Первая ночь

Отец удалился и он снова остался один. Один это ведь не всегда одинок? Всегда… Дом казался неуютным, чужим… призрачным и холодным. Полумрак скрывал шероховатости. Телефон молчал, книги молчали, стены… и виски не пьянил. Все знали как ему одиноко, и это было самым страшным в одиночестве… «Я пришёл просить тебя уехать в Америку» Только слова кричали… осевшие пылью, равнодушно брошенные в лицо. Как подтверждение, что он тут лишний. «Что ещё ты хочешь объяснить? Что ты можешь вообще объяснить?» Он привык… когда пусто среди людей, а в пустоте удобно. Боже мой, он прожил так 20 лет. Теперь стало неудобно, обидно, больно… Неужели это жалость к себе?.. отвратительное ощущение. «Я прошу тебя — уезжай». Там всё неважно… здесь невозможно. В Америке он всего лишь будет ничей, здесь — предатель, заложник, плохой. Пока алкоголь понапрасну растекался по венам, Ягыз вглядывался в стёкла и решался озвучить правду… не брат, не чувство долга и не ответственность удерживали в Стамбуле. Он вспомнил глаза, что провожали его утром, готовые заплакать, разделить отчаянье… Она его тоже жалела. Хазан… Та единственная, кому он нужен просто так, не смотря ни на что. Как и он для неё — невозможная… и ничья в этом мире. Самое искреннее сочувствие, самое бесплатное. Оно не унижало, а исцеляло, её неоспоримая доброта, её абсолютная любовь. Их многоточие вместо финала… которое он не заслужил после своего поступка. Сейчас, добровольно заточившись в сквозные витрины дома, ему не хотелось держаться… ни стойкости, ни мужества… пока никто не видит хотелось утонуть в своей вине и в ней… впервые в жизни он был наточен на Хазан, только на Хазан. И почему? Почему она по прежнему несбыточная, если давно сбылась?! Почему грех впитан в его кожу и мысли, если греха между ними не было? Не любовница, а лучший друг, не близкая, но любимая девушка… чёрт, и очень близкая. Сломала правила, заставила поверить, что совершенно постороннему человеку можно улыбаться. Каждый день уводила из опостылевшей реальности и заполняла её смыслами. Аллах… полюбила его в ответ, когда он даже не смел просить… Противоречие сердца — всё желание и всё безумие в ней одной… Эгемен опустошил стакан залпом. В бликах прозрачных рам стал вырисовываться силуэт, накладываясь на его собственное отражение… Мужчина понял наконец, что пьян. «Эта боль — моя боль, лишь моя». — Привет. Дверь бесшумно распахнулась. В проёме стояла она. Не иначе как видение… Взволнованная, немножко радостная, смущённая и решительная Хазан. Он знал её такой, он такую её и любил! Наверняка искала целый день и вытрясла у кого-то этот адрес, сбежала из особняка, всем наврала… и примчалась. Смелая сумасшедшая. Зачем? Что он может ей дать? Что? — Хазан… — улыбаясь, Ягыз любовался её глупым порывом. — Зачем ты пришла? — затянуто и медленно прозвучало вслух. — К тебе. Он всё ещё рассматривал лицо напротив и пытался выискать необходимые слова в захмелевшей голове, тогда как она в секунду преодолела расстояние, что их разъединяло, и бросилась ему на шею. По-женски, уверенно, словно укутала собой… руки воспряли, потянулись и прижали хрупкую фигурку… осязания, полутона, запахи… вечерняя прохлада и душистые волосы. Одно мгновение её стоило бесконечности. Так же растерянно он и отник, попятившись назад… защищая, ограждая обоих. — Как Синан? Что в доме происходит? — Эгемен смотрел в пол. — Не знаю. Мне всё ровно. — На ночь глядя приехала… Это же небезопасно. — поучительно произнес он, как приятель или товарищ… осуждая. — Для кого? Для тебя? — Хазан была резка. Он поднял глаза прямо на неё — повеяло грозой — и не уловил тот надрыв и мольбу, что сквозили в голосе. Опять губы растянулись в защитной ухмылке… «стекло. я тебя вижу, но не слышу. нельзя»… Ягыз промолчал, отступая ещё дальше. — Почему ты отталкиваешь меня? Я здесь, я к тебе приехала. — Я не могу тебя не отталкивать… не имею права, — он отвечал расслабленно, как-то отрешённо, и вовсе отвернулся, — Не потому, что ты мнимая невеста моего брата… а потому что я сам позволил тебе ею стать. Понимаешь? Любя, позволил. Я ничтожный слабак… и не достоин этих обьятий. — Надеялся, что я буду тебя винить? Думаешь, так легче? — Я никак не думаю. И верю, ты искренне хочешь меня поддержать, но не нужно… я в порядке, правда… Езжай в особняк, госпожа Фазилет хватится… Он боролся с самим собой. Так мечтал её сегодня увидеть, так неподдельно загадал, что боялся теперь своих желаний. Неловкость и напряжение угрожающе давили… между прогнать и взять… сдержаться и дотронуться… Неважно как ты осторожничаешь, если уже на краю пропасти! — Аллах-Аллах… какой же ты эгоист! Бессердечный. — Хазан неверующе мотала головой, эмоции в конце концов взяли вверх, она почти кричала и почти плакала. Эгемен успел оглянутся. — Я эгоист? — Бессовестный, только о себе думаешь! — она подошла совсем близко и стукнула его в грудь, снова и снова, ручейки катились по щекам, зрачки блуждали, выискивая его реакцию. Прямой вызов и нападение. Будто выпуская наружу чудовищ, живущих внутри, она била его хлыстом… правдой и не правдой… Когда плевать — мучаешься меньше. «Бедная девочка, как же она устала. Что я с ней сделал?» — Я не собираюсь никого жалеть! Мне… мне нужна эта жалость, для себя… к себе…! Я хочу быть рядом с тобой, потому что мне плохо. Потому что я тебя люблю и ненавижу Синана, кольцо, особняк… и твоё благородство ненавижу… — девушка горько рыдала, последние слова она уже завывала в ладони, которыми прикрылась, захлебываясь слюной и слезами. Ягыз зажмурился и остро почувствовал как щемит внутри. Не только сердце разбитое, но и каждая косточка в нём была переломана. За неё. Он выдохнул и понял, что мало услышал, что заслужил больнее… и что ничего нет безусловней, чем их любовь. А что с этим делать не знал… Мужчина прислонил её голову себе на плечо и нежно обнял. Хазан тут же ожила, уткнулась ему в воротник и всхлыпнула. — Прости меня. Ты во всем права, я один здесь виноват. — Я тоже… виновата перед тобой… я… — голос дрогнул недосказанностью, он стиснул её крепче. — Тшшш… ты больше не будешь плакать, скоро всё закончится… Она умолкла, притихла… в его вселенной... тепло и долго-долго. И тоска буд-то нечаянно превратилась в неведанное ранее возбуждение… Девичьи прикосновения вдруг стали настойчивее, тонкая талия утонула в захвате сильных рук и совершенно бесстыдно впечаталась в его тело, пальцы гладили затылок, дыхание обжигало. Эгемен ощутил легкую лихорадку, предчувствие… странный тлен всех преград… эта вспышка оказалась самой яркой эмоцией за день, за год… за жизнь! — Хазан… ты должна уйти… — сдавленно прошептал он. Аккуратно отстранившись, она посмотрела на него, затем опустила взгляд на шею, плечи, рубашку, потом снова подняла на лицо, приоткрыла рот… казалось беззвучно произнося то, что он и так давно понимал. Ни тени истерики не осталось — тверда и серьёзна как никогда. — Никуда я не уйду… — просила, искала, требовала… сама. — Поцелуй меня. Как ключ от защитных замков, как приговор... хмель не мог сопротивляться. Невинные глаза и развратные губы… что-то запретное и тайное… Аллах… и ведь самое правильное было сейчас между ними. Ягыз наклонился, а она привстала на носочки. Он уже знал, что не остановится и будет винить себя еще сильнее. Но целовал её… наизусть, насквозь… оставляя за собой навсегда.