***
— Она бы все равно ей сказала. Не сейчас, так потом, — фыркает Юра. — Так что расслабься. Паша чересчур крепко сжимает сигарету меж пальцев, что заметно даже невооруженным взглядом: так сильно белеют костяшки. А затем фильтр предсказуемо ломается в его руках. — Да блять! Какое нахуй расслабься, Юр? Это же пиздец! Музыченко коротко пожимает плечами. Пиздец был колоссальный, тут не поспоришь. Успокаивало только одно, — этот пиздец был неизбежен. С их хреновой конспирацией, которая происходила последние месяцы, они вполне могли ожидать чего-то подобного. Паша сам зажимал его в каждом темном и не очень углу, а стоило только в доме, где они писали альбом, хоть ненадолго рассосаться огромной толпе, как он тут же хватал Музыченко, утягивая в туалет или спальню (смотря, что было ближе), чтобы развести хотя бы на отсос. Так сильно зудило в одном месте, а музыкальная вакханалия, чистая и откровенная, которая творилась все это время между ними, только добавляла масла в огонь. Это было подобно самому забористому алкоголю или самому крепко забитому косяку на свете. Именно в таком состоянии люди обычно звонят своим бывшим, скачивают тиндер на телефон в поисках того (или той) самого на один только вечер или передергивают на самую отбитую порнуху в интернете. Бывшим с Юриной популярностью было звонить не вариант, про тиндер разговоров вообще не было, он и так с трудом смог разобраться, как установить тикток, а вот порно… Натуральное порно находилось прямо перед его глазами, стаскивая с себя намокшую от пота футболку и утирая ей лицо. Музыченко разве что слюни не пускал, рассматривая Пашину голую спину и мышцы рук. На удивление секса в Личадеева оказалось куда больше, чем он демонстрировал на сцене. И вроде бы ничего особенно, тело как тело, ну мужское, ну обычное, да комплекция немного другая, отличается от его собственной, но как же, блять, эротично Паша двигал бедрами в такт, когда разыгрывался на своем аккордеон и затягивал выпавшие из прически пряди в плотный, тугой пучок. Музыченко его как-то раз за этот самый пучок истаскал по всей кровати. Волосы распускать запретил категорически, только крепче сжимал пальцы на чужой голове и нетерпеливо дергал в сторону своего паха. Паша смотрел на него абсолютно поплывшим взглядом и послушно открывал рот. А вот теперь нервно стучит носком ноги по полу и кидает короткие взгляды исподтишка. Юра хмурится и грубо отбирает остатки сигареты из чужих пальцев, чтобы выкинуть в банку. Это простое действие вызывает у Паши новый приступ ярости. — А ты хули такой спокойный, блять?! Заебал, сука, сидеть тут и молчать! Тебе нормально вообще?! У нас известная на всю страну группа, а у тебя так вообще ребенок! — Так у тебя тоже… на подходе… — Еб твою мать, Музыченко, ты вообще не помогаешь! Он перехватывает Личадеева ровно за секунду до того, как тот успевает вскочить с дивана и в гневе выскочить из комнаты. Ладонь привычно укладывается на чужую шею, давит с нажимом, не давая даже шанса на то, чтобы сбежать. Паша больно кусает его за нижнюю губу, Юра отвечает громким шипением. Но отстраниться или прекратить поцелуй, почему-то, не решается никто из них. Через минуту Паша принимается судорожно шарить руками по его телу, стаскивает кофту с чужих плеч, залазит под футболку, пальцами касаясь живота и цепляясь за пояс джинс. Юра крепче сжимает ладонь на его шее, с силой давит пальцами на кожу, а затем забирается в мягкие пряди, оттягивая с особым, садистским удовольствием. Запоздало и как-то совсем уж лениво в голове проскальзывает мысль о том, что вот такого злого, эмоционального эпизода у них еще не было никогда. Правда как быстро эта мысль появляется, так же быстро она и пропадает, стоит Музыченко нащупать в кармане чужих штанов пакетик со смазкой. Это тоже появилось не сразу. Но зато быстро вошло в их обиход. Паша горячий до ужаса, кажется, что просто прикоснись рукой, как тут же на коже останутся некрасивые следы ожогов, которые потом обязательно взойдут болючими волдырями. Но Юра все равно касается, кладет ладонь на мягкий живот, спускается ниже и совсем неласково обхватывает пальцами член. Мелкая дрожь чужого тела вызывает дикий восторг, и Музыченко не сдерживает хриплого стона. Личадеев мотает головой, пытается убрать непослушные пряди от лица, зачем-то ловит их губами. Юра снова тянется вперед, жадно и нетерпеливо целуя Пашу. Трахаются в какой-то абсолютно неудобной позе. Диван не располагает к комфортному расположению во время секса, особенно когда тебе за тридцатник. Но Музыченко все равно вдалбливается в Личадеева в бешенном и диком темпе, под конец ограничиваясь лишь короткими, смазанными движениями бедер. Паша требовательно тянет его руку к собственному члену и недолго стонет на одной ноте, пока Юра, все еще внутри, пытается двигать запястьем и одновременно привести дыхание в норму, чтобы унять колющую боль в боку. Последнюю сигарету в пачке они раскуривают на двоих, разваливаясь еле как все на том же потертом диване. Музыченко подтягивает выше спущенные штаны и переводит взгляд на Личадеева, пребывающего в прострации. — Почему мы никогда так не делали? — Что не делали? — Не трахались после ссоры. Пашка громко хмыкает, стряхивает пепел куда-то в сторону и закрывает глаза. — Потому что мы с тобой, Юрочка, не ссоримся, — приоткрывает один глаз, устало поглядывая в сторону Музыченко. — А только пиздимся. Из груди вырывается громкий ржач. Если бы Юра сейчас стоял или хотя бы ровно сидел, то точно сложился бы пополам от столь неконтролируемого всплеска эмоций. И ведь действительно, как-то раз, они вывалились из гримерки (еще до концерта) прямо на глаза своим женам с отвратительно красными рожами, распаренные и все еще заведенные после горячего, быстрого перепихона. Смирнуха тут же накинулась с вопросами, а Серговна только вопросительно вскинула бровь. Пришлось придумывать отмазку на ходу: начали спор по поводу предстоящего выступления, не сошлись во мнениях, немного попиздились. Вполне в духе их такой творческой и плещущей искусством движухи. Паша подхватывает его смех, тоже смеется заливисто, широко раскрывая рот. Юра залипает на чужое лицо и тянет ладонь, чтобы лениво скользнуть пальцами по щеке. Личадеев машинально клонит голову в сторону, ближе. Тугой узел напряжения внутри раскручивается, но не отпускает до конца. Они сидят в тишине еще какое-то время, быстро добивая сигарету. Паша кренится всем телом, собираясь на диване в какой-то непонятный, гигантский комок, и тяжело вздыхает. — Юр, что мы будем делать? Юра не знает ответ на этот вопрос. Зато у него есть свой собственный. — Прекратим? Паша мгновенно отвечает отказом. — Нет. — И я нет, — поддакивает Музыченко. Накрывает каким-то легким и приятным умиротворением. Последние возможные страхи отметаются в сторону, и Юра только и может, что откинуть голову назад, прикрывая глаза. — Мы что-нибудь придумаем, Пашенька. Обязательно. «Пашенька» ничего не говорит, Музыченко чувствует лишь короткое касание чужой ладони к собственному плечу.***
Через сутки Юра возвращается домой. Аня сухо приветствует его и выставляет на стол две тарелки с супом. Они долго разговаривают в тот вечер, обсуждают прошедшее, настоящее и неминуемое будущее. Развод по обоюдному согласию оказывается самым логичным решением. Юра съезжает с квартиры, но на студии и на репетициях они ведут себя как обычно: обмениваются ласковыми, семейными касаниями и улыбками, записывают вместе забавные видосы в инстаграм, туда же пилят фотки, и никому не рассказывают о том, что больше не вместе. Серговна женщина не глупая, тот статус и деньги, которые ей приносят Шляпники, только играют на руку. Юра репостит новость об очередной премьере ее спектакля в сториз и лайкает комменты подписчиков о том, какая они «прекрасная пара». Пусть они все еще и не знают, как лучше сказать Лизе о том, почему папа больше не живет с ними, обитая на не так давно купленном доме за городом, но такой исход событий оказывается наиболее безболезненным для обеих сторон. Волнует Музыченко сейчас совсем другое: с Пашей они не разговаривают и не видятся уже месяц. Короткие рукопожатия при встрече и быстрый обмен новостями не в счет. Впрочем, он решает первый Личадеева не дергать. И как бы не было остро желание позвонить или написать, особенно, когда накрывает мерзким чувством одиночества в пустом доме, Юра успокаивает себя тем, что просто нужно время. И возможно Паше даже больше, чем ему. Негласное ожидание заканчивается само собой. Когда они собираются перед съемками клипа, Паша приезжает на студию не один, — под руку рядом с собой он ведет Аню с огромным пузом. Девушка улыбается всем присутствующим, задерживая хмурый взгляд на Музыченко, но ничего не говорит. Юра коротко кивает в ответ и возвращается к обсуждению сценария. Это все еще ничего не значит, ведь Паша сам ему сказал, что между ними ничего не заканчивается. Клип, в итоге, выходит просто бомбезный. Они угарают как никогда, и это почти похоже на старые времена, когда только зарождалась их банда. Перемещаются из бара в бар, Личадеев с огненной штаниной до усрачки комично дергается на полу, под мостом Серговна сухими губами прижимается к его, а потом он тут же следом целует Кикера. Этот момент они не прописывали, но выходит вполне уместно, хоть и немного странно. Паша с новой прической внезапно выглядит еще соблазнительнее, чем было до. Юра списывает все на долгое воздержание и до последнего не хочет признавать, что просто соскучился. Впрочем, время у них еще есть. А у Музыченко теперь так вообще – вагон и маленькая тележка. Когда они с радостными улыбка оценивают финальную работу, распивая притащенную кем-то из съемочной группы бутылку теплого шампанского, Юру распирает от блаженного ощущения охуенно выполненной работы. И пока остальные пялятся в экран, Музыченко поворачивает голову, чтобы понять, что все это время Личадеев смотрел только на него. Улыбка на чужих губах совсем легкая, почти незаметная. Как тогда, в самом начале их замысловатых и путанных отношений. В кармане коротко вибрирует телефон, извещая о новом уведомлении, и Юра прекрасно знает, от кого это сообщение. Он делает большой глоток из бокала и просто подмигивает Пашке, возвращая свое внимание к компьютеру. Уже дома, выкладывая на стол продукты для ужина и две пачки сигарет, Юра приходит к совершенно простой и ни разу не романтичной мысли. Пиздиться, конечно, здорово, но вот заниматься любовью в удобной, мягкой постели, не боясь, что кто-то вот-вот должен ворваться в комнату, а телефон разразиться неприятной трелью внезапного звонка, гораздо приятнее. Паша, который приезжает в назначенный час и не минутой позже, его мнение разделяет полностью.