***
Мы шли в полной тишине минуты две. Начинать разговор первой — не хотелось, а Йен — явно не желал, поэтому от скуки я решила начать разглядывать еле светящиеся лампочки уличных фонарей. В них не было ничего необычного, кроме того, что они практически не горели, но занять-то себя надо было чем-то. Увидев, что я проявляю какой-то особый интерес к этим изобретениям Эдисона, парень тоже начал смотреть туда. Не найдя ничего особо примечательного, он решил спросить: — Что ты так смотришь на них? — голос звучал немного холодно, этого можно было даже и не заметить, но я это сразу уловила. Я слишком хорошо знаю тебя Йен Галлагер, слишком хорошо, так же как и ты меня, и иногда это пугает. — Мне скучно, вот и смотрю, — таким же тоном отозвалась я, даже не поворачивая в его сторону головы. Он глубоко вздохнул и остановился, я сделала точно так же. Мы стояли и смотрели друг на друга секунд тридцать, как бы решая у кого более стальные яйца, чтобы первым пойти навстречу. Мое упрямство было не по наслышке известно всей его семье, и оно явно было сильнее гордости Йена, поэтому парню пришлось начать диалог первым. — Прости, ты не виновата. Просто я хотел, — он замолчал и огляделся, чтобы убедиться, что улица, на которой мы были, абсолютно точно опустела. — Хотел побыть с Кэшем. Сама понимаешь о чем я, — разумеется понимаю, мой дорогой друг. Уже практически пол года, как понимаю, и за это время ты так и не привык говорить об этом прямо, не стесняясь и не отводя взгляд в сторону. Но я все время задаюсь только одним вопросом: зачем скрывать то, что ты гей? Фрэнку абсолютно плевать, да и он этого явно никогда не узнает, и даже если узнает, то быстрее напьется и забудет об этом, чем сделает что-то с ним, а все остальные поймут. Это же не его выбор. Против природы не попрешь, как говориться. Интересно, сколько он еще будет это скрывать? Год, два, или всю свою жизнь? Могу дать голову на отсечение, что он и мне бы никогда об этом не рассказал, не застукай я их однажды, когда в такую же ночь зашла повидаться с рыжим. Его реакция была довольно интересной. В глазах, цвету которых я безумно завидую, была целая смесь эмоций состоящая по большей части из страха и обреченности. Такие глаза обычно бывают у животного в тот момент, когда он понимает, что окружили, загнали в угол и деваться ему больше некуда. Но тогда, в добавление к этой смеси, в глазах Йена я увидела какое-то облегчение. Наверное, он был рад, что может кому-то об этом рассказать, и перестать держать все в себе. Ему явно стало намного легче после этого, и я рада, что смогла помочь ему. — Я понимаю, — на моем лице появилась искренняя улыбка. Он тоже улыбнулся, и в одн шаг сократив дистанцию между нами схватил меня в свои медвежьи объятья и немного приподняв над землей сделал несколько оборотов вокруг себя. Когда он только поднял меня, я тихо пискнула от неожиданности, но потом засмеялась. Мой смех звучал на удивление искренне и радостно. Я давно так не смеялась. Не знаю почему, но в этот момент я почувствовала себя по-настоящему счастливой. Мне стало наплевать, что рано или поздно придется вернуть домой к отцу-алкашу и матери-наркоманке, что на завтра задано дохуя уроков, и что мисс Флетчер снова будет орать на весь класс о том, что я не знаю таких «простых» вещей, как функция гипофиза или что-то еще из того же раздела анатомии. Почему-то с Йеном мне всегда было легче всего. С самого детства, как только Фиона привела в их дом маленькую, пятилетнюю девочку, которую отец в пьяном состоянии выгнал на улицу за то, что она слишком громко дышала и мешала ему и его таким же дружкам алкоголикам смотреть футбол. Я помню, что первым ко мне подошел именно Йен. В тот день он почему-то изъявил желание помочь незнакомому человеку. Он принес мне свою старую, порванную где-то в районе подмышки толстовку, которая ему была мала, а только рожденной Дебби еще слишком огромная. Не знаю, почему он решил мне тогда помочь. Наверное, ему просто стало искренне жаль меня. Я, наверное, никогда не пойму, почему именно рыжий Галлагер стал для меня столь важен, но если честно — плевать. Главное, мне хорошо. Когда он обнимает меня, я всегда чувствую не только физическое тепло, которое исходило от его тела, но и душевное. В такие моменты лед в моем сердце ненадолго оттаивает, уступая место чему-то светлому и теплому. Сколько себя помню, я называла рыжего Галлагера своим личным солнышком. Это пошло самого детства, как только у него начали появляться эти удивительные веснушки, которые идеально дополняли его удивительные изумрудные глаза, и ярко-рыжие волосы, которые всегда лежали в творческом беспорядке. Мне всегда нравилось зарываться в них своими обломанными ногтями, и пытаться привести их в порядок, но даже когда я наконец-то достигала идеального результата, он одним движением руки все разрушал, и мне приходилось начинать все сначала. Не знаю, делал ли он это специально, чтобы я еще покопалась в его волосах, или же ему просто не нравилось, как он выглядит с идеально уложенной набок прической. Йен вообще был полной моей противоположностью. Он всегда выделялся на фоне других своими яркими волосами, когда же у меня были потускневшие, ломкие, сухие блондинистые волосы, которые уже несколько лет походили больше на сено, когда у Галлагера они были на удивление мягкие, чтобы он с ними не делал. Мне мой стог соломы никогда не нравился, но почему-то все остальные, как один твердили, что для нашего менталитета они очень шикарные. Правда, так говорили до того момента, пока я не начала краситься чем попало, и окончательно добила свои бедные волосы, которые мне иногда становится искренне жаль. Глаза среднего Галлагера были ярко-зеленого цвета. Они чем-то напоминали либо свежую, весеннюю траву, либо драгоценный изумруд. Тут он опять выигрывал по всем параметрам, ведь я имела такую особенность, как гетерохромия. Любой другой бы позавидовал, да и я если честно тоже, родись я в другой семье, где тебе с самого детства твердили, что это патология, и ничего красивого или эстетичного в этом нет. Но всем Галлагерам, даже на всеобщее удивление Фрэнку, нравилась эта моя особенность. По словам Фионы, она никогда не встречала людей, у которых одна радужка глаза была похожа на кофе, стоявший недели три на столе, а другая на чистую воду, которую мы все видим достаточно редко. Слишком много мыслей, слишком много воспоминаний крутилось в тот момент в моей голове. Но все закончилось, как только парень аккуратно опустил меня на землю, и одной рукой поправил съехавшую набок шапку. Вторая, все еще невесомо придерживала меня за талию. Я же в свою очередь держалась за воротник его куртки. Заметив это, я хмыкнула себе под нос, и отцепилась от него. Йен тоже опустил меня, и мы продолжили свой путь, только уже не в полном молчанье, а делясь друг с другом произошедшим за тот период времени, что мы расстались около ворот школы.***
— Она серьезно тебе отсосала?! — кажется, я сказала это немного громче, чем рассчитывал парень. Нет, ну а что? Моему другу-гею отсосала девушка, которая сосала его старшему брату. И это было в тот момент, когда ее родители были буквально в нескольких метрах от них. Просто безумие! — И как? У тебя встал? — люблю издеваться над людьми, что ж поделать. Такая натура. Если бы улица не пустовала на нас бы посмотрели немного косо, но потом, секунд через десять забили бы. Это Чикаго. Всем абсолютно насрать кто с кем трахается. — Немного, — настолько тихо, что я еле услышала прошептал он, и снова отвел взгляд в сторону. Йен, солнышко, это я тут девушка и должна смущаться от таких разговоров, а не ты. — А Лип реально выпрыгнул со второго этажа и сломал ногу? — решила перевести тему я. Мне конечно нравиться смотреть на то, как рыжий смущается, но мы все-таки друзья, так что пожалею его. Немного. — Ага, — по его голосу было понятно, что он был очень рад, что я решила опустить подробности его веселой, сексуальной жизни. Не расслабляйся, мы к этому еще вернемся. Когда-нибудь потом. — А какого хуя он вообще потащил тебя туда? Ты же не шаришь за физику. Или ты за три часа стал гением, и решил скрыть это от меня, а? — поинтересовалась я, садясь на забор напротив алко-маркета, и параллейно доставая из кормана куртки потрепанную, полупустую пачку ментоловых сигарет, которые я спиздила у кого-то неделю назад. Галлагер присел рядом со мной и взяв из моей руки сигарету, поджег своей зажигалкой и вдохнул никотин. Он молчал минуту, потом две, устремив свой взгляд на практически потухшую вывеску магазина. Меня начало напрягать это молчание, я даже забеспокоилась, поэтому вытянула из пачки еще одну сигарету и подожгла ее об догорающий фитиль той, что держал в руках рыжий. Интересно, что такого могло произойти, что он не отвечает столь долго? Наконец, сделав последнюю затяжку, Йен кинул окурок на землю, и примяв его носком ботинка наконец-то заговорил. — Лип нашел журнал, — на одном дыханье выдохнул он, и зарылся рукой в волосы. О, черт! С одной стороны это плохо, ведь он не хотел никому говорить, а с другой все же хорошо. Может, если он отреагировал нормально, парень наконец совершит каминг-аут для всей своей семьи. — Он догадывается, или же… — я решила не продолжать фразу, и просто потрепала его по плечу. Йен был напряжен, и я не знала, как помочь ему. Ненавижу это чувство беспомощности! Ненавижу быть бесполезной для тех, кто мне слишком дорог. — Думаю, он уверен, — парень схватил мою ладонь крепко сжал. Он всегда так делал когда нервничал. Пытался почувствовать хоть какую-то поддержку, возможно даже найти решение своей проблемы. — Что мне делать, Ким? — голос был поло безысходности. Зря я спросила об этом. Дура. Ладно, будем думать вместе. Ничего нового. Я конечно не Фиона, но в иногда тоже могу дать дельный совет. Редко, но могу. — Может, объяснишь ему все? — медленно начала я, стараясь сделать голос как можно мягче и ласковее. Это было достаточно затруднительно, если учитывать количество никотина в моих легких. Йен повернул голову в мою сторону, и по моему телу будто прошелся хорошенький такой разряд тока. В его глазах был страх. Я всего несколько раз видела эту эмоцию на его лице. Обычно, даже если он пиздец чего-то боится, то старается не показывать всего этого, ведь ему с самого детства внушали, что страх — это прямая дорога в могилу. В нашем мире ему нет места. Если чего-то бояться, то можно запросто лишиться еды, или же воды. В трущобах — выживают сильнейшие. Это — первое правило улиц, несоблюдение которого в худшем случае заканчивается смертью. — Ясно, — я кивнула сама себе, и достала еще одну сигарету. Взяв из рук Йена зажигалку, я крутанула заржавевшее колесико, и поднесла появившееся пламя к зажатой между зубами потрепанной никотиновой палочке. Сделав не глубокую затяжку и выдохнув в атмосферу неровное кольцо белого пара, я решила прервать молчание, которое висело между нами. — Ты сможешь зайти туда один? — спросила я вдыхая еще порцию никотина в свои легкие. Галлагер мотнул головой, отгоняя ненужные мысли, которое витали в его голове на протяжении нашего затянувшегося молчания. Отпустив мою руку, он кивнул, и спрыгнув с забора, засунул оледеневшие руки в карманы куртки, и осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии машин, быстро перебежал через дорогу, и скрылся за старой, обшарпанной дверью бара.***
Его не было уже минут пять. За это время я окончательно окочененела, и поэтому, на свой страх и риск, решила последовать за ним. Зайдя в теплый, если сравнивать с улицей, бар, я все равно поежилась. Только не от холода, как было снаружи, а от липкого страха, который сковал меня, стоило мне полностью зайти в это отвратительное помещение. С этим заведением меня связывала одна не самая лучшая история в моей жизни, но об этом я расскажу как-нибудь потом. Сейчас, мне трудно даже думать об этом. Бр-р-р. Не хочу вспоминать. Стараясь слиться с толпой, и особо не выделяться, я пыталась найти своего друга в этой огромной, пьяной толпе. Это было сделать не так уж и сложно. Его волосы было хорошо видно даже из самого дальнего уголка этого бара. Йен сидел перед барной стойкой и увлеченно разговаривал с Кевином. Только из-за того, что он в курсе моего семейного положения, я и продолжаю приходить сюда за пойлом для отца. В других местах мне просто не продают, ведь по меркам общества, я еще ребенок. Решив, что этот разговор продлиться еще достаточно долго, я решила не стоять столбом у двери, ведь это могло привлечь еще большее внимание к моей персоне, а мне это совершенно не нужно, поэтому я решила протиснутся к тем, кто в случае чего встанет на мою защиту. Стараясь обходить большие скопления огромных мужчин, я медленно приближалась к своей цели. Когда до барной стойки оставалось каких-то жалких пол метра, я почувствовала знакомую руку с жирными, похожими на сардельки пальцами, на своем плече. Резко остановившись, я молилась всем известным мне богам. Хоть бы показалось, хоть бы показалось, как мантру повторяла я, медленно разворачиваясь. Не показалось — пронеслось в моей голове, когда я увидела знакомое, отвратительное лицо, которое уже практически год сниться мне каждую ночь в кошмарах. Маленькие, черные глаза на заплывшем от алкоголя огромном лице сверкали в этот вечер по особенному. Прямо как тогда — подумала я. На мои глаза стали наворачиваться слезы, и я пыталась вырваться, убежать туда, к Йену и Кевину. Почувствовать себя защищенной, но эта мразь не утратила своей хватки. Плечо начало ныть о нарастающей боли. Я снова попыталась вырваться, но опять потерпела неудачу. Поняв, что самой мне не выбраться, я попыталась позвать Кевина, чтобы он вышвырнул эту свинью отсюда, но с моих губ вместо крика о помощи слетел лишь жалкий писк, который вызвал у мужчины лишь довольную усмешку. Он чувствовал мой страх, и упивался им. Ему нравилось смотреть на то, как я раз за разом пытаюсь издать что-то хоть немного громче писка, и как каждый раз терплю неудачу и пытаюсь снова. Он сжимал мое плечо все сильней, когда же я все сильней стремилась вырваться. В тот момент я была похожа на ящерицу, которой наступили на хвост, и которая все еще не отчаивается и пытается вырваться. Только она может сбросить свой хвост и спастись, а я увы руку себе не отброшу, как бы не пыталась. — Эй, разноглазая, успокойся, — раздался голос прямо передо мной. Из-за застилающей мои глаза пелены слез я уже давно четко не видела лицо стоящего передо мной мужчины, но сейчас, когда я вытерла стекающие по моим щекам мокрые дорожки, я снова смогла четко видеть силуэт передо мной. — Фрэнк, это ты? — рыдая уже от счастья я бросилась старшему Галлагеру на шею. Уткнувшись носом в ямку между ключиц, я продолжала громко всхлипывать. Мужчина сначала оторопел от такого внезапного порыва нежности с моей стороны, но потом неловко похлопал меня по спине, пытаясь видимо успокоить. Нежности он не проявлял даже к собственным детям, так простое похлопывание по спине можно было рассматривать как особую заботу. — Ты чего это разнылась, а? — наконец отцепив меня от себя грубо, в своей обычной манере спросил он. Я ничего не ответила, лишь продолжила стирать слезы со своего лица. Я делала это с таким рвением, что мне показалось, как будто я раздираю свое лицо в клочья. Эта мысль заставила меня немного убавить свой энтузиазм. — Прости, приняла за другого человека, — я счастливо улыбнулась и убрала упавшую мне на лицо прядь. Он все еще в тюрьме — это значит, я в безопасности.