Волку верь убитому

«Мудрость в сострадании, Ужасный Волк»

      — Кажется, в прошлый раз ты был эльфийским слугой Инквизитора. Что, надоело вылизывать её сапоги?       Эльфийка усмехнулась, твёрдо смотря в глаза напротив. Сильная рука мужчины прижимала её запястья к стене.       Во всём Зимнем дворце, казалось, только они бодрствовали. Дворец в разрушенном Халамширалле в отсутствие Селины принадлежал Бриале и её эльфам, что собирали для неё самые свежие сплетни. До недавнего времени, пока эльфы не начали уходить один за другим. Их невозможно было найти или выследить.       — Ты знаешь, кто я, Бриала, — приглушённо сказал Солас, — Фелассан явно рассказал тебе немало.       Ладонь, облаченная в латы, всё сильнее стискивала руки Бриалы. Она не могла отвести взгляда. То был не страх, скорее, покорность жертвы перед хищником.       — Фелассан?! — её зрачки тут же сузились, голос вздрогнул, — где он? Что ты с ним сделал?       Солас отпустил её руки, которые сейчас удерживала магия. Он медленно повернулся к спящему Элувиану.       — Он сам выбрал свою судьбу, — Солас на миг замолчал, давая эльфийке время сложить пазл в своей голове.       — Он лишь помогал мне стать ближе к нашему народу.       Эльф резко прервал её:       — Твоему народу, Бриала. Фелассан и я совсем другие Elvhen.       Солас горделиво приподнял подбородок, осмотрев себя в почерневшее зеркало.       — Фелассан — долиец, — тихо проговорила обездвиженная эльфийка. Без своей маски она чувствовала себя голой, незащищённой.       Эльф самодовольно посмеялся и вновь обернулся к Бриале.       — Поэтому его клан, — он насмешливо выделил голосом последнее, — не помог вам, когда вы чуть не распрощались с жизнью? Поэтому он лишь кормил тебя обещаниями и легендами? Всё было правдой, Бриала.       Тонкое лицо эльфийки отражало замешательство и подступающий страх. Конечности сковывала магия, в груди застучало сердце, а кожу начинало холодить.       — Все эти байки про хитрость Фен’Харела — правда. Смотри на меня, Бриала, — Солас сверкнул залитыми голубоватой магией глазами, и голова девушки по его прихоти резко поднялась вверх, — скажи, кто я?       Внутри неё всё сжалось, дыхание резко спёрло где-то в горле, отчего она могла только приоткрыть рот и проскрипеть. Бриале хотелось молиться, но теперь ни в кого она так не верила, как в него. Она смотрела в эти заколдовывающие пылающие глаза и ужас охватывал её еще пуще.       — Ты Фен’Харел… но, — она судорожно выдохнула, — Фелассан никогда не обвинял Фен’Харела. Чем он заслужил его… твоё непрощение?       Солас завел руки за спину и выпрямился, излучая всё то же равнодушие:       — Он был моей правой рукой с тех пор, как я отошел от Утенеры. Фелассан отказался от меня. Слишком много знал и слишком грубо ошибся, утеряв пароль от элувианов.       — Но ты знаешь того, у кого есть пароль, — перебила его Бриала, нахмурившись.       — Именно.       На лице эльфа снова появилась лёгкая улыбка.       — С какой стати я должна говорить тебе его? — Эльфийка нашла в себе силы выкрикнуть.       Солас, не медлив, отошёл к зеркалу и провёл по его поверхности пылающей окованной рукой. Чернота начала проясняться: сначала Бриала увидела свое отражение, затем ей показались образы. Она видела в них эльфов, как ей казалось, легендарных и свободных долийцев. Эта свобода манила, она всегда мечтала о мире, где её народ будет таким же свободным, как люди.       — Это же ты подводила Селину к освобождению эльфов. К чему это привело? Халамширалл лежит в руинах. Выжившие эльфы ушли. Эльфинажи опустели. Сейчас ты можешь помочь, Бриала.       Бриала смотрела на мелькающие образы эльфов и его голос раздавался эхом где-то в голове. Ей не хотелось вновь подставлять Селину под удар, обрекать себя на участь Фелассана.       — Ты правда поможешь им? — Бриала опустила голову и тихо проговорила под нос.       Его лицо в момент смягчилось, морщинка между бровей медленно исчезла. Он обернулся к элувиану, с сожалением смотря на образы собственной магии. Солас отгонял свои мысли, но они продолжали грызть его:       — Мне нужен шанс попробовать снова.       Он приложил ладонь к зеркалу, и оно вновь почернело.       — С условием, что Селина не пострадает.       Солас сверкнул глазами. Магия, что удерживала эльфийку, развеялась, и она приземлилась точно на ноги, оперевшись на одно колено. Бриала выпрямилась, страх отпустил её. Запустив руку в поясную сумку, она вынула красный ограненный кристалл и протянула мужчине:       — Это ключ. Кроме меня и Фелассана о нём знает сэр Мишель де Шевин, в прошлом — рыцарь Селины, в настоящем — член Инквизиции. Им может быть что-то известно.       Бриа коснулась элувиана за спиной Соласа, тот повернул голову, проследив за её движениями.       — Грядёт нечто большее, — произнесла эльфийка. Чёрная гладь элувиана начала расползаться под её ладонью. В какой-то миг чернота отступила вовсе, и рука погрузилась в прохладные голубоватые волны.       Солас накрыл её запястье латной рукой, с силой вытягивая из зеркала так, что Бриала пошатнулась назад.       — Не думай, что угрожаю, Бриала, — начал он снова после продолжительной паузы, — но тогда, во время бала, мне не представилось возможности добраться до тебя.       — Да, ты был слишком занят леди Инквизитором, — перебила она, ухмыляясь с особым прищуром.       Он нахмурился, выкинув руку Брии из своей:       — Скажи ей «спасибо», что снова можешь облизывать ноги Селины, а не считать ворон на висельнице рядом с Гаспаром.       Эльфийка понимала, что все сказанные ею слова могут сыграть не в её пользу. Правила Игры работали только с напыщенными аристократами, но не перед мужчиной, в существование которого Бриала верила с трудом. Фен’Харел был не больше, чем героем из историй Фелассана. Она всегда восхищалась хитростью легендарного Ужасного Волка, в ловушку которого угодила сама. Все её эльфы, что не сгорели в пылающем Халамширалле и не истекли кровью от воткнутого в спину кинжала, ушли. Где-то сейчас они поднимаются под знамёнами Ужасного Волка.       Выбор, которого больше всего избегала Бриала, снова встал перед ней: её народ или Селина.       Как только Солас ступил в элувиан, Бриала остановила его, хватаясь за шкуру на его латах:       — Пообещай, что не тронешь её.       Он дёрнул плечом, вырываясь:       — Пока жива ваша императрица, шемы находятся в неосознанном спокойствии. Их внимание мне незачем. Смотри в оба и слушай в оба.       От хищного взгляда Соласа, Бриала продрогла, проводив того взглядом, пока он не скрылся в глубине зеркала полностью. Элувиан закрылся.       Его облаченные в сильверитовые латы ноги ступили на каменистую тропу. Соласа одолевало волнение, он помедлив открыл глаза. Слишком много времени прошло с тех пор, как он последний раз был здесь. Сквозь розовые листья пробивался холодный магический свет, он освещал рунные камни.       Солас сделал несколько шагов и оказался на вершине холма, у подножья которого вились тропы к другим элувианам. Над землёй, в бесцветном небе парили острова, глыбы с виднеющимися на них разрушенными палатами и дворцами. Эльф с наслаждением вдохнул полной грудью. Ощущение родства с этим местом приятно волновало Соласа.       Он спустился вниз по склону, оглядывая витающие развалины, и прошел в следующий элувиан. Солас остановился: с высоты парящего острова окружающая местность казалась еще более завораживающей. Находясь в полном одиночестве, он позволил себе подставить лицо под манящие лучи. Становилось легче. Свет мягко падал на его лицо, освещая незаметные веснушки на носу. Солас поморщился и приоткрыл глаза.       Каменные останки былой цивилизации возвышались над его головой. Дорога была стёрта, латы бренчали, когда его ноги опускались на остатки каменистой тропы. Здешние места принимали его: Солас чувствовал, как погружается в объятия чего-то родного и незабытого. Другой реальности, что мерещилась ему во снах, звала, молила его прийти. И когда Солас наконец пришёл, от неё остались лишь руины, песок воспоминаний, что он не может удержать между пальцев.       Пространство перед ним исказилось. В мраморной арке, тронутой временем, показалось тонкое очертание человеческого тела.       — Ищущий мудрости и жаждущий истины. Чертоги открыты для искателей истинного знания, о, древнейший, — послышался холодящий стон духа. Солас узнал в его словах древнеэльфийский.       — Я вернулся, Гил-Диртален, — отвечал ему эльф на том же древнем эльфийском, — проведи меня по залам Вир Диртара, мне нужно знать.       Дух, проявляя видимое любопытство, подплыл к Соласу ближе:       — Знаешь ли ты, что тебе действительно нужно знать, Фен’Харел? Порой путники приходят в Вир Диртара, глубоко ошибаясь в том, что им нужно и что они хотят. Его призрачное тело замерцало, конечности становились длиннее и обретали форму привычных женских рук и ног. На месте бесформенного духа появилась остроухая женщина, облаченная в струящиеся одежды. Она всё так же была призрачна и холодна, но Солас улыбнулся, узнав её.       — Лаэль, — он протянул к женщине руку, — как же долго я не видел тебя. Она накрыла своими ледяными ладонями его щеки, касаясь бесплотными губами лба. Солас не сопротивлялся. Тело Лаэль расплывалось лёгкой дымкой, когда он дотрагивался до неё.       — Ты обещал прийти, и ты пришёл, — тепло сказала она. — Не важно, сколько времени утекло, наконец ты здесь, Ужасный Волк.       Солас отпрянул от неё и нахмурился. Его голос снова стал звучать жестко:       — Я здесь, чтобы всё исправить. Я знаю, что здесь были другие.       — О, да! Да! Они искали других, завоевателей. Они не желали тебе зла, но те, другие… — Лаэль выглядела взволнованной: она жалобно сводила брови, грациозно жестикулируя руками и мечась из стороны в сторону по воздуху.       Солас всегда помнил её такой. Помнил, как она сквозняком блуждала по Вир Диртара вместе с другими духами. Ночами в чертогах библиотеки разливался её тонкий голос, напевавший эльфийские мотивы, пока та была увлечена наведением порядка на книжных полках. Она сама была и остается до сих пор хранителем вековых знаний эльфов, неотделимой частью Вир Диртара. Каждый элвен мог прочесть здесь воспоминания другого — Лаэль это завораживало, а Соласа привлекали её чувства, — не все духи могли так чувствовать.       Женщина прислонила бледный палец к губам эльфа, когда тот хотел было что-то сказать:       — Я хочу, чтобы ты послушал мои истории, Ужасный Волк.       На её лице появилась улыбка, и Солас не смог противиться.       Лаэль поплыла сквозь арку по разрушенным залам библиотеки, с сожалением и искренней любовью одновременно рассматривая бесчисленное количество книг. Какие-то из них были аккуратно расставлены на останках книжных полок, что возвышались высоко над головой, другие — беспризорно валялись разодранные и сожженные. Солас с сочувствием ступал на пожелтевшие страницы и корешки книг. Они жалобно хрустели под весом лат.       — Что ты хочешь поведать мне сегодня, всезнающая?       — Я расскажу тебе легенду про волка, что был проклинаем собственными собратьями, — Лаэль провела ладонью по пыльным корешкам книг и обернулась к эльфу.       Они вышли на полуразрушенный балкон, с которого открывался вид на запущенные сады со статуями эльфийских богов и золотых галл, стены замков, что смогли выстоять против времени. Солас оперся об увитые плющом перила. Его взгляд приковал огромный каменный волк на озарённом холме: он возвышался рядом с золотой галлой и смотрел прямо на Соласа.       — Когда-то, во времена превосходительства Элвенана, — наконец начала Лаэль, — по земле ходили боги, почтенные и всемогущие.       Солас перевёл взгляд на Лаэль и чуть свёл брови.       — И самозваные, — продолжила она с улыбкой. — Но был среди благоговейных почитавших тот, кто не желал становиться слепым рабом эльфийской веры. Никем не любим, никем не почтён, носил он имя «Гордость» на языке шемленов и восстал против ложных богов. Одержав победу над тиранией богов, он уснул, ушёл в многовековую утенеру, и никто не знает, сколько времени Гордости не было в этом мире. Очнувшись, он понял, что всё, за что он боролся, пало, лежало в руинах. Позабыли и Гордость. Теперь эльфы зовут его Фен’Харел и проклинают. В нём не осталось ни капли гордости, лишь гордыня.       Улыбка пропала с прозрачного лица Лаэль. Солас вновь повернул голову в сторону волка, стискивая зубы и слегка приподнимая подбородок. Он хотел возражать и оправдываться, но понимал, что всеведающая была права. Нетерпение упрёков раздирало его сердце, как паразит. Он чувствовал, как этот червь дерёт его изнутри.       — Ты сделал Фен’Харела предметом своей гордыни, древнейший, — продолжила Лаэль, — но не своей гордости.       Поджав губы, эльф резко повернулся к ней и сжал кулаки.       — Я делаю это для своего народа, — он повысил голос, прорычал, стараясь держать себя в руках, но слова Архивариуса глубоко задели его.       — Ты хочешь помочь себе исправить свои же ошибки, — Лаэль положила свою невесомую руку на его плечо и ласково проговорила, — быть довольным собой. Есть та, что хочет разделить с тобой твоё бремя, но даже в этом ты остаёшься заносчив.       — Я не хочу подвергать её опасности, — Солас раздражённо перебил её. — Всего лишь надменный и несчастный, Ужасный Волк.       Солас оскалился, не выдержал правды, смахивая женскую руку. Его глаза загорелись и бесплотное тело Лаэль спёрло, — магия Соласа сковала её, но не подчиняла. Дух Гил-Диртален был слишком силён для него даже сейчас.       — Мне нужна Сфера Средоточия, Гил-Диртален, — спокойно объяснил он, постепенно сдвигая брови всё больше до глубоких морщинок.       — Твоя Сфера уничтожена, Фен’Харел, — Лаэль прохрипела. Сжимая пальцы в кулаках, она противостояла магии Соласа и алого цвета дух её бледнел.       Эльф приподнял подбородок и скрепил руки за спиной, заставив духа посмотреть в его глаза.       — Митал. Мне нужна Сфера Митал.       На лице Лаэль промелькнули жалость и злость одновременно.       — Даже подчинив себе силы Митал, ты не перенял её мудрости.       Через мгновение глаза Соласа приняли обычный вид и дух Лаэль неестественно обмяк. Волк провёл искрящейся рукой по её глазам, сжимая в ладони исходящую от эльфийки дымку. Её пальцы, руки, подол одеяния стали постепенно исчезать. Развеялись длинные волосы, потускнели глаза, — она становилась бесформенным приведением, как и раньше.       — Сфера Средоточия, Гил-Диртален, — его голос снова звучал невозмутимо, но крайне жёстко, — я заберу её и покину тебя.       Архивариус приподняла конечность, служившую рукой, и указала на груду развалин, среди которых безжизненно валялись Сферы. Такие же, что когда-то была и у Соласа, с самыми замысловатыми и неповторимыми узорами. Только они не пели. Не искрились, не излучали могущественную магию. Они валялись среди руин безжизненными кусками неизвестного металла.       — Почему древа не принимают их? — Солас поднял ту, которую искал.       Лаэль взвилась вокруг золотого дерева в центре библиотеки:       — Их сердца потухли.       От негодования Солас прорычал под нос. Он продолжал бороться в одиночку и чувствовал, как проигрывал сам себе. Даже с Митал он понимал, что загоняется в угол.       — Где мне найти сердце ти… — он обернулся и обнаружил, что был совсем один. Лаэль испарилась, оставив его посреди оглушающей тишины библиотеки.       Между его бровей собрались морщинки. Солас сжал сферу в руке, с минуту смотря на её извивающиеся вырезы и собираясь с мыслями. Хитрость никогда не подводила Волка, думал он. Совсем другие эмоции и чувства заполонили его, это подводило. Ему снова требовалась помощь, толчок от кого-то, кто знал его до последнего сантиметра, потому что сам себя Солас не узнавал.       Он вновь сжал пальцы вокруг Сферы, раздраженно рыкнув, и направил почти всю свою магию в артефакт. Энергия проходила через все его тело, обжигая каждую клеточку, но даже Митал не могла пробудить Сферу. Солас горестно оскалился и шумно выдохнул. Больше всего на свете в этот момент он ненавидел себя, свою беспомощность. Он думал, что проигрывает самому себе. Солас проигрывал Фен’Харелу, подумал он.       Он подошёл к элувиану в дальнем углу залы и провёл свободной ладонью по голубоватой глади зеркала. Под его рукой блеснула магия, в глубине зеркала показались образы. Знакомый голос зазвучал на струнах сердца и до самых кончиков ушей его накрыло волнение. Солас увидел копну белокурых волос и замер, боясь сделать вдох. Эллана твёрдо вонзила кинжал в карту и указала на него пальцем. На лице Инквизитора читалась решимость, она ожесточилась и выглядела бесчувственной, но не потерянной, как он. Бесчувственной, но не бездушной.