреро отпинывал обратно в высшие инстанции каждый отказ на свой отказ, кажется, просто надо выпустить пар, и какое ему дело было в таком состоянии, что Герреро когда-то служил на одном корабле с Кахоку, мир его праху? Рэйчел тоже вначале казалось, что Герреро попросту решил испортить ей жизнь, хотя позже сообразила – если бы дело обстояло действительно так, она страдала бы на базе вовсе не от кошмаров и скуки. Потом и Хакетт подсказал, когда смог перед предварительным слушанием добиться встречи. Наверняка, он же проследил, чтобы запрос не потерялся в бюрократическом аду Альянса. Рэйчел могла ставить дробовик об заклад, что если бы не досмотр охранников, где-то между страничек оказалась бы заложена записка: «С прошедшей Ханукой и наступающим Рождеством, Шепард!» – а пока без всякой записки улыбалась дурацкой счастливой улыбкой и со священным трепетом перебирала доставшееся ей сокровище. «Вэнья: культурная революция или громкая провокация (с приложением сценария)». Собственно, ради сценария и указывала в запросе, раз до кино не дошли руки. «От Омеги до Марса: галактический путеводитель для людей» – сама не помнила, зачем хотела почитать, врезалось в память как единственная книга из списка «на будущее», погибшего вместе с первой «Нормандией». Пара томов физики масс-поля – это чтобы мозги не затекли под арестом, а то уже чувствуется… Хэмингуэй – у Рэйчел перехватило на миг дыхание, она быстро перебрала корешки, сверяясь с внутренним списком, и тут же удовлетворенно выдохнула, – все четыре, как просила. Странно, «Прощай, оружие!» такая тонкая, а «По ком звонит колокол» раза в три больше – и все равно Грюнт удалил первую, а прочитал вторую. Может, с нее и стоит начать? Вроде, все остальные тоже на месте, хотя… – А где кроганы? – перебила Рэйчел, на всякий случай в обратном порядке принявшись перебирать стопку – вдруг упустила. Лейтенант опешил, оборвав слово на середине: – Что, прости? – Ну, кроганы. «Полное описание рас Млечного пути, том шестой, кроганы и батарианцы», – в стопке их действительно не было, и Рэйчел подняла голову, с надеждой уставившись на собеседника – вдруг он просто забыл положить их в пакет. – И еще «Тучанка: вопросы и ответы для чайников» Мэно Корна… если я правильно вспомнила автора. Лейтенант посмотрел то ли недовольно, то ли настороженно, то ли и вовсе с задавленным тихим ужасом – мол, а она точно нормальная? Рэйчел прекрасно знала этот взгляд: после него люди обычно выдыхают, выставляют жестом «стоп» ладонь и голосом, каким объясняются перед идиотами, начинают отповедь в духе: «Так, дорогуша, давай сразу обозначим, как решать подобные вопросы…» – Шепард, не пойми меня неправильно: мы с парнями оценили широту твоих интересов… – начал лейтенант тем-самым-тоном. Рэйчел раздраженно выдохнула: ничего решать она не хотела и быть для кого-то дорогушей – тоже. Ей хотелось прочитать, наконец, чертову «Тучанку в вопросах и ответах» и никогда больше не возвращаться мыслями к ненавистной планете, прокаженной радиацией и галактическим презрением. – Это очень важные книги, – перебила она. На этот раз лейтенант не был настолько увлечен, чтобы не обидеться: – Эй, я не договорил, – фыркнул он и скрестил руки на груди, отступив на шаг. – Серьезно, мы оценили, но, знаешь ли, это было до хрена сложно. Ты хоть представляешь, сколько издательств выпускают всякую азарийскую хрень в бумаге с переводом на английский? – Мало? – рискнула предположить Рэйчел. – Одно! – победно заявил лейтенант, подняв указательный палец, и замер памятником собственной крутости. Рэйчел искренне ему посочувствовала – действительно, стоило подумать, сколько сложности вызовет такая покупка… Черт, а она ведь почти решила, что готова смириться с причудами Герреро! Старый параноик, вот что ему стоило дать доступ в экстранет хотя бы на пятнадцать минут – и она была бы счастлива, и лейтенантики из охраны довольны. А теперь только включать дипломатию – если она еще не забыла, как это делается… Надо донести важность мысли, подумала Рэйчел, и важность самообразования для офицера, но вместо этого, стоило открыть рот, наугад бросила крючок: – Что, даже в экстранете нигде нет, чтобы распечатать? – Есть, – лейтенант кивнул, ухмыльнувшись. – Но только на саларианском. – Сделать перевод? – А ты знаешь хоть одну программу-переводчик в общем доступе, которая заточена переводить что-то длиннее стандартного договора купли-продажи? Рэйчел знала пять, правда, это был нечестный ответ: первые три работали во времена ее юности в бета-версии и перешли, как назло, на платные платформы, пока она была мертва, а последние две взломала СУЗИ, используя программы такой сложности, что проще было купить все трансляторы галактики, чем одну такую хакерскую палочку-выручалочку. А в остальном… черт, он был прав. Перевод короткого емкого текста в рекламной вывеске или меню – совсем не то же, что научный трактат с профессиональной терминологией… – Есть, конечно, ВИ в публичной библиотеке в Сиэтле, но он не работает в удаленном доступе… – задумчиво обронил лейтенант, осекся, заметив загоревшийся взгляд Рэйчел – слишком поздно. – Вот видишь! – выпалила она, не захлопав в ладоши только потому, что держала книги. – Главное – правильно поставить задачу, а решение всегда найдется. До Сиэтла добираться час от силы, на перевод вряд ли много времени уйдет, так что… – Ты предлагаешь, – перебил лейтенант, – что я в свой законный выходной полечу переводить какую-то книжную хренотень? – Я предполагаю, что ты с радостью посетишь храм знаний и поможешь страждущей душе, то есть, мне! – пафосно парировала Рэйчел, поняла, что, вероятно, переборщила – лейтенант как-то странно замер, так и не определившись, приподнимать бровь или нет, – и оба настороженно замолчали. Где-то тут, подсказывала чуйка, начиналась топкая тропинка дипломатии. – Ладно, перегнула палку, – тяжело вздохнула Рэйчел, отложив шаткую книжную стопку с колен на край постели. – И не очень верно выразилась. Я просто подумала, может, кому-то из вас будет нетрудно сделать это для меня? Мартин вроде как раз из Сиэтла, если я правильно поняла? И ты… черт, прости, мне сразу стоило спросить, как тебя звать, но я немного увлеклась… – Джеймс, – хмыкнул лейтенант. – Джейм Вега, – и развел руками. – Я понимаю, Шепард. Но и ты пойми – мы хэмингвэев не читаем, такой вот народ… – Правильно – Хэмингуэй, – поправила Рэйчел и по лицу Джеймса догадалась, что должна вычесть себе десять очков за несообразительность. Надо было срочно исправлять. – И очень зря, кстати. Это классика, у меня в команде его даже кроган читал! «А я нет», – додумала она, но делиться не стала. Тем более, остекленевший на миг взгляд Джеймса того стоил: он нахмурился, распахнул рот, захлопнул, нахмурился сильнее и, тряхнув головой, все же сдался. – Mujer loca, – пробормотал Джеймс, махнув рукой, и неуверенно перемялся с ноги на ногу. – Ты настоящая mujer loca, если под твоим командованием кроган читал, а не дрался. Если начистоту, промелькнуло у Рэйчел в голове, это была аудиокнига. И она не была уверена, что переведенное многоголосье актеров озвучки не фонило в наушниках шлема в то время, пока Грюнт всмятку кромсал перших на него хасков или наемников, но благоразумно об этом промолчала. – Допустим, я действительно mujer loca, – согласилась Рэйчел, про себя молясь, чтобы это было гордое звание, а не оскорбление из разряда «глупая баба». – И мне надо кое с чем разобраться, чтобы не перестать ею быть. Потому что этот кроган сам по себе был замечательный, но если ко мне в команду занесет еще одного, черт знает, как заставлять его читать хотя бы иногда в перерывах между драками. Видишь логическую связь, почему мне так нужен перевод этой «книжной хренотени»? – она пальцами показала кавычки, и Джеймс ехидно хмыкнул: – Это если у тебя будет еще команда. Где-то секундой позже до него дошло, о чем он только что пошутил. Джеймс дернул щекой, будто в нее воткнули жало, Рэйчел тоже вздрогнула от чего-то, похожего на мурашки, только гораздо холоднее и болезненнее… – Уел так уел, – торопливо, до того, как Джеймс извинением похоронил бы их обоих под килотонной неловкости, улыбнулась Рэйчел. Улыбка, скорее всего, получилась вымученная и кривая, как плохо приклеенная на кожу маска силиконового грима – но лучше так, чем дальше топтаться по больным мозолям, тем более, если она могла сама прекрасно обеспечить себе процесс самокопания и без посторонней помощи. Как же все-таки сложно играть в дипломатию с позиции доброго полицейского, если под рукой ни корабля, ни пушки, ни команды! Джеймс все еще колебался, Рэйчел думала, что не настолько ей сдались эти талмуды крогановедения – боже, зачем она вообще ввязалась в спор, если бы одного Хэмингуэя хватило бы за глаза, – но заканчивать на такой ноте хотелось еще меньше, чем продолжать уговоры. Ладно, решительно вздохнула Рэйчел, последняя попытка. – А вообще, Джеймс, ты же не хочешь проблем на дежурствах? – Э… нет, – настороженно ответил тот, совсем потеряв нить разговора. Рэйчел одобрительно кивнула: чем больше растерян соперник, тем меньше у него шансов контратаковать, и постаралась изо всех сил, чтобы новая улыбка вышла обаятельной. Или, на худой конец, многообещающей, но никак не плотоядной: – Я вот тоже думаю, что так будет лучше всем. Смотри, если мне будет нечем заняться, я начну сходить с ума от безделья, а если я сойду с ума, то наверняка попытаюсь сбежать, чтобы самой добраться до Сиэтла… – Тут полно охраны, – напомнил со скептичной ухмылкой Джеймс, но по его тону было понятно, что он уже ни в чем не уверен. – Именно! – согласилась Рэйчел, подняв вверх палец. – Именно. Вы меня остановите. И Герреро разозлится и посадит меня на омега-энкефалин, чтобы совсем наверняка. И придется тебе, Джеймс, колоть меня этой дрянью по приказу начальства. А я буду безумная, злая и кусачая, потому что я не хочу подсаживаться на энкефалин, и все потому, что тебе лень было слетать в Сиэтл и распечатать мне книжку… – Mujer loca! – с чувством выпалил Джеймс, перебив монолог, способный стать вершиной актерской карьеры Шепард, и поднял ладони вверх. – Ладно, сдаюсь, звучит кошмарно. Ничего не обещаю, конечно… Он неопределенно шевельнул плечами – то ли подумает, то ли передаст врачам, что Шепард окончательно сошла с ума, и надо действительно переходить к медикаментозным средствам, – но Рэйчел решила удовлетвориться этим. По крайней мере, вкус неудачного сарказма был перебит, а Джеймс ушел из камеры, посмеиваясь и шепча что-то по-испански (испанский ли это? Или португальский? Есть ли «Универсальный справочник языков: издание специально для лишенных экстранета страдальцев», который можно докинуть в следующий запрос администрации?) под нос. Рэйчел дождалась, пока загорятся оранжевым и красным индикаторы заблокированной панели, с силой растерла лицо ладонями, собираясь с мыслями, которые вдруг куда-то разбежались. Когда она вообще в последний раз говорила с кем-то больше минуты? Чтобы не «день добрый, лейтенант», «спасибо, Мартин», «до свидания, доктор»? Неделю назад, две?.. Боже, так и правда недолго с ума сойти. Она встала, прошлась по комнате, разминая нывшие после отжиманий плечи. Подмывало прямо сейчас зарыться в книгу, но Рэйчел твердо решила экономить – вдруг Джеймс не смилуется, – и растягивать удовольствие, насколько получится. Поэтому, сметя мятых журавликов в мусорный бак и на освободившееся место торжественно возложив книги, Рэйчел только облизнулась, пощупала толстый корешок «Вэньи» и уплелась в душ. Горячая вода, как всегда, сотворила чудеса: ноющая боль в мышцах, свидетельствующая, что тренировки начинают давать свои плоды, растворилась в теле без следа, а голос совести сторговался с холодным рассудком на семидесяти страницах ежедневно вместо пятидесяти и на безлимитные Рождество и новогоднюю ночь – надо же чем-то себя порадовать, верно? После душа Рэйчел устроилась на кровати, благоговейно погладила проклеенный сгиб корешка, украдкой принюхалась к почти выветрившемуся запаху – малознакомому, непохожему ни на что из жизни скитальца-военного. Что-то едкое, немного химическое, но не такое вонючее, как ракетная краска или растворитель… Вау, а ведь если подумать, она настоящие книги-то до этого видела только в музее и в доме тетушки, а уж тем более – читать настоящую книгу, это же совсем другое, наверное… Запах книжных страниц не превратился в аромат прогретой испанской земли, динамита, вина и прокуренной пещеры, но в историю Рэйчел нырнула как будто прыгнула в невесомость – ее подхватило и понесло куда-то далеко, через всю Америку и Атлантический океан на двести лет назад, во времена, когда чужим человеку был не турианец или кроган, а такой же, как он, хомо сапиенс, с другим взглядом на мир. Не то чтобы странно и уж тем более не ново для Шепард, но она не заметила, как закончились первые семьдесят страниц, как принесли ужин и как Джеймс, поставив поднос на стол, попытался добиться ответа на вопрос – Рэйчел покивала, промычала что-то совсем неопределенное и, как только Джеймс ушел, нырнула обратно в книгу с головой. Она читала до ночи как алкоголик, дорвавшийся после месяца завязки до первой капли виски. Читала про старуху Пилар, полюбившуюся ей с первого взгляда, про то, как Пилар рассказывала не о войне – о том, что было после нее, – и вовсе не неприязнь к видеокамерам заставляла Рэйчел держать каменное лицо, потому что… да если бы дело было в этом! Грюнт читал эту книгу. То есть, слушал. То есть, не суть важно, но что-то же такое произошло, что-то же… должно было его зацепить настолько, чтобы кроган, бившийся лбом в корабельные стены и голыми руками рвавший хасков пополам, осилил историю от эпиграфа до последней точки. Mujer loca, читающий кроган в команде, шутки шутками… Мысли в голове Рэйчел путались, одновременно она жила внутри сюжета и в своих воспоминаниях, отыскивая если не параллель или ответ, то хотя бы правильный вопрос. Проклятье, если бы хоть что-нибудь было правильно! Она думала, что научилась на ошибке с Рексом, что учла все необходимое. Вовремя помогла, не оставляла одного, поддерживала разговор, даже если накатывал приступ тошноты от грюнтовских россказней про распотрошенных турианских генералов. Думала, что в кои-то веки сделала все как настоящий офицер. А на самом деле – Рэйчел не добралась даже до четверти книги, но поняла это совершенно отчетливо, – повела себя как тупая снобская сука. Если бы это можно было исправить также просто, как осилить роман от корки до корки. Рэйчел читала до ночи, пока по всей базе не перевели свет в ночной режим. Вместо центральной лампы загорелись тонкие диодные полосы над дверьми, да еще в углу отчетливее стало видно мигание индикатора камеры. Хотела бы Рэйчел быть такой же всевидящей и сведущей. Она убрала книгу в стопку, загнув уголок на недочитанной странице, выключила диоды – камера на миг мигнула, переключаясь на инфракрасный диапазон, – и забралась под одеяло с головой, будто это могло помочь. Не помогло ни хрена, конечно же. Еще никогда за двадцать три дня Рэйчел не жалела так отчаянно, что док отказался выписывать снотворное. Она проворочалась минут тридцать, может, сорок; потом сплюнула в зубы и скатилась с постели, уперев стопы в пол и заложив руки за голову. Сто двадцать четыре. Сто двадцать пять. Боже, как же она облажалась. Сто двадцать шесть.